Основание Оренбурга и Оренбургской губернии
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 

  9 июля 1742 г., Самара. Из крепостных ворот выдвинулся отряд под руководством недавно назначенного начальника Оренбургской комиссии Ивана Ивановича Неплюева. В команде – бухгалтер Пётр Иванович Рычков, по совместительству – хронист. Цель – Орская крепость, то есть 700 вёрст по бездорожью. Для И. Неплюева, в прошлом гардемарина, участие в походах привычное дело. П. Рычков с 1734 г. ещё с И. Кириловым осваивал «дикое поле».

  В составе отряда состояли солдаты Пензенского пехотного полка. Среди них недавний симбирский гимназист Михайла Карамзин, 16-летний дворянин, только что призванный на службу. Для него подобное путешествие – серьёзное испытание. О чём он думал, шагая вдоль реки Самары по Бузулукскому бору? Наверняка оценил приволье, обилие земли, леса, дичи, с интересом рассматривал диковинных животных и птиц. Или вспоминал оставшихся в родной симбирской Карамзинке престарелого отца, мать и сестру? Безмятежное детство? Наставления родителя Егора Петровича, отставного полковника, 30 лет отдавшего армейской службе? А может, и вспоминать было некогда. Уже 23 июля отряд прибыл в Орскую крепость, где принято окончательное решение перенести Оренбург на место Бердской крепости (то самое, на берегу Урала, где он находится и сейчас), а гарнизоном в неё определить Пензенский пехотный полк. До наступления холодов и осенней распутицы нужно было возвратиться в Самару…

  В январе 1743 г. Неплюев выехал из Самары в многомесячную поездку в Башкирию и Зауралье…

  В начале апреля 1743 г. отряд под руководством Г. Фон Штокмана из Самары вновь отправился в сопровождении Пензенского пехотного полка по тому же маршруту в Бердскую крепость.

  19 (30) апреля 1743 г. в третий раз под гром пушек заложен Оренбург, а Бердская крепость перенесена в устье р. Сакмары (современный жилой район г. Оренбурга – Бёрды). Очевидцем события стал возмужавший и загоревший Михайла Карамзин. Так началась его гарнизонная жизнь, сначала в землянках, а к осени уже в тёплых казармах, через год – в собственном доме. На его глазах размечались и строились крепостные стены, валы, бастионы, широкие и прямые оренбургские улицы, распределялись первые дворовые места…(Е.Мишанина)

  С возникновеним Оренбурга на новом месте заканчивался не только самый длительный этап в деятельности Оренбургской экспедиции (комиссии), который характеризовался тем, что основной ее базой являлась Самара и прилегающие к ней районы Заволжья. Близилась к концу история самой комиссии. Ее последний, "оренбургский", период оказался гораздо короче и "уфимского", и "самарского". Он продлился всего несколько месяцев и, наряду с постройкой Оренбурга и заботами об обороне границы, был отмечен прокладкой новой основной дороги, связывающей этот город с внутренними районами страны: "Того ж лета, и для свободного к Оренбургу из Казанского уезду дорога учреждена и разными деревнями до Кичуйского фельдшанца населена".

  Дорога, получившая название Новой Московской, заменила в стратегическом отношении ту старую Московскую дорогу, что провел вдоль Самарской линии Кирилов.

Через Бугурусланскую слободу в 1743 г. стал проходить вновь отстроенный Казанский тракт Новой московской дороги. И по-видимому крепость и слобода размещались именно здесь не случайно, поскольку сторожевой «франтир»-так сказать был самым подходящим как для контроля за местностью, так и для ее обслуживания…

  Выгода нового пути на Оренбург состояла в том, что оставались в стороне от него не только внутренние районы Башкирии, но и оказавшаяся неспокойной казахская степь…

  Оренбург, после долгих злоключений, наконец-то по-настоящему основанный, был важным козырем для Неплюева в восстановлении его авторитета и положения перед лицом новой государыни. Он стал добиваться в конце 1743 г. позволения явиться ко двору с докладом. 3 февраля 1744 г. им было получено в сенатском указе от 18 января разрешение прибыть в Москву. Неплюев выехал туда, взяв с собой П.И. Рычкова. Управление комиссией на время отсутствия было поручено фон Штокману".

  В Москве, как пишет сам Неплюев, "...представил я о переименовании сей экспедиции в губернию и о приписании ко оной от Казанской Уфимской и от Сибирской Исецкой провинций, что также апробывано…

 15 марта 1744 г. создана Оренбургская губерния.

 Таким образом, в начале 1744 года на карте Российской Империи появилась новая обширная губерния.

  В её состав вошла вся юго - восточная окраина Европейской России, Оренбургская и Уфимекая губернии, часть Самарской, часть Пермской, часть Ставропольской губерний, Букеевская орда, Тургайская и Уральская области, территория Оренбургского и Уральского казачьих войск, т.е. почти вся современную БССР, западную часть КССР, а также часть автономной Калмыцкой области.

  Общее протяжение границ Оренбургской губернии простиралось на 6000 верст. Границы эти были определены лишь на севере и на западе губернии, тогда как на юго-востоке они уходили в безграничные киргиз-кайсацкие степи.24

 

 

 

 

*****

 

  До 40-х годов XVIII в. в оренбургском крае практически не было помещичьих имений и крепостных крестьян. После основания Оренбурга и устройства пограничной линии правительство стало поощрять развитие здесь дворянского землевладения. Дворянам, назначаемым на гражданскую и военную службу в крае, предоставлялись льготы на приобретение земли путем правительственных пожалований и прямого присвоения казенных и башкирских земель…*

  Еще будучи начальником Оренбургской комиссии, И.И. Неплюев вместе с сибирским губернатором Сухаревым донес 17 марта 1743 г. в Сенат: "Некоторые из штаб - и обер-офицеров имеют охоту и просят, чтоб им ис порозжих земель для населения деревень к содержанию своему в службе дать дачи, о чем також де и служащие при Оренбургской комиссии военных и штатских чинов служители просят же..." Они предлагали разрешить раздачу земель "внутрь оренбургской и сибирской линий по пропорции рангов и службу со взятьем пошлин по указам", так как это "не только не противно, но и полезно тем, что чрез такие дачи пустые места заселятся и служащие люди свое удовольствие возымеют"…

  На основании Указа от 8 августа 1743 г. с 1744 г. стали приниматься определения Оренбургской губернской канцелярии о наделении землей чиновников, дворян и офицеров в Оренбургском крае.22

  Среди прочих дворян подали челобитье о наделении землями поручик Пензенского пехотного полка В.М. Страхов, подполковник Уфимского драгунского полка А.М. Языков, секретарь Оренбургской губернской канцелярии И.А. Коптяжев…*

  С 1744 г. в Оренбургской крепости открылась Оренбургская губернская крепостная контора, которая регистрировала сделки с куплей-продажей недвижимости, земли, крепостных крестьян в новой губернии. В крепостных документах фигурируют названия первых улиц Оренбургской крепости – Большая, Пензенская, Солдатская, Унтерофицерская, и первые жители города – фигуранты сделок. В вотчинных книгах за 1744 г. – юридических документах того времени, сохранились описания первых оренбургских обывательских строений – деревянные избы «с сеньми, хлевом, воротами, под тем двором земля восемь поперёк десять сажень в межень», в крепости также возводились дома с погребами, банями, огородами, расположенными за домом. В списке домовладельцев Оренбургской крепости за 1744–1745 гг. в числе прочих значится сержант Михайла Карамзин, который имел дворовое место в Четвёртой улице.

  С 1742 по 1749 гг. М.Е. Карамзин прошёл путь солдата, капрала, каптенармуса, сержанта. 20 мая 1749 г. пожалован в низший офицерский чин – прапорщика. Офицерам и солдатам из дворян в Оренбурге было разрешено жить не в казармах, а в частных домах. Единственная сохранившаяся исповедальная ведомость служащих Пензенского пехотного полка, расквартированного в г. Оренбурге, за 1761 г. свидетельствует о том, что служащие несли гарнизонную службу, проживая в собственных домах с жёнами, родителями, детьми, дворовой прислугой.

  Известному оренбургскому краеведу В. Дорофееву удалось установить место дома, в котором жили Карамзины в Оренбурге. На карте г. Оренбурга 1751 г. в настоящее время его занимает двухэтажный каменный дом, построенный в 1880-е гг. по ул. Ленинской, 30, бывшей Четвёртой улице Оренбургской крепости… ( Е.В.Мишанина)

 

 *****

 

 В заселении Новой Московской дороги, начатом практически с нуля, с 1743 г. до начала 1750-х гг. главную роль играли мероприятия властей, обеспечивавших принудительный перевод сюда первых переселенцев.

Ближайшее знакомство с внутренней историей России в первой половине ХVIII в. убеждает нас, что громадные успехи колонизационной деятельности Неплюева обусловливались, помимо личных его качеств, многими другими обстоятельствами внутренней жизни России, которыми Неплюев, как даровитый и трудолюбивый человек, умело и благоразумно воспользовался, в чем собственно и заключается значение его колонизационной деятельности.

  Безаппеляционная зависимость крепостных крестьян от своих владельцев, господский произвол, не знавший границ, тяжелое положение поссессионных (заводских) крестьян, преследование раскольников, притеснение и обиды духовенства во время правления Бирона, взятки и несправедливость со стороны чиновников, жестокость исправительных мер, болезни, пожары и скотские падежи, разорявшие крестьян, быстрое увеличенные недоимки и недород хлеба, разбои и грабежи в домах и по дорогам,—все это, как мы уже знаем, заставляло крестьян искать иной, лучшей жизни на окраинах России: недовольные своим положением на прежних местах жительства уходили на Дон, Яик, в Оренбург, на заводы Пермские и за рубеж—в Польшу, на Кавказ и Сибирь…

По случаю заключения Абовского мира России с Швецией в 1743 г., велено было отправлять в Оренбург на жительство всех возвращенных из ссылки, которые потерпели публичное наказание плетьми или у которых были вырваны ноздри; сюда же ссылались на поселение разночинцы (беглые-авт), незаконнорожденные, престарелые и холопы, отпущенные на волю,—вообще, все, которые оказывались неспособными к военной службе и не могли платить подушного оклада.

Вследствие преследования беглых со стороны правительства, многие из них стали называться непомнящими родства. Неплюев просил Сенат, чтобы все непомнящие родства отсылались также в Оренбургскую губернию и чтобы они могли «обсидеться», подушных и рекрутских повинностей с них не брать в течение трех лет, со времени их поселения на новых землях, и на работы, кроме чрезвычайных, их не посылать. Сенат утвердил это представление Неплюева и по справке о вновь присланных, сделанной в том же (1746) году, оказалось в Оренбургской губернии одних непомнящих родства и помещичьих крестьян, за исключением дряхлых и малолетних, 711 чел., а это может дать понятие об ежегодной прибыли сходцев, уже известных правительству…

В царствование Елизаветы Петровны всех непомнящих родства закрепили там, где их застала перепись. Правительство держалось в этом случае того убеждения, куда-бы беглые ни ушли, они должны быть крепостными. Но по мере того, как правительство высказывалось в пользу усиления крепостного права, возникала борьба из-за беглых между самими владельцами. Когда, во время второй ревизии, помещики стали требовать возвращения к себе беглых крестьян, Неплюев, находя с своей стороны выполнение этих требований невозможным, писал в Сенат: „все крестьяне Исетской провинции, (первые годы с момента заселения Бугурусланская слобода относилась к исетской провинции-авт.), числом 5154 чел, не суть природные, но сходцы из разных мест, которые прежде здесь поселились, и подушный оклад наложен на них; если же удалить их назад, то слободы опустеют, также и казенных, для Оренбургской губернии столь нужных, исправлений исполнять будет не кем, ибо в них, как выше упомянуто, большая часть беглых наберется"и потому что „только десятинным оброчным провиантом, который доставляют поселенцы эти, довольствуются горнизоны в новопостроенных с Сибирской стороны по Оренбургской дороге крепостях и употребляемые для всякой предосторожности регулярная команды; к тому же эти крестьяне во время нужных случаев употребляются и к военным делам, вместо казаков, чего довольно было при последнем башкирском замешании".

Неплюев защитил и тех беглых, которые были найдены под именем непомнящих родства в Уфимском уезде и в казанских пригородах: все они, в том числе и иноверцы, были поселены около новой Московской дороги, проложенной чрез Кичуйский фельдшанец. Под конец управления Оренбургским краем Неплюева, здесь было заселено уже несколько слобод…

  За эти годы на территории Бугульминского ведомства водворилось государственных крестьян: русских — 1650 душ м.п., иноверцев (мусульман и язычников) — 2001, "тептярей и бобылей" (припущенников из народов Поволжья на башкирских землях) — до 1000. Помещичьих крестьян было только 69 душ м.п., а всего податного населения — 4720, ревизских душ-116.

  Старейшими здесь были деревни ясачных и служилых татар. Это население было обязано содержать дорогу и перевозку по ней почты, грузов и людей. По сенатскому указу 1743 года "поселились от Кичюйского фелшанца до Сакмарского городка пятнатцать ямов", из которых и сформировались постоянные земледельческие селения. Татарские деревни, возникшие по этой дороге при ее прокладке, заселялись, прежде всего, обнаруженными в Уфимском уезде уроженцами других уездов, не платящими подушный оклад. Тех из них, кто был записан где-то в ревизские сказки, отсылали на прежнее место жительства, а тех, кто сошел до первой ревизии или не был никуда приписан, отправляли на Новую Московскую дорогу.

  По своему положению самовольных сходцев и беглых людей татары этих деревень мало чем отличались от "не помнящих родства" из русских и мордовских слобод, которые вскоре возникли на Новой Московской дороге. Ссылка на "невозможность" вспомнить свое происхождение, место рождения и прежнего проживания — обычный прием задержанных властями беглых, не желавших возвращения к прежним хозяевам или в прежнее состояние…

 Так со временем возникали новые населенные пункты. Село Старые Шалты основано в 1743 году татарами, переселившимися с разрешения властей, из Казанской губернии для обслуживания почтовых перевозок по Ново-Московской дороге, шедшей из Оренбурга на Бугульму и Казань. Из рассказов старожилов известно, что в станционном доме «Ямщика» были задействованы 23 повозки для перевозки почты.

 В 1745 году образовалось село Новодомосейкино, где насчитывалось 32 двора с населением 249 человек. К числу старинных сел района можно отнести и село Стародомосейкино, которое было основано новокрещеной мордвой-эрзей. Дата основания села также неизвестна. В 60 годах 18 века в ней находилось 40 дворов с населением 129 душ мужского пола…

  В Северном районе возникли села Аксенкино, Сергушкино, Пашкино. В этом же районе, позднее, появились населенные пункты с названиями, которые давались по фамилиям помещиков. Это деревни Кирьяковка, Зубаревка, Жмакино, Ружеевка.

  Кирьяковка названа так в честь майора Кирьякова (Хирса-нова), Зубаревка по фамилии Григория Григоревича Зубарева — майора, основателем Жмакино был помещик Семен Дмитриевич Жмакин.

  Село Староборискино прежде носило название Борискино. Основано первопоселенцем из Пензенской губернии то ли Борисом Алексеевичем Каштановым, то ли Борисом Ивашкиным. Доподлинно известно, что первопоселенец был позже убит. Основано где-то в 1734-1737 годах. Позже было основано село Новоборискино, а Борискино стало называться Староборискино для отличия от вновь возникшего населенного пункта…

В 1746 г. А.М. Богданов купил у башкир из д. Шурановы Уфимского уезда земли по р. Кинелю, на которых возникло село Богдановка. В уплату он отдал 100 руб. и обязался вносить за продавцов ясак по 3 руб. 75 коп в год. Предание, сохраненное церковной летописью этого села, уточняет, что первоначально поселок был основан в 1748 г. и состоял из 10 дворов, переведенных из д. Бирючевки Симбирского уезда.

  Исследователь Н. Чернавский считал, что «…все важные чиновники, служившие при Неплюеве (например, Рычков, войсковой атаман Оренбургского казачьего войска Василий Иванович Могутов, начальник таможни Тимашев и др.), получали себе в неотъемлемую собственность свободные земли, селили на них крестьян из внутренних губерний»…*

  Возникновение села Русский Кандыз (д.Дмитриевка) можно датировать 1746 годом. В тот год в России происходила ревизия (перепись). Во времена ее выявилось много людей, которые не могли указать свое происхождение или намеренно утаивали его. Все эти люди были названы "непомнящие родства". Указом сената всех "непомнящих родства" было приказано сослать на поселение в Сибирь и в Оренбургскую губернию, где Оренбургская администрация, в свою очередь, выбрала следующие места для поселения: Воскресенский медеплавильный завод на реке Тол, Письмянскую и Бугульминскую слободу (ныне с. Письмянка и г. Бугульма Республика Татарстан), и основать поселение на реке Кандызе на месте нынешнего с. Русский Кандыз. Очевидно, в 1746-1747 годах здесь стали селиться первые люди, "непомнящие родства". В 1747 году в д. Малый Кандыз (так впервые именовался нынешний Русский Кандыз) жило 145 человек. Народные предания о том, что Русский Кандыз основан московскими стрельцами, от которых, якобы, сохранилась память встречающейся в селе фамилии Московцевы, не соответствует действительности… ( Л. МЕНЬШАЕВА «Северная Звезда» 11.10.2007г.)**

 По имеющимся данным на сегодняшний день в д. Малый Кандыз в 1747 году в деревню приписано 175 «душ непомнящих родства», некоторые указали фамилию - Усов, Горохов, Подкидышев, Болотников, Столяр, Филатов, Жуков, Кузнецов, Малодухин, Попов, Халерин, Богданов, Зерянов, Саламатин, Стульников, Щеглов, Заголыщев, Винокуров, Ряхин, Еранец. Один из них, некто Обилов, указал своё уличное прозвище «Добрубов». Нужно отметить, что тогда такие прозвища были распространены и становились как-бы «вторым» именем. Причины появления «второго» имени-прозвища очевидны, в деревнях было много однотипных «фамилий» - Иванов, Степанов, для различения семей использовались «уличные» прозвища.

К 1762 г. ставшей селом Кандыз, сведения о жителях и переселенцах собирал сотник Никифор Козлов. Им записаны в ревизию по селу Кандыз «из чуваш воспринявший греческое вероисповедание» Гаврила Максимов, Трофим Яковлев, Гаврила Григорьев. Из г. Ливны прибыли «при промемории», т.е. с официальной бумагой в ссылку, Колмогорцев, Дубенской, Буханин (возможно, поляки), из Данкова записаны Савельев, Алексеев, из Тамбовской губернии прибыл Данилов, Серпов из Исецкой провинции, и т.д. ( Исковский А.Е.)

  Так с возникновением Новой Московской дороги, «Оренбургского тракта», по «Большой дороге» в Казань возник ряд новых поселений и слобод. Основание первой из них, Большой Бугульминской, в литературе принято относить к 1745 г. Сами здешние жители в середине XVIII в. называли датой ее поселения 1747 год, что более согласуется с началом массового переселения "не помнящих родства" в 1746 г. Однако возможно, что слобода встала на месте уже возникшей немногим раньше деревни близ одного из придорожных ямов.

  В начале того же 1747 года в Бугульме была открыта земская контора, ставшая административным центром Новой Московской дороги. Сама Бугульминская слобода сделалась в последующем центром управления всех других слобод: Письмянской, Кувацкой и Бугурусланской. Ведомством Бугульминской земской конторы было обеспечение заселения и функционирования Новой Московской дороги…

  Датой своего водворения обитатели Письмянской слободы указывали также 1747 г., а Малой Бугульминской слободы — 1750 г., Бугурусланская слобода была основана около 1748 года.

  В перечисленных слободах преобладали русские. "Не помнящих родства" из новокрещенной мордвы, как правило, водворяли в села Мордовский Бугуруслан и Сок - Кармала между Бугурусланом и Бугульмой.24

В 1747 году по Новой Московской дороге было приписано «непомнящие родства и помещиков» 170 мужчин, без указания прежнего сословия и места жительства, не считая членов семей. Как таковых фамилий эти поселенцы не имели, в большинстве именовалились по «отечеству» (Абрамов, Агафонов, Иванов) или прозвищу (Кокушкин, Колотов, Пестов), роду деятельности (Скорняков). По одному «прозванию», а именно «Мутовских», можно предположить малороссийское происхождение.33

  Общая численность населения Бугульминского ведомства приближалась к 5 тыс. чел. мужского пола или 10 тыс. чел. обоего пола.(1)

   В 40-х годах XVIII в. началось активное переселение ясачных татар Казанского края в район так называемой Ново-Московской дороги (позднее Казанский тракт), пролегавшей от Оренбурга на Казань. Правительство рассчитывало использовать их для организации почтовой связи и развития хлебопашества в этом, тогда еще слабо освоенном районе.

  К 1747 г. здесь возникло 54 новых поселения государственных крестьян-иноверцев, насчитывавших по II ревизии 1746 душ мужского пола татар и 19 душ мужского пола удмуртов. Кроме того, здесь деревнями селились русские и нерусские крестьяне, «непомнящие родства и помещиков» в числе 586 душ мужского пола и 54 души мужского пола русских помещичьих крестьян. Среди этих новообразованных деревень сравнительно крупными были Бугульминская слобода, деревни Димская, Кандыз, Дюсметева, Наурузова, Сарманаева, Юзеева, Мустафина, Биккулова и др.34

  Татары обязаны были бесплатно содержать на Новой Московской дороге почтовую гоньбу.

  Сначала почта отправлялась по этой дороге раз в неделю из Казани и раз из Оренбурга; в последствии же почтовое движение по этому тракту значительно усилилось: кроме обычной почты, пришлось возить курьеров, колодников, казенный транспорт, эстафеты, разных чиновников, военных и гражданских и т. п…

  Относительно других поселенцев на этом пространстве, заботы Неплюева выразились в том, что, благодаря его ходатайству в 1743 г., льготные годы от разных повинностей были продолжены для них до 1750 г., с которого начали и с них брать подушные деньги и друие государственные подати…

  В ведомстве Бугульминской Земской конторы состояло еще до тысячи тептярей и бобылей, положенных после 1747 г. восьмигривонный ясак…

  Преследуя нищенство, в форме профессии и дармоедства, Неплюев всегда был готов придти на помощь бедным, больным и престарелым. В 1748 г. Сенат, согласно его представлению и ходатайству, разрешил устроить в Бугульме богадельню, в которую-бы принимались всех званий люди, особенно ссылочные, не имевшие сил и возможности прокормить себя собственным трудом; но сюда также могли быть принимаемы и своекоштные, которые содержались на свой счет.

  Бугульминская богадельня была построена и содержалась на «мостовой сбор с имеющегося в Бугульминской слободе моста», чрез который прогоняли купленный в Оренбурге скот; плата была установлена следующая: с каждаго купеческого воза взималось по коп. с лошади, с прогоняемых быков, коров и лошадей по деньге с головы, а с боровов—по коп. с десяти голов.

  На первый раз в эту богадельню было помещено 34 чел., кои „за старостью, дряхлостью и одиночеством к платежу подушного оклада явились ненадежны", как доносили о том в Оренбургскую губернскую канцелярию подполковник Ртищев и поручик Яковлев". В Бугульминской слободе в отмеченное время было две деревянныя церкви и до 500 домов…22

 

*****

 

  Первое документальное упоминание о Бугуруслане относится к 1748 году, когда Указом Оренбургской губернской канцелярии велено было селить в котловине кинельских гор на «вечное житье выходцев и показывающих себя не помнящими родства и племени». Это было первое документальное упоминание, и посему ту давнюю дату стали считать годом рождения Бугуруслана. Кстати, и в XVIII, и даже в XIX веке это название писали по-разному: чаще «Богорослан», иногда «Богуруслан». И только во второй половине 19 столетия установилось современное написание.

 « Свое название слобода, а затем и город получили от протекающей неподалеку реки Бугуруслан. Происхождение ее названия толкуется топонимистами по-разному. Одни считают, что оно возникло от тюркского слова буга — бык, другие склонны связывать его со словом арслан, что в переводе с тюркского означает лев, барс, и даже толкуют это название, как «сад львов». Но, на мой взгляд (В.Г. Альтов), ближе к истине объяснение известного оренбургского краеведа Сергея Александровича Попова. Он исходил из того, что основа буг часто встречается в названиях рек и озер — Бугульма, Елабуга, Карбуга, Бикбуга и многих других. В толковом словаре В. И. Даля с пометкой «оренбургское» слово буга объясняется как урема — уремная пойма, поросшая ивняком, осокорником и кустами, потопляемая на всю ширину яроводьем. Значит, «буг» не просто река, а река с широкой, затопляемой вешними водами лесистой поймой. Слово арслан в переносном значении употребляется и как могучий, гигантский, храбрый. Таким образом, делает вывод Сергей Александрович, название реки Бугуруслан можно переводить как «могучая река», «сильная река».

  Думается, что это наиболее простое и точное толкование (В.Г.Альтов). Тем более, что в давние годы река была и могучей, и сильной. Подтверждение тому есть в сочинениях Сергея Тимофеевича Аксакова, который писал, что дед его купил землю «по речке Большой Бугуруслан, быстрой, глубокой, многоводной»…

  На мой взгляд (А.В.Суханкин), слово Бугуруслан происходит от названия большого лесного охотничьего башкирского урочища, по которому протекала река – в будущем Богуруслан (слово «бог», с тюркского, означает – лес; арыслан – большой, могучий). Исходя из простого, то Бугуруслан – река большого леса.

  Имеются и другие сведения. Например, что на берегах реки, в будущем Бугуруслан, в давние времена был убит лев. Конечно, здесь не идет речь об африканских львах, но то, что на башкирских землях в давние времена могли водиться крупные кошки - очень даже может быть…

  Так, исторические источники свидетельствуют, что ещё в XIX веке на Южный Урал заходили тигры. Учёные установили, что обитавший в Центральной Азии каспийский тигр (Panthera tigris virgata) принадлежит практически к тому же виду, что и амурский. В древности от берегов Каспия до Тихого океана простиралась сплошная зона обитания. Последний каспийский (туранский) тигр был убит в феврале 1970 года в турецкой провинции Хаккари.

Правда прямых доказательств обитания тигров в Башкирии нет, археологи не находили тигриные кости при раскопках. Тигров не едят, шкуры не хранятся столетиями. Но есть косвенные свидетельства – имя зверя и башкирские легенды.

  Тигр обитает в густых камышовых полях: там он имеет своё логовище, и как они постоянно ходят по одной и той же тропе, то от смятого тростника образуется явственная дорожка. Когда киргизы (казахи) на своём пути встречают такую тропинку, то они спешат скорее удалиться, чтоб избежать грозящей им опасности, рассказывали современники. От этих тропинок или дорог получил тигр своё киргизское название Юл-барс, ибо юл значит дорога, а барс называется всякий большой зверь из породы кошек.

  Есть и иная версия. В Средней Азии тигра называли «джульбарс», «джолбарс», «йулбарс». На тюркских наречиях «джол», «джул», «йул» означает «путь», таким образом, это слово можно перевести как «бродячий барс». Это связано с поведенческими особенностями хищника – он был способен совершать путешествия за сотни и тысячи километров от места своего первоначального пребывания, а за сутки этот тигр мог пройти до ста километров. В 1922 году один такой скиталец пропутешествовал по прямой более четырёхсот километров и забрёл в окрестности города Тбилиси, где был убит.

  И на самом юге Башкирии, в приграничных с Оренбургской областью районах сохранились косвенные «следы» тигриного присутствия. На крайней юго-восточной окраине Уральских гор и Башкирии, в совр. Хайбуллинском районе, у подножья лесных массивов, в степном междуречье рек Сакмары и Таналыка лежит башкирское село Юлбарсово. По карте 1941 года селение Стар. Юлбарсово (Стар. Юлбарс) лежит восточнее посёлка Самарского, на притоке Таналыка, маленькой степной речке Ера-Нагас (название говорит о прежних зарослях ольхи / осины), в её верховьях на повышающихся к востоку высотах.

  Чрезвычайно примечательно само место расположения деревни Юлбарсово. Таналык впадает в Урал (совр. Ирик-линское водохранилище) чуть выше города Орска, где Урал поворачивает с южного на западное направление. Немного ниже по течению с другого (казахского) берега в Урал впадает речка Орь, от которой через небольшой водораздел находится долина реки Иргиз, протянувшейся с севера на юг по восточной части совр. Актюбинской области, а южный конец Иргиза лежит примерно в сотне километров от Аральского моря (там было большое озеро Чалкар-Тениз). Прямо тигриная «дорога» на север, от Арала до Урала…

  Таким образом, от берегов Аральского моря и устья реки Сыр-Дарья, где тигры были обычными обитателями, через замкнутую степную реку Иргиз пролегала своеобразная тигриная «дорога», по которой в поисках добычи – кабанов, или перекочёвывавших степных животных тигры выходили к речке Орь. А далее неширокий Урал и отроги южноуральских гор. В конце этой тигриной «дороги» и лежит село Юлбарсово.

  Кстати, тигр оставил свой след в именах и фамилиях башкир. Само происхождение названия деревни Юлбарс Татыр-Узякского сельсовета Хайбуллинского района возводится к личному имени Юлбарыс.

  Кроме того, именно на юге Башкирии в старинных документах фиксируется имя Юлбарыс: Юлбарыс Аблеев (башкир и тархан Кипчакской волости 1760–1762 годы (Кипчакская волость распространялась и на Бугурусланский уезд)), Юлбарис Кучумов (башкир Чуби-Минской волости, 1770 год), Юлбарыс Сейтяков (башкир Усерганской волости, 1758 годы), Елбарыс Абляев (служилый татарин, Бугульминское ведомство, 1779 год) и лишь башкир Юлбарис Асанов проживал в районе р. Чермасан.

  А в деревне Юлбарс зафиксировано родовое подразделение юлбарыс. Подобный случай в Башкирии встречается ещё лишь однажды у башкир-минцев в деревне Исмагилово совр. Давлекановского района. То есть, отдельные группы башкир именно тигра-юлбарса считали своим родовым тотемом.

  Присутствие имени Юлбарыс практически точно фиксируется на северной окраине степи, по которой любили гулять полосатые.

  В хозяйстве башкир важную роль играла охота и в башкирских легендах широко представлен мир дикой природы: лев, барс, сохатый, медведь, волк, барсук, щука и пр. Долго искать охотничьи легенды про тигров не пришлось.

  В славном русском селе Ташла, что лежит на севере Оренбургской области, вблизи границы с РБ, в старину это было имение дворян Тимашевых, проживала семья крепостных Беляевых. Отец служил в администрации поместья, приказчик, руководил отправкой соли, а сын Тимофей Савельевич Беляев (1760 г. р.) увлёкся литературой и в 1812 году в Казани издал книжицу, пересказав известную среди башкир и других тюркских народов легенду «Куз-Курпяч».

  Герой повести,… башкирский охотник Карабай  поохотился однажды на тигра. Причём, отметим это особо, сама охота на тигра показана в легенде весьма «обыденно», но с обилием конкретных деталей.

  Друг Карабая, киргизец (казах) Сарабай приехал к тому в гости и два заядлых охотника со спутниками отправились за добычей. «Сарабай, удаляясь от всех, ехал один мимо камышей и нечаянно встретился с юлбарсом необычайной величины». Охотник (и рассказчик легенды) удивлён не самому факту появления тигра, а только его необычными размерами. Вероятно, перед нами внезапная встреча тигра и человека на той самой тигриной тропе в камышах, из-за которой и возник термин юлбарс. «Зверь кинулся на него. Батыр не устранился от бою и ударил его копьём, но не попал ему в зёв, а пробил переднюю лопатку. Зверь, рассвирепев от раны, ударяет лапой по копью, коего древко лопается вдребезги».

  Перед нами обстоятельный, со знанием дела рассказ об охоте на тигра в конце XVIII или начале XIX века. Тимофей Беляев, видимо сам нередко охотился и понимал, что современники-читатели хорошо знают, как надо добывать тигра, поэтому нужны точность и достоверность. Обратим внимание на одну охотничью деталь. Люди того времени знали уязвимое место крупных кошачьих – горло, гортань. Тигр, как и лев, ягуар, пантера – это сгусток мышц, череп крепкий, до появления нарезного огнестрельного оружия свалить такого монстра было нелегко. Лишь горло у хищника не защищено.

 Читаем дальше.

  «Обезоруженный батыр соскакивает с коня. Зверь в ярости, не различая коня от всадника, бросается на первого и терзает его. Батыр, пользуясь своим случаем, выхватывает острую свою саблю, с силою ударяет зверя по спине и делает глубокую рану; от чего зверь, рассвирепев более и оставив коня уже растерзанного, с клубящуюся из челюстей пеной, с кровью смешанною, кидается на друга Карабаева. Сарабай поражает его саблею в отверстый зёв, но проворный зверь едва почувствовал прикосновение острия, стиснув саблю зубами, изломал её в мелкие куски и оставил в руке у батыра один обломок».

  Опять опытный охотник стремится поразить тигра именно в зёв, горло (гортань).

  Рассказ полон экспрессии, будто у костра разгорячённый охотник с горящими глазами заново переживает все перипетии поединка перед затихшими ошеломлёнными слушателями. Не знаю, ходил ли сам Тимофей Беляев на тигра, но очевидно к 1812 году он не раз слушал подобные истории, что позволило ему создать реалистичное повествование. Это охотничья байка у костра, когда перекусившие и отогревшиеся охотники красочно живописуют свои подвиги, но при этом прекрасно понимают, что товарищи – люди бывалые, в сказки не поверят.

  «Мгновенно кинулся на него и острыми своими зубами и лапами хотел растерзать его, но как Сарабай был в кольчуге, то зверь не мог его глубоко ранить, а только превосходством силы привёл батыра в такое изнеможение, что он едва держался на ногах и с последним усилием отбивался от него, держа ещё в руке остаток изломанной сабли и нанося оным ему удары, кои были, однако, слабы и не вредили зверю. Сей бой окончился бы непременно смертию батыра, если бы счастливый случай не привёл на место сие устранившегося от товарищей своих друга его Карабая. Сей, видя его опасность, соскакивает с коня, дабы вернее поразить зверя. Со скоростью вихря бросается на него, одним ударом отделяет ему правую лапу, уже схватившую киргизского батыра за шею. Зверь бросает свою добычу и обращается на Карабая; но в миг упадает к ногам его от сильного удара в голову. Как ни твёрд был череп зверя, но сила руки Карабаевой и острота сабли разделили его надвое».

  В 1812 году оренбуржец Тимофей Беляев создал, пожалуй, самое яркое в южноуральской литературе описание охоты на тигра, опираясь, скорее всего, на подлинные знания.

  Примерно в 1860-х – начале 1870-х годов на юге Башкирии (в Верхнеуральском уезде) историк и краевед Руф Игнатьев записывает и литературно обрабатывает предание «Алдар и Зухра», где находим несколько описаний охоты на юлбарсов: «переехав просторный луг, подъезжали мы к одному ущелью, как увидели из оного выходящего отменной величины юлбарса, медленно к нам ступающего, бьющего по земле длинным своим хвостом».

  Комплекс различных исторических источников (косвенных) позволяет выдвинуть гипотезу о более северных границах ареала крупных кошачьих хищников в исторически достаточно близкое время (до XVIII – XIX веков).

  Эти данные в общем близки к выводам специалистов-биологов. В расселении тигров выделяются две части: «территория постоянного пребывания и размножения и такие, куда звери только заходят. Обычно область заходов как бы окаймляет область постоянного обитания более или менее широкой полосой». А северная граница «заходов» тигра это Казахстан и Западная Сибирь. Ещё А.С. Пушкин упоминал о тиграх в устье Урала и есть «указание на обитание тигра в области кочевий казахов Малой Орды», в пределах бывшей Уральской области и частью в Тургайской и Сырдарьинской областях и Оренбургской и Астраханской губерний.

  Скорее всего, тигры эпизодически заходили и в Южную Башкирию.35

 

*****

 

 Свое название Бугурусланская слобода получила: во - пер-вых - по одноименному названию крепости; во-вторых - крепость свое название получила, скорее всего, по границе самой дальней дистанции, подконтрольной данной крепо-сти: эта граница проходила по реке Бугуруслан, за которой находились башкирские земли. Т.е. крепость и слобода на Бугурусланской границе.

  Конечно, этот вопрос ещё долго будет оставаться предметом споров, но выдвигать свои версии исследователи нашего края, считаю, имеют право…

   Одним из первых жителей Бугурусланской слободы, о котором имеются официальные данные, является Давыдов Гаврила Давыдович (1737 - 1774) - бугурусланский крестьянин. Происходил из ясачных крестьян Бугульминского ведомства Оренбургской губернии. После 1747 г. с матерью и братом поселился в Бугурусланской слободе, где их и внесли в подушный оклад.

  Гаврила Давыдович Давыдов необычной судьбы человек и история нам о нем ещё расскажет ниже…

  С момента образования Бугурусланской слободы на территории будущего Бугурусланского уезда стали «укореняться» служивые люди, которым отводились земли согласно «рангам и званиям». Изначально заселение шло со стороны Самарской оборонительной линии. Так, 20 апреля 1749 года, на правой стороне реки Кутулук, разрешено было отвести земли поручику Пензенского полка В. М. Страхову, подполковнику Уфимского драгунского полка А. М. Языкову и секретарю Оренбургской канцелярии И. А. Коптяжеву.

  В.М. Страхов, например, получил уже на капитанский чин 100 четвертей пашенной земли с угодьями. По соседству в конце 1740-х гг. получили земли капитаны В. Я. Ляхов, Д.М. Стригин, поручик И. Д. Путилов.

  К началу 1750-х гг. Сенат (по представлению И.И. Неплюева) поощрил землёй наиболее отличившихся в оренбургских походах дворян. Одним из первых землю получил командир Пензенского пехотного полка В.Г. Пальчиков «сто четвертей в поле, а в дву потому ж» с сенными покосами и прочими угодьями по р. Большому Кинелю между г. Самарой и Красносамарской крепостью.

  В это же время часть офицеров коснулись пожалования в наиболее благоприятном в климатическом и сельскохозяйственном отношении Оренбургской губернии, Ставропольском ведомстве между рек Малым Кинелем, Кутулуком (Тутовлой), Боровкой. В списке первых оренбургских дворян-землевладельцев оказались офицеры оренбургских полков, нёсших нелёгкую службу на юго-востоке России прапорщик М.Е. Карамзин (отец историографа Н.М. Карамзина).

  Однополчанами М.Е. Карамзина были подполковник Роман Державин – отец Г.Р. Державина; сын П.И. Рычкова прапорщик Андрей Рычков – будущий симбирский комендант, погибший от рук пугачёвцев; поручик Борис Мертваго – отец Д.Б. Мертваго, писателя и крупного российского чиновника и сенатора; поручик Андрей Луцкой – муж родной сестры Пелагеи Егоровны, А.П. Крылов, отец баснописца И.А. Крылова.

  Сослуживцы М.Е. Карамзина по гарнизонным полкам стали его соседями – первопоселенцами по оренбургским поместьям. Василий Страхов – капитан Пензенского полка, помещик с. Никольское (Страхово); майор Александр Кудрявцев – с. Березовка (Кудрявцево); подполковник Уфимского полка Александр Языков – с. Богородское (Языково), капитан Билярского полка Алексей Гасвицкий – с. Гасвицкое, поручик Пензенского полка Иван Путилов – с. Путилово, капитан Нижегородского полка Василий Ляхов – с. Ляхово (Всесвятское)…

  5 ноября 1751 г., на основании купчей крепости, у башкир Ногайской дороги,  Тамьянской волости, Тюкана Болтаева с товарищами, была приобретена вотчинная земля с угодьями по р. Ельшанке капитаном Шешминского ландмилицкого полка И.Л. Тимашевым.

  Родоначальник Оренбургской ветви старинной российской фамилии, восходящей к XVI веку. В 1746 Ивану Лаврентьевичу пожалован чин поручика. Позднее в 1751 году получил чин капитана, еще при основании Оренбурга приобрел дворовое место в центре города на главной улице, напротив Благовещенской церкви.

  По водворению спокойствия в крае после «волнения» башкирцев Иван Лаврентьевич подал прошение об отставке:

«а напоследок нынешнего лета во время произошедшего здесь башкирского замешательства и против бунтовщиков-башкирцев для поиску и искоренения их при яицкой казацкой тысячной команде приставником командирован был через все Уральские горы, одну не малую партию изъехав в трудных местах с яицкими казаками побил, от чего и сам рану получил, от которой раны в том походе быть уже не мог, в тех его болезнях свидетельствован обретающийся здесь доктор Рындер с двумя лекарями аттестовал, что у него левая рука от наружной стороны от локтя на ладонь стрелой ранена, и та стрела между обеих костей прошла и на левой стороне ниже локтевого сгиба, от чего в сухожилиях происходило повреждение, к тому застарелую почечуйную текущую болезнь имеет и от конского убою грудью болен, от чего происходит великий кашель и одышка».

  Таким образом, утверждение краеведов Гудковых о том, что Иван Тимашев был отстранен от воинской должности и назначен таможенным начальником вследствие проявленной жестокости в ходе подавления башкирского восстания, не подтверждается архивными источниками. 

  Сенат исключил его из военной службы, наградив чином надворного советника. Позднее Тимашев был назначен директором таможни…

  Корни древнего смоленского дворянского рода Тимашевых уходят в глубину XVI века. Основоположник фамилии Тимэш мурза вышел из орды при великом князе Василии III, и уже далее через женитьбу на русских девушках, через крещение они все более глубоко входили в русскую культуру. Род Тимашевых причисляли к так называемому столбовому дворянству, чьи предки служили по дворянскому списку еще в царствование Ивана IV. Тимашевы служили дьяками, воеводами, участвовали приставами при посольствах. Так, Венедикт Иванович Тимашев был дьяком при Борисе Годунове. Его сын Нефталим состоял воеводой в Курске (1635), Смоленске (1656). За службу их жаловали землями в центральных губерниях России. Род их по древности своей был записан в VI часть «Дворянской родословной книги».

  Переселение в Оренбургскую губернию в 30-е годы XVIII века позволило нижегородским дворянам Тимашевым выбраться из неприглядного мелкопоместного бытия, угрожавшего роду зачислением в положение однодворцев.

  Все началось с того, что сыновья Нижне-Ломовского помещика Лаврентия Тимашева Михаил и Иван решились продать свои пустые поместные дачи в Тамбовской и Пензенской губерниях и перебраться в Оренбуржье. Тогда за братьями не числилось по ревизским переписям ни одной души, что закрывало для них возможность поступить в гвардейские или престижные армейские полки. Чем привлекла Тимашевых юго-восточная окраина империи? Дело в том, что в 30-е годы XVIII века только здесь еще сохранялась традиция бесплатной раздачи местным служащим дворянам поместных земель. К тому же указ 11 февраля 1736 года открывал перед оренбургскими офицерами и чиновниками невероятные возможности приобретения почти за бесценок огромных территорий у башкирских общин.

  Первым обосновался в Оренбургской губернии Михаил Лаврентьевич. В 1736 году в возрасте 22 лет он вступил рядовым солдатом в Алексеевский пехотный ландмилицкий полк. Учреждение ландмилиции, своего рода иррегулярных воинских частей, было связано с созданием Новой Закамской линии, которая должна была отделить возможные нападения на центральные губернии башкир и калмыков.

… Иван Лаврентьевич был моложе брата на два года, но это обстоятельство не помешало ему обойти Михаила в чинах. К 1753 году, т.е. к 37 годам, Иван перевелся в более соответствующий дворянскому статусу конный полк (Шешминский драгунский) в чине капитана. Для середины XVIII века подобное продвижение по служебной лестнице можно считать несомненным успехом, если учесть, что большинство уфимских дворян после 25 лет службы выходили в отставку, не достигнув даже первого офицерского чина.

Самое крупное поместное хозяйство Оренбургской губернии начало формироваться еще в 1746 году, когда башкирский тархан Кутлугул Дюкеев продал поручику И.Л. Тимашеву «поместную свою землю на пашню и сенные покосы с бортями и угодьями до города Самары по реке Кинель выше пригорода Алексеевска». В 1751 году Иван Лаврентьевич купил за 70 рублей у башкир Тамьянской волости землю длиной 10 верст и шириной 5 верст по реке Сакмаре…

  Не только в истории Башкирии, но и в истории России представители этой фамилии оставили заметный след. Четыре поколения оренбургских дворян Тимашевых, будучи самыми богатыми помещиками губернии, последовательно избирались губернскими предводителями дворянства. В их усадьбе в Ташлах бывали А.С. Пушкин, В.И. Даль, С.Т. Аксаков и композитор А.А. Алябьев

  По преданию, именно в знаменитом на всю губернию прекрасном тимашевском парке встретил Аксаков аленький цветочек, который потом обессмертил в своей сказке…

 

 Село Михайловка, Преображенское тож, было пожаловано Михаилу Егоровичу Карамзину, поручику Оренбургского гарнизона, в 1752 году, в 50 верстах от Бузулука по тракту на Бугуруслан и еще от тракта 10 верст в сторону. Места были дикие, пустынные, незаселенные. Вновь отстроенную деревню, как это велось, по имени владельца назвали Михайловкой, называли ее также Карамзино, а после постройки в ней в начале 1770-х годов храма во имя Преображения Господня стали называть также и селом Преображенским.

  По фамильному преданию, начало русскому дворянскому роду Карамзиных положил татарский мурза, или князь, в XVI веке поступивший на службу к московскому царю (неизвестно, к какому именно), крестившийся и получивший поместье в Нижегородской губернии. Звали его Семен Карамзин. Николай Михайлович был его прямым потомком в седьмом колене.

Все Карамзины традиционно служили в военной службе, не занимая заметных должностей и не имея больших чинов. Не были они и богаты. Прадед и дед Карамзина - Петр Васильевич и Егор Петрович, - как следует из документов Герольдии, с начала XVIII века владели всего лишь двумя селами - Карамзиной и Алексеевкою в Симбирском уезде. Там живал, будучи в отпусках, и его отец, Михаил Егорович. Известная московская аристократка Е. П. Янькова, воспоминания которой охватывают последнюю треть XVIII века и начало XIX и являются своеобразной энциклопедией дворянства того времени, положения в свете и родственных связей многих фамилий, так трактует Карамзиных: «Карамзины - симбирские старинные дворяне, но совсем неизвестные, пока не прославился написавший „Русскую историю“. Они безвыездно живали в своей провинции, и про них не было слышно».

  Получив оренбургское имение, М. Е. Карамзин первоначально, видимо, не собирался обосновываться в нем. Соседка Карамзиных, помещица Караулова, хорошо знавшая их семью, рассказывала, что «Михаил Егорович езжал в Михайловку из своей симбирской деревни хозяйничать и охотиться…

  В марте 1753 г. М.Е. Карамзин и В.А. Ляхов, Ф.М. Стригин, И.Д. Путилов, И.П. Толстой обратились с «почтенным доно-шением» в Оренбургскую духовную консисторию о разре-шении построить им одну церковь на несколько селений в своих новопоселенных деревнях, которые расположены «против Бузулукской крепости на реке Кундузле». В этом документе М. Карамзин указал, что поселил свою деревню в количестве пятнадцати дворов. ( Параллельно он продолжал службу. 20 февраля 1757 г. М.Е. Карамзин был произведён в поручики)…

  В 1753 г. подполковник Оренбургского ландмилицкого полка Роман Николаевич Державин, отец поэта и государственного деятеля Г. Р. Державина, «по челобитью» получил «на корма» в 40 верстах от Борской крепости, на р. Кутулуке, пустошь – «пахотные земли 300 четвертей в поле».

 Роман Николаевич Державин (1706-1754) (отец поэта) имеет следующую родословную:

«Однажды графа Фёдора Ростопчина спросили: «А почему вы – не князь? Юсуповы, Шереметевы – выходцы из ордынских мурз – получили княжеское достоинство, а ваши предки – нет» – «Всё дело в том, что мой предок Ростопча прибыл в Москву зимой» – «Разве время года может повлиять на получение титула?» – «Как? Вы не знаете? Когда татарский вельможа в первый раз являлся ко двору, ему предлагали на выбор или шубу, или княжеское достоинство. Предок мой приехал в жестокую зиму и отдал предпочтение шубе».

  Вот и мурза Багрим (то есть, Ибрагим) довольствовался шубой. Приняли его в Москве на высшем уровне, сам великий князь Василий Иоаннович крестил своего нового вассала. Ибрагим стал Илией. Но в князья многочисленные потомки мурзы не вышли. И всё-таки московский правитель расщедрился, и Багрим получил от него завидные вотчины и под Владимиром, и под Новгородом и Нижним. На русской земле, обжитой с древних времён.

  От сыновей Багрима произошли Нарбековы, Акинфовы, Кеглевы. У Дмитрия Ильича Нарбекова был, в числе других детей, сын Алексей, получивший громкое имя Держава. Трудно не приметить, что Державин – говорящая фамилия. С такой фамилией мудрено не стать яростным охранителем империи.

  От него и пошёл род Державиных, которые “служили по городу Казани дворянскую службу”. Осенью 1552 года Иоанн Грозный штурмом взял Казань и присоединил к Руси татарское царство. Город на Волге оправославливали, там поселились дворяне, которым доверял царь.

  Казань в те годы была одним из крупнейших городов империи, уступала только двум столицам. Город двунациональный, с восточным колоритом, но с заметным преобладанием русских.

  В чём заключалась дворянская служба? Державины участвовали в крымских походах, честно проливали кровь за царя. Дед поэта – Николай Иванович – носил прозвание Девятый. Умер он в глубокой старости – 87-ми лет – однако, не дожил года до рождения внука Ганюшки. Детям своим Николай Иванович оставил скудное наследство – Державины были самым, что ни на есть обедневшим дворянством.

  Роман Николаевич Державин родился в 1706-м году. В шестнадцатилетнем возрасте, на излёте эпохи Петра Великого, в 1722 г., он поступил в Бутырский полк. Служба его проходила в разных городах молодой империи, но женился он на соседке и дальней родственнице – Фёкле Андреевне Гориной. И Державиным, и Гориным принадлежали дворы в деревне Кармачи – вот они и решили объединить свои скромные владения. Он взял в жёны не девушку, а вдову. Фамилию ей подарил капитан Свияжского полка Григорий Савич Горин, рано скончавшийся. А по отцу она – Козлова. Дед Фёклы Андреевны, ротмистр Фёдор Козлов, был женат на вдове Никиты Васильевича Державина. Вот вам и родство извечных соседей.

  Фекла Андреевна, как и ее супруг, была небогата. «…Роман Державин не имел ни влиятельных покровителей, ни денег, чтобы дать взятку…»

  В 1743 у них родился первенец, будущий поэт и государственный деятель Гаврила Романович Державин. В 1750 г. Р.Н. был переведен в Оренбург… В октябре 1753 г. Р. Н. отправился в Москву хлопотать об отставке. Уехав из Москвы в Казань, в 1754 году умер полковником в отставке.

  Вдова с тремя детьми осталась в большой бедности. У нее не нашлось даже 15 рублей, чтобы заплатить долги покойного. Более того, воспользовавшись беспомощностью осиротевшей семьи, соседи отняли у них часть принадлежавших Державиным земель. Тщетно простаивала Фекла Андреевна вместе с малолетними сыновьями в передних у приказных, добиваясь справедливости. Все оказалось безрезультатным. С этого времени Державина стало отличать обостренное чувство справедливости, особенно в отношении слабых.

 

Родной брат Р.Н. Державина - Иван Николаевич Державин ( дочь его Наталия замужем за Никитой Иванычем Миллером) .

Отец Романа Николаевича и Ивана Николаевича - Николай Иванович умер в 1742 году, дед Иван Яковлевич, прадед Яков Васильевич.

 В 35 км от Казани находится село Егорьево, в котором находится усыпальница родителей Г.Р. Державина.

 

 *****

 

 1753 год – Новокрещенов Иван, капитан ландмилицкого Билярского драгунского полка - комендант Бугурусланской слободы.

  По материалам научного сотрудника Бугурусланского крае-ведческого музея Н.Н. Кияевой: «В XVIII веке в Бугуруслане на берегу реки Кинель при въезде в город была построена первая деревянная церковь во имя Николая - Чудотворца» (начала действовать в 1753 г.). В 1781 году, по итогам проведенной ревизии, это была единственная церковь Бугуруслана. (По некоторым данным она сгорела полностью в 1822 году во время сильного пожара.)

  В середине XVIII века (по данным времен екатерининского межевания) … слободы имели вид крохотных придорожных селений, развивавшихся линейно, вдоль единственной улицы - дороги, выводившей к мосту или переправе через реку, на берегу которой стоял деревянный храм. Обе Стороны улицы застроены деревянными «строениями разночинцев» с огромными участками садов и огородов, занимавшими основную часть территории селения…

  Жизнь поселян Бугурусланской слободы вряд ли отличалась от жизни в других слободах Самарской линии, поскольку как солдаты, так и крестьяне полностью зависили от воли коменданта. «На эти должности царское правительство старалось посылать людей суровых и жестоких. Они вводили в слободах дикие порядки. По малейшему поводу драли кнутом не только мужчин, но не щадили женщин и детей.

Крепостное население первое время (вновь поселившиеся на 3 года были освобождены от подушного налога) жило поголовно «на довольствие» казны, получая «провиантские» пайки. По роду своей службы и существовавшей внешней обстановке служаки не могли заниматься сельским хозяйством. Все их имущество заключалось в строевом коне и в одной, двух коровах…»*

 В образованных слободах Неплюев отменил казенную распашку земли, обложил крестьян, вместо четырехгривенного сбора, оброчным провиантом: крестьяне должны были доставлять ежегодно по три четверти и по шести четвериков, ржи (в среднем=250 кг.) и столько же овса с каждого двора, при чем степень урожая в расчет не принималась.—Этот сбор хлеба производился по раскладке самих крестьян и притом не с души, а с тягла каждый год равнялся приблизительно 13,707 четвертям и 7 четверика» ржи и такому же количеству овса, в общей сложности ржи и овса получалось 27,414 четвертей и 14 четвериков. Каждый крестьянин обязан был лично представить свой паек в нарочно устроенные для того магазины; когда же нужно было доставить этот провиант в полинейные крепости, то крестьяне получали за то денежное вознаграждение по Плакату…

Такая замена четырехгривенного сбора, с одной стороны, устраняла злоупотребления воевод и чиновников, потому что крестьяне сами производили раскладку оброчного провианта по тяглам и сами же доставляли его в назначенным для того места,—а с другой стороны, эта мера была выгодна и для казны в том отношении, что она давала возможность иметь постоянный запас хлеба и овса для полинейной стражи, а это весьма было важно, если принять в соображение отдаленность Оренбургского края от внутренних хлебородных губерний, а также тогдашние пути сообщения и постоянные междоусобицы среди инородцев.

  Правда, в случае недорода хлеба, эта мера могла показаться и обременительной для крестьян, так-как степень урожая при этом в расчет не принималась; но и это случайное неудобство не должно было особенно обременять крестьян, если принять во внимание обилие и плодородие земель, а также и добровольную раскладку самими крестьянами оброчного провианта по тяглам: не уродился хлеб у одного,—уродился у другого, и тогда последний, по требованию всей общины, отбывал поставку провианта за первого, в надежде иметь в нем помощника на случай собственной нужды от неурожая и т. д…22

Жизнь в слободах совершалась по команде. Утром, на рассвете, население пробуждалось (от боя барабанов и звуков сигнальных рожков или звона колокола на смотровой каланче). Женщины… отправлялись… за водой или стирать белье. В весенние и летние дни печи в домах должны быть вытоплены не позднее семи часов утра, так как после семи казаки и солдаты уходили на службу, а прочие жители на строительство или ремонт укреплений. Около двенадцати часов дня снова раздавался бой барабанов. Это сигнал на обед. Свободным досугом у людей считалось время до семи часов утра…

 Комендант слободы имел комендантскую избу (приказную избу), в которой производились все дела по управлению слободой.

 Приказная изба возглавлялась дьяком. Здесь хронилась всякого рода документация: приходные и расходные книги и росписи разных податей и сборов; сами сборы-казна: в избу коменданта обычно свозились все собранные деньги.

 При комендантской избе находились также приставы-подчиненные, на которых возлогались разного рода обязанности по контролю выполнения нарядов. Комендант получал наказы непосредственные из Бугульминской земской конторы.

 

 

Самый большой катлован на территории Бугурусланской крепости, - по-видимому именно здесь и располагалась комендантская изба.

 

Управляя вверенной ему территорией, он осуществлял и охрану государственной собственности: кроме крепостного арсенала в ведомстве коменданта находились продовольственные и соляные склады-магазины. Административно-полицейский надзор коменданта простирался и на личную жизнь местного населения. Он вел контроль над вновь поселившимися и выбывшими и за всяким соблюдением порядка вообще.

Первостепенными обязанностями коменданта были ведение городовым и дорожным делом. Жители слободы должны были выполнять работы по содержанию определенного участка почтового тракта; работы по состоянию мостов и переправ; работы по заготовке леса. Все оставшееся время разночинцы работали на пашне и в собственном хозяйстве.

Широкими были финансовые полномочия коменданта. В «писцовые книги», которые составлялись для финансовых отчетов, входили описания земель по количеству и качеству, доходность земель (урожайность), повинности в пользу государства. Там, где за основу брались дворы, в "писцовые книги" заносились сведения о них.

  Кроме этих полномочий комендант осуществлял рекрутский набор.

Как видим жители слободы практически полностью попадали под юрисдикцию коменданта. И вряд-ли государственный закон вмешивался во взаимоотношения с подчиненными…

Невыносимое житье-бытье, палочная дисциплина, произвол комендантов вызывали у обитателей слобод глухой ропот и недовольство.

Плохое снабжение продовольствием приводило к частым голодовкам при наличии обилия плодородных земель и угодий. Общая неустроенность крепостей толкала людей иногда на крайность. Многие уходили в леса, создавали шайки разбойников и грабили военные обозы и проходящие по Московской дороге купеческие караваны. О таких «удальцах» по сию пору в пределах бузулукских степей бытует много преданий и легенд.»

Впрочем, в подтверждение всему этому, мы увидим жалобы Бугурусланских слобожан в «Наказах» Государыне Императрице Екатерине II ниже…

  Территория «на сорок верст протяжения» от Бугурусланской слободы, «до казенного селения Красный Яр», не была заселена. За Кинелем, по левому берегу, открывалась «зеленая, цветущая, душистая…, полная звуков, голосов и жизни степь, богатая тогда всеми породами полевой дичи»…

Весной степь обильно покрывалась буйными травами. Вперемежку с седым ковылем росли вихрастый типчак,  ветреница лесная, фиалка удивительная, колокольчик крапиволнистный, шалфей, колючий татарник, различные виды полыни. Пестрыми цветами полыхали луга. По берегам рек и озер - ландыш, репей, борщовник, крапива.

 Первозданная степь в те далекие времена изобиловала полевой дичью: зайцами, лисами, волками, барсуками, ласками, куницами. Наши места славились богатством и разнообразием водоплавающей птицы. На лесных и степных озерах не умолкал гомон пернатых - уток, чирков, куликов. Гнездились дикие гуси, лебеди. Во всех реках водились щуки, сомы, сазаны, голавли, судаки, лини, жерехи, подусты и другие рыбы.

До распашки оренбургские степи  были густо населены такими крупными птицами, как дрофы, стрепет, журавль-красавка, серая куропатка.

 Столь же характерны для степей дневные хищники: орел степной, орел-могильник, курганник, а также мелкие соколы – кобчик, пустельга обыкновенная и степная. Вблизи степных водоемов обычны луни – степной, луговой и

камышовый. Среди мелких воробьиных, обитающих в степи, наиболее многочисленны различные виды жаворонков: полевой, степной, рогатый, белокрылый, черный, а также желтая трясогузка. К этому перечню добавим ставших очень редкими кречетку, чибиса, степную тиркушку, а также огарь, устраивающую гнезда в заброшенных норах байбака.

В хвойном лесу и чернолесье изобиловали малина, земляника, клубника, степная вишня, костяника, калина, рябина, черная смородина, шиповник, черемуха и множество грибов.

  Такое богатство края природными ресурсами вызвало стремительное и масштабное заселение целинных земель.     В то время, когда даже в ближайших русских губерниях и областях земли получали уже значительную ценность, башкиры не имели понятия о стоимости своих богатых девственных степей и лесов. Они уступали их за ничто предприимчивым русским выходцам.

  С. Т. Аксаков так описывает колонизацию:

«С некоторого времени стал он (дед Сергея Тимофеевича) часто слышать об уфимском наместничестве, о неизмеримом пространстве земель, угодьях, привольях, неописанном изобилии дичи и рыбы и всех плодов земных, о лёгком способе провести целые области на самые ничтожные деньги, стоило только позвать к себе в гости десяток родичей отчиников Картобынской и Кармалинской тюбы (волости), дать им два – три жирных барана, поставить ведро вина, да несколько ведер крепкого ставленого башкирского мёда, да лагун корчажного крестьянского пива – так и дело в шляпе: неоспоримое доказательство, что башкирцы были не строгие магометане и в старину. Говорили, правда, что такое угощение продолжалось иногда неделю и две; да с башкирцами и нельзя вдруг толковать о деле, и надо всякий день спрашивать: «А что, знаком, добрый человек, давай говорить об мой дела».

 Если гости, евшие и пившие буквально день и ночь, еще не вполне довольны угощением, не вполне напелись своих монотонных песен, наигрались на чебызгах, наплясались, стоя и приседая на одном месте в самых карикатурных положениях, то старший из родичей, пощелкавши языком, покачав головой и не смотря в лицо спрашивающему, с важностию скажет в ответ: «Пора не пришел - еще баран тащи». Барана, разумеется, притащат, вина, меду нальют, и вновь пьяные башкирцы поют, пляшут и спят, где ни попало… Но всему в мире есть конец; придет день, в который родич скажет, уже прямо смотря в глаза спрашивающему: «Ай, бачка, спасибо, больно спасибо! Ну что, какой твой нужда?» Тут, как водится, с природною русскому человеку ловкостию и плутовством, покупщик начнет уверять башкирца, что нужды у него никакой нет, а наслышался он, что башкирцы больно добрые люди, а потому и приехал в Уфимское наместничество и захотел с ними дружбу завести и проч. и проч.; потом речь дойдет нечаянно до необъятного количества башкирских земель, до неблагонадежности припущенников, которые год-другой заплатят деньги, а там и платить перестанут, да и останутся даром жить на их землях, как настоящие хозяева, а там и согнать их не смеешь и надо с ними судиться; за такими речами (сбывшимися с поразительной точностью) последует обязательное предложение избавить добрых башкирцев от некоторой части обременяющих их земель… и за самую ничтожную сумму покупаются целые области и заключают договор судебным порядком, в котором, разумеется, нет и быть не может количества земли: ибо кто же ее мерил? Обыкновенно границы обозначаются урочищами, например вот так: «От устья речки Конлыелга до сухой березы на волчьей тропе, а от сухой березы прямо на общий сырт, а от общего сырта до лисьих нор, от лисьих нор до Солтамраткиной борти» и прочее. И в таких точных и неизменных межах и урочищах заключалось иногда десять, двадцать и тридцать тысяч десятин земли! И за все это платилось каких-нибудь сто рублей (разумеется, целковыми) да на сто рублей подарками, не считая частных угощений.»

  Обращиком дешевизны приобретения башкирских дачь не только того, но даже позднейшего времени может служить совершенная в 1775 г. покупка тульским купцом Лугининым огромного пространства земли Куванакской волости—около 20 тыс. десятин—за четыреста рублей.

  В плодороднейшей части Бугурусланского уезда… за такую же сумму и кармазинного сукна кафтан было куплено в половине XVIII столети слишком 70 тыс. десятин.**

 Помимо помянутых баснословных цен на башкирские дикие земли, из старых купчих крепостей можно привести некоторые данные о продажных ценах обработанной земли в нашем крае в данную эпоху. В Майнских пределах 90 четвертей в поле пошли за 40 р., около с. Липовки в нынешнем Самарском уезде 941/2 четв. в поле стоили 30 руб., в Бугурусланском уезде за 10 четв. надо было заплатить уже 10 руб. Во всех этих случая при земле были сенокосные и лесные угодья, а иногда и усадьбы. Чем ближе к более населенным местам Казанской губернии,-тем выше становились цены. Дедушка Аксакова за землю на р. Бугуруслане „заплатил так дорого, как никто тогда но плачивал: по полтине за десятину". С годами цены естественно возрастали: один участок (25 четв. в поле) в 1736 г. куплен был за 15 руб., через два года сдан на 25 лет в аренду за 25 руб., а в 1766 г. перепродан за 25 руб. В Самарском уезде участок (30 четв. в поле), стоивший в 1753 г. 20 рублей, уже в 1760-м пошел за 50 руб. По-видимому, помещичьи, владения, переходившие из рук в руки путем купли-продажи, были в общем не велики, так что 272 тысячи десятин Аксаковского имения представляли собою исключение из общего правила…39

  Такая дешевизна плодородных земель орошаемых реками, изобилующими рыбой, лесов, представляющих превосходный готовый строительный материал, переполненных дорогим пушным зверем и дичью—все это привлекло сюда дворян из внутренних губерний Poccии, которые селились здесь и переводили своих крестьян.

  Выгоды поселения были так велики, что, переселяющиеся забывали опасность жить в краю, далеко неумиротворенном, где то там, то сям непрерывно вспыхивали волнения все еще неугомонившихся башкир…5

 

*****

 

 В атласе Оренбургского края, составленном П. Красильниковым в 1755 г., обозначены первые имения, пожалованные дворянам. На реке Тотувле (Кутулуке) показаны владения Коптяжева, Языкова и Зимнинского, на реке Кундузле – Стрыгина, Ляхова, Путилова, Толстова и Карамзина.

Это современные населенные пункты, возникшие в середине XVIII века: Языково, Страхово, Коптяжевка, Булгаково, Ляхово, Гасвицкое, Державино, д. Карамзина (Михайловка) и другие, расположенные в современных границах Борского района Самарской области и Бузулукского района Оренбургской области.

  Здесь в XVIII в. по рр. Кутулуку, Боровке, Току было расположено 13 помещичьих деревень, населенных русскими крестьянами, переведенными из  Пензенской и Симбирской губерний: Пустовалово, Кушниково, Державино, Воронцовка, Чуфаровка, Ключи, Госвицкое с. Божедаровкой, Кротовка, Мухановка, Страхово, Обухово, Чебриковка, Куроедово.

  Со второй половины XVIII в. на территории Бугурусланского и Бузулукского уездов образовались крупные дворянские латифундии Тимашовых (1995 д.м.п.), Куроедовых (436 д.м.п.), Левашовых (1022 д.м.п.), Осоргиных (410 д.м.п.), Аксаковых (371 д.м.п.), Обуховых (684 д.м.п.) и т. д.

  Раздача земель дворянству достигла в последние десятилетия XVIII в. такого размаха, что в руках помещиков оказались и земли чувашских крестьянских общин. Так, чуваши д. Ибряйкино и Иштелкино делили свои владения с господами Микулиным и Богдановым; крестьяне д. Геранькино, Неприк и ряда других – с отставными солдатами и дворянскими фамилиями Апраксиных, Воронцовых, Тимашевых, Марковых, Чемодуровых, Тоузаковых, Неплюевых и других.

Их хозяева расширяли свои владения, кроме покупок и пожалований, прямыми захватами. Так, Т.Ф. Куроедов отнял земли и угодия у государственных крестьян деревень Кирюшкиной и Нуштайкиной «вокруг верст на одиннадцать», у д. Ибрайкиной «версты на три»…

  В 50—60-х годах XVIII в., когда царизм широко проводил насильственную христианизацию нерусского населения Среднего Поволжья — татар, чувашей, мордвы — миграция из этого региона в Оренбургский край еще более усилилась. В северо-западной его части возникли многие новые селения. Крестьяне, как правило, переселялись самовольно, «сами собой, без письменных видов». Среди них выдвигались инициаторы и организаторы этого движения, так называемые «заводчики», именами которых нередко назывались новые места.

  Так, деревня Микушкина чувашей - новокрещен была названа в честь первопоселенца 65-летнего крестьянина Микушки Охонкина, а по крещению Ивана Семенова; основанная мордвой-новокрещенцами деревня Кирюшкино названа именем 62-летнего Кирилла Савельева и т. п.

  Среди новых поселений преобладали деревни, заселенные крестьянами одной национальности, но нередко встречались и многонациональные. В деревне Сок - Кармала поселились мордва, чуваши, татары и русские. Некоторые из этих деревень и по сей день сохраняют разноэтнический состав населения.

  Всего за период со II по III ревизии (1747—1765) в Оренбургскую губернию прибыло 34890 переселенцев, в том числе 18,3 тыс. татар, 9,8 тыс. чувашей, 3,7 тыс. мордвы, 1364 марийца и 240 удмуртов. Все они поселились на казенной земле и пользовались ею из расчета 15 десятин на ревизскую душу.

  Некоторые переселенцы размещались на вотчинных башкирских землях на условиях припуска. Эти припущенники были пришлым населением, называемым тептярями (нерусское население, родственное бобылю). Они начали поселяться в крае еще в конце XVI в., но вплоть до начала XVIII в. их численность оставалась небольшой. Значительный прирост численности тептярей наблюдается в 20-е годы XVIII в. Он связан с недовольством крестьян проведением первой переписи и введением подушной подати.

  По данным II ревизии в Оренбургской губернии насчитывалось 28750 тептярей, а к концу XVIII в. - 99292. Все они были выходцами из Среднего Поволжья, убежавшими «в башкиры» от усиливающегося феодального и национально-рели-гиозного угнетения.

  Этнический состав тептярей был неоднороден. Более половины их составляли татары, далее — марийцы, удмурты и чуваши. Основная масса тептярей татар поселилась в Белебеевском, Бирском, Бугульминском и Мензелинском уездах; тептяри - марийцы и удмурты — в Бирском…

Аграрное освоение северо – восточного лесостепного За-волжья осложнялось столкновением переселенцев с башкирами – владельцами местных земель (в том числе и земель будущих татарских сел), платившими ясак в государственную казну. Пришедшие на заволжские степи и лесостепи татары, как и другие группы населения: чуваши, мордва – бы ли вынуждены селиться на башкирских землях, которые не отчуждались, а передавались в аренду на основе припуска.

 Так выходцы из татар превращались в припущенников или тептярей, что делало их зависимыми от башкирских стар-шин. В рукописной книге краеведа Морозова С.Ф., посвя-щенной массовому заселению земель Заволжья, отмечено, что «припущенниками» назывались те, которые за известную или единовременную плату по заключенному договору на известное число лет живут на башкирских землях. Почти ни одна деревня припущенников (тептярей) по окончанию договорного срока не оставили земель башкирских. (Никитин И.., Из прошлого нашего края. Некоторые материалы из рукописей книги Морозова С. Ф. о массовом заселении земель Заволжья). « Знамя Родины», 1985 г., июль 30).

Кроме того, что тептяри выплачивали ежегодную или еди-новременную плату и за пользование землей, после первой ревизии (1718 – 1727 г. г.) тептяри были обложены еще яса-ком в пользу государства. А после башкирского восстания 1735 -36 г.г., в котором тептяри не приняли участия, они получили ряд льгот: Указ от 1736 года освобождал тептярей от платы в пользу общины башкир за пользование землей. В 1736 году было также отменено запрещение покупать башкирские земли. (Появление припущенников (тептярей) как раз и объясняется этим запрещением покупать башкирские земли, возможностью пользоваться землей только за плату, но не владеть ею.)

Тептяри составили, таким образом, промежуточное сословие между государственными крестьянами и ясачными башкирами. Это сословие просуществовало до 1855 года, после 1855 года их причислили к башкирскому войску, где тептяри значились как «категория казенных или государственных крестьян». Тептярское население Бугурусланского уезда было отнесено к государственным крестьянам.

Происхождение слова «тептярь» от персидского слова «дафтарь» (тетрадь); заимствованное монголами и упо-требленное как «список, закон, уточнение» оно видоизме-нилась в «тептярь». Можно предположить, что слово «теп-тярь» означало население, включенное в какой – нибудь список или проживающее на основе договора. В последнем значении «тептярь» перекликается с русским словом «бобыль».

 В заселении и хозяйственном освоении Оренбургского края участвовали и помещичьи крестьяне, переводимые сюда насильно.

Переселение крепостных крестьян в тех условиях было делом трудным, сопряженным со многими тяготами и лишениями для них. Помещики, как правило, не оказывали им помощи, не заботились об их устройстве на новых местах. Яркое описание переселения крепостных крестьян в 60-х годах XVIII в. в Оренбургский край (Бугурусланский уезд) дал в «Семейной хронике» С. Т. Аксаков: «Нагрузив телеги женами, детьми, стариками и старухами, прикрыв их согнутыми лубьями от дождя и солнца, нагромоздив необходимую домашнюю посуду, насажав дворовую птицу на верхи возов и привязав к ним коров, потянулись в путь бедные переселенцы, обливаясь горькими слезами, навсегда прощаясь с стариной..., с могилами дедов и отцов. Переселение, тяжкое везде..., казалось делом страшным».

  Обремененные тяжестью барщинных повинностей новоселы подолгу не могли наладить свое хозяйство, выйти из нужды даже в условиях многоземельного края.

Новокрещены

 

Новокрещены — представители народов России, в том числе мордвы, крещёные в середине 18 в. В 1740—64 в Российской империи функционировала учрежденная царским указом от 11 сентября 1740 Контора новокрещенских дел с центром в городе Казани, занимавшаяся христианизацией поволжских народов и ведавшая делами новокрещеных. Главой её был архимандрит Д. Сеченов (в 1743—48 — епископ Нижегородский и Алатырский).

  Согласно указу, принявшие крещение освобождались от рекрутской повинности, работ на казённых заводах, получали льготы на подати (3 года), деньги, одежду и обувь. При определении материального вознаграждения принималось во внимание социальное положение новокрещена.

  Местная знать имела большие льготы: по указу «повелевалось за восприятие святого крещения давать каждому по кресту медному, рубахе с портами, сермяжному кафтану с шапкою и рукавицами, обуви чирики с чулками, а кто познатнее, тем при крещении давать кресты серебряные, кафтан из сукон крашеных, какого цвета кто похочет, ценою по 50 копеек аршин, а вместо чириков сапоги ценою в 45 копеек, женскому полу волосники и очельники, по рубахе холщевой. Да от денег, мужеска пола, кои от рождения выше 15 лет, по рублю по 50 копеек, а от 10 до 15 лет — по рублю, а кои ниже 10 лет, тем — по 50 копеек» (Документы и материалы по истории Мордовской АССР, Саранск, т. 2, с. 275). В целях ускорения христианизации из тюрем выпускали осуждённых за незначительные правонарушения, если они были согласны креститься.

  В документальных материалах тех времён часто встречаются упоминания о крещении лиц, находившихся под следствием или в тюрьме. Во многих селениях усиленно строились церкви. Расходы на их сооружение, покупку колоколов, другого церковного имущества также ложились на инородцев. В указе от 4 февраля 1744, адресованного Конторе новокрещенских дел, царское правительство предписывало «...на строение в новокрещенских деревнях деревянных церквей, дабы излишнего казённого расходу не последовало, лес, где оной имеется, вывозить и те церкви строить тех мест и приходов жителям, також и тем, кои и крестится не пожелают» (История Татарии в документах и материалах, М., 1937, с. 330).

  Положение тех, кто не хотел креститься, ухудшилось, ибо все повинности и подати крестившихся в льготные годы было приказано взыскивать с некрещёных. Продолжалось насильственное переселение некрещёной мордвы в русские или инородческие православные регионы. Нежелавшие креститься уходили на незаселенные земли. Началось расселение мордвы в Среднем и Нижнем Поволжье и других районах…

18 мая 1753 г. - образование с. Мордовский Бугуруслан. Сюда были переведены из Бугурусланской слободы «непомнящие родства из мордвы новокрещенной» (указ Бугурусланской земской конторы).

"Село Мордовский Бугуруслан…есть из числа превосходных земледельческих селений: ибо живущая в нем мордва так богата хлебом, что во всей этой стороне нет им подобных. И хотя земля, окружающая это село, ничем не разнится от других, но хлебное изобилие можно приписать более их неусыпному труду и рачению, нежели отменному качеству земли…" Почти всё население окрещено. Этому способствовал царский Указ, принятый в 1681 году, в котором сказано, что за переход в православную веру нерусских ясачных крестьян, ремесленников и прочих иноверцев Поволжья, Урала и Сибири установить правительственную льготу — освобождать от уплаты податей на семь лет. После крещения иноверцам выдавались щедрые подарки — одежда, обувь, полотенца и другие вещи. Село росло и обустраивалось.» (Материал Елены Волковой (Максимкина)).

1753 г. - образование с. Шестайкино.

 

  Оно основано выходцами из деревни Кучугур Петровского уезда. В этом же году подполковник Казанского драгунского полка Ларион Игнатьевич Сумароков покупает у башкир Кипчакской волости земли по реке Бугурусланке. Через год – в 1754 г. – перепродает свой участок секретарю Оренбургской губерноской канцелярии Степану Иванову, дочь котрого Анна Степановна по мужу Еремеева перепродает в 1764 г. «гвардии из дворян кадету Николаю Грязеву». Он в свою очередь, в 1767 г., продает часть своих земель полковому квартирмейстеру, симбирскому помещику Степану Михайловичу Аксакову.

 

Село Кирюшкино

 

  История бугурусланского села Кирюшкино уходит в далёкое прошлое. Но годы не стирают историю в памяти людей, которые не только скрупулёзно собирают и бережно хранят всё, что может иметь хоть какое-то отношение к их предкам, но и продолжают традиции, принятые их дедами и прадедами.

  Как гласят старинные летописи, «новокрещённые мордва, крестьяне Симбирского уезда» 20 февраля 1754 года по купчей крепости купили за 50 рублей обширные земли у служилых татар Казанского уезда. Эти земли протянулись на многие вёрсты, «по реке Кинелю, по урочащам от речки большого Кинеля до речки Камышлинки … до устья его с сенными покосами усадебными и огородными местами и со всеми в той земле принадлежащими угодными».

  Кирюшкино – одно из старейших мордовских сёл Оренбуржья, основателем его в 1754 году стал переселенец Кирилл Савельевич Горбунов. Образовано оно было, у реки, где и начал строиться основатель села. (Одно из утверждений - Кирюшкино названо по имени ходока Кирюшки Охонина). Здесь он нашел три родника, которые получили название «Покш лисьма» («Большой родник»), «Вишка лисьма» («Малый родник») и «Бабань каша» («Бабья каша»). Будучи гостеприимным хозяином, Кирилл Савельевич часто принимал тех, кто приезжал посмотреть на его житьё-бытьё. Многие оставались здесь навсегда, обзаводились хозяйством, строили дома. Прибивались к старожилам и беглые люди. Село ширилось, множилось народом и богатством. Трудолюбивые мордовские крестьяне оценили природные кладовые новых мест.

  Во второй половине XVIII в. возникли мордовские поселения: Большой и Малый Толкай, Фролкино (или Ерзовка), Ибряйкинского прихода д. Нуштайкино, Воскресенская, Старые Сосны, Покровка, Кузьминовка, Кармала-Ивановка, Афонькино, Сок-Кармала, Русские Боклы и Боклановка.

 

Село Ибрайкино

 

 По словам старожилов-чувашей, Аверкино и Ибряйкино, расположенные в южной части нынешнего Похвистневского района Самарской области, заселились в 1750-х гг. [3. С.56-58] Ходоками и покупателями земли для общинного пользования у башкирских тарханов были новокрещенные чуваши из ядринского уезда Ендурай Исмекеев и Иван Степанов сын Ерендея. Они выбрали землю между реками Б. Кинель и Б. Толкай на 16,5 верст, по левому берегу Б. Кинеля на 18,5 верст, по реке Б. Толкай на 16 верст и, уплатив за нее башкирам 80 руб., получили грамоту, в которой говорилось, что отныне эта земля с лесным массивом, пятью лесными колками и озерами переходит к новокрещеным чувашам. Продажа и покупка земли была оформлена в башкирской деревне Ибриево в октябре 1753 г. измерение площади земли производили на глаз.

Весной и летом 1754 г. на купленную землю прибыли чуваши из нижегородской и казанской губерний: из Ядринского уезда - 43 души м.п., из Цивильского – 52, из Свияжского – 39, из Чебоксарского – 40.

Прибыв на новое место, чуваши разделили купленную землю на 2 участка по Суходолу от Б. Кинеля на юг через леса, по безымянной речушке до реки Б. Толкай. После ориентировочной разметки земли между участками был брошен жребий. Его тянули Аерка (Аверка) Фединкин и Ибряй Избеков. Земля к западу от Суходола досталась Аерке, а к востоку от него – Ибряю.

По преданию, переселенцы поделили землю на участки, каждый из которых и становился деревней. Землю, доставшуюся Аерке, разделили на 4 части, в каждой из них возникло по деревне: Чекалинка, Малая Аерка, Средняя Аерка и Нижняя Аерка (Аверкино).

Число дворов, по преданию, в Средней Аверкине первоначально равнялось 21, а в нижней Аверкине - 17. Эти цифры очень достоверны, учитывая количество душ, указанных в ревизских сказках 1762 года.

Первыми в Чекалинке поселились 4 двора. Позже сюда переселились еще несколько дворов из Малой Аерки. Малая Аерка тоже начинала свое существование с 4 дворов. Эти маленькие селения, видимо, из-за малочисленности жителей не были указаны в отдельных сказках. Их самостоятельное существование было оформлено уже в более позднее время.

На участке, доставшемся по жребию Ибряю Избекову, возникло, по преданию, первоначально также 4 деревни: Б. Ибряйкино (20 дворов), Рожествено (18), Ибряйкино (14), Скородумовка (5). они известны как отдельные поселки по документам более позднего времени. Общее число дворов в совокупности вполне соответствует количеству ревизских душ по ревизским сказкам деревни Ибряйкиной 1763 года, которая тогда объединяла все 4 поселка.

В устном предании об основании вышеназванных деревень очень достоверными выглядят обстоятельства и дата переселения, места выхода чувашей. Не поддается проверке расселение их сразу восемью поселками. В марте 1767 г. были составлены наказы этих жителей в уложенную комиссию. Они были поданы, как и более ранние сказки 3-й ревизии, от «трех деревень, дву аверкиных  да ... ибрайкиной». В них подтверждается факт покупки земли «у тархан уфинского уезда» Сайтангула Томенеева, Асекея Алметева, Батыра Шарыпова и других, а также уточняется, что земля была закреплена во владении чувашей «по отводу геодезии поручика красильникова» и на нее «оренбургскою губернскою канцеляриею и план сочинен».

Стоимость покупки исчисляется в 100 руб. Переход датируется 1753 годом, местом выхода называются «разные уезды» нижегородской губернии [5. л.294, 296 и об.] В последнюю тогда действительно входили такие уезды с преимущественно чувашским населением, как ядринский и курмышский.

Имена основателей этих деревень сохранились не только в предании, но и в ревизских сказках, где их именуют «заводчиками». Христианское имя Ибрая - Борис Алексеев, а Аверки (Аерки) – Аверьян Андреев. Вместе с последним назван и второй заводчик д. Верхней Аверкиной - Ерендей Ишукин (в крещении Иван Степанов) [6. л.654, 661]. Видимо, именно последний в предании неточно назван «сыном ерендея» в качестве покупателя земли.

 Народное предание-2

По преданию, село Ибрайкино (ныне Похвистневского района Самарской области) берет свое начало от десяти переселившихся чувашей Казанской губернии. Первым среди них был старик Ибрай. По документам известно, что в 1754 году две чувашские семьи из дер. Алманчино Туруновской волости Чебоксарского уезда, одна семья из дер. Аликово Курмышского уезда вместе с другими чувашами переселились на хутор Асеев, возникший на месте нынешнего села Ибрайкино. В 1763 году на этот хутор прибыли выборные чувашские крестьяне Ибрай Избеков: (по крещении Борис Алексеев) из дер. Чурино Арийской волости Свияжского уезда, Дмитрий Максимов из дер. Алманчино и Иван Яковлев из дер. Именево Шерданской волости Чебоксарского уезда и купили у башкирских тарханов занятую первыми переселенцами землю. На этой земле возникли дер. (позже село) Ибрайкино, названное по имени Ибрая Избекова, и дер. Аверкино (ныне село Среднее Аверкино Похвистневского района), получившее свое название от имени переселенца Аверкея Хведюськина (по крещении Ивана Филиппова). Другие чувашские деревни Ибрайкинского прихода были основаны в середине XVIII века переселенцами из Свияжского, Чебоксарского, Цивильского, Курмышского, Ядринского, Казанского и Симбирского уездов.

Дошли до нашего времени и рассказы о возникновении селений Стюхино, Султангулово, Алешкино. Возникновение Стюхина отнесено рассказчиками к 1731–1743 гг., когда переселенцы-чуваши прибыли из деревни Стюхино Симбирского уезда, сохранив название своего прежнего места жительства. Часть чувашей прибыла сюда также из Верхней Туармы.

По преданию,  одновременно со стюхинскими чувашами прибыли чуваши в Султангулово и мордва в Алексеевку (Алешкино) [3. С.55]. Чуваши пришли из нижегородской и казанской губернии, мордва из карсунского уезда (впоследствии оказавшегося в Симбирской губернии). Прибывшие купили землю у башкирских тарханов из деревни Султангулово по 31 коп. за дес. После они произвели раздел между собой по ныне существующей меже. Купчую на землю подписали от мордвы из Алешкиной Алексей Назаров и Степан Иванов, от чувашей из Султангулово – Афанасий Эндреке (Андрикеев), Савелий Федоров, от стюхинцев – Хурай Залухин и Кузьма Григорьев, от владельцев земли –  Кедргулла Бахметов со своей семьей. Подписывались по-русски и арабскими буквами, а неграмотные оставили отпечатки пальцев. Купчая крепость была заверена в Кар-суне в 1755 г.

Переселение было трудным. В пути голодали, 6олели и многие умирали. И на новом месте долгие годы приходилось жить в лачугах, землянках, страдая от недостатка еды и сельскохозяйственного инвентаря. Обработка земли первоначально велась примитивными способами.

В Султангулове (Похвистневский район) поселилось сначала 11 дворов. Первыми прибыли сюда афанасий Эндреке (Андрикеев), Исей, Туйзар, Микитка, Вастирек, Сипек, Петерке, Иштерек. Первопоселенцами Алешкина (Алексеевки) были упоминавшиеся Алексей Назаров и Степан Иванов, а также Николай Максимов сын Алешкин с товарищами из д. Атяшкиной Карсунского уезда. Здесь было также 11 дворов. В рассказе ничего не говорится о татарских переселенцах, отмеченных по ревизии в Алешкине, но, возможно, они прибыли сюда позже.

Совместный наказ деревень Султангуловой и Стюхина в уложенную комиссию 1767 года называет, как и предание, местом совершения покупной сделки карсунскую контору крепостных дел [5. л.284]. Среди продавцов земли, кроме одного, запомнившегося рассказчикам (в наказе его имя транскрибировано как Надергула Бихметев), упоминаются в данном документе уже нам встречавшиеся Салтангул Томенеев и Башир (именно так он поименован здесь) Шарыпов с товарищами из «уфинского уезду казанской дороги кипчац-

кой волости деревни Салтангуловой». Только названы они в наказе не башкирскими тарханами, а служилыми татарами. Видимо, различия между этими сословными и этническими группами были для чувашских переселенцев «казанской губернии из разных уездов», как они обозначают свое прежнее место жительства в наказе, не очень существенны.

Наказ называет датой перехода на новое место жительства лето 1755 г., что соответствует дате покупки земли в устном рассказе. Заселение в более раннее время, то есть в 30–40-е гг. XVIII в., о чем говорилось в предании, не подтверждается письменными документами, ни наказом, ни ревизскими сказками.

Малоправдоподобным выглядит в еще одном сохранившемся предании удлинение времени существования села Староганькина. По записям местного старожила Тихонова, на эту землю между Б. Кинелем и Соком беглые чуваши впервые прибыли в 1710 г., до этого скрывавшиеся в лесах, где занимались охотой и сбором хмеля. Сначала сюда переселились из Карсунского уезда тогдашней казанской губернии 3 хозяина: Канек, Питтепа и Эрхилл, за которыми пришли Сикмет, Роман, Мукяк, ипарий, Богдан, Чашун, Яргунька, Якушка, Тихон, Саюк, Кармай, Шестирек, Валис, Салапай Ильинке, Савчук. В деревне стало насчитываться 20 дворов.    Владельцами земли были башкирские ханы Шарипов, Муртаза Арзаев и Кедргулла Бахметов, а купчая на землю была подписана Канеком. От его имени и пошло название Ганькино. Питтепа же хотел, чтобы деревня была названа его именем. До сего времени сохранились оба названия деревни – Староганькино (официальное) и Питтепель, причем чуваши охотнее пользуются вторым. Если содержательная

часть рассказа, записанного Тихоновым, не вызывает особых сомнений, то датировки выглядят малодостоверными. Якобы, прибыв в Ганькино в 1710 г., чуваши сначала арендовали землю на 12 лет, по истечении которых они продлили аренду еще на 25 лет, а в 1747 г. Они купили землю с торгов, происходивших в самом Ганькино.

В наказе же жителей этой деревни в уложенную комиссию в 1767 г. совершенно однозначно и со всеми подробностями говорится о покупке земли и переселении только в 1753 г. ее купили все у тех же людей, что продали тогда же землю стюхинским, аверкинским, ибряйкинским и прочим переселенцам, то есть «у тархан уфинского уезда казанской дороги кипчакской волости деревни Салтангуловой у Салтангула Тиминеева, Баширы Шарыпова, Емангула Килмеметева, Муртазы Рысаева с товарыщи». Сделка на землю была

оформлена в уфимской конторе крепостных дел, после чего «земля по указу оренбургской губернской канцелярии обмежевана и грани поставлены по урочищам, как указы повелевают, при понятых сторонних людях и дан нам на ту землю план и опись» [5. л.276].

Серьезный аргумент в пользу датировки основания деревни по документам, а не по преданию состоит в том, что в ревизской сказке 1763 года прямо указан «заводчик», то есть основатель деревни, тот самый Каник (такая транскрипция чувашского имени дана здесь). При этом называется его чувашское прозвище (отчество?) Яшкин, а также христианское имя – Гаврила Степанов. Самым важным для датировки является указание на возраст заводчика – 57 лет, который, следовательно, родился в 1706 г., а потому никак не мог быть в 1710 г. первопоселенцем [6. л.436].

Впрочем, за исключением сомнительных дат и описания «долговременной аренды» земли, детали рассказа о переселении в Староганькино выглядят жизненно. Однако время действия надо перенести с начала на середину XVIII века.

Также о сомнительно раннем заселении территории современного Похвистневского района говорится в предании о возникновении деревни  Рысайкино.

По рассказам старожилов, село было основано в 1713 г. «Заводчиком» стал чувашский крестьянин Рзи (Рысай) Ляков, бежавший в период насильственного крещения чуваш из села Большой аксу Карсунского уезда. По его имени деревня и была названа Рзи яль (Рысайкино). Рзи прибыл на эти места с тремя сыновьями (Ишпулаком, Рспаем и Рскалом) и купил за 40 руб. Половину земли татарина али Кутлугуша, отделившегося от своего старшего брата - бабая кутлугуша. После к Рзи с сыновьями присоединились Васютка, Янюк,

Кияк, Кидерметь, Шеменей, Гужай, Маняк, а в деревне стало 10 дворов. Рядом находилось (и находится до сих пор) татарское село, основанное али Кутлугушем, которое называется Али аул (Алькино). В нем было 9 дворов. Первоначально Рзи и Али землю не делили, а пользовались ею вместе. Чуваши из Рысайкино первоначально жили охотой и сбором даров леса, но в начале 1740-х гг. стали по примеру русских заниматься земледелием [3. С.53–54].

В приведенном выше предании есть очевидные анахронизмы. Упоминание в нем о насильственном крещении чувашей скорее указывает на царствование Елизаветы Петровны (1741–1761), когда проводилась такая принудительная христианизация, чем на времена Петра Первого, правительству которого было не до подобных мероприятий. Стюхинские чуваши в своем наказе 1767 года жаловались, что жители Рысайкина «своим насильством отняли» земли по правому берегу р. Тергалы, уже отведенные стюхинцам в 1755 г. [5. л.284 об.]. Эта жалоба подтверждает основание Рысайкина, если не позже, то примерно в одно время со Стюхиным. Упоминаний о существовании здесь еще и татарской деревни Алькино (Кутлугушево, Али аул) вообще не встречается в письменных документах начала и середины XVIII в., в том числе в ревизских сказках и наказах в уложенную комиссию.

Таким образом, за неподтверждением рассказов о более раннем заселении все самые старые селения на территории современного Похвистневского района появились, по документам и достоверным устным преданиям, в 1753–1755 гг…

 

*****

 

  В 1859 году священник А. Глинский опубликовал статью о чувашах Бугурусланского уезда. В ней он касается хозяйства, быта и культуры чувашских селений Стюхино, Рысайкино, Султангулово, Староганькино (ныне Похвистневского района), Новое Ганькино, Ганькин Матак, Большое Микушкино, Малое Микушкино, Старый Шунгут, Новый Шунгут, Саперкино, Новое Якушкино, Сухарь Матак, Малое Ишуткино (ныне Исаклинского района) , Старое Якушкино, Ендурайкино (ныне Сергиевского района), а также деревень Салмоедовка, Ишуткино, Чувашское Адельково, которые в современном списке населенных пунктов Самарской области не значатся. Автор указывает, что чуваши указанных селений переселились сюда в XVIII столетии из разных уездов Казанской губернии. «Земли и прочие угодья приобретены ими покупкою в вечное потомственное владение у башкирцев и тархан, что видно из их купчих крепостей и иных актов»…

  Наиболее раннее описание чувашского двора «картиш» и жилой избы «пюрт-сюрт» самарских чувашей дано в работе русского исследователя XVIII века И.И. Лепехина: «Каждый житель имеет особливый дом, который, смотря по достатку крестьянина, или тыном, или забором огорожен. Среди самого двора ставят жилые их избы, которые никакой пристройки не имеют, как то сени или чуланов, но двери прямо отворяются во двор. Заживные между ими имеют при каждой зимней избе и летнюю, которая против зимней ставится и соединяется с ней переходом». Внутреннее убранство избы состояло из глухих нар, располагавшихся около стены напротив входа. Нары служили и кроватью, и ларем для хранения домашних принадлежностей, а также местом содержания молодняка скота в зимний период. Над нарами завешивали полог. Избы топились по-черному, а маленькие волоковые окна затыкались задвижками. Во дворе, кроме жилой избы, имелись постройки для скота и хранения хлеба и сена. Здесь же располагалась парная баня, в которой, по сообщению И.И. Лепехина, они «еженедельно парятся... в несносном жару и в 2 веника»…

  Чуваши в средние века молились луне и солнцу. Во время моления, лицом обращались к востоку (поэтому по старинной традиции избы строили дверью на восток). Если моление происходило в избе, то обращались лицом к двери (на восток). По той же причине свечи богам ставили на порог. Своих божков-кукол хранили в чуланах, внося их во время молений в избу. Для жертвоприношений пекли юсманы (тонкие лепешки). Молясь, отламывали от такой лепешки кусочки и бросали их к порогу. Домашняя молитва (моление) называлась килти-чюк.

  В поле, на открытом воздухе, проводилось моление общее – уй-чюк. Для жертвоприношений резали общинных баранов и быков. Руководил молением один из стариков, самый старший. Молились сидя, шапки держали под мышкой. В массовых молениях участвовало по нескольку деревень сразу. Такие моления совершались перед началом полевых работ. Жертвенные места и сам дух, якобы обитающий в данном месте, назывались “киреметь”. Важное место в верованиях чувашей занимала земля. Они относились к ней, как дети к матери.

  Весной, во второй половине апреля, в среду перед христианской пасхой, чуваши праздновали сэрень — свою языческую пасху. Провожая сэрень, люди выходили в поле, разводили костры и прыгали через них, чтобы очиститься от греха и прогнать злых духов. Праздник весны у чувашей назывался акатуй, у мордвы — кереть озко, у татар — сабантуй, сопровождавшийся играми, плясками, конными состязаниями. Эти действия рассматривались как магическое влияние на рост хлебов. Многие продолжали совершать языческие обряды на дому даже после их официального запрещения в 1893 году.

  Для русалок, кикимор, киреметь, йерех выставляли пищу и зарывали монеты в близлежащем лесу. После обращения в христианство новокрещенные чуваши наряду с христианскими обрядами продолжали выполнять и языческие, механически прибавив к старым привычным языческим богам христианского бога и святых. По рассказам очевидцев, еще в 90-х годах прошлого века крестьяне-чуваши в награду за хорошую погоду мазали губы святого на иконе сметаной, а за плохую — выносили ее на двор и сажали в старый лапоть…

 

Д.Толстова (Козловка тож.)

 

  После покупки участка земли у башкир графом И. Толстым в 1755 г. была основана д. Толстово (Козловка – по речке Козловке-ныне Самарская обл.).

  В 1765 г. земли были обмежеваны и нанесены на план с родовыми знаками. Через определенное время владение Богородское (Козловка тож) перешло Н.А. Чемодурову – мужу дочери графа. По легенде, дочь И. Толстого привезла с собой икону Богородицы, по ней и престолу церкви было названо существующее ныне село. Ко времени Генерального межевания в селе вместе с д. Шуморкой, принад-лежащих прапорщику Н.А. Чемодурову, в 90 дворах проживало 727 человек.

  Вся последующая история села органично связана с родовым имением Чемодуровых. К 1859 г. село выросло до 160 дворов с населением 957 человек, в селе были церковь и завод. К 1889 г. Богородское стало центром волости, селом в 310 дворов с 1821 человеком.

  Во владении Чемодуровых (ныне КинельЧеркасского р-на) в начале XIX в. возникла и д. Екатериновка (по имени дочери Н.А. Чемодурова). К 1859 г. в деревне насчитывалось 48 дворов с населением 442 человека. К 1889 г. Екатериновка стала селом вследствие постройки церкви, где в 86 дворах проживали 537 человек. Землями в округе села владел купец С.И. Аржанов.

 

Дата: 2018-11-18, просмотров: 331.