В периоде правления испанских королей (так называемая эпоха «трех Филиппов», dominio filipino) можно выделить два этапа: первый — с 1580 по 1620 г., и второй — с 1620 г. до Реставрации.

Первый этап характеризуется ослаблением политической напряженности (этому способствовал тот факт, что центр принятия решений был вынесен за пределы страны), административной реорганизацией и некоторым улучшением экономической ситуации, что приносило выгоду главным образом знати и торговцам. Государственный бюджет был освобожден от бремени содержания королевского двора, приданого для замужества принцесс и в целом от чрезвычайных расходов, ставших ранее причиной значительного нарушения финансового баланса. Мадрид также неоднократно вносил свой вклад в военные расходы, особенно в обеспечение морского прикрытия торговли на Востоке. Таким образом, имущество знати было гарантировано от поборов на замужество принцесс и от чрезвычайных сборов. Финансовая нормализация в стране также проявилась в строительстве и восстановлении крупных религиозных зданий: Сан-Роки и Сан-Висенти в Лиссабоне, нового кафедрального собора, епископского дворца, церквей Сан-Бенту и Сан-Франсишку в Коимбре, церкви в монастыре на горе Пилар в Порту и т. д.

Однако мы не находим показателей улучшения положения народных масс. В деревне ситуация даже ухудшилась. С начала XVII в. многие представители знати переехали жить в провинцию, где строили или восстанавливали свои фамильные замки. Это было время «дворов в деревне». Данное обстоятельство сосредоточило в руках землевладельцев более крупную, чем раньше, часть дохода и увеличило давление на крестьян. Введение кукурузы, культуры американского происхождения, позволило обрабатывать небольшие наделы, которые возделывались мотыгой, что помогало мелким крестьянам выживать. Однако в течение всего века уровень эмиграции, особенно в Бразилию и Испанию, оставался очень высоким.

Относительное экономическое благополучие исчезло во времена правления Филиппа III. Экономическое положение Испании ухудшалось: залежи серебра в Америке были исчерпаны, а на длительные войны уходили все ресурсы государства. В 1605 г. изгнание морисков (потомки мавров, которые остались в Испании после завоевания Гранады) лишило страну значительного количества ремесленников и мелких земледельцев. Филипп IV взошел на престол уже в период острого кризиса, и эта ситуация затронула и Португалию. Усилились нападения на заморские владения со стороны англичан и французов. В 1623 г. персы, при поддержке англичан, завоевали Ормуз. В том же году голландцы взяли Сан-Салвадор-да-Баия, столицу Бразилии, откуда они были изгнаны два года спустя португальским и испанским флотами. В 1630 г. был захвачен Пернамбуку, один из наиболее густо населенных и экономически богатых регионов всей колонии. Плавание по морям становилось все более сложным: с 1623 по 1638 г. было атаковано или захвачено около пятисот судов, направлявшихся в португальские порты. Торговцы и судовладельцы перестали чувствовать преимущества от объединения с Испанией.

Испанское правительство усилило налоговое бремя. Требования участия в расходах на флот для освобождения Баии вызвали протесты. Вопрос о выплате пенсий португальским фидалгу, который мадридское правительство подняло в 1631 г. (при этом пенсии должны были выплачиваться за счет доходов от португальских налогов), вызвал сопротивление со стороны муниципалитета Лиссабона. Лиссабон отказался брать на себя такую ответственность и предложил получить эти деньги за счет увеличения акцизов, которые должны были выплачиваться всей страной.

Но народ очень резко реагировал на каждое новое увеличение налогов. В 1629 г. в Порту произошли народные выступления, вызванные слухами о возможном обложении налогов на прядение льна. Спустя несколько лет новые налоги для рыбаков Лиссабона также спровоцировали народное сопротивление.

Восстание 1637 года

Самые крупные беспорядки произошли в 1637 г., и начались они в Эворе. Причиной стало введение новых акцизов для уплаты пенсии дворянам и для ликвидации задержки жалованья. Это не было прямым требованием со стороны Испании, поскольку предложение исходило от лиссабонского муниципалитета. Придворный коррежедор отправился в Эвору, чтобы получить согласие народных представителей города. Однако местный народный судья столь решительно этому воспротивился, что правительственный чиновник пригрозил отрубить ему голову. Пока шел спор, собралась большая толпа, и эворский судья из окна обратился к народу за помощью. Город немедленно охватило народное волнение. Дворец, в котором находился лиссабонский чиновник, подвергся штурму и был разграблен. «В огонь были брошены все королевские книги, служившие для регистрации общественных прав; разбиты весы для сбора нового налога на мясо; опустошили тюрьму, выпустив на волю заключенных, рассчитывая на их поддержку; разгромили архивы, приведя в негодность судебные бумаги и книги», — рассказывает Франсишку Мануэл ди Мелу, описавший эти события спустя несколько лет. Тот же автор отмечает подробности, раскрывающие тот факт, что с самого начала мятеж был направлен не только против усиления налогового бремени, но также против знати. Обеспокоенные поворотом дел, дворяне собрались в церкви Св. Антония и предложили свою помощь в качестве посредников. Однако мятежники отвергли их предложение, заявив, что «сеньоры и власть имущие Эворы бесчеловечно не замечали, как гибнет народ в их отечестве, потому что сами они не являются народом»; они выразили сомнение, полагая, что речь идет всего лишь об интриге знати, стремящейся оказать услугу королю и отдающей народ в руки палачей.

Из Эворы движение распространилось на всю территорию Алентежу и Алгарви и, вероятно, достигло размаха общенационального восстания, поскольку охватило города Сетубал, Сантарен, Абрантиш, Порту, Виана-ду-Каштелу. Даже Лиссабон жил в обстановке паники, опасаясь, что вот-вот и там вспыхнет народное возмущение; вероятно, именно этим объясняется то, что из столицы не были отправлены войска для восстановления порядка. В Вила-Висозе был забросан камнями дворец графа Браганского. В одном письменном свидетельстве 1640 г. говорится, что «народными вожаками» были «ремесленники и подмастерья». В том же тексте есть фраза, что «яростное народное выступление историки называют диким зверем». Вероятно, все это удержало знать от присоединения к народному движению, которое, впрочем, спустя несколько месяцев, так и оставшись неорганизованным, в конце концов само по себе угасло.

Из всех эпизодов восстания 1637 г. наиболее известным оказалось участие в нем Мануэлинью. Сегодня этот эпизод окутан тайной, однако его обстоятельства были загадочными уже в 1637 г. Один кастилец, выполнявший функции наблюдателя при дворе в Лиссабоне, отправил в Мадрид первые сообщения о восстании спустя несколько дней после его начала. «В городе Эвора подростки сожгли дом судьи и секретаря и забрали у них бумаги. То же самое произошло в Порту, а также в Сетубале, Эштремоше, Вила-Висозе, где забросали камнями графа Браганского, который теперь заперся в своем доме. Среди этих парней находится главарь, лет шестнадцати, по-видимому, никому не известный. Одет он в рваный костюм, худой темный плащ и накидку. Никто не видел его улыбающимся. Зовут его Мануэлинью. Именно он везде появлялся как вожак, а в Эворе прикрепил к позорному столбу записку, которая была мною переписана дословно и будет приложена к настоящему письму. В настоящее время Мануэлинью находится в Оливенсе. Хотя его никто не знает, сам он знает всех поименно. День и ночь его сопровождают молодые люди, но не только они. Он обложил дом судьи дровами изнутри и снаружи, чтобы предать его огню. Однако этому помешало вынесенное на улицу Святое Причастие; Мануэлинью пошел вслед за ним и таким образом не стал поджигать дом и дал время судье бежать в Сан-Франсишку».

Записка, которая была прикреплена к позорному столбу и прилагалась к письму, представляла собой призыв к восстанию, составленный в изысканных выражениях, свидетельствующих о том, что автор — из числа духовенства, вполне вероятно, иезуит.

Известно также, что кардинал Ришелье, узнав о восстании, отправил в Португалию тайных агентов с обещанием оказать широкую помощь войсками и флотом. Агенты установили контакт с некими юристом и капитаном, которые, вероятно, пользовались доверием у лиссабонского муниципалитета. Это может служить неким свидетельством того, что буржуа имели отношение к народному движению.

Когда огонь первого энтузиазма уже потух, две испанские военные колонны вошли в Алентежу и в Алгарви, и вожаки восстания были повешены.

Реставрация

Тем временем политика Испании изменилась: она была направлена на полное политическое объединение полуострова и отмену существовавших автономий. Многие представители испанской знати были назначены на государственные посты в Португалии. В провинции проводился набор солдат для участия в войнах, которые Испания продолжала вести в Европе.

Сложилась ситуация, похожая на положение вещей накануне восстания в Каталонии. Там в июне 1640 г. толпа косарей, которая по традиции посещала Барселону в день праздника Тела Господня, подняла бунт, подожгла общественные архивы и убила губернатора-кастильца. Незамедлительно к восстанию присоединилось все графство и попросило военной поддержки Франции. В 1641 г. французский король Людовик XIII был провозглашен графом Барселонским.

Правительство в Мадриде приняло решение о подавлении восстания и отдало приказ о мобилизации португальской знати для сопровождения короля в ходе войны в Каталонии. Этот приказ стал непосредственным поводом к португальской революции. Небольшое число португальских дворян и образованных людей организовало заговор с целью свержения испанского ига. Одним из наиболее активных участников этого движения был Жуан Пинту Рибейру, происходивший из горожан (ранее он был судьей в провинции) и благосклонно принятый знатью, поскольку он защищал ее интересы (в 1632 г. Рибейру опубликовал юридический труд, в котором отстаивал тезис о том, что португальская знать не может быть мобилизована для испанских войн). Жуан Пинту Рибейру имел хорошие связи как с торговыми кругами Лиссабона, так и герцогом Браганским (он даже бросил судейскую деятельность, для того чтобы представлять деловые интересы герцога в Лиссабоне). В состав заговорщиков не входили представители народа. Не были приглашены даже руководители восстания 1637—1638 гг., что привело к тому, что движение не получило поддержки, обещанной в 1638 г. агентами кардинала Ришелье. В 1640 г., так же как и в 1580-м, главной заботой политиков было опасение вызвать народную революцию.

Заговорщики решили восстановить (реставрировать) законную линию наследования трона, которая, с их точки зрения, была прервана в 1580 г. из-за вступления на престол Филиппа II, в то время как трон должен был принадлежать Катарине, герцогине Браганской. Речь шла лишь о том, чтобы вернуть власть законным обладателям; на тот момент наследником Катарины являлся ее внук Жуан, герцог Браганский. Герцог жил в Вила-Висоза в кажущемся отдалении от политической жизни Лиссабона и рассматривался в Мадриде как надежный человек. Незадолго до революции Жуан был назначен военным губернатором страны. Он долго колебался, получив приглашение возглавить переворот. Заговорщики поставили его перед выбором: либо сохранение монархии во главе с ним, либо республика во главе с представителями знати. В итоге он дал свое согласие.

Восстание приняло форму внезапного нападения на королевский дворец. Первого декабря 1640 г. сорок фидалгу стремительно ворвались во дворец, напали на охрану и начали поиски государственного секретаря Мигела ди Вашконселуша, чья смерть была заранее предрешена. После его убийства заговорщики заставили герцогиню Мантуанскую, племянницу короля Испании и вице-королеву, подписать приказ о том, чтобы кастильские гарнизоны замка Сан-Жоржи и крепостей вдоль Тежу сдались без сопротивления. Лишь после завершения переворота заговорщики обратились к народу. Один из хронистов, принимавший участие в захвате королевского дворца, писал: «В десять часов утра, час спустя после этого события, по улицам ходили женщины, призывая купить рыбу, фрукты и другие товары, и на площадях, и на берегах реки гуляли булочницы и лавочники в таком умиротворении и покое, которое может быть, если торговля идет ни шатко, ни валко...» Вся страна поддержала революцию, как только узнала о ней. Несколько сотен португальских студентов из Университета Саламанки вернулись в Португалию, для того чтобы записаться в войско. Но из многочисленных представителей знати, находившихся при мадридском дворе, практически все остались на службе у Филиппа IV.

Провозглашение Жуана IV королем состоялось спустя две недели после революции. Церемонию вступления на престол старались провести согласно традициям и без каких-либо изменений. Сразу же после вступления на престол Жуан подтвердил действовавшее законодательство и сохранил посты за всеми чиновниками испанской администрации. На пост государственного секретаря был избран Франсишку Лусена, старый и опытный чиновник, который работал еще в прежние времена, выполняя конфиденциальные поручения. Спустя несколько месяцев после Реставрации состоялся широкий заговор представителей знати, в который были вовлечены маркиз Вила-Реал, герцог Каминья, граф Армамар, архиепископ Браги, глава инквизиции и некоторые состоятельные купцы Лиссабона. Интрига была раскрыта, и все заговорщики, за исключением служителей церкви, казнены. Суровость приговора приписали государственному секретарю, который вскоре сам поплатился собственной жизнью за это преступление. Он был обвинен в измене, и король не смог спасти ему жизнь, несмотря на общее мнение о невиновности Лусены. Дворяне утверждали, что топор палача, который отрубил голову Франсишку Лусене, был тем же самым, что ранее обезглавил заговорщиков.

Сразу же после вступления на престол Жуана IV были созваны кортесы. Созыв кортесов также проходил в традиционной форме. На них были приняты меры ввиду приближавшейся войны, которую все считали неизбежной. Проголосовали за введение высокого военного налога — военной десятины (10% частного имущества), доходы от которой составили 1 800 000 крузаду. В следующем году эта сумма увеличилась до 2 400 000 крузаду. Этот налог был значительно больше, чем те, которые когда-либо собирались в правление испанцев, однако не существует сведений, сообщающих нам о каких-либо протестах.

Война за независимость

В этот момент Тридцатилетняя война находилась в заключительной фазе. Франция и Испания боролись за европейское лидерство на полях сражений. Война между двумя странами, которая началась в 1635 г., развернулась во многих регионах Европы (на пиренейской границе, во Франш-Конте, в Голландии, Эльзасе, Германии и Италии) и закончилась лишь в 1659 г. подписанием Пиренейского договора, который означал полную победу Франции.

Этот факт объясняет, почему во время всего правления Жуана IV военные операции не приобрели большого масштаба. В течение многих лет война сводилась к приграничными сражениям. Успехи сменялись поражениями, однако не наблюдалось решительного перелома ни для одной из сторон. В течение этих лет Португалия смогла организовать оборону, перестроить крепости, обеспечить себя офицерами, оружием и лошадьми.

В ходе войны народные массы безгранично демонстрировали патриотизм. Вот два эпизода, дошедшие до нас, со слов не португальских, но испанских военных источников. В 1641 г. войска противника пересекли границу в Тразуж-Монтиш и, среди других деревень, атаковали деревню Моймента в конселью Виньяйш. После яростной защиты семьдесят ее жителей укрылись в церкви, укрепили ее и продолжали оборону. Когда же их наконец захватили, то всех вырезали. Как сообщает источник, «таково было упорство этих мятежников, что, за исключением одной старухи, не было ни одного человека, кто попросил бы пощады или крикнул "Да здравствует король Филипп!"». На следующий год испанские войска вошли в форт Санта-Лузия, рядом с Элваш. Офицер, командовавший операцией, писал: «Португальские солдаты производили впечатление слабых, плохо организованных, но очень сильных духом. Не было ни одного, кто бы согласился крикнуть "Да здравствует король Филипп!", и поэтому их всех до последнего пришлось предать смерти». Сообщение заканчивается словами: «Португальцы — они все таковы, за исключением некоторых преданных дворян».

Другой источник той эпохи пишет о том, что делали «преданные дворяне». «Они играют в палку о двух концах. Приспосабливаются к правлению короля Жуана и делают хитрости, которые могли бы послужить им оправданием перед королем Филиппом. Здесь у них одна нога, а там другая, тут у них тело, а там сердце». Некоторым платят за саботаж, а именно чтобы «поздно вышли корабли, чтобы не было галер, чтобы расстраивались войска и флот, чтобы не было денег, чтобы не готовились лошади и пехотинцы, чтобы последним не платили, а первым не давали ячменя, чтобы не растили жеребят, чтобы не сражались в случае необходимости, чтобы не строились укрепления» («Искусство уклоняться», глава XLVI).

Пиренейский договор стал для Португалии самым опасным моментом войны. Одной из немногих уступок, которые Франция сделала Испании, являлся отказ от поддержки Португалии, которая до того момента была союзником Франции. Испанские войска, освободившиеся после окончания европейской войны, могли направить свои силы против Португалии. Именно в это время (1660) Португалия воспользовалась услугами графа Шомберга, который прибыл в страну в сопровождении шестисот опытных офицеров и солдат и который провел важную модернизацию военной техники. В 1662 г. вследствие договора, подписанного с Англией, Португалия получила в помощь несколько тысяч английских военных и несколько английских кораблей. Эти факторы, а также активные действия графа Каштелу-Мельора, министра короля Афонсу VI, который в тот момент находился у власти, позволили противостоять крупным наступлениям испанской армии. В 1663 г. испанские войска захватили Эвору и начали движение в сторону Лиссабона, однако были наголову разбиты во время сражения при Амейшиале. В 1665 г. другая многочисленная испанская армия потерпела поражение в битве при Монтиш-Кларуше, которое оказало решающее воздействие на ход войны и которое стало последней военной попыткой Испании вновь завоевать Португалию.

Тем временем в Испании умер Филипп IV. Экономическая ситуация в стране была на грани катастрофы; политическая обстановка приняла уязвимый характер; Франция и император Германии начали интриги вокруг наследования испанского трона. В Португалии с напряжением ожидали мира. Война поглощала все ресурсы. С момента Реставрации экономическая ситуация в Португалии постоянно ухудшалась. Общественное мнение внутри страны разделилось; народные массы не доверяли дворянам; когда испанцы завоевали Эвору, в Лиссабоне начались народные волнения против знати. Каштелу-Мельор использовал это недовольство в свою пользу. Однако народ также устал от войны и готов был поддержать любые политические изменения, которые привели бы к миру.