В начале восьмидесятых сиэтлская музыкальная сцена продвинулась от групп, которые играли в барах и специализировались на каверах, до оригинальных панк-групп в стиле «сделай сам». Фактически, местная сцена к этому времени появилась буквально с нуля. И под влиянием потрясающих сиэтлских концертов нескольких многообещающих панк-групп из других частей страны (Black Flag, DOA и так далее), гранжевый фитиль был официально зажжен.

Том Прайс: Нечасто вижу, чтобы об этом упоминали, поэтому хочу обратить на это внимание – люди реагировали на панков очень агрессивно, даже если ты был не самым ярким представителем субкультуры. Каждый день, когда ты шел по улице, кто-нибудь обязательно кричал тебе: «Педик!», кидал в тебя пивные бутылки. Какие-нибудь студенты или торчки постоянно докапывались, пытались тебя завалить. Это происходило ежедневно, везде, куда бы ты ни пошел. Сейчас мне 43 года, у меня несколько детей, и это кажется мне таким странным – я был абсолютно привыкшим к насилию. Я не слишком крупный парень, никогда не был бойцом, поэтому я просто шел мимо с каменным лицом и игнорировал их. А если они решали все-таки избить меня несмотря ни на что, то я бежал как можно быстрее. Иногда меня все-таки избивали, но я знал, как защитить себя, поэтому не получал серьезных травм. Для меня самой потрясающей частью той жизни была музыка, столько было прекрасных групп. Но к этому прилагалось ежедневное напряжение; видимо, это было неизбежно.

Реган Хагар: В Бейнбридже постоянно происходили какие-то истории с полицейскими. В Сиэтле было спокойнее: «Видишь копов – избегай их, и все будет нормально». Но в Бейнбридже копов было очень мало, все всех знали, и стоило им увидеть нас с Энди [Энди Вуд, будущий солист Mother Love Bone – прим.пер.], как тут же начиналось: «Что это вы, парни, тут делаете? Давайте-ка посмотрим, что у вас в ботинках, а то у нас тут есть парочка нераскрытых преступлений». До нас просто докапывались без причин. Несколько раз они разделяли нас и даже надевали на нас наручники, но потом отпускали.

Марк Арм: Я учился в Линфилде, маленьком колледже в МакМинвилле, Орегон, с 1980 по 1982. Там было, может быть, четверо ребят, слушавших панк-рок, и еще где-то восемь человек, симпатизировавших нью-вейву. Все остальные в большинстве своем – всякие тупые спортсмены. Однажды мы с моим другом отрезали волосы на полдюйма и осветлили их. В моем случае осветление не очень удалось, получились какие-то пятна леопарда на голове. И мы пошли в столовую, а в нашей школе училось где-то 2 000 человек или немного меньше. Как только мы туда вошли, установилась абсолютная тишина, все на нас уставились. Я пошел к автомату с кока-колой, чтобы наполнить свой стакан, и там ко мне подошел один из ребят, футболист, и сказал: «Devo, я тебя когда-нибудь убью». Они из всей музыки знали только Devo, так что естественно, меня все стали называть Devo. Так легко было шокировать людей в те времена.

Чарльз Питерсон: Я поступил в Университет Вашингтона, и познакомился с Марком Армом в студенческом общежитии. Марк подсадил меня на андеграундный американский панк-рок/пост-панк. В тот момент единственным, что мне действительно хотелось изучать, была фотография. В младшей и средней школе я постоянно участвовал в создании стенгазет, делал фото. Моя мама на все дни рождения и на Рождество всегда дарила мне фотоальбомы. Так что мне показалось очень естественным начать фотографировать группы в местных клубах. И очень быстро получилось так, что у моих друзей тоже появились свои группы, в которых они играли, и им нужны были фотографии.

Блейн Кук: На концертах всегда было много людей под наркотой или в невменяемом состоянии. Много насилия, бессмысленного вандализма.

Дафф Маккаган: Панк-рок стал прибежищем для людей, которые не вписывались в школьное общество и не хотели тусить в спортивных командах. Поэтому панков всегда избивали гопники. К 1982 году гопники с окраин стали брить головы и приходить на панк-концерты специально, чтобы подраться и кого-нибудь избить.

Том Прайс: Black Flag стали популярными, хардкор стал популярным. И внезапно, стали показываться люди – можно было увидеть их рядом с университетом, они были с ирокезами и носили кожаные куртки. Мы называли их «панки на одну ночь». В восьмидесятых существовало четкое разделение – ты либо увлекался нью-вейвом, либо хардкором, либо рокабилли.

Эд Фотерингем: В Сиэтле постоянно шел дождь. Люди старались играть на гитарах в своих подвалах как можно громче, а потом, повзрослев до определенного возраста, они уже начинали играть на площадках, давать концерты.

Пол Баркер: Я помню, было довольно неприятно то, что промоутеры никак не могли организовать концерты в местах, предназначенных для всех возрастов. Легче было организовать выступление в баре или таверне, в месте, где продают алкоголь. При этом, если ты играешь раз в месяц, будут ли еще оставаться люди, которым не плевать на тебя и твою группу?

Джон Бигли: Выступать было негде, приходилось играть в галереях, на каких-то складах. Время от времени получалось выступить в какой-нибудь таверне, что неизбежно превращалось в бедствие. «Какие-то стремные коротко стриженые чудаки выступали вчера ночью – это надо было видеть!»

Джон Конте: University Avenue было хорошим местом. Если тебе было что сказать, если ты пытался продвинуть свою группу, оно было подходящим местом для тусовок. Там тебя могли увидеть, там зарождались слухи.

Джим Тильман: В аудитории буквально каждый был странным. Было не так много людей из пригорода. Ты видел одни и те же лица на каждом концерте, и половина людей сами играли в группах. Было очень шумно; все яростно прыгали вокруг, орали и пили. Но разница между концертами тогда и сейчас была в том, что тогда не было аудитории в стиле «все стоим на месте, сложив руки». Прыгали абсолютно все.

Уайтин Теннис: Один концерт перетекал в другой, и там ты мог с кем-то подружиться. Следующий этап – «я тоже могу собрать группу». Ты видел на сцене ребят младше себя самого, и это очень вдохновляло.

Род Муди: Я постоянно ходил на концерты и познакомился там с парнем-готом, фанатом группы Fartz по имени Вилим Пагмайр, который сам делал офигенный журнал под названием «Панковская страсть», и там выплескивал все свои чувства по поводу любимой группы.

Тим Хейс: Когда я приезжал в Сиэтл, я всегда покупал там «Отчаянные времена» - крутой местный панк-зин, в котором печатались рецензии на новые альбомы и статьи о группах. Если в Сиэтле намечался концерт, на который мы хотели пойти, то я садился в свой минивэн, брал с собой Грега и Сверво или кого-нибудь еще, покупал пять бутылок виски, пол-ящика дешевого пива, и двигал на концерт. Отъехав от Олимпии миль на двадцать, мы покупали еще пол-ящика пива. К тому моменту, как мы добирались до клуба Showbox и припарковывались рядом с ним, Грег уже был в отключке, а Сверво блевал. После шоу я обычно возвращался в Абердин только под утро, часов в пять, а потом приходилось еще идти на работу.

Чак Дуковски: Первые концерты Black Flag в Сиэтле были в 1979 или 1980 годах. Первый тур привел нас на север в Ванкувер через Сан Франциско, Портленд и Сиэтл. И первый концерт был в довольно модном клубе под рестораном в развлекательном районе набережной Сиэтла. Рон Рейс [ака Чаво Педераст] был у нас в тот момент вокалистом. Мы отыграли два сета, в одном из которых были на разогреве у Chinas Comidas. Когда мы вышли, толпа была маленькой, но постепенно количество народа увеличивалось. Мы играли очень долго, повторяя некоторые песни и исполнив безумно длинную версию кавера на «Louie Louie». Еще я помню, что на танцполе стояли какие-то столы, и я во время нашего выступления пытался их перевернуть. Посреди танцующей толпы еще и находились какие-то недовольные, которым хотелось посидеть на этих столах. А потом на лестнице, ведущей на бекстейдж, мы увидели Кайла Никсона с друзьями, и они предложили нам пойти к ним ночевать.

Кайл Никсон: В феврале 1980 года я ходил на концерт Black Flag, а потом в мае познакомился с Полом Солгером, и мы создали группу Solger. Я вырос в Беллвью, а это находится рядом с Сиэтлом, через озеро, на восточной стороне. К тому времени, как я стал участником этой группы, я ушел из дома, переехал в Сиэтл и жил с какими-то девчонками. Мы отыграли лишь семь концертов. Мы не слишком близко общались между собой, и довольно плохо ладили. Это сказывалось на нашей музыке и помогало делать крутые агрессивные выступления, но это также стало причиной, почему мы быстро распались.

Стив Мак: Мы были ребятами из пригорода, и Кайл однажды решил: «Давайте пригласим Black Flag выступить у нас». Мы понятия не имели, что нам для этого нужно и как мы вообще собираемся им платить. А Кайл говорит: «Я уже разговаривал с ними, нужна копировальная машина, чтобы сделать флаеры». Он меня, наверное, убьет за эти слова, но сделал он тогда следующее: украл ксерокс из офиса своей мамы и пообещал Black Flag, что если они согласятся приехать и сыграть, будет всё, что нужно! Так у нас получилось организовать этот гиг в центральном районе Сиэтла. В тот момент это было суровое место. Он попросил меня быть охранником, что было очень смешно, потому что я совсем не выгляжу крупным или угрожающим. Но все получилось. И вот, все эти местные панки начали собираться. Городские ребята в кожаных куртках, с фиолетовыми волосами. И тут промоутер решает отменить концерт! «Ты не сказал мне, что это будет панк-рок концерт! Я не дам панкам играть на моем оборудовании!» Мы потратили несколько часов, чтобы его уговорить. Второй группой были Pointed Sticks из Ванкувера – они начали играть, люди стали слэмиться, и тут кто-то вызвал полицию. Полиция приехала и прикрыла вечеринку. У меня осталась на лице огромная красная отметина – какая-то девчонка схватила меня в той толпе. Я возвращался по воде обратно в Беллвью той ночью, и чувствовал себя так, словно прошел некий обряд посвящения.

Чак Дуковски: Помню, как очень надеялся, что никто не украдет этот ксерокс оттуда. Все были так серьезны и взволнованы, было бы просто невозможно отказаться от всей этой затеи. А он еще и не работал никак! Мы все пытались там его починить.

Дафф Маккаган: Black Flag сделали огромный шаг вперед, когда Генри Роллинз стал частью их группы. Их музыка стала божественной.

Деррик Бостром: Всегда нужно помнить о том, что когда ты в Сиэтле – особенно если ты при этом участник Meat Puppets – ты постоянно ждешь, когда же наступит следующий день и ты свалишь оттуда за канадскую границу. Ты встаешь пораньше и выгребаешь всякое дерьмо из своей машины. Все мои воспоминания о Сиэтле связаны в основном именно с этим.

Слим Мун: Я ходил на концерт DOA, который превратился в настоящее восстание. Все, что я знал на тот момент о панк-роке, я вынес из статей в Newsweek. И тут первый же мой панк-концерт оборачивается настоящим бунтом! Я видел там какого-то скейтера, который шел по улице и выбивал окно каждой машины, встречавшейся ему на пути, своим скейтбордом. Панки подожгли все мусорки в округе, а еще кто-то нарисовал знак анархии на полицейской машине. Я думал: «О боже, панк-рок и вправду такой, как все о нем говорят!» Сразу же после этого я тоже стал панком.

Джо Кейтли: Мы выступали в Сиэтле в 1983 или 1984, в Центре искусств имени Линкольна. Люди из других частей страны всегда думали, что Сиэтл – оплот либерализма и прогрессивного мышления, но по какой-то причине местное правительство решило, что пусть лучше дети тусят в торговых центрах, супермаркетах, и планируют мелкие кражи, чем ходят на концерты и слушают музыку. Так что в Сиэтле почти никогда не было концертов, на которые пускали бы людей всех возрастов. Когда мы там выступали, пришло четыре сотни подростков, а в клубе помещалось три сотни, так что все друг у друга на головах стояли. По-моему, мы даже не успели толком ничего сыграть – пришел пожарник и сказал, что клуб переполнен, и к тому же у него нет соответствующей лицензии. Он сказал всем освободить здание, и в этот момент появилась полиция Сиэтла. Я бы не назвал это полноценным бунтом, конечно, но в какой-то степени бунт все-таки был, полетели бутылки, кто-то что-то разбил. Я помню, как на машинах полиции Сиэтла было написано баллончиком название нашей группы - «DOA». Я подумал: «Черт, если я окажусь там, и эти парни поймут, что я из DOA, они потащат нас в полицейский участок и заставят это все отмывать».

Скотти Крейн: То же самое было с концертом GBH/Accüsed и паромом – кучка панков просто уничтожила паром своими топорами и огнетушителями.

Том Нимайер: Это был первый концерт The Accüsed в Сиэтле, на который решила прийти моя мама. Возвращаться оттуда приходилось по воде; по каюте летали пивные бутылки, скейтеры пытались вытащить своего друга из подсобки, которую паромщики специально организовали для нарушителей порядка – там было что-то вроде маленькой тюрьмы. GBH потом написали песню об этом, она называлась «Передай топор» [«Pass The Axe»]. Моя мама тогда спросила, всегда ли так заканчиваются концерты.

Джо Кейтли: Ванкувер и Сиэтл довольно близко друг к другу, там только дурацкая граница мешала людям ездить туда-сюда на концерты. Люди говорили: «DOA была первой или второй панк-группой, которую я видел в своей жизни». Если сравнить нас с Black Flag, мы, пожалуй, давали больше концертов, играли в большем количестве городов, ездили туда и обратно, и пересекали границу чаще, чем кто бы то ни было. Я бы не сказал, что толпа фанатов разительно отличалась в Сиэтле, разве что мы не могли понять, как эти ребята все время пьют это дерьмовое местное пиво. Лучше бы из Канады привезли!

Ларри Рид: Сиэтл должен считаться очень важным городом в истории развития панк-рок-движения; аудитория там была очень отзывчивой, при этом довольно искушенной и очень многочисленной. При этом я думаю, что даже на национальном уровне панк-рок тогда начал вступать в свои права – например, SST, Чак Дуковски гастролировали до умопомрачения. Было много групп, которые оказали влияние на Сиэтл и стали значимыми также за его пределами.

Ким Тайил: Лейбл Touch and Go оказал большое влияние. Все сиэтлские группы вдохновлялись The Butthole Surfers, Big Black и Scratch Acid.

Кен Стрингфеллоу: The Wipers играли в Беллингеме, я увидел их на концерте для всех возрастов. Меня это невероятно впечатлило.

Джек Эндино: Joy Division очень повлияли на некоторых людей. Birthday Party также. Обе эти группы были странными, угловатыми, диссонансными, некоммерческими.

Мэтт Воган: The Replacements тоже оказали большое влияние на сиэтлскую сцену. Их внезапные выступления, рваные джинсы и наплевательский подход, пивные бочки на заднем дворе, привычка тусить на крышах – это был тот подход, к которому все мы тяготели. Но они были также умными и писали великие песни.

Либби Кнадсон: Я всегда говорю своей «альтернативной» племяннице, которой сейчас шестнадцать: «В те времена такие были персонажи – их можно было даже испугаться». Например, группа Tales Of Terror из Сан Франциско была потрясающей, я знаю, что они на многих повлияли. Мы никогда не видели ничего такого прежде. Tex and the Horseheads – страшные, лохматые, вываливающиеся из своего фургона. Мы слушали «Rocks» от Aerosmith, потом The Stooges, The MC5, Blue Cheer, The Dead Kennedys, Black Flag, и снова по кругу. Моя племянница иногда спрашивает меня про какую-нибудь музыку: «Как тебе?» И я, бывает, говорю: «Иди купи лучше альбом Scratch Acid [«The Greatest Gift», 1991]». В то время знакомство с новой музыкой происходило в процессе общения. Просто кто-нибудь приходил и говорил остальным: «Вы должны послушать вот это!»

Дафф Маккаган: Все группы передирали друг у друга идеи, или просто записывали песни вместе. Это было очень по-родственному. Все дружили и помогали друг другу; я никогда такого больше не видел.

Чед Ченнинг: У нас никогда особо не было денег. Но у нас было достаточно – три или четыре бакса – чтобы попасть на паром, а потом уж мы решали, как нам пробраться на концерт. Было один случай, когда пара моих друзей пробрались без денег на паром, потом также проникли на шоу, а после шоу снова смогли просочиться на паром, не заплатив.

Кевин Вуд: В Бейнбридже ничего не происходило. Он был похож на хиппи-коммуну. Но все было просто – прыгай на паром, и вот ты уже приезжаешь туда, где есть крутая музыкальная сцена. Ты уже в центре всей движухи.

Джонатан Эвисон: Мой главный вклад в историю музыки Сиэтла заключается в том, что я познакомил Стоуна Госсарда и Энди Вуда на острове Бейнбридж в 1983 году. Стоуни ночевал на острове и ходил в школу со мной. А у Энди были вместе со мной занятия по экономике. Вот так они и познакомились. Когда мне было тринадцать, я создал группу March of Crimes. Бен Шеперд присоединился к группе в 1982. Бен был великолепен, особенно пока употреблял литий. Его усилитель давал шикарный звук. Стоун Госсард присоединился к группе в 1984, привнеся с собой в нашу музыку некоторые фишки от Van Halen. К чести Стоуна, первая песня, которую он сочинил, имела две гитарных партии – одна состояла из всего одной ноты, которая причудливо изгибалась и давала головокружительный эффект, а другая партия имела два аккорда. Я иногда называю March Of Crimes «Арт Блейки и посланники джаза в сиэтлской панк-сцене» из-за того, как много выдающихся талантов прошли через наши ряды. Мы даже дали Джелло Биафре кассету с тем, что должно было стать нашим будущим альбомом, а он потерял ее. Мы были слишком глупыми, чтобы хотя бы копию сделать.

Слим Мун: March of Crimes были одной из величайших хардкор-групп, которые мне приходилось видеть. Невероятно, как много людей из всех этих групп были выходцами из Порта Орчард и Гиг-Харбор. Там была целая своя сцена, и Бен был оттуда. Можно даже сказать, что вся сиэтлская сцена вышла из одного или двух школьных классов в Гиг-Харбор [смеется]. Это были люди, которые впоследствии изобрели гранж.

Криша Аугерот: Мы часто зависали в кафе Нордстрем – Стоун и Реган там клеили девушек [смеется]. Это было время глэма – у Стоуна были длинные волосы с огромным количеством лака, он носил шарфы. И Реган был такой же – красил губы и глаза.

Стив Тернер: Для меня это было так странно. Я помню, друзья пытались убедить меня, что KISS круты. А я такой: «Боже, это же так ужасно глупо» [смеется]. Моей первой группой была The Ducky Boys, и там были только Джефф Ковелл и Стоун. Нам даже не довелось выступить на настоящем концерте, мы просто играли в подвале у Джеффа. Они были типа металлисты, а я был панк-рокер. Они вообще-то подсадили меня на кое-какую музыку, которая мне понравилась, типа Motörhead и раннего Элиса Купера. А я познакомил их со всяким панк-роком – я помню, Стоуну нравился более мелодичный хардкор родом из ЛА, типа Agent Orange или Social Distortion. А ведь прежде он ненавидел вообще любой панк-рок [смеется]. Мы немного повлияли друг на друга, попытались играть что-то вместе, но ничего из этого не вышло.

Чед Ченнинг: Мы были хулиганами. В Кингстоне, где я тогда жил, не было полицейского участка, поэтому если кто-то вызывал полицию, им требовалось минут двадцать на дорогу – ближайший участок был в Полсбо. Мы часто гуляли где-то по ночам, не любили сидеть на месте. Я говорил: «Я буду у Энди», Энди говорил своему отцу: «Я буду у Бена», а Бен говорил: «Я иду к Чеду». И в итоге мы не останавливались ни у кого, могли заночевать хоть в лесу в палатках. Тусовались, иногда рисовали граффити по всему городу – баллончики с краской у нас всегда были наготове. Часто, особенно летом, мы любили бывать на пляже Джефферсон. Еще, бывало, мы с Беном торчали у Энди дома. Мы рубили дрова для отца Энди, и он давал нам по пять баксов за штуку. Мы покупали яйца и бекон, воровали пачки сигарет и с этим запасом оставались потом на пляже на весь день [смеется]. Мы везде передвигались автостопом, машин у нас не было. Как-то мы направились на этот пляж, и у нас был ящик пива с собой. Мы просто распотрошили его и засунули все бутылки к себе в куртки, и так поймали машину, чтобы доехать. А однажды мы решили, что будем репетировать, играть что-нибудь. Мы взяли все наши инструменты – ударные, усилители, гитары – тащили всю эту тяжелую хрень по дороге, прошли где-то пятьдесят футов, а затем сделали перерыв – слишком было тяжело идти. И тут вдруг нам удалось поймать машину! Повезло - нас подвез парень, у которого как раз был целый фургон. Только в юности такие истории могут с тобой произойти.

Марк Арм: Я жил близко к университетской дороге, которую все почему-то называли Авеню. На этой авеню торчали панки в черной коже, обычно рядом с почтой или музыкальным магазином Roxy Music. Большинство из людей, с которыми я общался, не имели черных кожаных курток. Мы считали, что ребята, которые одеваются как Сид Вишез и The Exploited, на самом деле просто такие модники-красавчики от панк-рока, пытающиеся подцепить этим девушек. Я в те времена нарисовал рыбку – знак группы Flipper – на спине своего черно-белого пальто, и носил коричневые ботинки. Всякие глупости типа цвета и стиля твоей обуви казались тогда очень важными.

Бен Рю: Я торчал на Бродвее и на Авеню. На Бродвее был Баскин Роббинс и супермаркет 7-Eleven, там все чаще всего тусовались. Самой противоречивой группой были Бопо – парни-моды, катавшиеся вокруг на своих скутерах. Половина из них были из богатых семей, а остальные – довольно бедными. Они постоянно ввязывались в драки.

Джо Тоутонги: Команда Джека и мальчики Бопо увлекались скейтбордами и панк-роком, хотели быть свободными и жить по своим правилам. Делали, что хотели и когда хотели. Трое моих братьев стали тусить с ребятами Бопо. Вся банда часто зависала в клубе The Grey Door. Я никогда особо не был частью их тусовки, но поскольку там были мои братья, я часто торчал с ними. Мы стали печально известны.

Марк Арм: Была кучка панков-тупиц, которых звали «мальчики Бопо», которые таскались вокруг со своими скейтбордами. Самый младший из них всегда пытался ввязываться в драки, а потом они все присоединялись и нападали всей гурьбой на кого-нибудь одного.

Либби Кнадсон: Думаю, это было что-то вроде свободно организованной банды. Они все казались братьями, и все были скейтерами-хулиганами. На первый взгляд можно было посчитать их милыми, но на деле они оказывались довольно опасными.

Джо Тоутонги: Я бы не назвал это бандой, это было скорее братство. Кучка ребят, которые присматривали друг за другом. Мы не ходили драться с другими бандами, не продавали наркотики организованно. Да и вообще не было никакой организации – просто кучка парней из разных семей, которые любили скейтборды, панк-рок, и хотели путешествовать везде. Но мы делали много всякого дерьма с людьми. А если уж с кем-то дрались, то нападали всей толпой, никогда не дрались поодиночке. Ходили на вечеринки и забирали все из ликерного шкафа и аптечки. В итоге дошло до того, что нас выгоняли с концертов и вечеринок, как только мы туда заходили, и это делали люди, которые даже толком не знали нас. В принципе, многое из того, что говорят про мальчиков Бопо, правда.

Тим Хейс: Тогда все было похоже на одну бесконечную вечеринку.

Джон Лейтон Бизер: Я бы назвал это «мир тесен»: «Откуда я тебя знаю? А, точно, твоя сестра училась в школе с братом нашего барабанщика. И мы оба работаем в Старбаксе».

Марк Арм: Этим была крута сиэтлская панк-сцена, в противоположность тому, что происходило в ЛА, Бостоне и в хардкорной сцене Нью-Йорка. Внутри нашей тусовки не было каких-то тупых гопников, которые выбивали бы все дерьмо из хиппи или из друг друга. В Сиэтле, панк-сцена или хардкор-сцена – как ее не называй – в ранних восьмидесятых была достаточно открытой и дружелюбной. Любой мой влиться туда.