От группы третьекурсников отделилась одна фигура и перетекла к группе второго курса. И теперь рассматривать Артура было еще проще. И все-таки, как же он изменился!

От восторга и затопившего душу нежного чувства, Эдмунд совершенно забыл о своей обиде и злости. К тому же, скорее всего у друга просто не было времени отвечать на сообщения или писать самому. Тем более что телефоны отнимают еще на проходной и возвращают только на выходных под присмотром опекуна. Он не писал не потому, что не хотел, а потому, что не мог.

Ну, ничего. Теперь все изменится. Теперь все будет по-другому. Теперь они вновь будут вместе.

***

Директор вещал.

Трепался и трепался, заставляя учеников медленно томиться в собственном соку, как томятся колбаски на гриле, припекаемые с одной стороны жаром от углей и обдуваемые с другой обманчиво прохладным ветерком.

Впрочем, Джек слушал. Не все, конечно же, ведь это могло грозить несварением мозга. Так, отдельные фразы, важные для выживания в стремном обиталище того самого Исаака, именем которого и была названа школа, но кто был далеко не так свят, как могло бы показаться, если смотреть на него с нужного ракурса.

Директор стоял на трибуне, столь же недосягаемый для простых смертных и столь же вдохновленный собственной речью, как некогда Гитлер, подбивший собственный народ на форменное безумство. Местный народец в числе линейки из учителей и трех жалких групп учеников своего лидера тихонько проклинал, но внимал его запутанным речам с видом стада ополоумевших от жары моржей. Особенно смешили первокурсники, которые переминались с ноги на ногу, безуспешно пытаясь ослабить узлы на галстуках и впустить под ворот мокрых от пота рубах свежий ветерок.

Джек и сам взмок как загнанный жеребец, с омерзением прислушиваясь к тому, как пот стекает по позвоночнику вниз, скапливаясь в прилипшей к пояснице ткани.

Сзади послышалась какая-то возня и возмущенное шипение однокурсников. Кто-то ойкнул, потирая ушибленный бок. Строй пошатнулся. Где-то с другого края из общей кучи выпал нерадивый второкурсник, который не успел дать отпор своим товарищам и, как следствие, не устоял на ногах. Директор, ни на миг не замолкая, окинул безобразие лучистым взглядом возлюбившего ближних святого, и снова уставился на всех и сразу.

Джек хмыкнул и тут же скис.

- Монаган... - послышалось из-за спины.

- Чего тебе, Дойл? - с нотками смертельной скуки поинтересовался Джек.

Директор мазнул по ним взглядом и устремил его в другую сторону.

- Сам знаешь...

- Что, прямо здесь, что ли? - парень вскинул бровь, но так и не обернулся. Зачем? Дойл возвышался над ним как фонарный столб и, чуть склонившись к уху, чуть ли не лобызал его в припадке идиотизма. - То-то я думаю, что это там за похотливый гиппопотам вломился в ряды второкурсников? А это, оказывается, ты.

***

Директор вещал.

Солнце, решившее исправить свою летнюю халатность, прожигало макушки школьников, намереваясь сварить их мозги в собственном соку. Но Эдриану это не грозило. Единственный кто жарил его мозг последние несколько месяцев стоял чуть в стороне и, с видом скучающего праведника, слушал директора. Эдриан тоже слушал бы, но вопрос, так и оставшийся без ответа, не давал третьекурснику покоя. А ждать дольше просто не было сил. И так два месяца как на иголках.

Воспользовавшись тем, что директор как глухарь, пока поет, ничего не слышит, третьекурсник ловко выскользнул из своего ряда и, нагло отпихнув кого-то из второкурсников, протиснулся к маленькому мозготрахеру. Но стоило ему "поздороваться" и на голову посыпались любвеобильные "комплименты".

- Зато ты у нас праведная курица, - скорее по привычке отозвался Эдриан и тут же продолжил свою мысль, пока мелкий словоблуд не принялся копировать директора. - Ты подумал?