Гаврила Давыдов был ясачным крестьянином Бугуруслан-ской слободы Ставропольскаго уезда Оренбургской губернии и состоял депутатом от всего Богульминского ведомства в коммиссии для составления Уложения.
До появления еще самозванца он знал о кончине императора Петра III, а когда пронеслась молва около Бугуруслана, что император жив и явился на Яик, то в это время дошли до него и указы императрицы о том, что появившийся—никто иной, как беглый с Дону казак Емельян Пугачев.
В декабре месяце 1773 года в Бугурусланскую слободу приехало 100 человек калмыков с начальником своим Фомою Алексеевым; разграбили все обывательские дома, а потом собрали весь народ на улицу и спрашивали, кому он служит?
— Прежде служили государыне, — отвечали старики и Давыдов, — а ныне желаем служить государю Петру Федоровичу.
— Ну, когда вы желаете ему послужить, — прибавил калмыцкий старшина, — то выберите от себя несколько человек, пошлите к самому государю для поклона и объявите самолично верноподданическое свое усердие.
Обыватели этой слободы тотчас-же выбрали из среды себе двух лучших человек—Давыдова и Ивана Захлыстова. Эти два представителя отправились вместе с калмыками к Оренбургу; из Бугурусланской слободы был взят калмыками сержант Зыков, командир слободы; его они закололи не доезжая до Кирюшкиной деревни. Когда они все прибыли в деревню, то её жители прислали Давыдову и Захлыстову хлеб и пирог для поднесения императору. По приезде в Бердинскую слободу, Давыдов с Захлыстовым были представлены Пугачеву, но хлеба и пирога не представили, так как лошади все дорогою помяли…
Историческая эпопея выдающегося советского писателя В.Я.Шишкова (1873-1945) рассказывает о Крестьянской войне 1773-1775 гг. в России. В центре повествования – сложный и противоречивый образ предводителя войны, донского казака Е.И.Пугачева и его разговор с народными избранниками:
– Можно ли к вам, государь? – приоткрыв дверь из прихожей, спросил Падуров.
– Входи, входи, полковник! Что скажешь?
– Я не один: привел двух выборных от преклонившихся вашему величеству жителей Бугуруслана.
Пугачёв приосанился. В горницу вдвинулись маленький, лысый, в больших сапогах, Давыдов и высокий, пучеглазый Захлыстов. Оба повалились Пугачёву в ноги.
– Что за люди? – спросил Пугачёв, приказав им подняться.
– Я депутат Большой комиссии, ваше величество, Гаврило Давыдов, ясашный крестьянин. Вот на мне и знак депутатский золотой, как у Падурова, Тимофей Иваныча, мы с ним вместях в Кремле-то, в Грановитой палате-то, сидели… – Он снял с шеи тоненькую золотую цепочку с депутатским знаком и показал его Пугачёву. Затем, мотнув головой на стоявшего истуканом своего соседа, продолжал:
– А этот верзила-то Захлыстов прозывается, житель из Бугуруслана. Оба мы посланы от жителей града челом бить, и хлеб с пирогами вам жителями досланы… Да, грешным делом, наши лошаденки схрумкали в дороге хлеб-от с пирогами, и нам-то понюхать не доспелось. Ах, ах!..
Прости уж, батюшка! Ежели не гневаешься за пирог-от, я дале буду сказывать…
– Толкуй, толкуй. Пирог новый испечем! – сказал Пугачёв, вслушиваясь в торопливую речь депутата.
– Я тебе по правде, я уж врать не стану – я ведь депутат, эвот и значок у меня золотой. А сам-то я грамотей. Шибкий грамотей я, у попа учился, – тараторил лысый, низенький мужичок в длиннополом заячьем тулупчике. Он, видимо, знал себе цену, старался вести себя независимо – то подбоченивался, то выставлял вперед ногу в непомерно большом сапоге, то подхватывал спускавшиеся рукава. – Живу я, значит, в Бугуруслане, и пронеслась там молва, что на Яике император объявился. А я, прямо сказать, не верю. Знаю, что Петр-то Федорыч давно умер, доподлинно мне это ведомо.
А вскорости и от государыни указы воспоследовали, что якобы появившийся – не кто прочий, как Емельян Пугачёв, беглый с Дону казак.
Пугачёва покоробило, он повел плечами, испытующе прищурил глаза на говорившего. И все присутствующие зашевелились, закашляли.
– Я и этому веры не дал, – наморщив прыщеватый лоб, продолжал, как ни в чем не бывало, мужичонка. – Все манифесты врут! Катерина и о Петре Федорыче публикацию давала, что скоропостижно помре, мол. Врет! Убили!..
Орловы его убили… Я то знаю, я депутат Большой комиссии…
– Стой, Давыдов! – прервал его Пугачёв. – Царица врала, и ты заврался, мелешь, как мельница. Как же меня убили, когда вот он – я?..
Пред тобой сижу.
– Батюшка, ваше величество! – запрокинув бородатую лысую голову и ударяя себя в грудь, закричал Давыдов. – Да теперичь-то, как своими очами-то тебя узрел, так и я в разум пришел, теперичь-то и я вижу, что ты царь Петр Федорыч! А ведь издаля-то не видно. А башки-то наши темные, вырабатывают плохо. И вот, ваше величество, извольте слушать… Намеднись наехали на наш Бугуруслан сто калмыков со своим старшиной, Фомою Алексеевым, разграбили все обывательские домы, и мой домишка претерпел, выгнали весь народ на площадь, спрашивают: «Кому служите?» Тут мы, старики, ответствуем: «Прежде служили государыне, а ныне желаем служить государю Петру Федорычу». – «Ну, коли желаете послужить батюшке, – говорит тут калмыцкий старшина, – так выберите от себя сколько-то человек да пошлите к самому государю для поклона и объявите самолично верноподданническое свое усердие». Вот нас двоих, самолучших людей, и выбрал народ-от, и пирогов напекли тебе, батюшка… Да вишь, с пирогами-то чего стряслось: лошади почавкали! Ах, ах, ах!
– О чем же просите, бугурусланцы? – спросил Пугачёв.
– Стой ужо! – встряхнул рукавами Давыдов. – А просим мы тако, ваше величество: воспрети наш Бугуруслан впредь зорить и жечь, да не можно ли, батюшка, каким способом награбленное возворотить?
Пугачёв с просителями всегда был обходителен. Он сказал, обращаясь к бугурусланцам:
– Ну, спасибо вам, детушки! Я велю, Давыдов, дать тебе указ, чтобы никто никакой обиды не чинил вам. А что у кого пограблено, ты сам разыщи и отпиши в мою канцелярию – для резолюции. Стало, Бугуруслан к моей державе отошел?
– Так, ваше величество! – воскликнул Давыдов, выпучив глаза и запрокинув голову. – Со всеми селениями к тебе приклонился. Я уж в дороге столковался с мужиками: вот вернусь – бекеты везде выставим, солдатишек казенных ловить учнем, оружаться станем супротив катерининских отрядов.
– Благодарствую! Почиталин, заготовь указ Гавриле Давыдову, ставлю я его там своим атаманом, и под его команду нарядить отряд в тридцать казаков. Доволен ли, друг мой?
– Ваше величество! – Давыдов повалился на колени.
– В другой раз, как поедешь ко мне с пирогами, так за лошадьми-то следи лучше. А то они у тебя сладкоежки.
– Да уж… Ах, ах, ах!.. Схрумкали, схрумкали, ваше величество! А пироги-то какие!.. С узюмом!
Давыдов и Захлыстов уходили обласканные. Пугачёв сказал:
– Ну вот, господа атаманы! Как видите – зачинаются великие дела. Что ни день, все к нам да к нам преклоняются народы. Это восчувствовать надо!
– Глаза его блестели, грудь от прилива чувств вздымалась. – А посему давайте-ка сегодня вечером поснедаем вместях, саблею учиним. А то как бы подарки-то, что атаман Арапов прислал нам, – белорыбицы разные да севрюжины провесные, – как бы, говорю, их тоже лошадки не схрумкали… Ась? (Е.Пугачев. В.Я.Шишков)
Затем Давыдов был призван в военную злодейскую колле-гию к секретарю её, Горшкову, который вручил ему указ Пугачева, где было прописано, что Давыдову поручается исследовать о пограбленном и донести в коллегию что ока-жется; а также поручалось ему увещевать народ в верности государю, набирать к нему в службу и защищать всеми си-лами как Бугурусланскую слободу, так и ближайшие к ней деревни от верных её величеству войск. Из Берды дано бы-ло Давыдову тридцать человек казаков.
Давыдов пробыл в Берде четыре дня и видел там большие силы Пугачева, а также несколько пушек и очень много по-роху; главные при нем были яицкие казаки, а иностранных никого не было. Так как в это время распространился слух, что злодейский предводитель, называющейся графом Чер-нышевым, во многих местах всех разбивает, а кто не пови-нуется ему—казнит смертью, то Давыдов с Захлыстовым стали рассуждать, уж не подлинный-ли это государь Петр Федорович? Зная же из манифеста, что он беглый казак, они не решались признать его императором, хотя называли таковым, так как думали, что ему удастся с громадными силами завладеть Московским царством.
Возвратившись домой, (Давыдов - в звании атамана, а Захлыстов - в звании есаула) созвал жителей слободы и объявил им указ; a после того собрал пятьсот человек как из годных людей в Бугуруслане, так и из окрестных деревень; во многих местах расставил пикеты; потом истребовал от всех обывателей ведомости что у кого пограблено. Когда все эти сведения были готовы, то Давыдов приказал своему писарю, экономическому крестьянину Якову Калугину, написать рапорт в военную коллегию, в которой Пугачев именовался императорским титулом. Удовлетворения же по всем жалобам никакого не воспоследовало. Не смотря на это, Давыдов очень часто рапортовал в коллегию обо всем, что только в его округе происходило…
В Бугуруслане находилась вотчина повстанцев, которые держали связь "со столицей", имели склады и запас в оных продовольствия и оружия, денежную кассу. - Из Бугурусланской сободы в Бердский повстанческий центр было отправлено ок. 1 тыс. четвертей хлеба… (1 четверть=64 кг. В данном случае 64 тонны).
Спустя месяц, к нему был прислан от атамана Арапова поп из чувашской деревни Стюхиной, с повелением приводить народ к присяге, причем приложены были и присяжные листы. На основании этого повеления, местный поп Максим Петров привел к присяге всех обывателей Бугуруслана и самого, Давыдова, а поп стюхинский приказал государыню из эктении исключить и нигде имени её величества не упоминать, под страхом смертной казни, а упоминать Петра Федоровича и супругу его Наталью Алексеевну…35
Неверно думать, что набор в повстанческие отряды протекал исключительно стихийно. Пугачевское руководство пыталось придать ему определенную организованность. Командиры больших отрядов, в том числе И.Ф. Арапов и Н.Л. Чулошников, снабжались специальными указами Военной коллегии, публикация которых в селениях способствовала увеличению численности повстанческих войск. Предпочтение отдавалось добровольцам ("охотникам"), убежденным сторонникам Пугачева ("ревнителям к службе"), но военная необходимость заставляла расширять права командиров, которым разрешалось требовать от жителей, сколько "потребно для... вспоможения без всякого препятствия людей вооруженных". Посланные мятежниками группы разъезжали по селениям и собирали в ополчение по одному человеку с пяти душ.
Атаман Г. Давыдов и его помощники сами объезжали селения, на мирских сходах зачитывали указ о наборе, требуя его скорейшего исполнения. Если "охотников" недоставало, использовались традиционные формы раскладки общинных повинностей. Из деревни Кирюшкиной в его отряд посылалось "письменно чрез неделю по десети человек", не исключая из очередности и местного сотника.32
Арапов Илья Федорович, действуя по указаниям Пугачева и его Военной коллегии, осуществлял общее руководство движением в Заволжском крае; помимо командования своим отрядом, руководил боевыми операциями отрядов Г. Давыдова, Н. Чулошникова, И. Чернеева (Чернеев Иван, отставной солдат Бугурусланской слободы, хорунжий повстанческого отряда Ставропольского уезда в декабре 1773 —феврале 1774 г.), С. Речкина, О. Ломухина, А. Аитова, А. Размаметова, А. Сомова и других пугачевских атаманов, отряды которых постоянно взаимодействовали.35
Так в районе Татарского Кандыза действовал татарский отряд Моисея Мустафина, а отряд Сейтангула Имайкайкая — у деревни Шарипово (села Бавлинского района). Все три отряда постоянно контактировали между собой и в случае нападения царских войск оказывали помощь друг другу. Затем они соединились с отрядом Ивана Чернеева из Бузулукской крепости и с объединенным отрядом направились к Бугульме.
Известно, что в это время на территории Бугульминского дистрикта крупные повстанческие отряды пугачевских полковников Осипа Енгаличева и Аита Размаметова действовали против карательного корпуса генерала Ф.Ю. Фреймана. Давыдов и Чернеев действовали вместе с этими отрядами…*
*****
В ночь на 7 января Гринев с отрядом двинулся к Алексеевску. Утром его встретили восставшие (2 тысячи человек) во главе с Араповым и Чулошниковым. Бой шел весь день 8 января. Повстанцы атаковали врага со всех сторон. И те и другие стреляли из пушек. Каратели, отбивая атаки, продвигались вперед. Нанеся немалые потери защитникам «пригорода», они, в конце концов, взяли Алексеевск, захватив три орудия. Последовали наказания плетьми, приведение к присяге.
9 января в три часа утра Гринев двинул свои части еще дальше к северу — на Черный Яр, где как будто собрались ставропольские калмыки. Но оказалось, что они вместе с ханшей Дербетевой, атаманами Араповым и Чулошниковым ушли вверх по реке Кинель.
К карательной команде Петра Гринева был прикомандирован сотрудник секретной следственной комиссии Гавриил Романович Державин, с которым братья Тимашевы состояли в дружбе. Полковник Петр Гринев, хорошо знавший свое дело, крутой на расправу с бунтовщиками, заинтересовал Г.Р. Державина. «Чтобы увидеть полковника Гринева в «прямом деле», Державин прерывает следствие в Самаре и принимает участие в освобождении Алексеевской крепости». Из Алексеевска вместе с отрядом Гринева Державин направился на освобождение Красного Яра. К слову сказать, Державин пребывал в Поволжье около полутора лет, находился в гуще событий, постоянно общался с народом и пришел к выводу, что причина народного гнева кроется в жестоком обращении к ним помещиков и чиновников.**
*****
Правительственные войска в Бугульминском уезде стояли кроме самой Бугульмы (генерал Кар, генерал Фрейман) в селах: Резяпкино (капитан Шишков), Нагайбак – Акбаш (секунд-майор Тевкелев). В Черемшане и Кичуе находился генерал Миллер.
Отряд Мусы Мустафина действовал в районе деревень Шарипово, Кандыз, Сайтангулово, Дмитриевка, Спасск (имение П.И.Рычкова) и других, которые в настоящее время входят в Бавлинский район.
Из восставших отряд Гаврилы Давыдова располагался в д. Суровцево, Аит Уразметов в Маклауше, Черняев в Ташлах.
Одновременно с отрядами Мустафина, Давыдова и Уразметова в районе Бугульмы действовали еще отряды восставших крестьян Черняева, Попова. Вообще, с осени 1773 года под Бугульмой действовали более 10 отрядов восставших общим числом 15 тысяч человек, в их распоряжении было около 30 пушек.
Когда капитан Шишков собрал продовольственный обоз и на 40 возах отправил его в Бугульму под усиленной охраной, отряд А. Уразметова захватил его, плененного офицера повесили в Маклауше, окружил д. Резяпкино и напал на отряд Шишкова, однако бой закончился ничем.* - Размаметов просил помощи у Давыдова, но тот пришел к нему очень поздно, почему татарин жаловался на него Пугачеву. Приказано было отобрать у Давыдова команду, а самому ему явиться в Берду, куда тотчас он и отправился; Пугачева там не застал, а секретари его прочли Давыдову обвинение Размаметова. Давыдову однако удалось оправдаться тем, что во время самой битвы он содержал очень важный пост в деревне Маклаушах.
— Так поезжай же ты,—сказал Максим Григорьев, один из начальников войск Пугачева,—обратно на свой пост, а указ как тебе поступать пришлется потом…
Давыдов ушел в Сок - Кармалы, Уразметов и Чернеев в Ташлы. Секунд –майор Тевкелев был убит в Крым-Сараево.
Однако самым сильным был отряд Юсуфа (Осипа) Енгалычева. Он действовал по всему югу Татарии. Начав свой поход из-под Бугульмы, отряд двигался по деревням Самарской области до деревни Биляр-озеро (Алексеевский район Татарстана). В деревнях Енгалычев собирал народ, читал им указы и манифесты Государя на русском и татарском языках, разорял помещиков и попов, расправлялся с противниками мужицкого царя. Так в д. Девлезери и Биляр-озере были повешены местные священники. После похода к Биляр -озеру отряд Енгалычева успешно вернулся в д. Коярино в 20 км. от Черемшана. Захваченное в походе имущество было разделено между отрядами Уразметова и Чернеева…
Сводный отряд восставших под руководством Аита Уразметова шел из-под Бугульмы по правую сторону реки Шешмы - почти по нынешней дороге Бугульма - Черемшан. Путь оказался исключительно тяжелым, потому что к этому времени в отряде было более 900 человек и 5 пушек, не говоря уже об обозе. Чем дальше на запад, тем больше осложнялась дорога. Начались сплошные лесные массивы и гиблые болота. Приходилось прокладывать дорогу так: рубить лес, ровнять овраги, сооружать мосты, прокладывать лежневки на болотах. По преданиям, около деревни Мукмин Каратай пришлось даже прорубить дорогу в горах. Однако главное препятствие было впереди. Ведь для того, чтобы попасть в Подлесный Утямыш, надо было переправляться через Шешму. Переправился сводный отряд через Шешму между деревнями Старый Иштиряк и Старый Кувак. Для этого пришлось заложить илистое дно камнями. К этим работам, естественно, привлекались крестьяне соседних деревень, многие из которых вливались затем в ряды восставших.
Словом, для того, чтобы попасть в Подлесный Утямыш и соединиться с отрядом Енгалычева, сводному отряду Уразметова пришлось потерять много времени. Более месяца стояли они станом в лесу реки Шешмы в районе бывшей деревни Трактор и жили в шалашах…
В один из морозных январских дней 1774 года плохо вооруженная кавалерия и пехота, погруженная на обыкновенные крестьянские розвальни, двинулась из Подлесного Утямыша в сторону леса, который стеной стоял с северной стороны деревни. Были и пешие, они, в основном, сопровождали пушки и обозы. Вскоре отряд оказался в деревне Мордовское Афонькино. Здесь – то отряд из двух тысяч человек с пятью пушками оказался в ловушке правительственных войск. После первого же взрыва пушечного ядра крестьяне разбежались врассыпную в лес... К вечеру восставшие были полностью разгромлены. Последняя стычка отступающих крестьян с правительственными войсками была в районе деревни Ялтау. Многие были убиты, а часть из крестьян попала в плен. В числе пленных оказались и Енгалычев, и Уразметов, и Попов.
Аит Уразметов, Юсуф Енгалычев, Попов и другие арестанты 2 февраля 1774 года были отосланы в Казанскую секретную комиссию. В Казанской тюрьме начинаются пытки и допросы. Многие, в том числе и Аит Уразметов, не выдержав пыток, умерли в тюрьме 7 февраля. А Юсуф Енгалычев и Попов под усиленной охраной были отправлены к генералу Миллеру.
Миллер побоялся отправить бунтовщиков до Бугульмы - повесил их в Билярске, что говорит об огромной популярности крестьянских вожаков на своей родине.
Остатки отряда Гаврилы Давыдова вернулись к Пугачеву в Берду с сообщением о широкомасштабном наступлении правительственных войск. (Рахимов З. Г. “Шугур – край сокровищ» фирма «Стар» 1997). В конце января Давыдов вернулся в Бугуруслан, произвел новый набор в свой отряд и вновь выехал к Бугульме…
С конца октября 1774 г. в Бугульме были сосредоточены войска генерала В.А. Кара, направлявшиеся отсюда на помощь Оренбургу, осажденному отрядами Пугачева. Потерпев поражение 7-9 ноября под Оренбургом, Кар отвел свой корпус снова в Бугульму, сдал командование Ф.Ю. Фрейману, а сам отправился в Петербург.
Небольшие отряды, созданные Араповым и Чулошниковым, действовавшие в окрестностях Бугуруслана, крепостей Бакалы и Нагайбака, блокировали отряд генерала Фреймана и парализовали его действия. Восставшие заняли Заинск и отрезали пути сообщения Казани с Заинском и Кунгуром.
Оставаясь в Бугульме, Фрейман в ожидании прибытия подкреплений решительных действий не предпринимал, ограничиваясь посылкой карательных команд к окрестным деревням, возле которых и происходили стычки с повстанческими отрядами. Ему на помощь шел корпус генерал-майор Голицына.
Сосредоточив свой отряд у реки Камы, генерал-майор князь П. Голицын разделил его на три колонны: первая, или средняя, под его личным начальством, должна была двигаться по Ново-Московской дороге; вторая, полковника Изюмского гусарского полка Хорвата, направлена к реке Черемшану; третья, премьер-майора Владимирского полка Елагина, к Билярску.
Торопясь соединиться с «неподвижным» отрядом генерал-майора Фреймана, стоявшим в Бугульме, князь Голицын 29 января прибыл со своею колонной в Кичуевский фельдшанец, где узнал, что мятежники группировались в следующих пунктах: у Ставрополя было до 1,400 калмыков; от Белого-Яра, вверх по реке Черемшану, бродила толпа в 600 человек; в деревня Каменке и Шентале, в 30—40 верстах от Черемшанской крепости, стоял бузулукский казак Чернеев с 1,000 человек; в окрестностях Кувацкой слободы партия в 500 человек; на реке Кинели стоял Арапов с 400 человек и за Бугульмой, по дороге к Оренбургу, в селе Рычково (Спасское тож) и деревне Дымской находилось 1,000 человек с семью орудиями.
Глубокие снега задерживали движение и заставили князя Голицына сформировать команду лыжников; он приказал, чтобы в каждой роте было по 25 человек и все егеря имели лыжи. Поручив затем Maйopy Елагину очистить окрестности Ставрополя и войти в связь с отрядом подполковника Гринева, а полковнику Хорвату разогнать мятежников в деревнях Каменке и Шентале, сам князь Голицын, 4 февраля, перешел в Бугульму, где и соединился с генералом Фрейманом. В ту же ночь он отправил два небольших отряда: майора Варнстедта по московской дороге и полковника Ильина к Нагайбаку, для открытия связи с отрядом полковника Ю. Бибикова (шел из Казани на соединение с Голицыным).
Имея в своем отряде 160 гренадер, 80 карабинеров и 10 малолетков, полковник Ильин разогнал небольшие толпы мятежников в деревнях Сумароковой, Акбаше, Крым-Сарае и затем, получив известие, что Нагайбак уже занят Ю. Бибиковым, он повернул на оренбургскую дорогу и пошел на соединение с майором Варнстедтом.
Последний выгнал мятежников из деревень Рычковой и Дымской и двинулся к Сок-Кармалинской слободе, находившейся в 50 верстах от Бугуруслана, скорейшее занятие которого признавалось крайне необходимым.
Бугуруслан был ближайшим к ним пунктом, в котором мятежники устроили склады продовольствия, обеспечивавшие как отдельные шайки, так и толпу, стоявшую под Оренбургом. Уничтожение этих складов или взятие их значительно затруднило бы все предприятия возмутителей, и потому князь Голицын приказал находившемуся в окрестностях Черемшанской крепости полковнику Хорвату соединиться с отрядом майора Елагина, как можно скорее занять Бугуруслан и войти в связь с отрядом генерал-мaйopa Мансурова, наступавшим по Самарской линии…
*****
Прибыв в Самару, Мансуров принял общее начальство над четырьмя легкими полевыми командами (22-ою, 23-ею, 24-ою и 25-ою), и прежде всего принужден был иметь дело с калмыками, грабившими окрестности. Получив приказание главнокомандующего обратиться к калмыкам с увещанием, Мансуров отправил к ним воззвание, написанное Г. Р. Державиным.
«Собственно вам самим довольно известно, писал Мансуров калмыкам, что вы с нами одной веры, одного с нами почитаете Бога. Собственно вы также знаете, сколько вы имели милостей всемилостивейшей нашей государыни, быв от нея награждены как жалованьем, так землей и всеми угодьями, и находились под ея щедрым покровом без утеснений, то и удивительно всем, что вы, быв до сего люди добрые, сделались ныне милосердой государыни изменниками.
«Для того послано cиe письмо к вам, чтобы вы, ежели от какого неразумения сделали cиe, очувствовались и пришли бы в раскаяние. Кто вам сказал», что Государь Петр III жив, после одиннадцати лет смерти его? откуда он взялся? Но ежели-б он был и жив, то пришел ли бы он к казакам требовать себе помощи? Нет разве на свете государей, друзей его и сродников, кто бы за него вступился, кроме беглых людей и казаков? У него есть отечество—Голштиния и свойственник— великий государь Прусский, которого вы силу, быв против него на войне, довольно знаете (?).
«Стыдно вам, калмыкам, слушаться мужика, беглого с Дона казака, Емельяна Пугачева, и почитать его за царя, который сам хуже вас всех, для того что он разбойник, а вы люди честные. Стыдно вам повиноваться тому, который может-быть от неприятелей наших турок подкуплен лить кровь нашу, стараться помрачить славу российскую и после сам вас погубит своим злодейством.
«Не хотите вы терпеть господ, то не стыдно ли вам в то же самое время почитать крестьянина Арапова за своего господина, атамана, и во всем его слушаться. А особливо княгине вашей не стыдно ли иметь с ним дружбу? Для того, ежели вы рассудите и раскаетесь и принесете повинность своей всемилостивейшей государыне, то она вас своим матерним милосердием в манифесте уже прощает; ускорите пасть к ногам ея, доколь не постигнет вас всех праведный гнев ея и строгая казнь. Многочисленные полки ея приблизясь всех вас перебьют. Жалейте жизни своей, жен, детей своих и всего своего имения, которое все погибнет без остатку.
«Видали вы при Алексеевском, как неустрашимо ея войско, то что вы будете делать, когда оно все на вас нападет? где вы будете и куда спрячетесь? — вас земля не будет носить; от стреляния ея пушек след ваш пропадет и прах ваш разсеется по ветрам. Отнюдь не надейтесь на самозванца вашего, он вас не защитить; он не царь ваш, он вас обманывает, а вы разве дураки все, что ему верите? Я вас уверяю своей головой, что он тотчас побит будет, как только соберутся и придут к нему полки. Вы же, как скоро принесете свою повинность, то простятся вам все ваши грабежи и преступления, и вы будете жить по старому.
«Жалеючи вас написано сиe вам увещание. Подумайте и отвечайте: что вы еще хотите делать»?..
В пять часов утра, 20 января, калмыки под начальством Дербетева, ворвались в город Ставрополь (ныне Тальятти-авт), и хотя в городе было 249 гарнизонных солдата, но они не оказали никакого сопротивления и не сделали ни одного выстрела. Калмыки захватили шесть пушек, разграбили лучшие дома и, уходя из города, увели с собою коменданта, бригадира фон-Фегезака, надворного советника Милковича, батальонного командира Алашеева и секретаря Микляева. Все эти лица были потом найдены убитыми близ села Буяна, находившегося в семидесяти верстах от города.
Разграбление Ставрополя и известие, что калмыки намерены напасть на транспорт с провиантом, отправленный из Симбирска в Самару, заставили генерал - майора Мансурова командировать подполковника Гринева с его 22-ю легкою полевою командой и ротой гусар к Красному-Яру. Отступая от Ставрополя, Дербетев наткнулся на отряд Гринева, атаковал его, но был разбит и прогнан. Мятежники бросили пять пушек, захваченных ими в Ставрополе, потеряли 120 человек убитыми и 40 пленными. Поручив Гриневу преследовать мятежников до Чернореченска и зная, что полковник Хорват следует из Черемшана в Сергиевск на соединение с майором Елагиным для скорейшего занятия Бугуруслана, генерал-майор Мансуров просил его содействовать Гриневу в поражении калмыков…
Прибыв в Сергиевск, полковник Хорват не застал там Maйopa Елагина, за несколько часов пред тем выступившего к Бугуруслану, и нагнал его близ деревни Захаркиной во время боя с калмыками, собравшимися здесь под начальством Дербетева в числе до двух тысяч человеке. Шедший в авангарде отряда Елагина, Владимирского пехотного полка капитан Воронин, со 106 человеками пехоты, 30 гусарами и одним орудем, был встречен пред деревней выстрелами из трех орудий, а затем окружен мятежниками.
Воронин два часа отбивал атаки, пока подоспевший на поле сражения полковник Хорват не отправил ему в помощь весь отряд Maйopa Елагина. Тогда мятежники отступили к деревни Захаркиной, но были выбиты и шесть верст преследуемы кавалерией. Оставив на месте сражения до 150 человек убитыми и одну пушку, калмыки разсыпались в разные стороны. Дальнейшее преследование их за чрезвычайно глубоким снегом оказывалось невозможным, и полковник Хорват на следующий день перешел в слободу Черкаскую, где не нашел мятежников, отступивших в Борскую крепость, находившуюся на Самарской линии.
Таким образом, в самом начале февраля было очищено от мятежников все пространство от границ Башкирии до реки Волги и далее на юг по рекам Ику и Кинели до Самарской линии.
Предоставив дальнейшие действия против толпы, скрывшейся в Борской крепости, генерал-майору Мансурову, полковник Хорват двинулся вверх по реке Кинели прямо к Бугуруслану... 18 февраля 1774 г. в Бугуруслан вступила карательная команда полковника Г. И. Хорвата. Здесь он остановился в ожидании прибытия отряда князя Голицына, но последний, будучи занят заготовлением продовольствия, как для себя, так и для Оренбурга, продвигался весьма медленно. Сформированный подвижной транспорт стеснял движение князя Голицына на столько, что он мог прибыть в Бугуруслан только 27 февраля…
К концу месяца царские отряды образовали с севера на юг веер: генерал Ларионов двигался к Нагайбакской крепости, которую недавно захватили и сожгли пугачевцы, полковник Юрий Бибиков шел от Бугульмы в Бугуруслан к князю Голицыну, в Бузулуке стоял Мансуров. Большинство бунтовщиков, вместе с И. Араповым и Н. Чулошниковым, с аръергардными боями отступило к Тоцку и Сорочинску. Лежали большие сугробы снега и свирепствовали бураны…
Утром 28 февраля войска полковника Ю. Бибикова и князя Голицына двинулись из Бугуруслана по направлению к Сорочинской крепости на Самарской линии, где находились главные силы восставших…
22 марта года в кровопролитнейшем сражении под Татищевой правительственные войска нанесли повстанческой армии самое тяжелое поражение. Пугачевцы потеряли более пяти тысяч убитыми и ранеными, всю артиллерию. И хотя еще до поздней осени отряды Емельяна Пугачева и Салавата Юлаева вели активные боевые действия, захватили и разорили Белорецкий и Воскресенский, Ижевский и Боткинский горные заводы, крепость Магнитную, Казань, Саратов, все же после сражения под Татищевой, восстание пошло на убыль.
Оказывая ожесточенное сопротивление войскам генерала Мансурова, наступающим по Старо-Московской (Самарской) дороге к Оренбургу, Арапов Илья Федорович погиб в битве под Татищевой крепостью 22 марта 1774 г…
*****
В Бугульме командующий карательными войсками генерал-аншеф А.И. Бибиков, вскоре после получения донесений о поражении Пугачева под Оренбургом и атамана Зарубина-Чики под Уфой, скончался тут 9 апреля 1774.
С весны через Бугульму к Оренбургу направлялись воинские команды и транспорты с провиантом и фуражом для обеспечения гарнизона и населения, переживших шестимесячную блокаду.
Весной 1774 г., видимо, Давыдов был направлен Пугачевым в район Нагайбакской крепости, в 200 верстах к северо-западу от Уфы.- В феврале 1774 Нагайбайкская крепость была взята правительственными войсками под командованием А.И. Бибикова, а во 2-й половине февраля — повстанческими отрядами Каипа Зиямбетова, Караная Муратова, Кидряса Муллакаева, Торнова и И.И. Ульянова. Продвигавшийся от Казани к Уфе корпус генерала А.Л. Ларионова 6 марта 1774 штурмом овладел крепостью. Оборонявшие ее повстанческие отряды отступили к Бакалинской и к Уфе.
В марте 1774 года, не выдержав натиска значительно превосходящих сил генерал-майора Голицына, отряд Давыдова отступил в село Суровцево, чтобы пополнить свои отряды и затем отбить Бугурусланскую слободу. 11 апреля 1774 г., на территории Казанской дороги Давыдов вместе с В.И.Торновым и 16 оставшимися с ним людьми, был остановлен в 70 верстах крестьянами из дружины Синебрюхова, которые одолели и избили казаков, ограбили атамана, забрав у него депутатский знак и 48 рублей. Удалось скрыться только Ивану Захлыстову.
Довыдов был захвачен в плен отрядами под командованием Ишкары Арасланова, Каина Зиямбетова и Кидряса Муллакаева, перебежавшие в стан противника, а два дня спустя они были доставлены в Бугульму вместе с захваченными у них бумагами и тогда же препровождены а Казань, где работала секретная комиссия генерала Потёмкина. (Рапорт полковника Н. Н. Кожина генералу Ф. Ф. Щербатову от 13 апреля 1774 г.— ЦГВИА, ф. 20, д. 1237, л. 115).
Из материалов генерал-майора Павла Потемкина, начальника секретной комиссии по следствию, суду и расправе над пленными участниками Пугачевского восстания, явствует, что Давыдов еще до появления Пугачева — самозванного «императора Петра Федоровича» знал о смерти Петра III. Ему был известен указ Екатерины II, где говорилось, что объявившийся в 1773 г. императором «не кто иной, как беглый с Дона казак Емельян Пугачев». Однако Давыдов примкнул к Пугачеву и в качестве выборного делегата вместе с Иваном Захлыстовым поехал в Бердскую слободу, под Оренбург, для встречи с ним. В Берде Давыдов пробыл четыре дня, получил от Военной коллегии предписание о том, что ему в дальнейшем надлежит делать. В помощь Давыдову Пугачев выделил 30 казаков.
Секретная комиссия в составе гвардейских офицеров Н. Горчакова, В. Собакина и других, руководимая П. Потемкиным, признала Давыдова виновным во всех злодеяниях и постановила: "Лишить Давыдова депутатского достоинства, учинить смертную казнь — повесить на том месте, где своим усердием к самозванцу вверг многих к погибели — в Бугурусланской слободе". На это решение комиссии Екатерина II писала Потёмкину:
"Хотя Давыдов за свои злодеяния достоин жестокой казни, но как мы уже единожды навсегда торжественно всех депутатов от смертной казни освободить обещали, то сей клятвопреступник, хотя по злодеяниям своим и не достоин бы освобождён быть от поносной казни, однако ж, по сему нашему обещанию освобождается, при сем повелеваем: приведя его со всеми обрядами для осуждения на смерть к виселице, лишить депутатского звания и потом, прочтя ему сентенцию комиссии во всей её силе и не чиня ему казни, тут же заковать в кандалы и послать под крепким караулом на каторгу в Ригу, где всю жизнь его употребить в тяжких на Двине работах".
Но бугурусланскому коменданту не довелось испытать тяжесть каторжных работ. Когда 12 июля 1774 года к Казани, где в тюрьме находился Давыдов, подошли пугачевцы, караульный офицер в точности выполнил предписание Потемкина «не щадить при крайности жизни виднейших колодников», заколов Давыдова шпагой, как то предписывалось в подобной ситуации…
17 октября 1774 года, уже после подавления восстания в Самаре, в Ставропольской канцелярии была составлены «сведения о сделанных приготовлениях в селах для казни участников пугачевского восстания». Ведомость была со-ставлена по приказу « его превосходительства господина «генерал-порутчика Оренбургского губернатора и разных орденов кавалера Ивана Андреевича Рейнсдорпа». В этой ведомости были указаны селения, жители которых прини-мали участие в восстании, и меры, которые должны быть приняты по отношению к бунтовщикам. Жители деревень Елшанка, Тимашово, Кротовка «за бунтовщичье оказатель-ство поставлены на смертную казнь», а именно «За сообщение в злодейскую толпу и вооружение против ее императорского величества войск и бывшие в сражении при Татищевой крепости в плен взяты». За « сопричаствование изменческому бунту» в 1774 году в деревне Тимашево были установлены виселицы, но, думается, не только для устрашения, как полагал местный (с. Тимашево) краевед Иван Александрович Романов.
Из Указа Императрицы тех лет читаем: «…бунтовщиков всякими мерами искоренять и жилища их разорять, а пойманных воров пуще затейников на страх других казнить смертию, а протчих с женами и с детьми ссылать в ссылку…». На помилование рассчитывать, как видно, не приходилось. И потому следует предположить, что виселицы, о которых говорит Иван Александрович Романов, «глаголи» и «колеса» могли ставиться, а точнее оставаться в селе на какое-то время, для устрашения населения на будущее. «Всех избежавших казни, но так или иначе причастных к восстанию, было велено «для страху жестоко на площади наказать плетьми при собрании народа, приговаривая, что они против злодея пребывать в твердости и живота своего как верные подданные щадить не долженствуют».
История сохранила эпизод расправы с участником Пугачевского восстания и в Бугурусланской слободе:
«В Бугуруслан пришла шайка Пугачева и увлекла на свою сторону одного из жителей, по фамилии Карпова, провозгласив его Полковником. Он набрал толпу буйных и пьяных и производил в окрестностях города грабежи, но недолго. Прибывшие войска схватили его и отправили в Москву. Чрез год Карпов возвращен сюда для совершешия над ним казни. Палач отсек ему голову и воткнул ее на пику. Долго она стояла на пике для страха народного. Наконец труп его сожжен и прах развеян по ветру…»
Протокол показаний отставного драгуна Ефима Ярыгина на допросе в Оренбургской секретной комиссии 23 июня 1774 г.
В 1774 г. июня 23 дня отставной драгун Ефим Ярыгин (на которого показано, что он был от злодейских начальников послан в жительства для уверения о самозванце и набирания людей к нему в службу) в секретной комиссии допрашиван и показал.
В службу я вступил в 1750 г. из солдатских детей и продолжал оную 20 лет в Билярском конном полку. При вступлении в оную в верной ея императорскому величеству службе у присяги был. За что ведено чинить штраф и наказание знаю. О смерти покойного императора Петра Третьего я слышал.
А в 1771 г. за преломлением ноги из оного полку отставлен на свое пропитание и поселен в Аманатской слободе, в которой и жил.
А как в прошлом 1773 г. проявился в Оренбургской губернии самозванец, беглой донской казак Емелька Пугачев, о том публикованныя ея императорского величества манифесты я слышал.
Но декабря 6 числа ездил я из дому своего для покупки соли в Бугурусланскую слободу, где и ночевал две ночи у тестя своего, потому что тогда у них был храмовой праздник чудотворца Николая. А на третий день приехал в тое слободу из самозванцовой толпы, называющейся полковником ис калмык Ганбунг и с ним Кинельской слободы черкас человек с 50. А как он, Ярыгин, в то время пошел было купить соли к анбарам, то меня, не допустя до оных, взяли вышеописанные черкасы и привели обще с тремя малолетками, солдатскими детьми Аманастской же слободы, к реченому Ганбунгу, который их спросил, что мы за люди и кому мы служим. На что я сказал, что служим всемилостивейшей государыне Екатерине Алексеевне. А Ганбунг на сие сказал: «Как? Разве ты не слыхал, что ныне есть государь Петр Федорович?» На что я отвечал, што про государя Петра Федоровича более ничего не слыхал, как только, што он скончался. А Ганбунг азартно закричал на меня: «Врешь, дурак! За едакие слова должно тебя повесить! Но естли де ты пойдешь к государю в службу, то останесся жить. А когда не пойдешь, то не довольно тебя велю умертвить, но и всю вашу слободу разорю». Чего я испугавшись, сказал ему: «Рад батюшке государю Петру Федоровичу служить». Где тот самой час и обрезали у меня волосы по-казачьи.
Потом приказал он, Ганбунг, своему писарю написать приказ в нашу Аманатскую слободу к командиру, отставному вахмистру Карнаухову в такой силе, чтоб он приехал к нему с 30 человеками служить государю. С которым приказом и послал он ис предписанных малолетков двух человек.
Почему на другой день тот вахмистр Карнаухов с 30 человеками к нему, Ганбунгу, и приехал, которые и находились тут трои сутки. Потом пожаловал Ганбунг того Карнаухова в нашу слободу атаманом и отпустил всех в домы, в том числе и меня, приказав притом: когда будут спрошены, чтоб были в готовности. А потом после их и сам он, Ганбунг, уехал неведомо куда.
Потом от самозванца в Бугуруслан прислан был началь-ником той же слободы депутат Гаврила Давыдов.
В бытность же мою в доме пришел к нам в слободу капитана Толстого беглой человек, как зовут, — не знаю, которой атамана Карнаухова просил, чтоб принят был в службу к самозванцу. Карнаухов послал его со мною в Бугуруслан к депутату Давыдову. Куда приехав, Давыдов, приняв от меня онаго человека, определив в казаки, а меня послал с сообщением к атаману Арапову в Борскую крепость. Но я его тут не застал, а сказывали, что он поехал в Бузулук, но я и тут его не нашел. Но как в Бузулуке сказали мне, что в Тоцкой крепости находится команды Арапова есаул Чюлошников, то, приехав туда, подал Чюлошникову посланное со мною от Давыдова сообщение, но что в нем было написано, не знаю.
Однако ж Чюлошников, написав рапорт, послал меня с оным в Берду, в злодейскую коллегию. И я, приехав туда, рапорт подал дежурному Шигаеву, а Шигаев, велев отнести в коллегию, где тот рапорт, распечатав, прочли и говорили, что Чюлошников требует к себе людей.
Тут пробыл я только один день, а ночью отправлен обратно к тому Чюлошникову, также и к Арапову с указами.
С коими я, приехав в Тоцкую крепость, указ Чюлошникова подал, а от него поехал к Арапову в пригород Алексеевск, которому также указ отдал. Арапов, прочтя оной, написал к Чюлошникову приказ, чтоб он как можно старался набирать людей сам, и для того б послал от себя по жительствам.
И с тем приказом послал меня Чюлошников же по сему приказу, списав с полученного из злодейской коллегии копию, при письменном приказе отдал мне, в котором написал меня сотником и с оным послал в Сарбайскую, Саврушинскую и Аманатскую слободы для набору в казаки людей. Почему, во-первых, приехав в Сарбайскую слободу и собрав тутошных обывателей, прочел данную мне Чюлошниковым с указу копию, чему все поверили и сказали, что государеву приказу противиться не будем.
А в самое то время явился тут у меня гвардии отставной сержант Сомов, 9 которой, объявя мне свое желание служить государю, говорил: «Я бы де набрал людей много в его службу, да также знаю, где взять пушки и порох, только де не знаю, как пробраться к Арапову». Почему я, написав билет, чтоб он, Сомов, до Арапова пропускаем был без задержания, отдал ему, с коим он и уехал.
Потом приказал я Сарбайской слободе приготовить к службе людей столько, сколько они годных выбрать могут, с тем: когда я за ними обратно заеду, чтоб были в готовности.
И потом ис той слободы ездил в Саврушинскую и Аманатскую слободы, где также данную мне копию жителям объявлял, и набрал в оных в казаки: в Аманатской — 17, в Саврушинской — 60 человек, коих всех, вооружа копьями, заехал в Сарбайскую слободу. А как приехал, то мне обыватели объявили, что приготовленных с их слободы в службу людей, всего 40 человек, взял с собою атаман Ломухин в село Тимашево. Почему я с набранными мною казаками приехал в оное село и явился у Ломухина, которой с теми набранными мною казаками послал меня на эаетаву в деревню Кротову и приказал иметь разъезды и присматривать верных ея императорского величества войск, и где будет небольшее против нас число, — оных, ловя, представлять к нему, Ломухину. Где я и стоял недели с четыре.
А потом прислан был ко мне от Арапова приказ, чтоб я заступал место Аомухина, о котором давал знать, что он выступил в поход под Сарбайскую слободу, что я исполнил, и был тут двои сутки. А потом выступил с командою своею под тое ж Сарбайскую слободу, но тут Ломухина не застал, ибо он был верными ея императорского величества войсками разбит. А нашел уже ево в Кинельской Черкасской слободе, у которого отпросился я Аманатской слободы с казаками в дом свой, куда приехав, ночевал только одну ночь.
А потом пошел в Бузулук и явился у атамана Арапова, куда на другой день приехал с шайкой яицкой казак Степан Речкин. А на четвертый день прихода Речкина с пришед-шею в Бузулук верных войск командою имели сражение, на котором и я был же, где всех нас разбили.
А по разбитии побежали мы в Сорочинскую крепость. Из Сорочинской послан я был в Тоцкую крепость с тремя стами казаков, где и имели разъезды для присмотру верных войск. Но как и тут были разбиты ж, то возвратились в Сорочинскую крепость . Но увидя, что уже оная Пугачевым вызжена, пошел было я с своею командою в Илецкий городок. Но, не доходя до оного верст с семь, остановился на хуторах, где выпросил я у Речкина для стойки в Рассыпную крепость, куда и пришел с двумя стами человек, и стоял во оной до тех пор, как спросили под Татищеву крепость.
А как тогда был я болен, то скоро выступить не мог, но хотя и с нуждою, однако вышел. Не доходя ж Татищевой, встретились мне бегущие ис под оной яицкие казаки, атаманы Овчинников и Речкин, кои сказывали мне, что все их войско генерал князь Голицын разбил, и артиллерию с ними бывшую всю отнял. Почему я и поворотился с ними назад в Илецкой городок, где были недолгое время.
И потом Овчинников взял тут три пушки и всех бывших злодейской толпы казаков, в том числе и меня, пошел к Яицкому городку. Но, не доходя до оного, прошел Кинделинской форпост, от Овчинникова бежал с пятью человеками, слободы своей малолетками. И приехав на хутор Лутохина, остановились кормить лошадей, куда также приехали есаул Чюлошников, да называвшейся полковником татарин Аитов (которой теперь содержится здесь) с пятью человеками, где условились все явиться к верным командам. И для того проехав Сорочинскую крепость, пришли на Погромной редут и явились тут у отставного прапорщика Шкапского, с коим хотели ехать в Бузулук и еще явиться. Но приехавшим во оный редут майором Залесским взяты и везены были в Бугульму. Но как повстречался им на дороге ехавший по почте солдат и объявил, что господин генерал-аншеф Бибиков в Бугульме скончался, то Залесский, поворотя назад, привез их всех в Бузулуцкую крепость, где и отдал майору Обухову, а Обухов послал их в Сорочинскую крепость к подполковнику Мильковичу, а от него присланы сюда, в Оренбург. Пугачева почитал я за государя, потому что все находящиеся в его толпе таким его почитали, а притом и был об нем уверен чрез издаваемые от него манифесты, ибо я думал тогда так, что естли бы он не был прямо государем, так как бы он осмелился такия указы издавать? Теперь же, видя, што войски истребляют его толпу, верю, что он не государь, но злодей и разбойник.
К сему допросу отставной драгун Ефим Ярыгин руку приложил.
ЦГАДА, ф. 6 (Госархив, разряд VI — Уголовные дела по государственным преступлениям),
д 467, ч. XIII, лл. 196—199 об. Подлинник.
Ефим Ярыгин примкнул к восстанию в начале декабря 1773 г. Первоначально он исполнял обязанности курьера у пугачевских атаманов Г. Давыдова, Н. Чулошникова и И. Арапова. В этой должности Ярыгин и посетил в начале января 1774 г. Бердскую слободу под Оренбургом. Позднее, исполняя предписание коллегии и атамана Н. Чулошникова, Ярыгин сформировал повстанческий отряд из жителей Сарбайской, Саврушинской и Аманатской слобод, с которым нес караульную службу в окрестностях этих слобод. В начале февраля 1774 г. он привел свой отряд в Бузулукскую крепость и присоединился к отрядам атамана И. Арапова — руководителя повстанческого движения в Волжско-Самарском районе восстания.
Тут 14 февраля 1774 г. Ярыгин участвовал в сражении против карательного корпуса генерала Мансурова, которое закончилось для повстанцев неудачно, позднее командовал небольшим отрядом, прикрывавшим Самарскую дорогу у Тоцкой крепости. После ряда арьергардных стычек с наступающим неприятелем, отряд отошел к Рассыпной крепости. Здесь Ярыгину стало известно о разгроме главных сил Пугачева в битве под Татищевой крепостью 22 марта 1774 г. Отступая с отрядом атамана А. Овчинникова к Яицкому городку, Ярыгин, поддавшись начавшейся панике, покинул этот отряд с группой повстанцев и вскоре сдался военным властям. Следствием его дела занималась Оренбургская секретная комиссия.
№ 459а
20 марта 1774 г.— Доношение казака-повстанца А. Петрова Е. И. Пугачеву об аресте М. Прокофьева, незаконно собиравшего фураж, подушные и рекрутские деньги с жителей селений под Бугурусланской слободой
Всепресветлейший, державнейший великий государь Петр Федорович, император и самодержец Всероссийский, государь всемилостивейший!
Сего марта 18 числа пойман мною, казаком Алексеем Петровым, злодейской партии Бугурасланской слободы 1 житель Мосей Прокофьев, имеет с собою данное ему наставление для загонки фуражу, сена и [309] овса, подушных и рекрутских денег во окрестныя жительства. А сие данное ему, Прокофьеву, повеление от жительствующаго в помянутой Бугурасланской слободе вахмистра Козьмы Костицына и товарища ево Петра Андреева, которые освобождены были от вашего императорского величества законнаго за их злодейское преступление вашего гнева. Которой при сем же к вашему императорскому величеству для разсмотрения рабски посылается с казаком Давыдом Михайловым.
Марта 20 дня 1774 года.
Вашего императорскаго величества всенижайший и усерднейший раб, казак Алексей Петров.
На л. 208 а об. надпись: Всепресветлейшему, державнейшему великому государю Петру Федоровичу, императору и самодержцу Всероссийскому, по секрету.
ЦГАДА, ф. 349, д. 7183, лл. 208—208 а об.— Подлинник.
Комментарии
Доношение А. Петрова, перехваченное карателями, было доставлено в Оренбургскую губернскую канцелярию после деблокады Оренбурга войсками генерала П. М. Голицына, а позднее передано в Оренбургскую секретную комиссию.
Пугачев, заключенный в клетку, перевозится под стражей. Гравюра XVIII в.
Орден, которым, по преданию, награждал своих сподвижников Пугачев. Текст с левой стороны: «Царь Петр Федорович жалует тебя», с правой: «Крестом, бородой и волей казацкой 1773»
*****
Шайки Емели распугали помещиков Оренбургского края, и Степан Михайлович Аксаков со своим семейством также бежал, сначала в Самару, а потом вниз по матушке по Волге, в Саратов и даже в Астрахань. В родовое имение вернулся после бунта.
Страшная разрушительная волна не обошла и семью Рычковых. Село Спасское, усадьба, церковь и библиотека были разграблены, частью разбиты, сожжены. Общий убыток исчислялся десятками тысяч рублей.
«Но все оное хотя и великое разорение не столь меня огорчило, как безвременная кончина старшего сына моего», - отмечал Петр Иванович в своих «Записках».
Событие это П. И. Рычков описывает в своих семейных записках «… сын мой Андрей бывши в Симбирске Полковником и комендантом, зная что от возмущения Пугачева в Симбирском уезде едва не вся чернь взволновавшись устремилась на yбийствo и ограбление, дворян да и самый уже город, угрожаем был от них нападением и гибелью для охранения по возложенной на него должности, как комендант и верный сын отечества «собрав из гарнизона, до прибытия в великой расстройке бывшаго, около 100 человек да столько-же из улан и копейщиков недавно составленных, из помещичьих слуг и крестьянскнх с одною пушкою (ибо и всех при сем городе было только две) выступив против оных скопляющихся в уезде мятежников, сбил рассыпал две злодейских толпы в селе Озерках и под деревней Щучьей. Узнав же что под пригородом Карсунь есть ещё злодейское сборище в коем находнлось их более 700 человек, имея предводителем Помещика Кондакова слугу Фирсова, который от Пугачева назван был полковником, и хотя Карсунские жители передавались все на сторону злодеев, однако-ж он не уважая великаго их людства, пошел туда и вступил в сражение.
Слабая его команда поколебалась, некоторые передавались злодеям a другие побежали назад, притом бывший горнизонный начальник капитан Крыжан, был убит - наперед, а он сам как начальник, имея при себе не более 20 человек, сколько сил было оборонялся, был ране двумя тяжелыми ранами в спину и руку. Видя же что ничего над теми злодеями одержать ему не возможно устремился на них в последнее, одному из них саблею снес голову, а другого умертвил своими же руками, из за чего остервенившись злодеи бросились на него и окончили жизнь его копьями и саблями своими. Тело его погребено тогда в Корсунь при тамошной церкви, сын же его а мой внук (Петр Андреевич 15 летний сержант) -до самой кончины при ием находился, а потом двумя доброжелательными уланами спасен от гибели.
«Все это происходило 1774- года 26 августа».
Жена убитого Полковника Андрея Рычкова, Xиония Алексеева, переодевшись в платье мордовки, в сопровождении верного слуги крещёного калмыка Афанасия, отправилась в поле где происходила битва и найдя тело мужа, похоронила его в Карсини при тамошней церкви. В последствии оно перевезено в село Спаское Бугульминского уезда.
Когда Емельян Пугачев был схвачен и, скованный по рукам и ногам, находился в Симбирске в подвале каменного дома по улице Спасской, то Рычков, по словам Пушкина, «видел его тут и описал свое свидание».
Когда Рычков вошел в каменный подвал, где помещался Пугачев, тот сидел на привинченной к стене цепи и ел из деревянной чашки уху. Увидев вошедшего, сказал: «Добро пожаловать!» - и пригласил сесть рядом с ним обедать. Рычков отказался. Узник громче и настойчивее пригласил еще раз. Но Рычков промолчал, потом начал расспрашивать Пугачева о восстании, о том, как мог отважиться он на такие злодейства. Пугачев ответил: «Виноват перед Богом и государыней, но буду стараться заслужить все мои вины». Звякнув цепью, сделал при этом руками то ли клятвенный жест, то ли попытку перекреститься. Потом попросил гостя назвать себя.
Рычков назвался и начал говорить о том, что мятежники разорили его усадьбу, причинили ему, старому, оскудевающему в силах отцу, великое неутешное горе, убив сына Андрея. Пугачев в оправданье свое заявил, что сообщники его многое делали без его ведома, своевольничая, творили, что хотели. При упоминании о сыне Рычков не смог сдержать слезу. Тут и Пугачев тоже заплакал.
В письме к Миллеру свою встречу с Пугачевым Петр Иванович описал, что называется, по горячим следам: «С упомянутым злодеем разговаривая, нашел я в нем самого отважного и предприимчивого казака. В разговорах его со мною примечал я в нем невежество и умение притворять себя ко всему. Когда я упомянул ему об моем сыне, который убит под Корсуном его сообщниками, и не мог притом удержаться от слез, то и он стал плакать, показывая вид сожаления…»
Когда восстание Пугачева было подавлено, в Поволжье прибыл А.В. Суворов. В боях ему участвовать не пришлось, но он лично командовал усиленным конвоем, сопровождавшим опасного государственного преступника - Емельяна Пугачева, которого везли из Яицкого городка на Сызрань и далее в Симбирск по грунтовой дороге «из Самары в Кинель – Черкасскую слободу, Бугуруслан, Бузулук – Оренбург.»
Ввиду тогдашней значимости эта грунтовая дорога называлась Большой Московской дорогой…
После длительного следствия 10 января 1775 г. в Москве на Болотной площади были казнены Е. И. Пугачев, Т. И. Паду-ров и другие видные вожди восстания.
Исполнение приговора было назначено на 11 часов дня 10 января на Болотной площади (в Замоскворечье). С раннего утра она была заполнена толпой. Среди присутствующих при казни находился 14-летний Иван Дмитриев, будущий поэт и министр, упросивший свою мать привести его на это зрелище. Увиденное произвело на него столь сильное впечатление, что через много лет он подробно описал все в своем «Взгляде на мою жизнь»: «В восемь или девять часов по полуночи, приехали мы на болото; на середине его воздвигнут был эшафот, или лобное место, вкруг коего построены были пехотные полки. Начальники и офицеры имели знаки и шарфы сверх шуб, по причине жестокого мороза. Тут же находился и обер-полицеймейстер Архаров, окруженный своими чиновниками и ординарцами. На высоте или помосте лобного места увидел я с отвращением в первый раз исполнителей казни.
Позади фрунта всe пространство болота, или, лучше сказать, низкой лощины, все кровли домов и лавок, на высотах с обеих сторон ее, усеяны были людьми обоего пола и различного состояния. Любопытные зрители даже вспрыгивали на козлы и запятки карет и колясок. Вдруг всe восколебалось, и с шумом заговорило: везут, везут! Вскоре появился отряд кирасир, за ним необыкновенной высоты сани, и в них сидел Пугачев: насупротив духовник его, и еще какой-то чиновник, вероятно секретарь Тайной экспедиции, за санями следовал еще отряд конницы.
Пугачев с непокрытою головою, кланялся на обе стороны, пока везли его. Я не заметил в чертах лица его ничего свирепого. На взгляд он был сорока лет; роста среднего, лицом смугл и бледен; глаза его сверкали; нос имел кругловатый; волосы, помнится, черные и небольшую бороду клином.
Сани остановились против крыльца лобного места. Пугачев и любимец его Перфильев в препровождении духовника и двух чиновников едва взошли на эшафот, раздалось повелительное слово: на караул, и один из чиновников начал читать манифест. Почти каждое слово до меня доходило.
При произнесении чтецом имени и прозвища главного злодея, также и станицы, где он родился, обер-полицеймейстер спрашивал его громко: «Ты ли донской казак, Емелька Пугачев?» Он столь же громко ответствовал: «Так, государь, я донской казак, Зимовейской станицы, Емелька Пугачев». Потом, во всё продолжение чтения манифеста, он, глядя на собор, часто крестился, между тем как сподвижник его Перфильев, немалого роста, сутулый, рябой и свиреповидный, стоял неподвижно, потупя глаза в землю. По прочтении манифеста духовник сказал им несколько слов, благословил их и пошел с эшафота. Читавший манифест последовал за ним. Тогда Пугачев, сделав с крестным знамением несколько земных поклонов, обратился к соборам, потом с уторопленным видом стал прощаться с народом; кланялся во все стороны, говоря прерывающимся голосом: «Прости, народ православный; отпусти, в чем я согрубил пред тобою... прости, народ православный!» При сем слове экзекутор дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний тулуп; стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья. Тогда он сплеснул руками, повалился навзничь, и в миг окровавленная голова уже висела в воздухе...» Палач имел тайное повеление сократить мучения преступников. У трупа отрезали руки и ноги, палачи разнесли их по четырем углам эшафота, голову показали уже потом и воткнули на высокий кол. Перфильев, перекрестясь, простерся ниц и остался недвижим. Палачи его подняли и казнили так же, как и Пугачева. Между тем Шигаев, Падуров и Торнов уже висели в последних содроганиях... В сие время зазвенел колокольчик; Чику повезли в Уфу, где казнь его должна была совершиться. Тогда начались торговые казни; народ разошелся; осталась малая кучка любопытных около столба, к которому, один после другого, привязывались преступники, присужденные к кнуту. Отрубленные члены четвертованных мятежников были разнесены по московским заставам и несколько дней после сожжены вместе с телами. Палачи развеяли пепел. Помилованные мятежники были на другой день казней приведены пред Грановитую палату. Им объявили прощение и при всем народе сняли с них оковы.»
В Уфе казнили Ивана Зарубина-Чику. Салавата Юлаева и его отца Юлая Азналина жестоко били кнутом во многих селениях Башкирии и сослали на каторжные работы в Рогервик на Балтийском море. Массовые репрессии в Приуралье и Поволжье продолжались до лета 1775 г.
Софьи Пугачева и её малолетние дети, сын и две дочери, были признаны невивными и «без наказания» заключены в одну из Финляндских крепостей; здесь дочери Пугачева были еще живы в 1827 году.
Царские войска жестоко подавили восстание, потрясшее всю империю. Тысячи пугачевцев были казнены, искалече-ны, сосланы на каторгу. Даже реку Яик наказали — пере-именовали в Урал. Но еще долго в окрестностях Бугурусланской слободы горели помещичьи усадьбы, совершались дерзкие нападения на царские полки. Это продолжали неравный бой Иван Захлыстов и его соратники, скрывавшиеся в густых лесах и в горах за Демой.
*****
У властей еще несколько месяцев после подавления бунта
сохранялся страх, вынуждавший всячески задабривать отдельные категории населения.
Едва Панин проинформировал императрицу, что в Поволжье наблюдается неурожай и «в здешних местах, где я нахожусь и где самое хлебное изобилие было всегда, теперь при самом вступлении новаго хлеба в гумны, неслыханная уже дороговизна, и столь малый онаго привоз в торговые дни, какого почти не запомнят», как она 3 сентября предписала нижегородскому, казанскому, воронежскому, белгородскому, украинскому, тобольскому и московскому губернаторам «отвратить угрожающий во многих местах голод» за счет губернских бюджетов.
Крепостное право, столь ненавидимое подневольными людьми, сохранилось. Но крепостные были столь хорошо усмирены карателями, настолько морально подавлены своим поражением, что историк Семевский сумел выявить в последние годы царствования Екатерины лишь семь вспышек крестьянского недовольства, причем только три из них потребовали военного вмешательства. Происходили они вдали от мест пугачевщины, например, в Новгородской губернии.
Екатерина не стала сокращать оброчные дни и увеличила численность крепостных путем щедрой раздачи своим фаворитам (причем мимолетным), а также генералам и офицерам земель с крестьянами.
Екатериной был определен и социально-правовой статус городского населения, сняты многие бюрократические препоны для предпринимательства, отменен ряд монополий.
Манифест от 17 марта 1775 года освобождал «уездных обывателей» от ряда налогов, в частности от сборов на улья и борти, соляные варницы, с красильного, воскобойного, кожевенного и прочих подсобных промыслов. Снимал сборы с добытчиков пушнины, рыбы, птицы, разрешал заниматься кузнечным делом и заводить «всякаго рода станы и рукоделия». Кроме того, всем прощалось участие в крестьянской войне 1773—1775, а беглым крестьянам дозволялось вернуться на места прежней службы в течении 1775—1776 годов без опасности быть наказанными…
Не смотря на происшедшие события, приток населения в наш край не прекратился. За 5 последующих лет в будущем Бугурусланском уезде были образованы ещё ряд селений: 1776 г. - первое упоминание в архивных документах об с. Мордовский Бугуруслан (с. Советское); в 1777 г. - первое упоминание о с. Старые Узели; Ружеевка основана на землях, купленных у башкир за 30 рублей помещичей Капитолиной Григорьевной Ружеевской в 1779 году; в 1780 г. Образовано с. Большое Алпаево. В этом же году происходит отвод земли из дачи Кандызской слободы восьмидесяти новокрещенным деревни Алпаева…
Хутор Вязовский (Кисла тож)
В журнале Оренбургской губернской канцелярии от 17 марта 1777г. сделана такая запись: "Находящийся в Бугурусланской слободе по приему и продаже соли вахмистр Филлипович писал в Главное Оренбургских соляных дел правление, что он при соляной продаже и других письменных делах находится с 1765 года без жалования, не имеет ни пашенной земли, ни покосов и пришел в крайнее неимущество". Ссылаясь на то, что в земельной даче Бугурусланской слободы "вверх по Кинелю и по речке Вязовке много земли напрасно пустует, и никакого плода в казну не приносит", Филлипович просил отвести землю для скотоводства и земледелия "вверх по реке Кинелю и речке Вязовке". Земля была отведена и на ней Филлипович основал хутор по речке Вязовке под названием Вязовский.
Государственная реформа
Пораженная почти полным параличом власть на местах в ходе бунта, Екатериной была реформирована.
7 ноября 1775 г. было издано "Учреждение для управления губернией". Страна была разделена на губернии и уезды с примерно одинаковым населением. Было чётко регламенти-ровано устройство и компетенция административных и су-дебных учреждений. Местная администрация стала более эффективной с точки зрения борьбы с бунтами и выполнения указаний сверху. Впервые в русском праве важное место бы-ло уделено социальным вопросам, а именно заботе о вдовах и сиротах и созданию больниц.
В то же время эффективностью с точки зрения защиты прав обывателей екатерининская система, особенно судебная, не отличалась. Суды не были последовательно отделены от ад-министрации и оставались сословными. Сохранялось большое число инстанций, а также перенос дел в высшую без жалоб сторон, в ревизионном порядке. Избранные со-словиями (прежде всего дворянством) члены суда были, как правило, некомпетенты и являлись мелкопоместными дворянами, желающимим «покормится». Поэтому решения в основном зависели от доклада канцелярии. Служба в ней оплачивалась очень плохо и не давала перспектив, поэтому эти канцелярии комплектовались всякого рода неудачника-ми и были крайне коррумпированы.
В своих основных чертах созданная Учреждением 1775 г. система просуществовала до реформ 1860-х гг. Некоторые её положения, прежде всего само административное деле-ние, сохраняли силу до 1920-х гг.
Утверждения для управления губерний всероссийской империи 1775 г.
Глава 1. Примерный штат Губернии
Дабы губерния или наместничество, порядочно могла быть управляема, полагается во оной от трех- до четырех сот тысяч душ.
2. Определение Генерал Губернатора. Для управления же губернией или наместничества полагается Государев Наместник или Генерал Губернатор.
3. Определение Губернатора. В губернии или наместничестве учреждается Правитель наместничества или Губернатор.
4. Учреждение правления губернского. В губернии учреждается правление наместническое или губернское.
5. О присутствующих в правлении. В наместническом правле-нии заседает Государев Наместник или Гененрал Губернатор, правитель наместничества или Губернатор с двумя Советниками.
6. Учреждение уголовной полиции. В губернии учреждается палата уголовного суда.
7. О присутствующих в уголовной палате. В палате уголовного суда заседает Председатель один, два Советника и два Ассессора.
8. Учреждение гражданской палаты. В губернии учреждается палата гражданского суда.
9. О присутствующих в гражданской палате. В палате гражданского суда заседает Председатель один, два Советника и два Ассессора.
10. О определении губернского землемера. В губернии опре-деляется губернский землемер.
11. Учреждение козенной палаты. В губернии учреждается палата для домостроительных дел и управления казенных доходов Императорского Величества.
12. О присутствующих в казенной палате. В казенной палате заседает Порутчик Правителя или Вице - Губернатор, дирек-тор экономии или домоводства, один Советник, два ассессо-ра, и один губернский казначей.
13. Учреждение верхнего земского суда. В каждом наместни-честве или губернии учреждается верхний земский суд, а буде обширность наместничества того требует, то дозволяется учредить в наместничестве более одного верхнего земского суда.
14. О присутствующих в верхнем земском суде. В верхнем земском суде заседает первый и второй Председатель и де-сять заседателей.
15. О разделении губерний на провинции. Буде нужда того требует, то наместничество или губернию разделить на обла-сти или провинции.
16. О разделении губернии на уезды. Наместничества и обла-сти разделяются на уезды, или округи.
32. Учреждение губернского Магистрата. В каждом наместничестве учреждается губернский Магистрат, и буде обширность наместничества того требует, то дозволяется учредить в наместничестве более одного губернского Магистрата.
33. О присутствующих в губернском Магистрате. В губернском Магистрате заседает первый и второй Председатель и шесть заседателей.
34. Учреждение нижней расправы. В губернии учреждается по усмотрению Генерал-Губернатора, соображаясь с обширностью наместничества и обстоятельствами разнообразных уездов, для однодворцев и прочих, о коих в 335 статье ниже сего сказано, у каждых от десяти до тридцати тысяч душь, по одному суду под названием нижняя расправа.
37. О присутствующих в нижней расправе. В нижней расправе заседает расправный судья и восемь заседателей, из коих двое отсылаются для заседания в нижнем земском суде, и двое для заседания в совестном суде по делам до их селений касающимся.
36. Учреждение верхней расправы. В губернии, где учреждена одна, или более, нижняя расправа, там учреждается и суд под названием: верхняя расправа, и буде обширность наместничества того требует, то дозволяется учредить в наместничестве более одной верхней расправы.
37. О присутствующих в верхней расправе. В верхней расправе заседают первый и второй председатель и десять заседателей.
38. Учреждение приказа общественного призрения. В каждом наместничестве или губернии учреждается по одному приказу под названием: приказ общественного призрения.
39. О присутствующих в приказе общественного призрения. В приказе общественного призрения председает Губернатор сам и заседают двое заседателей верхнего земского суда, двое заседателей губернского Магистрата, да два заседателя верхней расправы: [где есть; где же которых нет, то само собою разумеется, что в заседании не будут.]
40. Учреждение совестного суда. В каждом наместничестве учреждается по одному суду под названием: совестный суд.
41. О присутствующих в совестном суде. В совестном суде председает судья совестного суда того наместничества, и за-седают по дворянским делам двое дворян, по городовым делам двое граждан, по расправным делам двое поселян. 42. Определение губернского прокурора и губернских стряпчих. При наместническом правлении и при палатах определяется губернский прокурор, губернский стряпчий козенных дел,и губернский стряпчий уголовных дел.
43. Определение прокурора и стряпчих при верхнем земском суде. При верхнем земском суде определяются прокурор, стряпчий казенных дел, и стряпчий уголовных дел.
44. Определение прокурора и стряпчих при губернском магистрате. При губернском магистрате определяется прокурор, стряпчий казенных дел, и стряпчий уголовных дел.
45. Определение прокурора и стряпчих при верхней расправе. При верхней расправе определяется прокурор, стряпчий казенных дел и стряпчий уголовных дел.
Глава 2. О чинах.
47. В четвертом классе пребывает. Правитель, или губернатор.
48. В пятом классе. Порутчик правителя, или вице губернатор, председатель палаты уголовного суда, председатель палаты гражданского суда.
49. В шестом классе. Советники наместничесткого правления, советники палаты уголовного суда, советники палаты граж-данского суда, директор домоводства, советник козенной палаты, губернский прокурор, первый и второй председатель верхнего земского суда, и судья совестного суда.
50. В седьмом классе. Дворянский предводитель, верхнего земского суда заседатели и прокурор, губернский стряпчий казенных дел, губернский стряпчий уголовных дел, губернского магистрата первый и второй председатель, верхней расправы первый и второй председатель, совестного суда дворянские заседатели.
51. В восьмом классе. Ассессоры палат, губернский казначей верхнего земского суда, стряпчий куазенных дел, и стряпчий уголовных дел, губернского магистрата прокурор, верхней расправы прокурор, уездный судья, городничий, и губернский землемер.
52. В девятом классе. Земский исправник, или капитан, рас-правный судья, уездного суда заседатели и уездный казначей.
53. В десятом классе. Дворянские заседатели нижнего земского суда, городской глава, заседатели губернского магистрата, совестного суда мещанскме заседатели, стряпчие казенные и уголовные губернского магистрата и верхней расправы.
54. В одиннадцатом классе. Губернсукого города городового Магистрата первый и второй бургомистр и уездный стряпчий одиннадцатого класса губернского города городового Маги-страта первый и второй бургомистр и уездный стряпчий.
55. В двеннадцатом классе. Городовых Магистратов первый и второй бургомистр и ратманы губернского городового Магистрата.
56. В тринадцатом классе. Городового Магистрата ратманы и бургомистры в посадах.
57. В четырнадцатом классе. По городам старосты, судьи сло-весного суда и ратманы в пасадах.
58. Заседатели в верхней и нижней расправы, нижнего зем-ского суда, и совестного суда сельские заседатели не считают-ся ни против которого класса, но пока в должности пребыва-ют, то буде без суда да не коснется до них наказания ни от кого, по прошествии срока, да почтутся они первыми в селениях своих между них равными.
Глава 3. Порядок определения в должности.
59. Государев наместник, или Генерал-Губернатор; правитель, или губернатор; порутчик правителя, или Вице-Губернатор, определяются от императорского величества.
60. Председателей палат, председатели верхнего земского суда, сенат, избирая достойных людей на каждое порожнее место по два, внесет о том доклад к императорскому величеству, и ожидает повеления.
61. Наместническое правление и в палаты советники и ассес-соры определяются сенатом.
62. Экономии директор, губернский казначей, первый и вто-рой председатель губернского магистрата, первый и второй председатель верхней расправы определяются по представ-лению наместнического правления из достойных людей сенатом.
63. Судьи совестного суда наместничества определяются вы-бором каждого судебного места той губернии, один тому способный, совестный, рассудительный, справедливый и беспорочный человек, которого всякое судебное место особо представляет государеву наместнику, и сей из тех представленных определяет одного быть судьею совестного суда того наместничества.
65. Верхнего земского суда десять заседателей и двое дво-рянских заседателей совестного суда, выбераются дворян-ством тех уездов, кои составляют подсудное ведомство того верхнего земского суда, через всякие три года и представля-ются от оного правителю, или губернатору, когда генерал-губернатора на месте нет, и буде за ними нет явного порока, что государев наместник, или в небытность его правитель наместничества подтверждает дворянский выбор.
66. Уездный или окружной суд и земский исправник, или ка-питан, выдвигаются дворянством через всякие три года, и представляются от оного правителю, и буде за ним нет ника-кого порока, то губернатор подтверждает дворянский выбор. В тех же уездах, где дворянских имений нет, или мало, то земский исправник определяется наместническим правлением из чиновных людей, по представлению трех достойных людей от верхней расправы.
69. В губернию губернский, а в уезд уездные землемеры определяются сенатскою межевою экспедициею.
73. Губернского Магистрата заседатели и заседатели совест-ного суда выбераются губернским городом из купцов и ме-щан того губернского города, через всякие три года по бал-лам, и представляются правителю, или губернатору, и буде за ними нет явного порока, то губернатор дозволяет им заседание.
74. Расправный судья определяется наместническим правлением из чиновных людей.
75. Верхней расправы заседатели, да восемь заседателей нижней расправы из коей двое отсылаются для заседания в нижнем земском суде, да двое в совестном суде по делам до их селений касающихся, выбераются теми селениями, кои саставляют подсудное ведомство той верхней расправы, и не запрещаются им избрать и из дворян, или из ученых людей, или из чиновных людей, или из разночинцев, или поселян беспорочных людей, через всякие три года и представляются правителю, и буде за ними явного порока, то губернатор дозволяет им заседание.
76. Буде во время трех лет из выбранных кто смертью или иным случаем убудет, то поручается до трех летнего срока дворянские места верхнему земскому суду, мещанские места - губернскому магистрату, населенские места - верхней расправе наполнить людьми достойными с утверждением наместническим правлением.
77. Губернский прокурор, прокурор верхнего земского суда, прокурор губернского магистрата, прокурор верхней распра-вы определяется сенатом по представлению генерал-прокурора.
78. Губернский стряпчий уголовных дел и губернский стряп-чий казенных дел определяются сенатом.
79. Верхнего земского суда стряпчий уголовных дел и стряп-чий казенных дел губенского магистрата стряпчий уголовных дел и стряпчий казенных дел, верхней расправы стряпчий уголовных дел и стряпчий казенных дел определяются по представлению палат Сенатом.
Примечания: Выбор по баллам производится на основании депутатского выбора 1766 го года 14 декабря.
Дата: 2018-11-18, просмотров: 702.
