- Позже передадите их моему секретарю, если меня здесь не будет. До четверга отдыхайте. Занятия начнутся только после теста на знание устава. Можете идти.

Лиан поднялся и, прихватив с собой контракт, вышел из кабинета. Айзек несколько мгновений смотрел ему вслед, а потом повернулся к любовнику, взгляд которого не предвещал ничего хорошего.

- Что? - спросил директор, морально настраиваясь на взбучку. Виктор был не подарок, но тем сильнее он привлекал мужчину. - Говори уже, что не так.

- Да все! - наконец-то дав волю сдерживаемой злости, взвился Витя. - Начиная от предсмертного бреда, который ты гордо именовал речью, и заканчивая одним очень странным словом "Опекун". Это что за херня такая?! Что еще за опекун?

- Ну... - неопределенно взмахнул рукой Айзек, прокручивая в воздухе указательный палец. Кабы самому знать, зачем он спихнул первый курс на любовника. Просто чувствовал, что если этого не сделать, плешивый недоносок из канторы нанесет детишкам непоправимый вред. Обязательно ведь вытребует для себя место куратора, гад. Ему только волю дай.

- Ну?! - недовольно поторопил любовник.

- Что, "ну"? - вспылил мужчина. - Так нужно было, понимаешь? Без Садиса я как без руки! Сам не ожидал, что настолько от него зависим. А тут он со своими моральными принципами. Все валится к чертям, и я не знаю, чем уже затыкать бреши. Он должен был курировать первый курс. А тебе кураторство я доверить не могу, так как у тебя нет педагогического образования. Так что ты будешь кем-то вроде старосты для их курса. Проще говоря, будешь присматривать за ними.

Айзек кричал. Вернее Вите так показалось, ведь на повышенных тонах мужчина с ним говорил очень и очень редко. И все равно стало неприятно.

- Без руки он. А малолетку этого осматривал как двурукий, - съязвил молодой мужчина. - Ты хоть понимаешь, что я не умею ладить с детьми? Они мне не нравятся.

 - Да кому какая разница, нравятся они тебе или нет, - раздраженно проговорил Айзек. - Присмотришь за ними, пока я этому засранцу неблагодарному замену не найду.

Виктор открыл было рот, чтобы что-то возразить, но мужчина его осадил.

- Вопрос закрыт. Есть еще претензии?

- Никаких, - совершенно спокойно отозвался Витя, но смерил Айзека таким взглядом, что тот даже в лице изменился. Директор хотел что-то сказать, но стук в дверь, после которого на пороге появился еще один новый преподаватель, не позволили ему вымолвить и слова.

- Господин Перкин, проходите, присаживайтесь. - Расплылся в совершенно счастливой улыбке Айзек, что вызвало у Вити оскомину. - Я ждал Вас.

Лысеющий мужчина смерил Витю оценивающим скользким взглядом, но Айзек вновь привлек его внимание к себе.

- Не волнуйтесь. Господин Воронцов уже уходит.

Айзек смерил любовника странным нечитаемым взглядом и это выбесило Витю окончательно.

- Да, господин Перкин, господин Воронцов уже УХОДИТ, - слово в слово повторил Витя, и, поднявшись, вышел из кабинета любовника.

Что ж, старый ты, мать твою, больной, ебучий человек, развлекайся, засранец. Я тебе устрою веселый год на этой треклятой должности. Так "опеку" всех, что мало не покажется.

Мальчишка выбесился, но Айзеку было не до него. Потом как-нибудь все разрешится. А вот плешивый, да еще и горбатый ублюдок, который знаком вопроса застыл на пороге, был реальной угрозой для благополучия школы.

- Прошу... - директор указал преподавателю на незаменимое для подобного рода переговоров кресло и сел на свое место с самым благодушным видом, выражая в каждом жесте желание быть полезным новому члену их большой школьной семьи.

***

Восторги и надежды, которые Эдмунд испытывал в начале дня, смыло ледяной водой раздражения и тихой злости. Теперь уже ничто не радовало. Ни добродушные разговоры таких же, как и он сам, новичков, ни радушные улыбки учителей, ни щедро накрытые вкусностями столы, которые были расставлены в большом, пышно украшенном зале. Студенты разбились на группки. Каждый курс держался отдельно, стараясь не пересекаться. И если второкурсники больше прохаживались по залу с равнодушными минами, то ученики третьего курса были очень даже заинтересованы в новичках. По крайней мере, постоянные пристальные и оценивающие взгляды со стороны старших ребят почувствовал на себе каждый первокурсник.

Помимо учителей и студентов в зале так же были родители некоторых учеников, и, как заметил Эдмунд, радости несчастным студентам их присутствие не добавляло.

Сам Эдмунд держался поближе к своему курсу. Он, конечно, сделал несколько попыток слиться с толпой, но несколько раз наткнувшись на ребят постарше, которые смерив его любопытными взглядами, принялись шушукаться и ржать как кони, решил держаться поближе к своим.

Проходя мимо одной такой группы, он услышал странный разговор, содержание которого было столь пошлым, что Эдмунд даже покраснел, хоть и не понял толком, о чем идет речь. Внутренний голос тут же посоветовал мальчишке держаться от старших ребят подальше, и Эдмунд благоразумно внял ему.

Наверное, именно поэтому ему не понравилось степенное и размеренное празднование, больше похожее на выпас скота. И когда директор, поблагодарив всех за присутствие, разрешил желающим удалиться, Эдмунд не стал задерживаться.

Покидая зал, он краем глаза заметил, как те самые перебрасывающиеся пошлостями студенты вчетвером обступили новенького, миловидного и хрупкого мальчишку. Они принялись ему что-то говорить, и мальчишка расцвел, глядя на парней с каким-то странным обожанием. А вот взгляды и жесты этих старшекурсников Эдмунду не нравились. Было в них что-то хищное, злобное, и какое-то неконтролируемое. Но долго наблюдать за ними парень не смог. Его подтолкнули к заднему выходу из зала и вскоре старшекурсники и новичок скрылись из вида.

Эдмунд на это только пожал плечами и, предупредив опекуна своего курса, отправился в спальню. Усталость и нервное перенапряжение были настолько сильны, что, единственное, чего мальчишке хотелось, это забыться крепким и желательно вечным сном.