Помимо самих групп, были и другие факторы, оказавшие влияние на формирование гранжа и сиэтлской музыкальной сцены в 1980-х: панк-клубы, в которых могли играть любые начинающие группы, журнал The Rocket, некоторые музыкальные магазины и местные радиостанции.

Эмили Римен: В ранних 1980-х было много мест, куда пускали ребят любого возраста. Можно было арендовать помещение для выступления в UCT, IOOF, в Polish Hall или в St. Joe. Это был настоящий diy-панк-рок («сделай сам»).

Тим Хейес: Было много альтернативных площадок: Golden Crown, Danceland, Rosco Louie, Washington Hall, Gorilla Room, Bahamas Underground, Wrex – который потом превратился в клуб Vogue, Astor Park, the Meatlocker, the Funhole, the Mountaineers, Rainbow Tavern, Grey Door, Graven Image, Metropolis, Ditto и, конечно же, Showbox.

Ларри Рид: Происходили отдельные попытки по созданию собственных площадок для выступлений; мне вспоминается клуб The Bird.

Ник Скотт: The Bird был в здании Odd Fellows Hall. Как мне помнится, концерты проходили на втором этаже. Там еще была большая лестница, на которой я порой спотыкался, будучи пьяным в хлам и перепачканным в арахисовом масле, которым любила кидаться во время своих шоу группа The Weirdos. Был еще клуб Talmud Torah, там выступали группы из пригорода. Как и все панковские клубы, он был грязным, находится в странном месте, вонял старым пивом и пóтом панк-рокеров. Во время концертов всяких особо громких групп там становилось адски горячо, жар множества разгоряченных тел переполнял воздух. Потом этот клуб стал называться Showbox.

Джон Бигли: В те времена Showbox был помещением, которое сдавалось в аренду для выступлений. Никакого алкоголя – вход стоил пять долларов, у двери стояли вышибалы, а оборудование было очень плохим. Но у них бывали абсолютно убийственные концерты; огонь начинал разгораться.

Ким Уорник: Это была довольно большая площадка. Там помещалось где-то около тысячи человек.

Реган Хагар: Showbox был маленьким оазисом. Прямо в центральном районе, рядом с рынком. Если вы пойдете туда сейчас, там все очень чисто и пусто – трудно поверить, что когда-то было иначе. Как-то я пришел туда с другом, Робом Александром из старшей школы Бейнбриджа, и к нам подошел какой-то чувак: «Парни, хотите прийти на концерт на следующей неделе? Держите флаеры – я пропущу вас бесплатно». Мы взяли эти флаеры. А всю следующую неделю парни из Modern Enterprises организовывали привозы разных групп в Showbox, и я просто решил не уезжать. Я был там одним из самых молодых – нам всем было от четырнадцати до девятнадцати. Мы делали там всё: убирались, вешали постеры будущих концертов, проверяли билеты, работали охранниками. Долгое время нам платили только дешевым пивом, но мы были счастливы просто быть там. Еще в клубе была комната, где хранилось много разных пластинок, и мы зависали там всеми днями – там было что-то вроде нашей базы.

Блейн Кук: Реган Хагар и я занимались там контрабандой – брали деньги у людей и пропускали их на шоу, где все билеты были распроданы. Мы тогда неплохо подзаработали.

Кайл Никсон: В том клубе пол был на подпружиненной платформе, и во время концертов он ходил ходуном.

Род Муди: Постоянно были какие-то приключения. В соседнем помещении с клубом располагался магазин пончиков, в котором вечно тусовались всякие наркоторговцы и обитатели социального дна, а также безмозглые подростки – фанаты хеви-метала. И когда панки со своими высоченными розовыми ирокезами сталкивались с этими людьми, становилось жарко. Драки и поножовщина были обычным делом в этих местах – на тротуаре и близлежащей стоянке.

Реган Хагар: Клуб существовал в таком виде несколько лет, а потом ребята стали пытаться выбраться на более высокий уровень, занимать площадки побольше, и всё развалилось. Showbox закрылся на несколько лет, потом открылся снова. Кажется, в какой-то момент он превратился в стрип-клуб.

Билл Рифлин: Rosco Louie было реально крутым местом – это была андеграундная галерея искусств на Pioneer Square.

Ларри Рид: Я закончил художественное училище и открыл свою собственную галерею в 1978 году - Rosco Louie. Там всё было вдохновлено панк-роком. В этой галерее я начал объединять панк-шоу с изобразительным искусством. Это была довольно маленькая площадка, но у нас выступало множество интересных групп, как местных, так и из других частей страны. Вместимость была всего на сотню человек, но у нас бывали группы, которые иначе вряд ли приехали бы в Сиэтл – DNA Арто Линдсея, Bush Tetras. Я закрыл галерею в конце 1982 года. Потом в 1983 году я попал на концерт в Сан-Франциско в клуб, который назывался Tool and Die. Просто влюбился в это крошечное грязное место и, вдохновившись, в 1983 открыл новую галерею – Graven Image. Теперь визуальному искусству уделялось меньше внимания – это был уже скорее просто клуб и место для репетиций.

Элис Уилер: Graven Image была маленькой галереей на Pioneer Square. У них был подвал, где могли играть группы – довольно клаустрофобное пространство, особенно когда туда набивалось человек двадцать пять народу. Я помню, как там выступали U-Men.

Дилан Карлсон: У Graven Image был клуб-собрат – Grey Door, еще более крошечный и грязный.

Род Муди: В Grey Door бывали потрясающие шоу. Одно из самых запоминающихся было с участием кучки скейтеров, которые разожгли костер прямо на улице во время концерта Suicidal Tendencies, и катались на своих скейтах сквозь огонь, либо прыгали над ним.

Джонатан Эвисон: Grey Door платил нам травой.

Брюс Фейрвезер: Это был клуб ребят Бопо. Там была площадка (горка) для катания, так что все могли кататься на скейтах вокруг, а ребята Бопо тусовались рядом и приставали к людям. Порой они могли украсть твое пиво.

Билл Рифлин: Gorilla Room, как я помню, долго не просуществовал. Клубы постоянно открывались и закрывались – либо из-за проверок Комиссии по контролю за продажей алкоголя, либо из-за полиции. Всё, что казалось им диким – как например детишки, арендующие помещения и играющие музыку – вызывало подозрения и подвергалось тщательному контролю.

Дафф Маккаган: Владелец Gorilla Room был мутным типом, и это было хорошо для нас – мы могли выпивать там и играть музыку. Но однажды туда заявилась Комиссия по контролю за продажей алкоголя, и меня арестовали. Вскоре после этого и клуб закрылся.

Марк Арм: В 1983 году француз по имени Хьюго, скопивший какую-то сумму денег благодаря рыбалке на Аляске, приехал в Сиэтл и решил создать свой молодежный центр. Он смог получить место на Pioneer Square и открыл там Metropolis. Не думаю, что он мечтал именно об этом, но в итоге это стало местом для всех возрастов, где могли играть панк-группы. Там выступали и местные группы, и те, кто приезжал к нам с турами. Там играли Mr. Epp – Хьюго заплатил нам сто долларов за первый концерт. Мы такие: «О боже, неужели мы заработали сто долларов!» Metropolis был музыкальным инкубатором для ребят, которые еще только приближались к 21-летнему возрасту. Некоторые из этих ребят впоследствии стали участниками Soundgarden, Green River, Girl Trouble, Skin Yard, Feast, Melvins и Nirvana. Базз Осборн и Мэтт Люкин из Melvins выезжали из Абердина практически каждые выходные, чтобы потусить в Metropolis. Спали потом у кого-нибудь на полу, а в воскресенье возвращались в Абердин. Иногда они привозили друзей, например того очень высокого чувака, которым, как потом оказалось, был Крист Новоселич. Уверен, что Курт Кобейн тоже приезжал с ними иногда, но я тогда с ним не встречался. Они общались с очень разными людьми – от полных обдолбышей до будущих лесорубов. Дейл Кровер был одним из таких укурков, вечно ходил в джинсовке с овечьей подстежкой и носил усы щёткой [смеется].

Джефф Амент: Благодаря клубу Metropolis мы очень выросли. Было легко получить возможность выступить там, неважно, насколько плохой была твоя группа. У них были концерты три, четыре или даже пять раз в неделю. Я как-то пришел к Хьюго и сказал: «Я не могу себе позволить ходить на все эти шоу. Может, тут есть какая-то работа, которую я мог бы делать?» Он сказал, что я могу убираться после каждого шоу, и тогда ходить на все концерты бесплатно. Там был очень дружественный дух, такая хиппи-атмосфера в каком-то смысле.

Трейси Марандер: Я помню, что в клубе Metropolis было всё темное, черное внутри – это было очень маленькое место, там постоянно пахло по́том и гвоздичными сигаретами.

Род Муди: Сьюзан Силвер, впоследствии ставшая Миссис Крис Корнелл, работала на входе и помогала организовывать концерты.

Сьюзан Силвер: Metropolis был потрясающим местом. Раньше это был старинный бар, построенный еще на рубеже веков, так что там сохранилась великолепная деревянная барная стойка. Старое одноэтажное кирпичное здание в района Сиэтла, известном как Pioneer Square; именно в этом районе началось возведение Сиэтла, а потом после сгорания город был отстроен вновь. Это было в ранних 1900-х. Хьюго и мой парень Гордон Дусетт вложили очень много сил и энергии в это место. Оно было пустым долгие годы, а они подошли к делу творчески, сделали много интересных вещей с красками и оцинкованной сталью, построили сцену. Для ее оформления был использован настоящий парашют. Наши постеры каждую неделю гласили: «Приглашены все, любого возраста». Это было место для людей, которые хотели наслаждаться музыкой, но также и для тех, кто хотел проявить себя в творчестве. Туда могли приходить люди, работавшие над арт-проектами или устраивавшие встречи. Мы брали напрокат 16-миллиметровые киноленты из библиотеки и показывали иностранные фильмы на стене без звука во время концертов. Я управляла буфетом, помогала с созданием атмосферы, налаживала связи с партнерами, если было необходимо. В итоге потом я стала организовывать концерты самостоятельно, когда этот клуб закрылся.

Род Муди: Это все было очень заметным, учитывая, что клуб существовал только год – пока его не закрыли.

Мэтт Дентино: Осенью 1984 года друг нашел мне работу в старом китайском кинотеатре, который впоследствии стал клубом Gorilla Gardens. В ночь открытия я работал там барменом, и весь алкоголь в баре при мне очень быстро закончился – я по дешевке раздал всё своим друзьям. Это стало моей оплатой за всю ту собачью работу, которую я там делал. У них были ряды старых сидений от списанных самолетов-Боингов, которые я должен был в одиночку передвигать после уборки, а потом выносить мусор рядом с Чайнатауном, где всё кишело крысами. Говорили, что Брюс Ли приезжал туда, когда показывали его фильмы в ранних 1970-х. Он похоронен в Сиэтле, и он тоже учился в Вашингтонском университете.

Крис Ханзек: Там были полностью красные бархатные кресла, и такой же красный бархатный ковер.

Чарльз Питерсон: Это было дикое место, какое только и могло там быть [смеется]. Но при этом очень живое.

Ким Тайил: Было две площадки – Rock Theater и Gorilla Gardens. Всё вместе называлось Gorilla Gardens/Rock Theater. Иногда ты шел только на одно выступление на одной площадке – плата за вход могла различаться. А иногда можно было заплатить за вход только один раз, но при этом получить возможность посмотреть на семь групп, сменяющих друг друга на сцене. Всё это продолжалось в течение нескольких лет – к ним туда приезжало много групп, как местных, так и известных на национальном и международном уровне. Там у местных групп появлялась возможность поиграть на разогреве у тех, кто уже ездил с гастролями.

Марк Арм: Иногда там было два совершенно разных шоу, проходивших одновременно. Там мог быть поп-метал концерт в одном помещении и панк-рок-шоу в другом. Две аудитории встречались в холле и туалетах. Было очень смешно, эти грязные панки перемешивались с ребятами в розовом спандексе и с зачесанными волосами. Уверен, каждая сторона смотрела на другую и думала: «Вы какие-то умственно отсталые» [смеется]. Я помню, как однажды охранник остановил чувака, пытавшегося копировать Дэвида Ли Рота — у него была с собой бутылка Джек Дэниелс. И фейковый Дэвид Ли умолял его: «Пожалуйста, ты должен пустить меня, я должен быть на сцене! Мне очень нужна эта бутылка! Там нет алкоголя на самом деле, там внутри кока-кола!» Охранник понюхал ее, и впустил чувака.

Мишель Ахерн-Крейн: Энди Вуд взял меня на мой первый панк-рок-концерт – где рокеры подрались с панками. Энди в тот период был рокером, и я помню, как кто-то схватил его за белую меховую шубку и швырнул к забору с железной цепью. Это было печально известное шоу, его даже показывали в новостях. Не знаю, с чего там все началось, но тогда каждый четко знал, к какому лагерю он принадлежал.

Скотти Крейн: Две толпы пошли драться стенка на стенку, всё это вылилось на улицу, летали коктейли Молотова – настоящий вандализм. Кадры с вертолетной съемки этого всего потом попали в вечерние новости. Я помню, как смотрел их по телевизору с моей мамой, которая была в ужасе и сказала, что никогда больше меня туда не отпустит. Впрочем, мне в любом случае не удалось бы еще туда попасть – вскоре после этого клуб закрылся навсегда.

Ким Уорник: Crocodile Café тоже было классным местом – очень маленькое, но оно было открыто еще с ранних 1980-х. Fastbacks были одной из немногих групп, которые выступали там, когда это еще был греческий ресторан. Было похоже, как будто играешь в своей гостиной.

Дафф Маккаган: Клуб Vogue прежде назывался Wrex, и туда пускали только с 21 года. Если ты был несовершеннолетним, то нужно было подписать особое соглашение, чтобы выступать там. Мы с Fastbacks играли на разогреве у Джоан Джетт, но лично я, будучи несовершеннолетним, по условиям соглашения мог пройти только к сцене, отыграть и тут же уходить. Для меня это было совсем не весело.

Гарретт Шавлик: Концерты в Vogue всегда были по вторникам и средам – не совсем типично для вечеринок. И там был этот чувак, Монти, который работал барменом и был владельцем клуба. Он одевался как травести, но при этом был довольно крупным парнем. С посетителями он обходился очень мило: «Если вы чего-нибудь захотите, ребята, только дайте мне знать!»

Бен Рю: Бывало, придешь в клуб типа Frontier Room, а там люди так машут головами под музыку, что кажется, у них сейчас мозги повылетают. Это было прямо вниз по улице от Vogue.

Криша Аугерот: Monastery был гей-диско-клубом, но по какой-то причине туда стали пускать детей. По выходным мы ходили туда со Стоуном и Реганом, и некоторыми другими моими друзьями – я общалась с девчонками, которые были очень маленькими. Им было по четырнадцать лет, а они уже тусили всеми ночами – принимали наркоту и оставались там с девяти вечера до девяти утра.

Дэвид Мейнерт: Monastery постоянно становился объектом нападок всякого рода консерваторов. Было множество слухов о том, что там были наркотики, подростковая проституция – хотя я думаю, по правде это был просто танцевальный гей-клуб. В конце концов был принят тот закон, касавшийся подростковых танцевальных вечеринок: если в аудитории был кто-то младше восемнадцати, то там же не могло находиться никого младше пятнадцати или старше двадцати одного. Это фактически закрыло всю эту сцену.

Дилан Карлсон: В Такоме было место под названием Community World Theater, там часто устраивались концерты.

Элисон Волф: Community World Theater был классным местом – старинный театр, весь ободранный, и Nirvana постоянно там выступали. Неко Кейс работала там на входе.

Ким Тайил: Был клуб Golden Crown, в котором мы сыграли несколько раз в первый год нашего существования. Группа Bad Brains однажды выступила там всего за пять баксов. Потом там стало больше концертов именно местных групп. Это было вверх от китайского ресторана, в центральном районе.

Джефф Амент: Когда я вспоминаю о тех временах, я думаю о Ditto Tavern. Там играли где-то десять-двенадцать групп, два-три раза в неделю. Множество крутых коллективов вышло оттуда - Feast, Bundle of Hiss. Это место было очень маленьким, там помещалось от пятидесяти до ста человек. Но атмосфера была крайне дружелюбной, в стиле «покажи, что умеешь». Я помню, как чувствовал особое волнение на этих концертах, думал: «Вау, наши местные маленькие группы становятся действительно классными».

Конрад Уно: Я был барменом в Rainbow Tavern, и Джонатан Поунман вместе с радиостанцией KCMU стали организовывать вечеринки по вторникам. Это была таверна – обычный паб с вином и пивом, но музыкальные вечера в нем устраивались давно, на протяжении двадцати лет. Для меня показателем стало то, когда именно вечеринки по вторникам стали очень популярными.

Либби Кнадсон: Музыкальный салон The Central на Pioneer Square постоянно подвергался критике, потому что там была слишком обывательская публика.

Мэтт Фокс: Motor Sports Garage – это был каркас старого гаража, похожий на пещеру, построенный еще в двадцатых или тридцатых годах. В наши дни он уже был полуразрушен. Странное было место – там была большая, очень дорогая парковка, хотя это было в той части города, где не было особо ничего, ради чего стоило бы парковаться.

Бен Рю: Я работал в Paramount и в Moore Theatre. Paramount выглядел тогда не так, как сейчас. У них были рекламные стенды, завешанные объявлениями лишь наполовину. Численность народа сокращалась, и в итоге там всё переделали и модернизировали.

Джефф Гилберт: Самые лучшие места были одновременно и самыми худшими – например, клуб Squid Row. Если вы поищете в словаре значение фразы «нырнуть в дерьмо», там наверняка будет фотография этого клуба. Фишка в том, что фаны метала всегда были умнее. Они находили способы делать более качественные шоу на площадках с большей вместимостью, арендовали соответствующие помещения для этого, а снаружи еще и пивные вечеринки устраивали. Гранжеры никогда так не делали. Они просто забивались в какие-нибудь безумно маленькие углы, где был дикий фидбэк, и никто не знал, как его убавить. При этом сыграть меньше десяти песен считалось несерьезным. В этих местах так воняло – начиная с туалетов, которые никогда не убирались, заканчивая пивом, которое выливалось на полы и никогда не вытиралось. Гранж-толпа, скажу я вам, это были люди, которые вообще никогда не мылись. Представьте, что будет, если засунуть их всех в одну комнату, где жарко и воняет. Клянусь, это вызвало бы у вас слезы. Всё равно что слэмиться с людьми, воняющими прогорклым луком. Металлисты же пахли просто пивом и кожей.

Марк Смит: В те времена на начинавшуюся движуху всем было плевать. Хотя, журналу The Rocket было не всё равно.

Грант Алден: Я работал в редакции The Rocket, пробыл там семь лет и две недели. Чарли Кросс и я вместе ходили в колледж. Когда мы оба выпускались оттуда, The Rocket был выставлен на торги, но фактически в итоге его просто перекупили люди, которые в нем же работали. Мы с Чарли тогда обсуждали, могли бы мы купить его, и потом шесть лет спустя он снова стал продаваться. Он принадлежал людям, которые заботились больше о справедливости, чем о деньгах. И многие из них уже не жили в Сиэтле, так что было решено его продать. Чарли мог его купить, а я нет, поэтому я стал работать на него. Через несколько лет после этого Чарли получил контракт на написание книги о Спрингстине, и передал мне журнал в управление на то время, пока он работал над этой книгой. Потом он заполучил еще один контракт – на книгу о Led Zeppelin. Так что в итоге это продолжалось четыре или пять лет: он работал над книгами, а я занимался журналом. Потом он вернулся, а я ушел. Я работал с февраля 1987 по март 1994, а выпускающим редактором был с марта 1989 по март 1994. За тот период я стал очень хорошо разбираться в музыкальной индустрии, и построил такую карьеру, какую в ином случае мне никогда не удалось бы построить.

Арт Чантри: Все ненавидели журнал The Rocket из-за его высокомерного отношения ко всем. В итоге он оказался вроде как стерт из истории, но правда в том, что The Rocket был точкой сбора всего сиэтлского андеграунда. Без этого журнала половина сиэтлских групп никогда бы не сформировались, потому что они не смогли бы встретиться друг с другом. Даже Nirvana образовалась через него. И Sub Pop начинались именно с колонки в The Rocket. Арт-директоры Newsweek, Village Voice, Metropolis, Vibe, Vanity Fair и многих других начинали с журнала The Rocket. Я в итоге стал арт-директором этого журнала, и я был, наверное, самым известным из всех арт-директоров в нем – я был на этой должности четыре раза за десять лет. Я познакомился там с огромным количеством людей. Ты мог войти, и там будет Ким Тайил, или даже Роберт Крамб будет торчать там по какой-нибудь причине. Там был потрясающий поток интересных людей.

Грант Алден: Когда Чарли купил The Rocket, он решил, что нужно ставить на обложку наиболее известные группы, популярные по всей стране. А потом он как раз получил те контракты на книги, и в это же время начало очень активно развиваться местное музыкальное движение, что было очень захватывающе. Я работал с потрясающе одаренными дизайнерами. И с несколькими лучшими фотографами в стране, например с Чарльзом Питерсоном.

Чарльз Питерсон: Я всегда снимал черно-белые фото по двум причинам. Первая – экономия; на тот момент все мои знания были получены из опыта в создании школьных газет, а также от таких фотографов как Роберт Франк, Гарри Виногранд. Черно-белые фото имели определенный резонанс, которого не было у цветных. Но помимо этого, ты мог улучшить их самостоятельно в своей ванной. Мои друзья, игравшие в группах, часто нуждались в черно-белой версии фотографий в те времена. Что касается «эффекта вспышки и эффекта затвора», я перенял это от Гарри Виногранда, классического уличного фотографа шестидесятых и семидесятых годов: я видел серию, которую он снял в Fort Worth Rodeo, и он там использовал этот эффект. Я стал тоже пробовать его, и был период, когда я выкручивал его до предела.

Арт Чантри: Чарльз Питерсон был лучшим фотографом – парень просто невероятно талантлив. Sub Pop эксплуатировали его на полную катушку, и мне кажется, они ему ни копейки не заплатили за всё, что он делал. Разве что разрешали ему использовать их туалет в качестве темной комнаты для проявки фотографий, взамен на бесплатные фото.

Том Хейзелмайер: Думаю, в музыкальной истории Сиэтла был еще один важный фактор, который часто не учитывают: в этом городе было больше хороших музыкальных магазинов, чем обычно бывало в похожих городах такого размера. Такие места, как Fallout были очень оживленными, не меньше чем клубы в то время. Я познакомился там даже с бо́льшим количеством людей, чем собственно в клубах.

Мэтт Воган: Fallout фактически был местом, где зародился лейбл Sub Pop. По-моему, их офис был там, за магазином, в течение первого года или двух. Пластинки Sub Pop и все их ранние синглы вышли именно оттуда, с этих задворок. Sub Pop занимали там, наверное, пятьсот квадратных футов, но наличие такого места, предоставленного им музыкальным магазином, очень повлияло на становление всей сцены. Был еще магазин Cellophane Square в округе U. Там тусили те, кто принадлежал к гаражной сцене. Прорыв The Replacements случился благодаря этому магазину, именно там люди подсаживались на эту группу.

Кэти Феннеси: Я работала в магазине Cellophane Square в округе U. К нам заходили Nirvana, Марк Лэнеган, Мэтт Кэмерон, Ким Тайил. Я находила для них то, что им нравилось. Помню, как Курт Кобейн купил альбом Bats – «The Law of Things» (1990). Очень не-гранжевая пластинка.

Джонни Рубато: Мы в Rubato Records поддерживали связь со многими ребятами из пригорода, которые искали нечто более рок-н-ролльное, чем они могли найти у себя в торговых центрах.

Мэтт Воган: В западной части города был Penny Lane, где я работал. Когда он закрылся, я открыл Easy Street в 1988 году в округе U.

Скотт Вандерпул: Забавно, что многие из будущих сотрудников Sub Pop прежде работали в Muzak. Там была большая комната для копирования пленок, и они всегда звонили мне на радио, когда я там был, и оставляли заявки. Абсолютно всё, что влияло на музыкальные вкусы этих людей, собиралось вместе на этой радиостанции. KCMU держалось на добровольцах-энтузиастах. Например, днем по пятницам там был я, а затем Марк Арм.

Марк Иверсон: KCMU полностью спонсировалось слушателями, поддерживалось ими, так же как радио WFMU. Выступления местных групп категорически поддерживались, и нам повезло, потому что у нас была реально крутая местная музыка. Брюс Пэвитт работал на этом радио, так же как и Ким Тайил – всё как бы передавалось от одного к другому. И Марк Арм был там – всегда интересно было читать его комментарии к разным записям. Он использовал там свои настоящие инициалы – его имя Марк Маклафлин – так что если альбом ему нравился, он писал: «ММ… хорошо!» Это радио в том виде, в каком оно тогда было, очень сильно отличалось от того, во что оно потом эволюционировало – KEXP. Там было местное радиошоу, называлось «Аудио оазис», которое было очень крутым.

Скотт Вандерпул: В конце восьмидесятых, поскольку я уже наделал достаточно шуму на KCMU, мне предложили работу на коммерческой радиостанции – KXRX. В то время не было того, что можно было бы назвать «альтернативной радиостанцией». Было KZAM, радио с рок-музыкой восьмидесятых, но его закрыли.

Дэвид Кинкейд: У нас была классная радиостанция KJET, там ставили альтернативный современный рок восьмидесятых. Джим Келлер был там директором, он был согласен ставить в эфир всё, что угодно, лишь бы оно было некоммерческим. И он ставил много местной музыки.

Джо Ньютон: Была еще радиостанция KRAB, в которой была очень разная музыка; больше всякой эклектики, чем на KCMU в то время.

Кэти Фолкнер: Радио KISW имело два особых шоу по этой тематике, одно из которых называлось «Seattle Zone». Дэймон Стюарт познакомил местное сообщество с множеством групп, когда еще никто никого толком не знал. Порой даже приходилось выходить за пределы нашей «сиэтлской квоты», потому что было сложно сбалансировать огромное количество появившихся местных групп с теми группами, которые были популярны на национальном уровне. В конечном итоге эти радио-шоу стали в какой-то степени кровосмесительными, потому что местные группы заполонили эфир целиком.