Социальный строй при Елизавете
⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 18Следующая ⇒
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 

 Императрица Елизавета Петровна не раз провозглашала, что продолжает политику Петра Великого. В основном это было так. Была восстановлена роль Сената, Берг- и Мануфактур-коллегии, Главный магистрат. Кабинет министров упразднён. Сенат получил право законодательной инициативы. Во время Семилетней войны возникло постоянно действовавшее совещание, стоящее над Сенатом — Конференция при высочайшем дворе. В работе конференции участвовали руководители военного и дипломатического ведомств, а также лица, специально приглашённые императрицей. Незаметной стала деятельность Тайной канцелярии.

По манифесту Елизаветы от 25 ноября 1741 г. крестьяне фактически оказались лишенными гражданских прав: их перестали приводить к присяге, полагая вполне достаточной присягу, которую приносят за них их господа — помещики. В 1744 году вышел указ, запрещающий быстро ездить по городу, а с тех, кто бранился прилюдно, стали брать штрафы. В 1744—1747 годах проведена 2-я перепись податного населения. В конце 1740-х — первой половине 1750-х годов по инициативе Петра Шувалова был осуществлён ряд серьёзных преобразований. Указ об отмене внутренних таможенных сборов был подписан Елизаветой Петровной 31 декабря 1753 года. В 1754 году Сенат принял разработанное Шуваловым постановление об уничтожении внутренних таможенных пошлин и мелочных сборов. Это привело к значительному оживлению торговых связей между регионами. Были основаны первые русские банки — Дворянский (Заёмный), Купеческий и Медный (Государственный).

Осуществлена реформа налогообложения, позволившая улучшить финансовое положение страны: повышены сборы при заключении внешнеторговых сделок до 13 копеек с 1 рубля (вместо ранее взимаемых 5 копеек). Был повышен налог на соль и вино.

В 1754 году была создана новая комиссия для составления уложения, которая закончила свою работу к концу царствования Елизаветы, но процесс преобразований был прерван Семилетней войной (1756—1763).

Таможенный устав от 1 декабря 1755 г., защищавший интересы купечества, запрещал крестьянам розничную торговлю в городах, за исключением продовольственных товаров [ПСЗ–1, т.14, №10486]. Им разрешалась мелочная

торговля в слободах и селах, отстоявших от городов на расстоянии не менее 5 верст.

В городах и на ярмарках крестьянам дозволялось закупать лишь те товары, «которые в деревнях не делаются», для последующей продажи в разрешенных местах. Перечень допущенных к торговле товаров включал в себя глиняную, деревянную и медную посуду, сельскохозяйственный и домашний инвентарь, сукна, овчины, пряжу, одежду домашнего производства, дубленые кожи, серьги, перстни и прочую бижутерию, ладан и свечи, писчую бумагу, деготь, смолу, рогожи, лыко и мочало, конскую сбрую, сани, дровни, телеги и др…

В 1755 году заводские крестьяне были закреплены в качестве постоянных (посессионных) работников на уральских заводах.

В социальной политике продолжалась линия расширения прав дворянства. В 1746 году за дворянами было закреплено право владеть землёй и крестьянами. В 1760 году помещики получили право ссылать крестьян в Сибирь на поселение с зачётом их вместо рекрутов. Несмотря на откровенное усиление административной власти помещиков, этот указ поспособствовал росту числа переселенцев и созданию новых поселений, в основном, в притрактовой полосе Западной Сибири. Крестьянам было запрещено вести денежные операции без разрешения помещика.

Впервые за сотни лет смертная казнь при Елизавете в России не применялась. Когда в 1743 году суд постановил колесовать Наталью Лопухину (которая унижала Елизавету перед придворными в правление Анны Иоанновны), императрица выказала милость и заменила смертную казнь на менее строгое наказание («бить кнутом, вырвать язык, сослать в Сибирь, все имущество конфисковать»).

Тем не менее, при Елизавете распространяется практика жестоких телесных наказаний как в армии, так и крепостных крестьян. Формально не имея права казнить своих крестьян, помещики нередко запарывали их до смерти. Правительство крайне неохотно вмешивалось в жизнь крепостной усадьбы и закрывало глаза на вопиющие преступления дворян, также и потому что помещики были по существу единственными доступными правительству, сколько бы ни эффективными управленцами на местах, одновременно следящими за порядком, набором рекрутов и сбором налогов.

Время Елизаветы отмечено усилением роли женщины в обществе. И российские помещицы, по свидетельству современников, все шире входили в дела управления имениями. По жестокости они иногда превосходили мужчин. Как раз в конце правления Елизаветы творила свои расправы с крепостными Салтычиха. На протяжении шести лет действия помещицы оставались безнаказанными, несмотря на 21 жалобу, поданную её крестьянами и соседями московскому гражданскому губернатору, московскому полицеймейстеру и Сыскному приказу, во многом из-за коррупции и неэффективности правоохранительных органов.

Нехватка кадров и отсутствие средств в казне для поддержания внутреннего управления делало власть на местах откровенно слабой. Полицейские силы существовали только в Санкт-Петербурге и Москве, и качество их было порой совершенно отвратительным — жандармерии не существовало, а солдаты гарнизонных частей оказывались совершенно бесполезными, когда дело касалось преступлений против общественного порядка; солдаты и сами нередко были зачинщиками беспорядков, ввязываясь в пьяные драки и потасовки из-за запрещенных кулачных боёв. Нередко местные власти действовали заодно с преступниками… Местные чиновники, чьи полномочия совмещали законодательную, судебную и административную функции при этом не получали жалования, использовали должности как источники получения дохода, занимаясь порой откровенным вымогательством, с чем боролись агенты тайной канцелярии.

Как следствие, в последние годы правления Елизаветы зафиксировано более 60 волнений только монастырских крестьян, началось же её правление с очередного восстания башкир. В 1754—1764 годах волнения наблюдались на 54 заводах Урала (200 тыс. приписных крестьян). На 1743—1745 годы пришлось Терюшевское восстание эрзян.

Для правления абсолютных монархов XVIII века, включая преемников Петра Первого, характерен фаворитизм. Лица, пользовавшиеся расположением или личной привязанностью императрицы, как, например, братья Шуваловы, Воронцов и др. часто тратили средства государственного бюджета на собственные интересы и нужды. Лейб-медик Лесток, сохранявший влияние в первые годы царствования Елизаветы, только за одну процедуру кровопускания императрице получал от 500 до 2000 рублей. В последний период царствования Елизавета меньше занималась вопросами государственного управления, передоверив его Шуваловым и Воронцовым.

В целом, внутренняя политика Елизаветы Петровны отличалась стабильностью и нацеленностью на рост авторитета и мощи государственной власти. По целому ряду признаков можно сказать, что курс Елизаветы Петровны был первым шагом к политике просвещённого абсолютизма, осуществлявшейся затем при Екатерине II.

 

Петр III

 

  На Рождество 25 декабря 1761 (5 января 1762) г., в три часа пополудни скончалась императрица Елизавета Петровна. Петр вступил на престол Российской империи. Подражая Фридриху II, Петр не короновался, но планировал короноваться после похода на Данию. В итоге Петр III был коронован посмертно Павлом I в 1796 году.

У Петра III не было четкой политической программы действий, но у него сложилось свое видение политики, и он, подражая своему деду Петру I, планировал провести ряд реформ. 17 января 1762 г. Петр III на заседании Сената объявил о своих планах на будущее: «Дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают, и когда военное время будет, то они все явиться должны на таком основании, как и в Лифляндии с дворянами поступается»…

Несколько месяцев пребывания у власти выявили противоречивый характер Петра III. Почти все современники отмечали такие черты характера императора, как жажда деятельности, неутомимость, доброта и доверчивость. Я. Я. Штелин писал: «Государь довольно остроумен, особенно в спорах». Император энергично занимался государственными делами. Штелин отмечал: «Уже с утра он был в своём рабочем кабинете, где заслушивал доклады <…>, потом спешил в Сенат или коллегии. <…> В Сенате за наиболее важные дела он брался сам энергично и напористо».

К числу важнейших дел Петра III относятся упразднение Тайной канцелярии (Канцелярия тайных розыскных дел; Манифест от 16 февраля 1762 года), начало процесса секуляризации церковных земель, поощрение торгово-промышленной деятельности путём создания Государственного банка и выпуска ассигнаций (Именной указ от 25 мая), принятие указа о свободе внешней торговли (Указ от 28 марта); в нём же содержится требование бережного отношения к лесам как одному из важнейших богатств России. Среди других мер исследователи отмечают указ, разрешавший заводить фабрики по производству парусного полотна в Сибири, а также указ, квалифицировавший убийство помещиками крестьян как «тиранское мучение» и предусматривавший за это пожизненную ссылку. Он также прекратил преследование старообрядцев.

  Петру III также приписывают намерение осуществить реформу Русской православной церкви по протестантскому образцу (В Манифесте Екатерины II по случаю восшествия на престол от 28 июня (9 июля) 1762 года Петру это ставилось в вину: «Церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного закона»).

Законодательные акты, принятые за время короткого правления Петра III, во многом стали фундаментом для последующего царствования Екатерины II.

Важнейший документ царствования Петра Фёдоровича — «Манифест о вольности дворянства» (Манифест от 18 февраля (1 марта) 1762 года), благодаря которому дворянство стало исключительным привилегированным сословием Российской империи. Дворянство, будучи принуждённым Петром I к обязательной и поголовной повинности служить всю жизнь государству, при Анне Иоанновне получившее право выходить в отставку после 25-летней службы, теперь получало право не служить вообще. А привилегии, поначалу положенные дворянству, как служилому сословию, не только оставались, но и расширялись.

  Помимо освобождения от службы, дворяне получили право практически беспрепятственного выезда из страны. Одним из следствий Манифеста стало то, что дворяне могли теперь свободно распоряжаться своими земельными владениями вне зависимости от отношения к службе (Манифест обошёл молчанием права дворянства на свои имения; тогда как предыдущие законодательные акты Петра I, Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, касающиеся дворянской службы, увязывали служилые обязанности и землевладельческие права). Дворянство становилось настолько свободным, насколько может быть свободно привилегированное сословие в феодальной стране.

Но следует понимать, что эта идея вовсе не революционная и новаторская. Об отмене обязательной службы для дворян говорили начиная с 1750-х годов, поэтому ее авторство не принадлежит Петру III. Часть историков считает, что основные положения Манифеста были подготовлены еще в годы Елизаветы Петровны.

Также следует отметить, что не все представители дворянского сословия была счастливы этому Манифесту. Не каждый дворянин имел большие поместья и не многие имели в своем подчинении сотни и тысячи крепостных крестья. Часть дворянства – это были знатные, но не богатые люди, для которых жалование за военную службу было единственным существенным источником для суещствования семьи. Для этой категории населения Манифест Петра III о вольности дворянства долгое время был в тягость…

Уменьшился контроль за обучением и воспитанием дворянских детей. До 1762 года дать образование дворянским детям – это было одной из обязанностей дворянина-главы семейства, после Манифеста получать образование стало не обязательным. В результате это привело к печальным последствиям, которые знаменитый писатель Фонвизин описал в произведении «Недоросль». Главный герой, Митрофанушка, яркий представитель поколения дворянства без знаний и образования.

  Остается вопрос об авторстве текста манифеста и о самой идее этого важного документа. Эту проблему поднимали М. М. Щербатов, затем С. М. Соловьев, Г. В. Вернадский и другие. М. М. Щербатов считал, что авторство идеи и текста принадлежит Д. В. Волкову, приближенному Петра III. С. М. Соловьев был согласен с Щербатовым. Но эту версию проверить невозможно из-за недостатка источников.

При Петре III проводилась широкая амнистия лицам, подвергшимся в прошлые годы ссылками и другим наказаниям. Среди возвращенных находились фаворит императрицы Анны Иоанновны Э. И. Бирон и генерал-фельдмаршал Б. К. Миних, приближенный к Петру III.

Правление Петра III отмечено усилением крепостного права. Помещики получили возможность своевольно переселять принадлежавших им крестьян из одного уезда в другой; возникли серьёзные бюрократические ограничения по переходу крепостных крестьян в купеческое сословие; за полгода правления Петра из государственных крестьян было роздано в крепостные около 13 тысяч человек (на самом деле их было больше: в ревизские списки в 1762 году включались только мужчины).

  За эти полгода несколько раз возникали крестьянские бунты, подавлявшиеся карательными отрядами. Обращает на себя внимание манифест Петра III от 19 июня по поводу бунтов в Тверском и Клинском уездах: «Намерены мы помещиков при их имениях и владениях ненарушимо сохранять, а крестьян в должном им повиновении содержать». Бунты были вызваны распространившимся слухом о даровании «вольности крестьянству», ответом на слухи и послужил законодательный акт, которому не случайно был придан статус манифеста.

Законодательная активность правительства Петра III была необычайной. За время 186-дневного царствования, если судить по официальному «Полному собранию законов Российской империи», было принято 192 документа: манифесты, именные и сенатские указы, резолюции и т. п. (В их число не включены указы о награждениях и чинопроизводстве, денежных выплатах и по поводу конкретных частных вопросов).

Однако некоторые исследователи оговаривают, что полезные для страны меры принимались как бы «между прочим»; для самого императора они не были срочными или важными. К тому же многие из этих указов и манифестов появились не вдруг: они готовились ещё при Елизавете «Комиссией по составлению нового Уложения», а принимались с подачи Романа Воронцова, Ивана Шувалова, Дмитрия Волкова и других елизаветинских сановников, оставшихся у трона Петра Фёдоровича…

Среди отрицательных моментов царствования Петра III, вне всякого сомнения, главным является фактическое аннулирование им итогов Семилетней войны. Оказавшись у власти, Пётр III, не скрывавший своего преклонения перед Фридрихом II, немедленно прекратил военные действия против Пруссии и заключил с прусским королём Петербургский мир на крайне невыгодных для России условиях, вернув завоёванную Восточную Пруссию (которая к тому моменту уже четыре года как являлась составной частью Российской империи) и отказавшись от всех приобретений в ходе Семилетней войны, практически выигранной Россией.

  Все жертвы, весь героизм русских солдат были перечеркнуты единым махом, что выглядело настоящим предательством интересов отечества и государственной изменой. Выход России из войны повторно спас Пруссию от полного поражения. Заключённый 24 апреля мир недоброжелатели Петра III трактовали как истинное национальное унижение, поскольку продолжительная и затратная война по милости этого поклонника Пруссии закончилась буквально ничем: Россия не извлекала никаких выгод из своих побед. Впрочем, это не помешало Екатерине II продолжить начатое Петром III и окончательно прусские земли были освобождены от контроля русских войск и отданы Пруссии именно ею. Екатерина II же заключила в 1764 г. с Фридрихом II новый союзный договор. Однако роль Екатерины в таком завершении Семилетней войны обычно не афишируется.

Несмотря на прогрессивный характер многих законодательных мер и небывалые привилегии дворянству, плохо продуманные внешнеполитические деяния Петра, а также его резкие действия в отношении церкви, введение прусских порядков в армии не только не прибавили ему авторитета, но лишили всякой социальной поддержки; в придворных кругах его политика порождала лишь неуверенность в завтрашнем дне.

 

Царствование Екатерины II

 

  28 июня 1762 г. на русский престол в результате дворцового переворота взошла Екатерина II, правившая 34 года. Это была хорошо образованная, умная, деловая, энергичная, честолюбивая и лицемерная женщина. Всю жизнь ее сжигало властолюбие, и, достигнув власти, она любыми средствами старалась удержать ее. "Ничто ей не может быть досаднее, — писал о страсти императрицы к власти представитель родовой дворянской аристократии князь М.М. Щербатов, — как то, когда, докладывая ей по каким-то делам, в сопротивление воли ея законы поставляют и тотчас ответ от нее вылетает: «разве я не могу, не взирая на законы, сего учинить".

  Вступив на престол, Екатерина II неоднократно объявляла себя преемницей Петра I. И то, что ее царствование будет самодержавным, она продемонстрировала сразу же.

  Перед ней стояла задача проведения реформы центральных государственных органов. Прежде всего, она разделила Сенат на 6 департаментов якобы для упорядочения работы. Но тем самым она ослабила Сенат как законодательный орган, сделав его просто "хранилищем законов". Терпеть рядом с собой орган, имевший прерогативы законодательной власти, Екатерина II не хотела. Сенат стал административным органом, лишенным законодательных прав. Так уже в начале царствования императрица сосредоточила в своих руках всю законодательную и большую часть распорядительной власти. Ее она осуществляла через генерал-проку-рора и собственную канцелярию.

  В 1764 г. Екатерина II провела секуляризацию церковных земель, лишив церковь экономического могущества. Миллион бывших монастырских крестьян был передан в ведение Коллегии экономии, и доходы от них пополнили опустевшую государственную казну…

  В первые годы царствования были укреплены и расширены, права и привилегии дворян. Они получили право не служить (Манифест о вольности дворянства 1762 г., изданный еще Петром III), если этого не желали; монопольное право владения землей (Генеральное межевание 1765 г.), крепостным трудом (1762 г.); право на винокурение (1765 г.).

  В царствование Екатерины II крепостное право достигло своего апогея. Как всякий абсолютный монарх, Екатерина считала, что благо народа обеспечивается законами, изданными монархом. Каждый год своего царствования она издавала в среднем по 12 законодательных актов в месяц. Наивысший период ее законодательной деятельности пришелся на первые пять лет правления, когда в месяц издавалось в среднем по 22 законодательных акта.

  Элементы просвещенного абсолютизма присутствовали и активизировались в политической жизни России на протяжении второй половины XVIII в. Они становились то более, то менее явными и определяющими. Изменялись социальная и экономическая структуры общества, формировалась новая идеология. В ее рамках монарх рассматривается не просто как "отец нации", а как блюститель законности: "просвещенный абсолютизм" неразрывно связывается с легитимностью (законностью), "правильной организацией" управления и суда. В официальную идеологию начинают проникать идеи всесословного характера власти.

  Сословная структура общества, однако, не только сохранилась, но ее дифференциация даже усложнилась, стала еще более формализованной. Права и обязанности каждого сословия были обстоятельно регламентированы.

  Дворянство оставалось правящим сословием. Неудобные и ограничительные для него положения петровского Указа о единонаследии достаточно скоро начинают корректироваться (в 1730 г. срок дворянской службы фиксируется в двадцать пять лет, начало службы сдвигается с пятнадцати на двадцать лет, один из братьев-помещиков вовсе освобождался от службы), а в 1762 г. по манифесту Петра III "О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству" вовсе отменяются.

  Дворяне освобождались от обязательной военной и государственной службы. Это обстоятельство заметно повлияло на экономическое поведение дворянства. Начинается и постепенно усиливается земельная и промышленная экспансия дворянства. С 1762 г. значительно усиливается приток дворян на проживание в деревне. Параллельно проходило межевание помещичьих земель, перераспределение недвижимости.

  В 1766 г. дворянство получает важную льготу — на шесть лет отменяются пошлины на вывоз хлеба из их хозяйств, (в 1787 г. дворянству разрешается повсеместная свободная торговля хлебом). Еще в 1755 г. была установлена дворянская монополия на винокурение.

  Крестьянство в этот период численно возрастает, подразделяясь на помещичьих, государственных, экономических, посессионных и дворцовых (удельных).

   В результате секуляризации церковных земель появилась особая категория экономических крестьян, находившихся под управлением коллегии экономии. (После упразднения этой коллегии в 1786 г, они вошли в число государственных крестьян.)

  Государственные крестьяне составляли почти сорок процентов всех крестьян. Они несли повинности и платили оброк государству. Их нельзя было продавать, однако раздачи крестьян частным владельцам производились достаточно часто: только при Екатерине II более восьмисот тысяч государственных и дворцовых крестьян были розданы помещикам.28

Указ 1719 г. распространял подушный сбор на холопов, имеющих свою пашню. В 1720 и 1723 гг. эта подать распространяется на всех лиц мужского пола: крестьян пашенных и не пашенных, холопов, дворовых, городских и сельских помещичьих людей. Установление единой подушной подати уравняло в фискальном отношении все категории крестьянского населения. Оно ликвидировало особые категории: холопов и вольных (гулящих) людей. Государство стремилось включить в свою орбиту все категории лиц, ранее ему не подконтрольных — вольных людей забирали в солдаты или записывали за помещиком.

  По указу 1765 г. помещики могли отдавать своих крепостных в каторжные работы.

   22 августа 1767 года Екатерина II издала указ, который гла-сил, что если кто «недозволенные на помещиков своих челобитные наипаче ее величеству в собственные руки подавать отважится», то и челобитники, и составители челобитных будут наказаны кнутом и сосланы в Нерчинск на вечную каторгу.

 После этих указов крепостные крестьяне превратились фактически в "крещеную собственность" своих помещиков…

В слабо заселенном Оренбургском крае помещики, как правило, имели много земли, но мало крепостных. Поэтому, чтобы вовлечь свои обширные земельные владения в хозяйственный оборот и получать больше дохода, владельцы почти повсеместно применяли барщинную систему эксплуатации.

  Оброчных крестьян в губернии было крайне мало. Испытывая острую нехватку крепостных рабочих рук, помещики до предела увеличивали размеры повинностей крестьян. На барщине крестьяне трудились 3, а во многих имениях — 4, 5, и даже 6 дней в неделю. Оброчные платежи крестьян за вторую половину XVIII в. возросли в 2—3 раза. Увеличение барщины и оброка вело к разорению крестьянских хозяйств.

  В помещичьих имениях края царили безудержный произвол и издевательства крепостников. Крайней жестокостью отличался бугурусланский помещик Куроедов. Писатель С. Т. Аксаков в «Семейной хронике» правдиво описал его зверства. Помещик для избиения крестьян применял специальные ременные плетки — «кошки» с узлами на концах. Во время истязаний он «время от времени пошучивал с несчастной жертвой, покуда она еще могла слышать»…*

В правительстве, однако, не могли не понимать, что ни кнут, ни каторга не усмирят задавленных барщиной крепостных крестьян, что превращение их в рабочий скот несет государству только вред, ибо дело доходит до того, как выразился один министр, что скоро «взять будет не с кого ни податей, ни рекрутов, что если без армии государству стоять невозможно, то о крестьянах надобно иметь попечение, потому что солдат с крестьянином связан, как душа с телом, и если крестьянина не будет, то не будет и солдата».

  В Правительствующем сенате, конечно же, тревожились не о судьбах крепостных, а более о существенном уроне, наносимом земледелию от их нерадения и частых побегов, отчего «земля впусте пропадала». Но правительство страшилось дать крестьянам свободу, хоть в какой-то мере раскрепостить их…

Крепостное право развращало и самих дворян и помещиков, подрывало их землевладельческое положение. В петровское время свои привилегии и разные преимущества они как бы оплачивали многолетней военной и гражданской службой, для чего обязаны были приобретать необходимые для этого юридические, экономические, политические, военные познания, учить тому же своих детей. У дворян и помещиков были строго регламентированные обязанности перед государством. Освободившись же в начале царствования Екатерины II от обязательной службы, они почувствовали себя на этаком бессрочном досуге, стараясь заполнить его, по замечанию одного историка, плодами чужих умственных и нравственных усилий, цветками заимствованной культуры. Повысился спрос на изящные украшения быта, на эстетические развлечения. И если вступление на престол императрицы Елизаветы было концом немецкого владычества при русском дворе, то при Екатерине II расцвело влияние французское.

  Повсюду стали внедряться французские костюмы, манеры, вкусы, моды, литература, театр и язык, увеличился наплыв французских учителей - гувернеров.

Упал престиж технического и вообще научного образования. Открытые Петром Великим в Москве и Петербурге две навигационные академические школы, куда по строгому указу о воинской повинности набирались дети помещиков и дворян, потеряли свое прежнее значение и влачили жалкое существование, ибо поступать в них было некому: дворяне не желали давать своим детям навигационного и артиллерийского образования, все воспитание возложили на домашних педагогов-иностранцев.

Печальную картину являли собой и основные высшие общеобразовательные и просветительные учебные заведения, такие, как Академия наук, Московский и Петербургский университеты, где, по словам, Ломоносова, «ни образа, ни подобия университетского не видно». Преподавание шло на низком уровне, лекции читались на французском или латинском языке. В столичном обществе в ту пору наиболее популярным типом великосветского кавалера был молодой человек без определенных занятий и цели, воспитанный по-французски, презирающий все русское, в том числе науки, гражданское и техническое образование, изящный и ловкий ухажер, постигший, что по светским законам в танцующем кавалере ума не полагается.

Не только сенаторы, придворные вельможи, но и многочисленные слуги были облачены в дорогую, сшитую по французской моде, одежду. Мужчины носили льняные белые рубашки, шелковые или атласные камзолы, парчовые либо бархатные кафтаны, белоснежные батистовые галстуки, повязанные вокруг шеи, короткие узкие штаны, белые чулки и кожаные башмаки на высокой подошве. Благодаря корсажам женщины имели осиные талии, носили пышные куполообразные юбки, распашные платья, кружева. Прическу делали высокую, из собственных или искусственных волос. Для мужчин был обязателен парик, как и шпага, выглядывавшая из бокового разреза левой полы кафтана. На дамах, сравнительно даже невысокого звания, бывало брильянтов и золота тысяч на десять-двенадцать. Одежда иных царедворцев ослепляла блеском злата, серебра и драгоценных камней.

Дорогими украшениями блистали экипажи, упряжи лошадей; внутренние стены дворцов и домов отделывались шелковыми или позолоченными обоями, обставлялись заграничной мебелью, множеством зеркал. Вельможи состязались в роскоши своих жилищ и нарядов, более почитаемыми в обществе оставались те, у кого эти уборы были богаче.

Теми же канонами жила и армия. Генеральские и офицерские мундиры шили из дорогих и красивых тканей…

  Екатерина II в своих «Записках» писала незадолго до своего Восшествия на престол: «Москва - столица безделья, и ее чрезмерная величина всегда будет главной причиной этого. - Дворянству, которое собралось в этом месте, там нравится; это неудивительно; но с самой ранней молодости оно принимает там тон и приемы праздности и роскоши… Они охотно проводили бы всю жизнь в том, чтобы таскаться целый день в карете шестериком, раззолоченной не в меру и очень непрочно сработанной, этой эмблеме плохо понимаемой роскоши, которая там царит и скрывает от глаз толпы нечистоплотность хозяина, беспорядок его дома вообще и особенно его хозяйства. Нередко можно видеть, как из огромного двора, покрытого грязью и всякими нечистотами, выезжает осыпанная драгоценностями и роскошно одетая дама в великолепном экипаже, который тащат шесть скверных кляч в грязной упряжи, с нечесаными лакеями в очень красивой ливрее, которую они безобразят своею неуклюжею внешностью. Вообще и мужчины, и женщины изнеживаются в этом большом городе, они там видят только пустяки и занимаются лишь пустяками, которые могут опошлить и самого выдающегося и гениального человека»…29

 

Село Асекеево

 

Денисова Д. Н. в своей книге «История заселения и этнокультурное развитие татар Оренбургского края (XVIII - начало XX вв.)». ...» об основании села Асекеево Оренбургской области сообщает следующее: «По двум договорам, заключенным 10 августа 1760 года и 9 октября 1762 года, служилые тарханы Уфимского уезда, Казанской дороги, Кипчакской волости, команды старшины Заита Абдулова продали свою землю по правому берегу реки Тергали отставному капитану С. Е. Кроткову, который основал на этом месте село Кротково, Архангельское тож, Асекеево тож (в настоящее время Похвистневского района). Логично предположить, что тогда же асекеевцы перенесли свою деревню на нынешнее место. С высокой степенью вероятности датой основания села Асекеево Асекеевского района Оренбургской области можно считать 1760-1762 годы. Все предположения о более раннем времени возникновения этого села на территории нынешней Оренбургской области являются безосновательными, поскольку ландкарта Красильникова неоспоримо доказывает, что до 1755 года эта деревня располагалась в ином месте, на землях сопредельной Самарской области…»

(Краткая версия истории возникновения с. Асекеево. Ренат Сафи.)

…Называя 1760 и 1762 годы, Денисов имеет в виду два разных договора по продаже села Асекеево, нынешнего Похвистневского района. Объяснения почему существуют эти два договора, Денисов не дает. По всей вероятности, продажа села в 1760 г. по какой-то причине не состоялась, поэтому в 1762 г. был составлен новый договор, по которому село Асекеево и было продано.

Род Манаша, уже с начала XVII века, владел огромной территорией, включающей в себя территорию нынешнего Асекеевского, Бугурусланского, части Северного, Пономаревского и Матвеевского районов Оренбургской области, а также Похвистневского и части Кинель-Черкасского районов Самарской области. Однако, до появившихся позднее на этих землях различных поселений, представители этого рода на постоянной основе на этих землях не проживали. Здесь они пасли скот, охотились, ловили рыбу, занимались бортничеством и сбором ягод. Жить на этих землях в то время было просто опасно из-за частых набегов кочевников, в том числе и калмыков.

Вполне вероятно, род Манаша и представители племени Тамьян (из рода Шагали Шагмана, которые основали села Кульшарипово, Старомукменево и Шаммасовку) имели какие-то родственные или иные отношения, поскольку представители племени Тамьян имели возможность поселиться на землях, принадлежавших роду Манаша. Уточнить все это мне не удалось.

Поскольку название поселения Танай изменилсь и оно стало называться Асекеево, то датой основания села Асекеево можно считать 1763 год. Конечно, эта дата весьма условна, т.к. точной даты основания села выяснить невозможно. К слову сказать, все известные даты основания сел и городов, за редким исключением, довольно условны и обычно определяются по их упоминаниям в каких-нибудь исторических документах.

Из «Экономических примечаний к Генеральному межеванию по Бугурусланскому уезду» в 1802 г., т.е. примерно через сорок лет, после предполагаемого основания Асекеево, в нем значится 35 двора, с численностью населения 155 человек (мужчин и женщин), что вполне логически вписывается в дату основания села – 1763г.

 

Николькино – время образования 1765 год (первоначальное название Ялпай – богатая деревня. Из-за постоянных набегов кочующих банд, поселенцы Ялпая вынуждены были переселиться на 2-3 км. к югу от села Ялпай.

Новое поселение возглавил Микуль-Николай. До 1885 года николькинцы были язычниками, но позже христианские миссионеры стали принуждать их к принятию веры Христовой. С благословения священника Алексея Кудрявого приступили к строительству церкви. Через год открылась церковно-приходская школа. Церковь закрыта в 1931 году.

В 1911 году в Николькино вспыхнул пожар, сгорело 40 дворов. В 1912 году входило в состав Баклановской волости.

 

В 1765 г. образовано с. Кивацкое.

 

Выборы в Уложенную комиссию

 

 1766 года, декабря 14, воспоследовал Высочайший манифест Государыни Императрицы Екатерины II об учреждении комиссии для сочинения проекта нового уложения и о выборе в оную депутатов. В приложении к этому манифесту, указаны правила, откуда депутатов присылать, в силу манифеста к сочинению проекта нового уложения и самый обряд выбора депутатов, как дворянами, так и другими сословиями. При выборе депутатов, дворянам повелено избрать предводителей.

 Этот государственный акт положил, начало дворянским выборам…5

  После подготовки "Наказа" в том же году, в Москве, создается новая Комиссия по подготовке проекта Нового Уложения. В состав комиссии направлялись депутаты: от центральных органов управления, от уездного дворянства, от жителей каждого города, от однодворцев, пехотных солдат или государственных крестьян каждой провинции, от "некочующих инородцев" (Казанской, Сибирской и Оренбургской губерний), от казаков.

  Не участвовали в выборах депутатов: духовенство, частновладельческие, экономические и дворцовые крестьяне, армия и флот (всего более 70% населения).

  Депутатский ценз устанавливался для каждого сословия отдельно. Избираться могли лица не моложе двадцати пяти лет. Для крестьян и низшей курии устанавливались дополнительные требования: наличие собственного дома, семьи, знание грамоты, отсутствие судимости.

  Выборы (кроме дворянской курии) были многоступенчатыми и проходили под контролем местной администрации. 

  Кроме депутатов дворянство избирало уездных предводителей, горожане — городского голову, сословную администрацию.

  Одновременно с "Наказом" для направления кодификационной работы комиссии был принят “Генерал-прокурор-ский наказ“, определявший основные характеристики разных видов законодательства и форм права: право божественное, право естественное, право народное, право государственное общее, право государственное особенное и др.

  Выборы депутатов в уложенную комиссию проходили весной 1767 г. Дворянские депутаты избирались на уездных собраниях, городские — на городских собраниях, сельские — по трехзвездной системе: погост — уезд — провинция, казачьи — от полка. Было избрано около пятисот пятидесяти депутатов: свыше 33% процентов составили дворяне, 36% — депутаты от городов, около 20% — сельские жители. Более сорока пяти процентов депутатов были потомственными или личными дворянами…    

 

ИХ ЗНАЛА ЕКАТЕРИНА ВЕЛИКАЯ...

 

 Выборы депутатов и подготовка наказов вовлекло в политический водоворот широкие слои населения, как столиц, так и провинций. Знала в лицо царица и людей, имевших отношение к Бугуруслану. В частности, ученого и исследователя Оренбургского края Петра Ивановича Рычкова, которого благосклонно приняла словами: "Я известна, что вы трудитесь на пользу Отечества, за что вам благодарна". Далее в течение часа он отвечал на вопросы о ситуации в крае. Царской милостью П. И. Рычков награждён чином статского советника (генерала) и 15 тысячами рублей.

  Весьма интересно "знакомство" императрицы с крестьянином Давыдовым.

ДАВЫДОВ Гаврила Давыдович (1737 - 1774) - бугурусланский крестьянин, в последующем- пугачевский атаман. Происходил из ясачных крестьян Бугульминского ведомства Оренбургской губернии. После 1747 г. с матерью и братом поселился в Бугурусланской слободе, где их и внесли в подушный оклад.

  В 1767 Давыдова, как человека грамотного, выбрали депутатом от всего Бугульминского ведомства в состав Большой комиссии (Уложенная комиссия) по разработке проекта новых законов.

Жителями Бугурусланской слободы был составлен «Наказ»:

 Наказ однодворцев Богоросланской слободы

 

1767 г. февраля 9 числа Оренбургской губернии Бугурусланского ведомства Богоросланской слободы жители со всего мирского согласия, сотник Василей Дмитриев, редовые: Федор Дементьев, Николай Тиханов, Яков Тулупов, Семен Никанов, Нестор Козьмин, Агей Семенов, Алексей Степанов, Петр Спиридонов, Тимофей Лашкарев, Дмитрей Михайлов, Яков Решетников, Осип Семенов, Григорей Мавринской, Кондратей Петров, Иван Савельев, Федор Алексеев и всей той слободы мужские люди выбранному в силу манифеста в депутаты оной слободы жителю Гавриле Давыдову даем сие изъяснение, в чем имеем нужду, а именно:

 

1. В хлебопашенной земле и утеснение самим по Кинель-реке по течению по правую сторону утеснены помещиком господином майором Иваном Новокрещеновым. Во время отводу к нашей слободе земли реченной Новокрещенов при Бугульминской конторе был воеводою, отрезал у нас хлебопашенную землю по речку Кармалу, которая течет у слободы Богоросланской подле самой околицы. А хотя и в другую сторону и отведено довольно, только нам к хлебопашеству неудобно за водами и грязями.

 

2. И в том же нашем отводе по другую сторону слободы с вершины речки Токранки, расстоянием от слободы в 15 верстах, поселены оным же господином майором Новокрещеновым, во время ево командования в Бугульминской земской конторе, деревня новокрещенская мордовская Богоросланская до 100 дворов, от которой мы пашенною землею и лесными угодьями стеснены и обижены.

3. Помянутай же господин маиор Новокрещенов испросил во время своего командования в конторе от Оренбургской губернской канцелярии указ, чтобы опростать ему близ церкви божией ко двору места. По которому указу и сломаны два двора крестьянские. И тое ломку и переноску дворов на другое место чинили миром, за что некоторые обыватели были немилосердно биты.

 

4. В прошлом 1766 г. по наряду Оренбургской губернской Канцелярии и Бугульминской земской конторы требовались на Стерлитамацкую пристань и посыланы были из обывателей 23 человека, коим дано от миру подмоги каждому по 10 р. Да в нынешнем 767 г. в феврале месяце отправлены на оную же пристань 19 человек, коим потому ж дано подмоги по 2 р. 50 к. и по 6 четвериков сухарей и по 6 гарнцев круп от миру. А в домах, за отлучкой их, платежей за них подушных денег, в хлебопашестве и в протчих домашних исправлениях принуждены исправлять миром же.

 

5. Через нашу же Богоросланскую слободу имеется вновь проложенная ко Оренбургу и в другие крепости из российских большая дорога, по которой множество ездят регулярных всякого звания людей из Москвы и Казани с амуничными и мундирными вещами, денежною казною во Оренбург и полки Оренбургского корпуса. Берут подводы некоторые за прогон, а другие без прогон. А хотя и которые прогон дают не против указу, неполную ценою. А берут подвод по 50 и более.

 

6. При оной же Богоросланской слободе имеется соляная продажа и анбары, ис которых караулы посылаются из разных деревень 6 человек, в том числе из нашей деревни один. Нанимаем каждой год ценою по 10 р. Да по Новой Московской дороге, обще с Бугульминской Большой и другими слободами, содержим ям и нанимаем емщика, даем по 30 р., отчего уже приходим в скудость и в несостояние платежа подушного окладу.

 

7. При объявленной же Богоросланской слободе находится нас, нижеподписавшихся в плотеже подушного окладу 422 души. Вновь присланные, коим тригодичное время не вышло и дана льгота – 35 душ. Да и впредь присылаемы быть имеют. Да из регулярных отставных определяются на жительство, коих ныне имеется обер- и ундер-афицеров, редовых и их детей всех 30 человек. И пашенною землею и сенными покосы и лесными угодьи довольствуются с нами наряду. А подушной оклад мы платим с души по указом по 1 р. 73 с половиной копейки. И тако, как выше значит, приходим в крайнее раззорение и скудость. И если оному выбранному нашему депутату, где повелено быть в присутственном месте, объявить. И мы ему в том верим и оное разъяснение даем со всего нашего мирского согласия с прошением в вышеписанных нам обидах и отягощениях милостивого защищения, в чем и подписуемся.

Наказ подписали жители слободы Евстигней Салков, Семен Прокофьев, Николай Панов, Алексей Конкин, Иван Евдокимов, Степан Чернов.

 

За «неумеющих читать и писать» – сотника Василия Дмитриева, десятника Андрея Андреева и за шесть рядовых, а также за «всех мирских людей» слободы – наказ подписал «земской Григорей Иванов».*

Крестьянин Бугульминской слободы Т. Иванов привез в Комиссию пять наказов от жителей разных слобод, в основном от "непомнящих родства". В 1768 г. Т.Иванов передал свои депутатские полномочия бугурусланскому крестьянину Г. Давыдову, который участвовал в 1767 г. в выборах в качестве поверенного…32

 

*****

 

… Земельные наделы служилых людей «по прибору» значительно уступали по размеру поместьям дворян. Они с самого начала были рассчитаны на то, что будут обрабатываться силами семей приборных служилых людей. Кроме того, нередко «земельные дачи» отводились не каждому служилому человеку отдельно, а всей сословной группе людей данного города, крепости, села, слободы – пушкарям, стрельцам, городовым казакам, воротникам, засечным сторожам, рассыльщикам, что уже сближало их не с дворянским поместьем, а с крестьянской общиной, хотя и привилегированной. Еще важнее было то, что низшие категории служилых людей в отличие от дворян получали землю, на которой не было крестьян, а следовательно, не было и возможности получать феодальную ренту…

  В начале XVIII в. они, наряду с другими категориями государственных крестьян, облагаются подушной податью и выполняют ряд государственных повинностей, типичных для других категорий государственных крестьян, – постойную, подводную, содержание дорог и мостов и др. На них распространяется и рекрутская повинность, но рекруты служат в полках ландмилиции и, отслужив 15-20 лет, возвращаются домой…

  Уже в первой четверти XVIII в. однодворцы хотя и сохраняют некоторые остатки своих былых привилегий, перестают быть своеобразной промежуточной категорией между господствующим и эксплуатируемым классом и входят в состав последнего. Их земли интенсивно расхищаются помещиками и чинами гражданской и военной администрации, а безземельные однодворцы порой оказываются их крепостными. Теряя свои былые права и привилегии, они испытывают на себе все тяготы крестьянского бесправия перед лицом произвола помещиков, администрации и начальников военных команд.

  Не мирясь с нарастающим бесправием, протестуя против захвата своих земель, произвола помещиков, администрации и судей, однодворцы, однако, менее всего были склонны рассматривать себя как часть крестьянства и исходили из своих сословных прав и интересов. Причину резкого изменения своего положения они видели лишь в нарушении указов, положений жалованных грамот, условий их верстания землей. Поэтому и в своих наказах в Уложенную комиссию 1767-1768 гг. они делали упор на то, что их предки были детьми боярскими и имели дворянские права, а следовательно, их превращение в однодворцев, т.е. в государственных крестьян, является нарушением законов. Для сравнительно небольшой части однодворцев эти претензии имели какую-то, правда, весьма зыбкую, базу…

  Наглядным примером этого являются однодворцы Оренбуржья. Эта весьма немногочисленная сословная категория сложилась в первой четверти XVIII в., когда в остальных частях страны потомки служилых людей по прибору, а частично и служилых людей по отечеству превратились в одну из категорий государственных крестьян. Она не имела и не могла иметь здесь сколько-нибудь значительного удельного веса ни в экономике, ни в военном отношении, так как основным военно-служилым сословием региона было яицкое и оренбургское казачество. В этих условиях однодворцы Оренбуржья не получили и не могли получить тех прав и привилегий, которыми обладали низшие категории служилых людей Черноземья в XVI-XVII вв. Недаром часть из них именовалась однодворцами, а вторая – пахотными солдатами.

  Специфика положения однодворцев Оренбуржья отчетливо выступила в содержании их наказов в Уложенную комиссию.

  Так, в наказе отставных солдат Бугульминской слободы показано, как потомки служилых людей XVII в. превратились в пахотных солдат, положение и повинности которых выглядят как прямые предтечи будущих аракчеевских военных поселений. Их предки – служилые городовые казаки – при Алексее Михайловиче были переведены из Казани в Старошешминск. Но «хлебное и денежное жалование» они получали лишь 3 года, после чего жалованье было заменено пахотными дачами. В 1730 г. на них, как и на других однодворцев, были распространены правила ландмилицкой службы, и они несли ее в Оренбурге, крепостях и форпостах Оренбуржья.

  В 1742 г. положение круто изменилось. Их собрали вместе с семьями в Старошешминске, «ружья и амуницию обрали» и «без всего, безвременно и с немалыми побои, от которых несколько померло», перевели в Бугульминскую слободу на Новую Московскую дорогу. После переселения они по-прежнему несут службу в крепостях и форпостах, а выйдя в отставку после 15-20-летней службы, несут караулы, конвоируют ссыльных, «подводы гоняют по инструкциям и по подорожным с немалыми принуждением и побои», поставляют дрова «на казенные покои и на контору и в тюрьму». Детей их, достигнувших 15 лет, забирают в полки. Поэтому работать на пашне, содержать стариков и инвалидов некому (№2, л. 183-185).

  Еще более разительная перемена в их положении обрисована в наказе отставных солдат Писмянской слободы. Их предки «смоленские шляхтичи» (смоленские дворяне, поместья которых оказались на территории, оставшейся за Речью Посполитой) в 1636 г. были переведены в город Заинск, где получили земельные оклады от 20 до 50 четвертей в поле, «а в дву по тому ж». В 1742 г. их также перевели на Новую Московскую дорогу, но размеры земельных дач каждому из них не определили, выделив на них всех «только одну окружность», которая по отношению к прежним «со уменьшением и недостатком». При этом переселении постройка домов и хозяйственных построек осуществлялась ими «без всякого награждения и помоги» (№3, л. 186-186 об.). Но на этом их беды не кончились: с 1746 г. на распаханную ими землю и в построенные ими дома, постоянно присылаются на содержание «из службы е.и.в. гвардии, наполных, гарнизонных и ландмилицких полков разные чины» (№3, л. 186 об.).

  Предки «отставных всяких служеб» Кувацкой слободы проделали тот же путь. Их предки – 128 «смоленских иноземцев всякого звания» – в 70-х гг. XVII в. были поверстаны такими же земельными дачами, и денежными окладами от 7 до 10 руб. Затем их перевели в ландмилицкую службу, а в 1746 г. под конвоем отправили «на ковыльную землю» по Новой Московской дороге. Там им отвели только «салдацкую дачу во обществе с салдатами», лишили денежного жалованья, детей с 7 лет стали забирать в солдатские школы, а с 15 лет в службу. Все остальное полностью совпадает с тем, что говорится в наказе № 3 (№11, л. 280-281 об.).

  Другой путь формирования сословной группы пахотных солдат в Оренбуржье отражает наказ №1. Их предки были солдатами регулярной армии, которые по выходе в отставку поселились в крепостях и форпостах, в слободах Самарской, Сакмарской, Яицкой и Уйской линий, а также в Оренбурге, поскольку императорскими указами и приказами командующих Оренбургским корпусом им было повелено «быть на вышеписанных линиях и крепостях и кто в какую пожелает на вечном поселении на своем пропитании». Об этом же говорят и четыре других наказа (№1, л. 179-182; №5, л. 189; №6, л. 190-190 об.; №7, л. 191-191 об.; №8, л. 192 об.)…

  Таким образом, однодворческие наказы Оренбуржья показывают, что ко времени их составления там практически не было сколько-нибудь существенной разницы между отставными и пахотными солдатами, с одной стороны, и потомками шляхты и других категорий служилых людей XVII в. – с другой. Все они платили подати, выполняли ряд казенных повинностей, несли ландмилицкую службу. При этом, последняя осуществлялась в более тяжелой форме, чем для других категорий государственных крестьян Оренбуржья. Именно поэтому в центре 8 наказов из 14 стоит вопрос о тяготах, связанных с ландмилицкой службой. Поскольку детей рано забирают в школы и на службу, хозяйство однодворцев, пахотных и отставных солдат не имеет работоспособных мужчин. Большая часть получивших отставку – инвалиды и старики. Сами они неработоспособны, а дети находятся на службе, поэтому отставные практически остаются без средств существования (№1, л. 180 об.; №2, л. 183 об.; №5, л. 189; №6, л. 190 об.; №7, л. 191 об.; №8, л. 192 об.; №11, л. 281 об.; №14, л. 50). Отсюда настойчивая просьба в наказах №1, 2, и 5 не брать в службу и оставлять для работы в хозяйстве хотя бы по одному сыну в каждой семье. В остальных наказах она прямо не фигурирует, но вытекает из всего их содержания.

  Столь же часто наказы обращают внимание на то, что отставные, значительная часть которых и без того находится в тяжелейшем положении, обязаны выполнять всякого рода казенные повинности. Они несут караулы «при соляных магазинах» (складах) (№4, л. 188 об.; №12, л. 317; №13, л. 318 об.); при городских канцеляриях и земской конторе, «на рогатках» (№1, л. 181; №2, л. 184); конвоируют партии колодников и перевозимые казенные грузы (№2, л. 184); перевозят пушки и другое военное снаряжение, мостят мосты (№1, л. 181); возят лес и дерн для строительства и ремонта укреплений (там же), поставляют дрова для казенных учреждений и контор, для тюрем (№2, л. 185); несут постойную повинность (№1, л. 180 об.). Последние два года с каждой деревни высылается по 20-30 человек на строительство Стерлитамакской пристани, каждому из которых приходится давать от общины по 20 руб. «подмоги» (№12, л. 317; №13, л. 318 об.).

  Наказы подчеркивают, что выполнение этих повинностей сопровождается «немалым принуждением и побои» (№2, л. 184). Особенно «отличается» в этом капитан Новокрещенов, причиняющий им «немалые обиды», на которого, «по нестерпеливости» обид они приносили жалобу, и хотя для расследования и «комиссия сочинена была», но она на их «прошение ничего не учинила» (там же, л. 185).

  Одни наказы ограничивались перечислением служб и повинностей, приводящих отставных и пахотных солдат «в крайнюю нищету и разорение», и просьбой «о всем вышеписанном милостивое рассмотрение учинить». Другие содержат конкретные просьбы: на казенный счет создать богадельни для инвалидов и престарелых солдат (№1, л, 181 об.); разрешить отставным, у которых в Оренбуржье нет семьи и родных, отправиться к своим родным «в старинные их жилища» (№1, л. 181); освободить пахотных и отставных солдат от работ по строительству и ремонту крепостей, от несения караулов и других повинностей (№1, л. 181; №4, л. 188 об.).

  Вторая группа жалоб и просьб принадлежит однодворцам, которые оказались в положении ясачных крестьян. В наказах села Липовки и деревни Талузаковой они пишут, что их предки несли службу в ландмилиции, но по второй ревизии были положены в подушный оклад, а одновременно было предписано «именовать их ясашными и быть с ними теми ж званиеми». Они просят вернуть им прежнее «ландмилицкое положение», исключить из подушного оклада и ясачными крестьянами не именовать. Аргументация типична для наказов однодворцев Черноземья: «Отцы наши и деды и прадеды служили в службе е.и.в. в драгунах и в рейтарах, и хотя по тогдашнему времени служили и рейтарами, но были они из дворян» и в конце XVII в. были пожалованы земельными окладами (№9, л. 194; №10, л. 195-195 об.). Пытаясь как-то изменить свое бесправное положение и избавиться от ряда повинностей, они цепляются за давным-давно утраченные ими права предков.

  Очевидно, понимая, что подобные просьбы не имеют никаких шансов на успех, другие наказы ограничиваются просьбой об уменьшении размеров подати с 1 руб. 70 коп., установленной после третьей ревизии до 55 коп., которую они платили после первой ревизии (№4, л. 188-188 об.; №13, л. 319).

  Третья группа жалоб и просьб, связанных с землей, фигурирует во всех 14 наказах не случайно. За предшествующие десятилетия в землепользовании и землевладении произошли серьезные перемены.

  Однодворцев волновало то, что при переселении на Оренбургскую линию они получили не земельные дачи, как их предки в XVII в., а землю значительно меньших размеров, отведенную на все село или деревню, что превращало отведенную им землю в обычный крестьянский надел, а поселение однодворцев в крестьянскую поземельную общину (№3, л. 186 об.; №11, л. 281 об.)…

  Исключительно важны для понимания социальных процессов в землевладении, происходивших в это время в Оренбуржье, жалобы на активное распространение помещичьего землевладения. В наказе №1 говорится, что «обывательские» (помещичьи) крестьяне не позволяют однодворцам пользоваться «рыбными ловлями, звериными промыслами и хмелевым щипанием» (№1, л. 179-180). Бугульминцы добавляют, что в колках вокруг слободы поселились «многие помещики, от которых причиняются немалые обиды», в частности: они запрещают однодворцам рубить для своих надобностей лес и не пускают их в колки (№2, л. 184). Однодворцы Липовки пишут, что в их селе поселились «разные помещики и нам нижайшим чинят великие разные утеснения», и, опираясь на инструкцию о проведении Генерального межевания, они предлагают помещиков «за большинством нас во оном селе, выселить и поселить в особом поселении» (№9, л. 194 об.).

  Но однодворцы знали, что пункт Межевой инструкции, на который ссылались липовцы, использовался межевщиками в интересах помещиков, а не однодворцев. Это очень беспокоило однодворцев деревни Талузаковой, в которой ко времени составления наказа «помещиковых крестьян более состоит, нежели нас, однодворцев». Они с тревогой писали о том, что если их будут сводить «с оного жительства на другие места», то они придут «в крайнее разорение и нищету» и ни с одного из них «не можна будет взять государственных податей». Они будут вынуждены «скитатца по миру, детей своих поморить, от непосева хлеба, голодом» (№10, л. 195-195 об.). Показательна аргументация талузаковских однодворцев: они делают упор на то, что их переселение приведет к убыткам казну, которая не сможет получать с них ни податей, ни выполнения казенных повинностей.

  Еще ярче о наступлении помещиков на однодворческие земли говорит бугурусланский наказ. Помещик Новокрещенов – тот самый майор Новокрещенов, на которого безуспешно пытались жаловаться отставные солдаты Бугульминской слободы, – постоянно притесняет и бугурусланцев. Так, будучи воеводою в Бугульме, он отрезал у них «хлебопашную землю по речку Кармалу, которая течет у слободы Богоросланской подле самой околицы». Вместо отрезанной он выделил им другую, расположенную далеко и труднообрабатываемую из-за покрывающих ее «вод и грязей». На отрезанных у однодворцев и других землях он поселил свою деревню «новокрещеных» в 100 дворов, и однодворцы оказались и «пашенною землею и лесными угодьями стеснены и обижены». Как воевода, он без труда получил от губернской канцелярии разрешение на постройку в однодворческой деревне своего дома. Стоявшие на выбранном им месте однодворческие дома он приказал сломать и перенести, что однодворцы и вынуждены были сделать «миром», при этом многие из них «были немилосердно биты» (№13, л. 318-318 об.).

  Как и в наказах других категорий государственных крестьян Приуралья и Зауралья, в наказах однодворцев Оренбуржья видное место занимают жалобы на тяжесть многочисленных служб и повинностей. Обращает внимание и мотивировка их просьб о снятии с них всех этих казенных повинностей.     После третьей ревизии подушная подать с государственных крестьян была повышена с 1 руб. 10 коп. до 1 руб. 70 коп. с души мужского пола. При этом в указе было объявлено, что повышение подати производится взамен тех повинностей и служб, которые несут крестьяне в пользу государства. Однако на практике все прежние повинности остались, а местами и возросли. В этих условиях кандинские пахотные солдаты и выдвигают просьбу-требование, чтобы после уплаты ими подушной подати «более уже того с нас ничего брано и требовано б не было, то есть подводов и работ безденежно». Если же необходимо осуществлять какие-нибудь работы для казны, то она должна оплачивать эту работу в таких размерах, в которых она оплачивается при найме (№12, л. 317).

  Однодворцы Оренбуржья, в состав которых входили пахотные и отставные солдаты, занимали весьма скромное место в сословном составе и хозяйственной жизни Оренбуржья. На первый взгляд их наказы не могут представлять интереса как слишком мелкое, частное и местное явление. В действительности же они содержат целый ряд положений и факторов, важных для выяснения специфики развития данного региона. Они не менее важны для исследования процесса, его форм и особенностей, эволюции низших категорий служилых людей и превращения их в одну из категорий государственных крестьян. Они показывают весьма существенные различия в условиях формирования, обеспечения и служб однодворцев в конце XVII – первой четверти XVIII в. по сравнению с тем, как формировались, обеспечивались, несли службу служилые люди по отечеству и по прибору в конце XVI – первой половине XVII в. А это, в свою очередь, обусловило существенную разницу и в их правовом положении.

  Если к 60-м гг. XVIII в. однодворцы Черноземья сохраняли какие-то остатки своих былых «поместных» прав и привилегий, то однодворцы Оренбуржья их полностью утратили и практически отличались от других категорий государственных крестьян лишь ландмилицкой службой, которой оставалось существовать всего несколько лет. Наказы однодворцев Оренбуржья содержат важные данные и для понимания целей и форм сословной политики абсолютизма. Все это дает основание рассматривать их как один из источников, необходимых для исследования ряда важных общерусских процессов XVIII в…12

 

 Уложéнные комиссии — временные коллегиальные органы в России XVIII века, которые созывались для систематизации законов, вступивших в силу после принятия Соборного уложения 1649 года. Всего было семь таких комиссий. Наиболее масштабная и значимая из них, фактически собрание сословных представителей, была созвана Екатериной II в 1767 году.

  Уложенные комиссии придавали российскому абсолютизму видимость сословно-представительной монархии, что соответствовало мировоззрению Екатерины II как просвещённого монарха. Реальные результаты их деятельности не ощущались и были ничтожны.

  В эпоху Просвещения высшие классы не могли не сознавать, что свод законов, принятый земским собором в середине XVII века, задолго до петровских преобразований, безнадёжно устарел. На повестке дня стоял вопрос принятия нового уложения. Манифестом Екатерины II от 14 декабря 1766 года представители разных сословий призывались «не только для того, чтобы от них выслушать нужды и недостатки каждого места, но допущены они быть имеют в комиссию, которой мы дадим наказ, для заготовления проекта нового уложения к поднесению нам для конфирмации».

  Мысль о созыве подобной комиссии принадлежала всецело самой императрице и навеяна была чтением западноевропейских писателей, в особенности сочинения Монтескье «О духе законов». В руководство комиссии был написан императрицей Большой Наказ, в самых общих, подчас даже туманных чертах намечавший те вопросы, которые, по мнению императрицы, должны быть разрешены созываемой комиссией. Многие из намечаемых вопросов прямо были заимствованы из Монтескье и Беккариа.

  По счету профессора Латкина, вся вообще комиссия состояла из 564 депутатов, из которых 28 были от правительства, 161 от дворян, 208 от горожан, 54 от казаков, 79 от крестьян и 34 иноверца.

  Представителями дворян были, по преимуществу, военные (109 человек), горожан — купцы (173 человека), а затем мещане, секретари магистратов, духовных правлений и пр.; малорусские города присылали даже казаков, сотников, полковых писарей и пр.

  Сельское население и казаки присылали депутатов из своей среды; депутаты иноверцы (самоеды, башкиры, черемисы и пр.), большей частью, не знали русского языка, и им было разрешено выбрать в помощь особых «опекунов», знающих русский язык.

 

 

Екатерина Великая с текстом «Наказа» в руках

 

 

Заседание Уложенной комиссии

 

 В Москву съехались 567 депутатов. Торжественное открытие состоялось 30 июля в Грановитой палате Кремля, на нём присутствовала Екатерина II. Депутатам были розданы для ношения в петлице золотые овальные медали с напутствием: "Блаженство каждого и всех". Медаль изготовлялась из золота, на медали изображались вензель Екатерины II, герб Российской Империи и пирамида, олицетворявшая закон. Данную медаль получили 652 человека. Медаль носилась на золотой цепочке на петлице.

  Депутаты Уложенной комиссии приобретали определенные привилегии. Они получали жалованье в размере 400 рублей в год для дворян, 122 рубля для городских и 37 рублей для депутатов других сословий, а служащие, сверх того, сохраняли жалованья по месту работы. Каждый депутат на всю свою жизнь, несмотря ни на какие преступления, освобождался от смертной казни, от пыток и телесных наказаний, так как они были поставлены под юрисдикцию императрицы. Имения депутатов со дня их выбора в это звание освобождались от конфискации во всех случаях, кроме как за долг. Лицо, нанесшее оскорбление или вред депутату, подвергалось двойному наказанию против обыкновенного. Депутатам выдавались особые знаки отличия, которые оставались у них на всю жизнь…

  Депутатам было велено прибыть в Москву через полгода со дня обнародования Манифеста на каждом месте. При этом подчеркивалось, что депутаты созывались не только для того, чтобы выслушивать от них «нужды и недостатки каждого места», но чтобы и самим принять участие в действиях комиссии.

  С большим оживлением на первом заседании Большого собрания прошли выборы маршала комиссии. Были выдвинуты кандидатуры 4 депутатов: Григория и Ивана Орловых, Захара Чернышева и Александра Бибикова. Григорий Орлов отказался баллотироваться, сославшись на сильную загруженность заданиями императрицы. Президент Военной коллегии граф Захар Чернышев просил самоотвод по причине сильной занятости по службе. В результате остались кандидатуры И.Орлова и А.Бибикова. Собрание решило отослать обе кандидатуры императрице для утверждения.

  Видимо, такая нерешительность Собрания и генерал-прокурора Вяземского, председательствующего на первом заседании, в выборе маршала объясняется боязливостью. Екатерина II с напряжением следила за ходом работы Уложенной комиссии. Статс-секретарь Правительствующего Сената Козьмин 31 июля 1767 г. писал: «Сегодня по утру господа депутаты собрались в Грановитую палату, где всегдашнее их собрание будет, и выбрали кандидатов в депутатские предводители. Ея Императорское Величество изволила из сделанного над Грановитую палатою старинного тайника инкогнито смотреть сей выбор».

  Екатерина II на пост маршала Уложенной комиссии рекомендовала кандидатуру Бибикова. 3 августа 1767 г., на 2-м заседании Собрания, генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков был избран маршалом комиссии.

  На последующую российскую действительность работа этой Комиссии не повлияла, но зато шума и громкой фразеологии вокруг этой акции императрицы было предостаточно. На одном из заседаний Екатерине был присвоен титул «великой, премудрой матери Отечества».

  Екатерина не приняла и не отклонила титул, хотя в записке маршалу А.И. Бибикову (1729-1774) выразила свое недовольство: «Я им велела сделать Российской империи законы, а они делают апологии моим качествам». По данным Ключевского, комиссия работала полтора года, провела 203 заседания, ограничилась обсуждением крестьянского вопроса и законодательства, но из-за начавшейся войны с Турцией была распущена и больше в полном составе не собиралась.

  Новый кодекс законов при Екатерине не был составлен. Работа Комиссии оказалась бесплодной, обширное делопроизводство сохранило лишь значение памятника общественно-исторической мысли России эпохи Екатерины II.

  Как и следовало ожидать, наказы депутатов и царицы почти совсем не согласовывались. Комиссия ничего не дала народу. Давыдов, которому земляки наказывали молить государыню о смягчении их участи, вернулся в Бугурусланскую слободу ни с чем. «Блаженство» осталось только на медали, которую с любопытством разглядывали и ощупывали мужики.

  Уложенную комиссию 1767—1770 годов по праву можно назвать прообразом российского парламента, а ее депутатов — первыми парламентариями. Однако принципы парламентаризма вошли в резкое противоречие с основами российского самодержавия. Улучшения социально-экономи-ческого и политико-правового положения народов России не произошло, страна приближалась к крупнейшему кризису в своей истории — Крестьянской войне 1773—1775 годов, затем вошла в столетний период жестокой реакции, направленной на сохранение разлагающейся крепостнической системы, и продолжавшейся до начала реформ 60-х годов XIX века…

Село Аксаково

 

  В 35-километрах к северу от города Бугуруслана, в тихом уголке, в стороне от больших дорог, стоит между живописными холмами старинное село Аксаково (в прошлом Знаменское).

  В «Семейной хронике» С. Т. Аксакова рассказывается, что село основал в 1767 году дед автора, Степан Михайлович (1724-97), который перевёл на берега Бугуруслана крестьян из родовой усадьбы Аксаково-Троицкое, расположенной в Симбирской губернии, за 400 вёрст от этих мест.

 « …Накопивши несколько тысяч рублей, простившись с своей супругою, которую звал Аришей, когда был весел, и Ариной, когда бывал сердит, поцеловав и благословив четырех малолетных дочерей и особенно новорожденного сына, единственную отрасль и надежду старинного дворянского своего дома, ибо дочерей считал он ни за что. «Что в них проку! ведь они глядят не в дом, а из дому. Сегодня Багровы, а завтра Шлыгины, Малыгины, Поповы, Колпаковы. Одна моя надежда - Алексей…» - сказал на прощанье мой дедушка и отправился за Волгу, в Уфимское наместничество…

 Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста; но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нем силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей, него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнет ветер. Правильные черты лица, прекрасные большие темно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот - все это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые. Не было человека, кто бы ему не верил; его слово, его обещание было крепче и святее всяких духовных и гражданских актов. Природный ум его был здрав и светел. Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо; но служа в полку, еще до офицерского чина выучился он первым правилам арифметики и выкладке на счетах, о чем любил говорить даже в старости. Вероятно, он служил не очень долго, ибо вышел в отставку каким-то полковым квартирмейстером. Впрочем, тогда дворяне долго служили в солдатском и унтер-офицерском званиях, если не проходили их в колыбели и не падали всем на голову из сержантов гвардии капитанами в армейские полки.

  О служебном поприще Степана Михайловича я мало знаю; слышал только, что он бывал часто употребляем для поимки волжских разбойников и что всегда оказывал благоразумную распорядительность и безумную храбрость в исполнении своих распоряжений, что разбойники знали его в лицо и боялись, как огня. Вышед в отставку, несколько лет жил он в своем наследственном селе Троицком, Багрово тож, и сделался отличным хозяином.

  Он не торчал день и ночь при крестьянских работах, не стоял часовым при ссыпке и отпуске хлеба; смотрел редко, да метко, как говорят русские люди, и, уж прошу не прогневаться, если замечал что дурное, особенно обман, то уже не спускал никому. Дедушка, сообразно духу своего времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, - значит вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием - тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вотчину, употребить в тяжелую работу - тоже, и еще хуже, ибо отлучка от семейства - несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй, да это казалось таким срамом и стыдом, что вся деревня принялась бы выть по виноватом, как по мертвом, и наказанный счел бы себя опозоренным, погибшим. Да и надо сказать, что дедушка мой был строг только в пылу гнева; прошел гнев, прошла и вина. Этим пользовались: иногда виноватый успевал спрятаться, и гроза проходила мимо. Скоро крестьяне его пришли в такое положение, что было не на кого и не за что рассердиться.

  Приведя в порядок свое хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, также из старинного дворянского дома. При этом случае кстати объяснить, что древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки, и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян, но, производя свой род, бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил свое семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка ее был не дворянин.

  Итак, вот каков был Степан Михайлович; теперь возвратимся к прерванному рассказу.

  Переправившись чрез Волгу под Симбирском, дедушка перебил поперек степную ее сторону, называемую луговою, переехал Черемшан, Кандурчу, чрез Красное поселение, слободу селившихся тогда отставных солдат, и приехал в Сергиевск, стоящий на горе при впадении реки Сургута в Большой Сок. Сергиевск - ныне заштатный город, давший свое имя находящимся в двенадцати верстах от него серным источникам, известным под названием Сергиевских серных вод. Чем дальше углублялся дедушка в Уфимское наместничество, тем привольнее, изобильнее становились места. Наконец, в Бугурусланском уезде, около Абдуловского казенного винного завода, показались леса. В уездном городе Бугуруслане, расположенном по высокой горе, над рекою Большой Кинель, про которую долго певалась песня:

 

   Кинель река

   Не быстра, глубока,

   Только тиниста, -

 

 в Бугуруслане остановился Степан Михайлович, чтоб порасспросить и поразузнать поближе о продающихся землях…

  Из Бугуруслана дедушка делал поездки в Бугульминский, Бирский и Мензелинский уезды (из некоторых частей двух последних составлен ныне новый Белебеевский уезд); побывал он на прекрасных берегах Ика и Демы. Места очаровательные!

  И в старости Степан Михайлович с восторгом вспоминал о первом впечатлении, произведенном на него изобильными, плодоносными окрестностями этих рек; но он не поддался обольщению и узнал покороче на месте, что покупка башкирских земель неминуемо поведет за собою бесконечные споры и тяжбы, ибо хозяева сами хорошенько не знали прав своих и числа настоящих отчинников. Дедушка мой, ненавидящий и боявшийся, как язвы, слова тяжба, решился купить землю, прежде купленную другим владельцем, справленную и отказанную за него судебным порядком, предполагая, что тут уже не может быть никакого спора. Казалось, что суждение его было справедливо, но на деле вышло совсем другое, и меньшой внук его, уже будучи сорока лет, покончил последний спор. С сожалением воротился с берегов Ика и Демы дедушка мой в Бугуруслан и в двадцати пяти верстах от него купил землю у помещицы Грязевой по речке Большой Бугуруслан, быстрой, глубокой и многоводной. На сорок верст протяжения, от города Бугуруслана до казенного селения Красный Яр, оба берега его были не заселены: что за угодье, что за приволье было тогда на этих берегах! Вода такая чистая, что даже в омутах, сажени в две глубиною, можно было видеть на дне брошенную медную денежку! Местами росла густая урема из березы, осины, рябины, калины, черемухи и чернотала, вся переплетенная зелеными гирляндами хмеля и обвешанная палевыми кистями его шишек; местами росла тучная высокая трава с бесчисленным множеством цветов, над которыми возносили верхи свои душистая кашка, татарское мыло (боярская спесь), скорлазубец (царские кудри) и кошечья трава (валериана). Бугуруслан течет по долине; по обеим сторонам его тянутся, то теснясь, то отступая, отлогие, а иногда и крутые горы; по скатам и отрогам их изобильно рос всякий черный лес; поднимешься на гору - там равнина, непочатая степь, чернозем в аршин глубиною.

  По реке и окружающим ее инде болотам все породы уток и куликов, гуси, бекасы, дупели и курахтаны вили свои гнезда и разнообразным криком и писком наполняли воздух; на горах же, сейчас превращавшихся в равнины, покрытые тучною травою, воздух оглашался другими особенными свистами и голосами; там водилась во множестве вся степная птица: дрофы, журавли, стрепета, кроншнепы и кречетки; по лесистым отрогам жила бездна тетеревов; река кипела всеми породами рыб, которые могли сносить ее студеную воду: щуки, окуни, голавли, язи, даже кутема и лох изобильно водились в ней; всякого зверя и в степях и лесах было невероятное множество; словом сказать: это был - да и теперь есть - уголок обетованный. - Дедушка купил около пяти тысяч десятин земли и заплатил так дорого, как никто тогда не плачивал, по полтине за десятину. Две тысячи пятьсот рублей в то время была великая сумма. Совершив купчую крепость и приняв землю во владение, то есть справив и отказав ее за собою, весело воротился он в Симбирскую губернию к ожидавшему его семейству и живо, горячо принялся за все приготовления к немедленному переселению крестьян: дело очень хлопотливое и трудное по довольно большому расстоянию, ибо от села Троицкого до ново-купленной земли было около четырехсот верст.

  В ту же осень двадцать тягол отправились в Бугурусланский уезд, взяв с собою сохи, бороны и семянной ржи; на любых местах взодрали они девственную почву, обработали двадцать десятин озимого посеву, то есть переломали непареный залог и посеяли рожь под борону; потом подняли нови еще двадцать десятин для ярового сева, поставили несколько изб и воротились на зиму домой. В конце зимы другие двадцать человек отправились туда же и с наступившею весною посеяли двадцать десятин ярового хлеба, загородили плетнями дворы и хлевы, сбили глиняные печи и опять воротились в Симбирскую губернию; но это не были крестьяне, назначаемые к переводу; те оставались дома и готовились к переходу на новые места: продавали лишний скот, хлеб, дворы, избы, всякую лишнюю рухлядь. Наконец, в половине июня, чтобы поспеть Петрову дню, началу сенокоса, нагрузив телеги женами, детьми, стариками и старухами, прикрыв их согнутыми лубьями от дождя и солнца, нагромоздив необходимую домашнюю посуду, насажав дворовую птицу на верхи возов и привязав к ним коров, потянулись в путь бедные переселенцы…

  За крестьянами отправился и дедушка. Новоселившуюся деревню назвал Знаменским, дав обет, со временем, при благоприятных обстоятельствах построить церковь во имя знамения божия матери, празднуемого 27 ноября, что и было исполнено уже его сыном.

  Но крестьяне, а за ними и все окружные соседи, назвали новую деревеньку Новым Багровом, по прозванию своего барина и в память Старому Багрову, из которого были переведены: даже и теперь одно последнее имя известно всем, а первое остается только в деловых актах: богатого села Знаменского с прекрасною каменною церковию и высоким господским домом не знает никто.

  Неусыпно и неослабно смотрел дедушка за крестьянскими и за господскими работами: вовремя убрался с сенокосом, вовремя сжал яровое и ржаное и вовремя свез в гумно. Урожай был неслыханный, баснословный. Крестьяне ободрились. К ноябрю месяцу у всех были построены избы, и даже поспел небольшой господский флигель…

  Зимой дедушка отправился в Симбирскую деревню и перевез свое семейство. На следующий год уже не так трудно было перевесть еще сорок душ и обзавести их хозяйством. Первым делом дедушки было в этот же год построить мельницу, ибо молоть хлеб надо было ездить верст за сорок. Итак, выбрав заранее место, где вода была не глубока, дно крепко, а берега высоки и также крепки, с обеих сторон реки подвели к ней плотину из хвороста и земли, как две руки, готовые схватиться, а для большей прочности оплели плотину плетнем из гибкой ивы: оставалось удержать быструю и сильную воду и заставить ее наполнить назначенное ей водоемище.

  С одной стороны, где берег казался пониже, заранее устроен был мельничный амбар на два мукомольные постава с толчеей. Все снасти были готовы и даже смазаны; на огромные водяные колеса через деревянные трубы кауза должна была броситься река, когда, прегражденная в своем природном русле, она наполнит широкий пруд и станет выше дна кауза. Когда все уже было готово и четыре длинные дубовые сваи крепко вколочены в твердое, глинистое дно Бугуруслана, поперек будущего вешняка, дедушка сделал помочь на два дня; соседи были приглашены с лошадьми, телегами, лопатами, вилами и топорами. В первый день огромные кучи хвороста из нарубленного мелкого леса и кустов, копны соломы, навозу и свежего дерна были нагромождены по обеим сторонам Бугуруслана, до сих пор вольно, неприкосновенно стремившего свои воды.

 На другой день, на восходе солнца, около ста человек собрались занимать заимку, то есть запрудить реку. На всех лицах было что-то заботливое и торжественное: все к чему-то готовились; вся деревня почти не спала эту ночь. Дружно в одно и то же мгновенье, с громким криком сдвинули в реку с обоих берегов кучи хвороста, сначала связанного пучками; много унесло быстрое течение воды, но много его, задержанного сваями, легло поперек речного дна; связанные копны соломы с каменьями полетели туда же, за ними следовал навоз и земля; опять настилка хвороста, и опять солома и навоз, и сверху всего толстые слои дерна. Когда все это, кое-как затопленное, стало выше поверхности воды, человек двадцать крестьян, дюжих и ловких, вскочили на верх запруды и начали утаптывать и уминать ее ногами. Все это производилось с такою быстротою, с таким общим рвением, беспрерывным воплем, что всякий проезжий или прохожий испугался бы, услыхав его, если б не знал причины. Но пугаться было некому; одни дикие степи и темные леса на далекое пространство оглашались неистовыми криками сотни работников, к которым присоединялось множество голосов женских и еще больше ребячьих, ибо все принимало участие в таком важном событии, все суетилось, бегало и кричало. Не скоро сладили с упрямой рекой; долго она рвала и уносила хворост, солому, навоз и дерн; но, наконец, люди одолели, вода не могла пробиться более, остановилась, как бы задумалась, завертелась, пошла назад, наполнила берега своего русла, затопила, перешла их, стала разливаться по лугам, и к вечеру уже образовался пруд, или, лучше сказать, всплыло озеро без берегов, без зелени, трав и кустов, на них всегда растущих; кое-где торчали верхи затопленных погибших дерев. На другой день затолкла толчея, замолола мельница…»30

Обосновавшись на новом месте, Аксаковы увеличивают имение. В 1785 году они покупают землю вверх по р. Бугуруслан, называемую Кипчакской пустошью. Отец писателя переводит сюда своих крепостных из деревни Надеждино (близ города Белебея в Башкирии). Они были получены в наследство от Надежды Ивановны Кураедовой, родственницы Аксаковых.

Сергей Тимофеевич родился в 1791 году в Уфе. Но именно здесь, в дедовском имении Аксаково, в широком раздолье степных просторов прошло его детство. Живая природа Оренбуржья захватила будущего писателя. Неизгладимый след оставили в памяти писателя годы жизни в Аксаково. Именно природа Оренбургского края наполнила душу Серёжи, вошла в него такой благодатью, что это осталось на всю жизнь обостренным чувством родной земли, её тихой прелести и красоты, и эти места дали потом писателю не только фон, но и все содержание для его будущих произведений. Село же, после смерти отца писателя - Тимофея Степановича, перешло по наследству к Аркадию Тимофеевичу и его потомкам. Последним владельцем села был внук Аркадия. Сам Сергей Тимофеевич в это время уже жил в Абрамцево, но постоянно навещал родные с детства места.*

 Земли были в имении черноземными. «Из посеянного хлеба лучше всего родились рожь, овес и полба. Просо, прочие культуры и сенокосы удавались гораздо хуже. Крестьяне состояли на изделье три дня, а три дня работали на себя. Занимались исключительно хлебопашеством. Зажитком средственны. Женщины занимались также изготовлением холстов изо льна, поскони и шерсти для собственного и господского потребления». Такая характеристика была дана помещичьему имению Аксаковых при проведении Генерального межевания в Оренбургской губернии в первые годы XIX века. (Мишанина Е.В. История усадьбы Аксаковых Ново-Аксаково (Знаменское))

 

 

Село Знаменское, Аксаково тож.

 

 

 

 

 

 

 

 Географическая экспедиция

 

Погожим октябрьским днем 1768 года в Спасское, оповестив загодя, заехал по пути немецкий путешественник Петр Симонс Паллас.

   - Академик, член Российской императорской Академии наук, доктор медицины, профессор натуральной истории! Недавно самой императрицею назначен руководителем грандиозной экспедиции. Всю Восточную Россию и Сибирь вплоть до китайской границы вознамерился объехать и до-подлиннейше со своими помощниками описать! - сказал Петр Иванович, заочно представляя своим домочадцам знаменитого гостя, который с часу на час должен был прибыть в имение.

 Занятые приготовлениями к встрече, все с торжественной напряженностью поглядывали на дорогу. Когда же к парадному крыльцу подкатил пропыленный тарантас и из него вышли трое молодых людей, кто-то из дворовых недоуменно спросил:

   - А где же знатный академик?

   - Тот, который справа стоит. Высокий, рыжеватый. Ведь ему всего-то двадцать шесть лет, академику, - пояснил Петр Иванович и пошел навстречу гостям.

Чуть позже Паллас в своем дневнике запишет: «Пятого числа (октября) проехали мы по лежащей от Кичуя почтовой дороге деревню Малую Бугульму на речке того же имени и прибыли в Спасское село, в котором обыкновенно живет прославившийся своими сочинениями и по заслугам почтения достойный г. статский советник Рычков, где я по причине ласкового принятия и весьма приятного обхождения оного преученого мужа пробыл до 11 числа сего месяца. Помянутое село стоит на превеселом месте, которое окружают черные, отчасти лесом оброслые увалы. Почти в середине села бьет большой чистый ключ и течет по белому мергелю…»

Все пять дней и вечеров Паллас и Рычков заполнили прогулками по живописным местам и беседами; благо, что оба свободно владели и немецким, и русским языками. Петр Иванович показал гостю опытную пасеку, мельницу, рассказал о близлежащих местах, где по всем признакам можно медную руду и нефть добывать.

   - Своей доброй лаборатории нет, оттого собранные по берегам речек, оврагам и ущельям минералы на исследование в нашу академию посылаю.

   - Вижу, скучать в деревне вам некогда.

   - Спасское спасло меня от канцелярских сует, отдалило от злословия важных оренбургских персон. Тут я себе сам превеликий начальник. Весь божий день желанному делу отдаю, а прежде, в Оренбурге служа, для писания и прочих наших укромных занятий токмо ночи не имел. Сколь времени даром потеряно!

   - Разве даром? Не служи вы в канцелярии да еще с такими мужами, как Татищев и Неплюев, вряд ли обогатились бы познаниями здешних мест в стольких объемах и пленились бы учеными целями жизни, - сказал Паллас и одобрительно добавил: - Вашу «Оренбургскую топографию» я в один присест прочитал, увидя в ней не только много ценных сведений, но и пример для своих действий…

 Однажды во время вечерней беседы Паллас поведал семейству Рычковых о первых впечатлениях от своего путешествия по калмыцким поселениям, собранных им с жадным любопытством иностранца.

   - Все их богатство в стадах. Тысячи лошадей, верблюдов. Селения они почти не строят. Поживут на одном месте, потом в войлочных кибитках передвигаются на другое. Вооружены слабо, лишь у немногих воинов имеются кольчуги. Одну кольчугу выменивают на сорок лошадей. Калмыки - искусные наездники и охотники. В охоте применяют прирученных соколов. Нравы сих степняков весьма суровы. Убийцу, например, они не наказывают, а сразу умертвляют. Если же кто-то нечаянно будет убит в драке, то виновный в оном должен взять к себе жену и детей погибшего и кормить их.

   - А есть ли у них армия? - спросил Николай, сын Петра Ивановича. Недавно, как уже сказано, Николай был награжден капитанским чином и определен в экспедицию, возглавленную Палласом…

- Регулярного войска нет, но войны калмыки ведут постоянно. То с казахами, то с башкирцами, иногда и с русскими. В сраженьях злы и отважны. Ежели случается среди них трус, то у него прилюдно отбирают оружие, а самого переодевают в женское платье. В знойные дни девки и молодые бабы их обнаженные по пояс ходят… Калмыки молчаливы, доверчивы, но жестоки к ворам: отрубают им пальцы рук, а украденное возвращают хозяину.

   - Варварские, но весьма строгие правила, - заметил Николай. - Вообще, все это очень интересно: каждый день новая дорога, новые люди, диковинные приключения.

   - Не всегда наши походы диковинные и интересные. Бывают тяжелые и даже гибельные. Как и при военных походах всякое случается, и офицерская служба ваша немало приключений вам дарила небось, - сказал Паллас, уловив в голосе Николая обиду за то, что в экспедиции ему еще не поручено серьезное дело.

   - Военный поход - не путешествие, хотя тоже интересен риском и тревогами, но кому как, а для меня военная служба без счастия шла. День на день похож, как пуговицы на мундире… А душа простора, воли жаждет, движений!

   - В двадцать три года стал капитаном! Разве ж сие малое продвижение, мой сын? - сказал Петр Иванович.

   - Мы тужим, отец, когда пожар спалит весь дом, но вовсе не огорчаемся, когда попусту теряем время, главное свое богатство.

   Академик Паллас пристально посмотрел в слегка порозовевшее лицо Николая и, обратясь к Петру Ивановичу, сказал:

   - В вашем сыне вопиет жажда счастия, суть коего в желании стать более полезным своему отечеству. И это есть голос неиспорченной совести, и вам, отцу, надобно гордиться таким сыном, который полюбил и вознамерен продолжить дело вашей науки.

   - Да, он во многих моих конных и пеших походах в оренбургские степи еще сызмальства завсегда сопровождал меня и все окрестные места не хуже знает, - искренне похвалился сыном Петр Иванович.

   - Вот и славно, - с улыбкой одобрил Паллас. - Вот и поручим ему собрать сведения по натуральной географии лесостепного Заволжья, описать татарские, вятские и другие, находящиеся в верховьях Камы и Белой, народы…

   Всю зиму Николай Рычков готовился к предстоящему походу. Нашел помощников-спутников, запасся провиантом, лошадьми, составил маршрутную ландкарту. Путь его лежал от Камы до юго-восточных границ Оренбургского края.

   - Места глухие, маловедомые, а потому и настраивай себя так, будто ты первый и последний очевидец тамошних мест. Все важное стремись обозреть, осмыслить и записать, - наставлял сына Петр Иванович.

   - А как отличить важное от неважного?

   - То и важно, что ново, досель никем не описанное. Уповаю, ты сможешь пополнить весьма скудные сообщения с тех мест. Главное - душевно усердствуй, будь страстно любопытен к каждой непонятой породе дерева, цветка, камня, зверя и птицы, ко всяким останкам древних строений и погостов…

  Как только схлынула водополица и майское солнце подсушило проселочные дороги, Николай Рычков со своими спутниками, имена которых нигде не названы и для нас неизвестны, выехал из Симбирска, взяв путь к Билярску…(Из биографии П.И.Рычкова)

 

  В том же году (1769 г.) географическая экспедиция в Дикую Степь (так назывался наш край.)  вела изучение природы новой территории, собирала сведения о населении, его занятиях, обычаях, верованиях, языках, быте, промыслах и т. д.

 «В конце августа экспедиция прибыла в мордовскую деревню Кармалу. На ночь остановились в доме, где хозяином был малосемейный, зажиточный крестьянин. В этот вечер он угощал помощников в уборке урожая. Вот как это происходило: "По всему двору были расставлены кадки с брагой с опущенными ковшами, которыми всякий подходивший черпал брагу по своему позволению. Как во дворе, так и в избе столы были изобильны хлебом, калачами и иной обильной пищей… Участники экспедиции всю ночь не могли сомкнуть глаз из-за большого шума: пели, плясали, а к утру подрались... Мордва много сходственного имеет с русскими крестьянами. Оконцы делают из требушины  коровьей, почти у каждого баня. Еженедельно парятся в несносной жаре, стоя, в два веника… Они варят щи, кашу, пироги, имеют квас."(По материалам Елены Волковой (Максимкиной)).

Мордовский Бугуруслан «Село Мордовской Бугорослан, случившееся на самом пути моем, есть из числа превосходных земледельческих селений: ибо живущие в нем Мордва так богаты хлебом, что во всей оной стране нет им подобных. И хотя земля, окружающая сие село, ни чем не разнится от других; но хлебное изобилие должно приписать больше их неусыпному рачению и трудам, нежели отменному качеству земли.

  Мордва, разсеянные по всем частям государства, суть такой народ, которым по справедливости должно приписать имя превосходных земледельцов: ибо вся жизнь их проходит в неутомленных трудах хозяйства, и источник богатства и изобилия есть ни что иное, как только земля, руками их обработанная.

  В вышеупомянутом селе находятся два источника, вытекающие из крутой горы которых вода так холодна, что положенная рука не могла в ней пробыть и двух минут; а сие, думаю, происходит от того, что оные ключи выходят из самой подошвы тут стоящей горы, и от солнечнаго зною покрыты густыми кустами. В протчем, кроме приятного вкуса они в себе отменнаго от других источников ничего не заключают.

  В 15 верстах от Мордовского Бугорослана на берегу реки Кинеля находится Бугоросланская слобода, населенная отставными солдатами и крестьянами, называемыми непомнящие родства. Дворов обывательских в ней более 120, одна деревянная церковь и несколько торговых лавок.»*

Слобода расположилась вблизи пересечения двух крупных торговых путей, что успешно отразилось на местной торговле. Здесь стали ежегодно проводить крупные ярмарки – Десятопятницкую, в десятую пятницу по Пасхе, и осеннюю – Симеоновскую. Постепенно торговые традиции крепли, развивались, способствуя становлению Бугуруслана как крупного торгового центра.**

  «Река Кинель, на берегу которыя стоит Бугоросланская слобода, есть из числа изобильных рек, протекающих в пределах Оренбургской губернии: ибо в низ по берегам ее обитает большая часть земледельцев сей великой страны, которые имея весьма привольныя земли, без нужды довольствуют хлебом живущих внутрь и вне города Оренбурга.  Стремление сея реки от полудни на полночь и ширина оной от семи до десяти сажен. По правой стороне ее течения находятся также высокия каменныя горы, а с левой видны озера и луга множеством солончаков изобилующие, где обыкновенно бывают паствы коров и лошадей.

  Вода Кинельская есть превосходней противу других рек: ибо она так чиста и прозрачна, что более двух сажен во глубину дно ее видеть можно, и в ясный день с веселием можно взирать на плавующих в воде рыб. Берега Кинельские довольно круты, и по них находятся различныя деревья и кусты, а в самой реке растет великое множество камыша.  Выехав из Бугоросланской слободы старался я не отдаляться от Кинельских берегов, считая, что сие будет лучшим способом, дабы познать, что достопамятного находится в сей стране.

  Проезжая большею частию степными местамии не находил я ничего примечания достойного, и все то, что было видимо в сей стране, находится во всех других местах. Чем ближе приближался я к вершинам сей реки, тем меньше было тут обитаемых мест: ибо проехав сто верст от вышеупомянутой слободы, находились только две небольшия Башкирския деревни, и жители оных ни в чём ином не упражняются, как только в одном скотоводстве.

  Сожаления достойно, что сия столь изрядная страна остается без пользы, не будучи населена достойными земледельцами. Прежде, нежели приблизился к Кинельским вершинам, имел я случай осмотреть Ицкия вершины, которыя находились в пятидесяти верстах от Татарской деревни, Аширова называемой, и кои я уже описал выше сего. Места, находящияся в вершинах реки, столь же мало обитаемы, как и Кинельские истоки, и по тому ничего инаго видеть было не можно, как только пустыя степи и великия каменныя горы, на коих изредка ростут сосновыя деревья. Деревня Татарская, Наурузова называемая, была в сороке верстах от Ашировой; а от ея в пятнатцати верстах находились Кинельския вершины. Они выходят с Западной стороны из глубокой долины; потом источники сея реки поворотя на полночь, текут подле высоких каменных гор.

  Я никогда не видывал столь прозрачных и приятных вод, как сии: ибо светлость воды не уступает самому лучшему хрусталю, и приятность вкуса равна с чистотою ея. Перьвейшие Кинельские источники протекают с такою тишиною, что нельзя никак приметить колеблющихся струй, и кажется, как бы они неподвижны были из брегов своих, а подобны более тихим озерам, нежели стремящейся реке. На дне сих приятных вод видимо великое множество краснаго твердаго валу, а по берегам оных ростут дубовыя, липовыя и березовыя деревья, которыя служат к лучшему украшению сея реки: ибо кроме сих видимых дерев не находится в сих местах никакого лесу; а по тому от солнечнаго зною нигде нельзя сыскать так прохладнаго убежища, как под тенью на берегах ростущаго лесу.

  Другия Кинельския вершины находятся в одной версте от первых и, сии выходят с полуденной стороны из небольшой горы, и протекая особливо версты с три, соединяются с первою. Места, окружающия вершины сея реки, будучи степныя и никем необитаемыя, изобилуют разными зверями, живущими в водах, которые суть норки, выдры, бобры и выхухоли; а в степях находится множество диких коз.»31

  

В иные  времена, когда русское государство только еще формировалось путем слияния множества разных народов, гражданское, социальное, этническое и военное любопытство их друг к другу было острее и ярче нынешнего. И в этом плане мы располагаем ценнейшими наблюдениями того времени о народах самого Ивана Петровича Рычкова, который писал о служивых, торговых и ясачных татарах, составляющих значительную долю населения Южного Урала и Поволжья: «Татары не менее честолюбивы, чем башкирцы, дорожат похвалой в свой адрес, но в отличие от последних живут и содержат себя гораздо чище и богаче. Для выезда в город, на базар, в гости имеют крытые коляски или простые тележки-таратайки. Платье носят из хорошего сукна, а на голову надевают легкие колпаки, украшенные старыми серебряными копейками. В разговорах смелы, дерзки и чвановаты, но не всегда и не со всеми. К знатным людям они ласкательны и приветны… Они весьма сведущи и проворны в земледелии и торговле, тянутся к грамоте. Почти в каждой татарской деревне дети, мальчики и девочки, обучаются татарской грамоте, собираясь в каком-ибудь доме. Более состоятельные родители отдают своих детей в русские школы. Весной, по окончании сева, татары отмечают традиционный праздник сабантуй, разнообразно веселятся, устраивая конные состязания, соревнования по борьбе, поют, танцуют и пляшут. «И хоть есть между ними такие, кои пьют горячее вино, но весьма редко к пьянству склонные у них находятся».

  Чуваши, черемисы, мордва, вотяки представлены Рычковым как умелые земледельцы, хотя некоторые из них отмечены недоброй склонностью бросать землю и уходить на заработки в города или на заводы, в рудники. «До употребления вина как мужики, так и бабы великие охотники, а особливо тогда, когда уберут они с поля хлеб, то варят весьма крепкое пиво, ездят один к другому и продолжают то почти во всю осень».

  Рычков с одобрением отмечает, что хотя сельские люди много работают, живут в постоянной нужде, однако умеют при случае хорошо повеселиться. Не только каждое село, но и всякая деревня имеет свой собственный праздник, находя для него всякий повод. Люди съезжаются из нескольких деревень и гуляют по два-три дня кряду. «Есть у них еще и попойка, но с делом сопряженная, называемая помочь, коя обыкновенно делается между ними во время жнитва, к чему крестьянин, изготовя пиво и всякого съестного, зазывает на свои десятины соседей, которые во весь день на него работают, помогая ему в жнитве. Случаются здесь такие помочи, что человек 50 и больше на одной бывает. Обедом кормят хозяева всех досыта, а поят столько, чтоб не очень опьянились. Но под вечер обыкновенно ж по захождении солнца придя со жнитва к хозяину на двор, сперва ужинают, а потом пьют пиво, кто сколько хочет, пляшут и веселятся по желанию», - пишет Рычков, одобряя артельный труд, советуя жителям сельским и впредь таким способом взаимовыручки помогать друг другу, особенно в малочисленных семьях…

   Репортажная достоверность, добрая любознательность, историческая объективность, с которыми Рычков описал жизнь многонационального края, малая осведомленность об этих его сочинениях современного читателя предполагают дополнительное цитирование их. Вот как, например, рассказывает он о киргизах: «От натуры они гораздо смышленее и острее, нежели башкирцы; соблюдают опрятность и самое щегольство в своих нарядах… В пище очень они умерены: самая лучшая их еда - мелкорубленное баранье мясо; пьют воду и молоко, а летом больше кумыс, делаемый из кобыльего молока. Прежде никакой хлебной пищи они не знали, но ныне на зимнее время запасают просо, пшеничную муку и пшеницу, которую варят и жарят в масле. По сей их привычке и по склонностям их в жизни можно надеяться, что со временем они гораздо полюдеют и прежнюю дикость (кочевание. - И. У.) оставят. Болезней в них случается очень мало: многие доживают до глубокой старости, не имев никакой почти болезни. В 70, в 80 и в 90 лет старики не редко у них случаются, которых по наружному их виду за столь старых почесть не можно. Может быть, причиною тому самая легкая и умеренная их пища».

  Рассказывая о башкирцах, Рычков находит, что «разность натур и нравов их с киргизцами легко можно приметить, когда те и другие в одном месте случаются. Киргизец, будучи лаком, старается получить подарок сукном, или чем другим, а иногда и с бесстыдством того просит. Но башкирец довольствуется хорошим приемом… и похвалою его службы. Что же до житья их надлежит, то большая часть из них живет скромно. Пища их самая простая…: питаются больше мясною похлебкою, в которую малое число круп положено: а летом пьют кумыс, с которого бывают они весьма жирны, и живут в великой праздности. Многолетних стариков между башкирцами не столь много, как в киргизцах: они хотя и моложавы бывают с виду, но весьма мало у них таких, кои свыше 70 лет живут»…18

  

С. Нойкино

 

   Народное предание донесло историю села Нойкина. В далеком прошлом около впадения ручья Пасака в речку Боклу первоначально поселился Нуя или Нойкин со своей семьей. Однако спустя пять лет они переехали в район нынешнего села Нойкина. Старожилы сохранили место, где жил основатель села. Историк С. А. Попов установил, что село Нойкино (Каменка) начало заселяться в 1769 году по разрешению Оренбургской губернской канцелярии выходцами из села Мордовский Бугуруслан.

  Население Нойкина пополняли, начиная с 1775 года, переселенцы из сел Архангельского, Еделева Симбирского уезда и из деревни Садовки Пензенского уезда. Село трижды меняло название: Каменка, Каменьташ, Нойкино. По мнению языковеда Б.А. Моисеева, Каменьташ - это сочетание двух разноязычных слов: - русского "камень" и тюркского "таш", что в переводе на русский означает "камень". Старожилы называют село Нойкино - Нуйкино, или Нуя-веле. Нуя-веле переводится с мордовского как "село Нуя". В 1778 году в деревне Каменке (Нойкино) имелось 78 дворов с числом душ мужского пола 282 человека, в 1811 году - 396, в 1835 - 500. В 1906 году в селе Нойкине вместе с Асабинской насчитывалось 259 дворов и проживало 1803 человека.

 

Коптяжево

 

  1769 г. - первое упоминание о с. Коптяжево, основанное служащим Оренбургской губернской канцелярии Иваном Андреевичем Коптяжевым.

  В 1739 году, после основания Борской крепости, на реке Кутулук возвели новую крепость. Поселили в ней роту Сергиевского полка. Но из-за отдаленности от Борской крепости вскоре ее покинули. Здешние земли раздали в дачи помещикам. 20 апреля 1749 года на правой стороне реки Кутулук разрешено было отвести земли поручику Пензенского полка В. М. Страхову, подполковнику Уфимского драгунского полка А. М. Языкову и секретарю Оренбургской канцелярии И. А. Коптяжеву. В деревне Кутулук (Страхово) Василия Михайловича Страхова к 1760 году числилось 42 души мужского пола. Вскоре он перевел сюда из Симбирского и Казанского уездов еще 49 душ мужского пола. С 1781 года деревня приобрела статус села: на средства помещицы Анны Страховой была построена каменная церковь во имя Святителя и Чудотворца Николая Мирликийского.

  Заселена была и деревня Кутулук (Коптяжево) Ивана Андреевича Коптяжева. На 7 января 1757 года она состояла из 5 дворов и в ней числилось 26 душ обоего пола (11 душ мужского, 15 – женского). В 1870-х годах существовала легенда, что проживавшая в Коптяжево родственница директора Оренбургской таможенника П. С. Обухова помещица Коптева (Коптяжева или Аксинья /Анисья/ Степановна Ногаткина), еще до пугачевского бунта, подарила крестьянам всю свою землю на условии, что они будут содержать “ее по конец жизни”.

  Сам Петр Степанович Обухов оказался соседом Василия Страхова. На приобретенной им “по силе указов” земле возникла в начале 1750-м году деревня Обухово (ныне Богатовский район). В 1770 году на средства полковника П. С. Обухова построена деревянная церковь во имя Знамения Божьей Матери. По церкви село называли Знаменским.

  На этой земле, находившейся в смежности с дачами подполковника Александра Михайловича Языкова и Ивана Андреевича Коптяжева, появилась деревня Неплюевка (ныне село Подгорное), ставшая впоследствии селением, в котором находился господский дом. По наследству деревня перешла в совместное владение детям Льва Никитича (Александру) и Федора Никитича Неплюевых.

 

В 1770 году адъютант Сергей Веригин основывает с. Веригино.

 

Палибино

 

  Полибино (Покровское) на современной карте Оренбургской области – это село, расположенное в 30 км к северо-востоку от г. Бугуруслана, на реке Мочегай - правом притоке Большого Кинеля.

 Ныне это село примечательно лишь тем, что его разделяет на равные части вековой сосновый бор, являющийся редким оазисом в лесостепном Заволжье и имеющий свою удивительную историю.

  Столетие назад 12-летние саженцы сосны были привезены по указанию полибинского помещика из Бузулукского бора. Их везли на санях по первому снегу. Обоз тянулся по дороге из Бузулука в Полибино. На подводах на «мёрзлых стульях» из земли стояли сосенки, и издали такой поезд производил впечатление.

 Посадка бора продолжалась не один год. Владелец платил крестьянам деньги за тяжёлую, но малопонятную им работу. «Странным барином» был Александр Николаевич Карамзин – внучатый племянник Н.М. Карамзина, ставший наследником и последним владельцем родового имения.

 Полибино имеет более чем двухвековую историю. Его возникновение относится, вероятно, к середине XVIII в., «жители села сказывали в 1806 г., что деревня заселена лет 60 или более. В канун восстания Е.И. Пугачёва в деревне было 10 дворов с населением 27 человек мужского пола»46. В 1771 г. в Полибино была построена церковь Покрова Божьей матери на средства Иоанна Полибина (первого владельца, по фамилии которого названо имение). В 1851 г. церковь перестраивалась, но уже другим владельцем – Ростиславом Еселевым»47. О Полибине упоминает в «Семейной хронике» С.Т. Аксаков: «С другой стороны в верстах 20 по реке Насягай или Мочегай (от д. Бахметевки — прим. автора), как и до сих пор называют её туземцы, так же завелось помещичье селение Полибино, впоследствии принадлежащее С.А. Плещееву, а теперь принадлежащее Карамзиным»48.

1772 г. - в с. Пилюгино помещиком И.Ф. Пилюгиным была построена деревянная двухэтажная церковь во имя Николая Чудотворца.

 Современное село Новиково существовало уже до восстания Е. Пугачева под названием деревни Новиковка. П.П. Рычков пишет, что она находилась на речке Кинельчике, принадлежит прапорщице Наталье Новиковой и что в ней пять дворов с населением 19 душ обоего пола. Основателем деревни был прапорщик Иван Григорьев Новиков. В 1772 году он купил землю по реке Малой Кинели у подпоручика Ивана Фадеева Пилюгина и основал в том же году деревню Новиковку. В начале XIX века деревня именовалась сельцом Покровским, а также Новиково.

 

ВОССТАНИЕ Е.ПУГАЧЕВА

 

  Одновременно с основанием Оренбурга создавалась укрепленная пограничная линия по Яику, его притокам и другим рекам, представлявшая собой цепь новопостроенных крепостей, форпостов, редутов и простиравшаяся почти на 2500 км. Она, по замыслу правительства, должна была обезопасить юго-восточные рубежи страны, оградить население и торговые караваны от набегов кочевников и тем самым способствовать освоению края, развитию торговли с Востоком. Регулярных войск здесь было крайне мало, и они обходились государству дорого, поэтому решено было сделать ставку на создание в крае иррегулярных, казачьих войск.

  Так в середине XVIII в. образовалось Оренбургское казачье войско. Основу его составили переведенные в 1743—1744 гг. в Оренбург и Бердскую пригородную слободу 550 городовых казаков и дворян из Уфы, Самары, пригорода Алексеевска. Они образовали предместье Оренбурга, позднее получившее название Форштадт. Кроме того, по ходатайству И. И. Неплюева «высочайшим» указом от 27 июля 1744 г. в оренбургские казаки были зачислены все пришельцы, сходцы, беглые, самовольно поселившиеся в новопостроенных крепостях по линии. По переписи 1741 г. их насчитывалось 5154 человека, в том числе 2779 дворцовых, 591 монастырских, 308 помещичьих крестьян, 54 — «из купечества», остальные — разночинцы.

  В 1748 г. был образован Оренбургский нерегулярный корпус, учреждена должность войскового атамана. Первым войсковым атаманом оренбургских казаков стал сотник самарских городовых казаков Василий Могутов. В составе нерегулярного войска были также исетские, яицкие, донские, малороссийские казаки, ставропольские крещеные калмыки.

  Штат Оренбургского нерегулярного корпуса в 1753 г. состоял из 650 служащих казаков; из них 550 находилось в Оренбурге, остальные — в Бердской слободе. В 1755 г. Военная коллегия по докладу И. И. Неплюева утвердила новый штат Оренбургского казачьего корпуса и всего казачьего войска: корпус насчитывал теперь 1094 человека, а все войско — 5597 человек. В 1755 г. казаки Оренбургского войска разделялись на три разряда: жалованные (1097 человек), получавшие казенное жалованье и полностью содержавшиеся за счет казны; маложалованные (703 человека), получавшие жалованье только на всю «воинскую справу», пахотные и сенокосные земли, и безжалованные (3080 человек), получавшие лишь пашенные, сенокосные и пастбищные угодья. Жалованные казаки обязаны были выставлять на службу половинное число людей, маложалованные — одну треть, а безжалованные — не более четверти всего их числа. Размер жалованья колебался от 3 до 100 рублей в год, в зависимости от чина и места службы. В Оренбурге рядовые казаки, писари, сотенные получали 15 рублей, сотник — 30, есаул — 50, атаман — 100 рублей в год. Кроме денежного вознаграждения, казак получал по полтора фунта пороха и по фунту свинца.

  Главной повинностью казаков была сторожевая служба, поглощавшая большую часть времени, отрывавшая их от занятий земледелием. С весны до осени они находились на линии, участвовали в разъездах, караулах, конвоях, пикетах. К нелегкой военной службе добавлялись натуральные повинности — фортификационные работы, ремонт и строительство дорог, мостов, заготовка и перевозка леса, конвоирование почты.

  Особенно тяжелым было положение маложалованных и безжалованных казаков, из которых состояли гарнизоны многих прилинейных крепостей, форпостов, редутов. Оно усугублялось произволом командиров, комендантов крепостей, назначаемых обычно из числа армейских офицеров и имевших право применять телесные наказания к казакам, включая старшин и атаманов. За самовольный уход казака со службы на линии полагалось «нещадное наказание плетьми».

  Штат войска долгое время не был полностью укомплектован по причине малолюдства края. В 1767 г. в войске состояло по списку 4871 человек, а требовалось еще 547. Общая же численность Оренбургского казачьего войска вместе с отставными и детьми тогда составляла 13094 души мужского пола, в 1771 г. —14209.

  В ведении оренбургской губернской администрации находилось и Яицкое казачье войско. В отличие от Оренбургского, созданного по инициативе правительства, оно возникло стихийно, в результате притока беглых, образовавших своеобразную вольную казачью республику, где не было крепостного права, царских надсмотрщиков и карателей, а действовало казачье самоуправление. Все важные вопросы общественной жизни — выборы войскового атамана, организация рыбной ловли на Яике, военных походов, пользование землями, лугами и пастбищами — решались коллективно, на общем собрании казаков — войсковом круге.

  В XVIII в. и в среде яицкого казачества все более проявляется расслоение. Казачья старшина стремилась к обогащению, приобретению офицерских чинов и приравниванию к привилегированному дворянскому сословию, включая право владения крепостными. Старшинская верхушка чинила беззакония и произвол: утаивала войсковые деньги, казачье жалованье. В результате войсковой атаман и старшина все более богатели, а рядовые казаки терпели нужду и лишения.

  Царское правительство стремилось ограничить казачьи вольности, подчинить войско власти местной губернской администрации, постепенно вводить армейские порядки. При поддержке оренбургского начальства войсковым атаманом Яицкого войска в 1748 г. был назначен А. Бородин, произведенный в подполковники. Управляя войском в течение 20 лет, он чинил всяческие злоупотребления и издевательства над рядовыми казаками, что вызвало всеобщее недовольство и в конце концов вылилось в народное волнение. Яицкое войско разделилось на две стороны, враждовавшие между собой: старшинскую, или послушную, и войсковую, непослушную.

  Правительство в 60-х — начале 70-х годов посылало на Яик ряд комиссий (Брахвельда, Потапова, Черепова, Чебышева), но они еще более обострили обстановку. Новый атаман Тамбовцев не выдавал казакам жалованья. В связи с начавшейся в 1768 г. русско-турецкой войной последовало распоряжение правительства направить в действующую армию отряд яицких казаков. Боясь «регулярства», превращения в солдат, казаки воспротивились этому и послали жалобу в Петербург. ( Зобов Ю.С. )

  Казаки послали правительству жалобу о том, что пять лет им не дают денежного и хлебного жалования. Они просили восстановить прежние казачьи вольности. Доставивших жалобу жестоко наказали. Тогда казаки поднялись с оружием в руках, разбили карательный отряд генерала Траубенберга. Генерал, войсковой атаман Тамбовцев и наиболее ненавистные старшины были убиты. Вскоре восстание было жестоко подавлено правительственными войсками генерала Фреймана. Казацкий круг, выборная должность атамана и войсковая канцелярия были упразднены. Яицкое войско было полностью подчинено власти оренбургского губернатора. Участники восстания жестоко наказаны кнутом и сосланы в сибирскую каторгу.

  Но и после восстания на Яике было неспокойно. Назревало еще более мощное народное движение. Восстание было подавлено, но казаки не смирились, а затаились в ожидании повода к новому выступлению.

  Такой повод представился с появлением на Яике беглого донского казака Пугачёва, объявившего себя императором Петром III. Новое выступление яицких казаков, начавшееся 17 (28) сентября 1773 года с Бударинского форпоста, быстро охватило весь Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее Поволжье.

  Освоение этих новых земель сопровождалось большими трудностями. Помимо тяжкого подневольного труда, бедности и лишений, во всем царил произвол и чудовищная несправедливость. Зависимость крестьян от помещиков была не только экономическая, помещики безнаказанно распоряжались их судьбой. Попытка крестьян найти защиту у местных властей была безуспешной. В 60-х годах 18 века Екатерина Вторая подписала Указ, по которому крестьянин, подавший жалобу на помещика, объявлялся «бунтовщиком» и мог быть без суда и следствия сослан на каторгу, подвергнут наказанию и т. д. (док. № 15). Дух бунтарства особенно был высок среди народов Поволжья: русских, татар, башкир. Находясь под двойным гнетом, чиновников и местных ханов, доведенные до предела, крестьяне в 1773 году встали под знамена Емельяна Пугачева - мнимого царя Петра Третьего, обещавшего за верную службу наградить «землями, водами, лесами, рыбными ловлями, жилищами, покосами, хлебом, верою и законом…, посевом,…, пропитанием, рубашками, жалованием, свинцом, порохом и провиантом, словом всем, чем (они) желали во всю (их) жизнь…»

  В ходе восстания в результате агитации и обещания исполнения самых насущных чаяний к казакам присоединились башкиры, татары, калмыки, казахи, чуваши, уральские заводские крестьяне… Вся округа была ввергнута в «эпицентр» восстания под предводительством Емельяна Пугачева: Елшанка, Тимашево, Алексеевка, Сарбай, Кротовка, Красный Яр, Кинель-Черкассы, Гурьевка, Царево-Курганская слобода, Самара.

  К осени 1773 г. восстание докатилось и до нашего уезда. Важно отметить, что Пугачев и его соратники никого не принуждали к вступлению в повстанческую армию, а вербовали ее исключительно из добровольцев, понимая, что их сила в поддержке народа.

  П. Лупаев в статье «Пугачевцы в Кинель-Черкассах (районная газета «Трудовая жизнь» за 20, 23, 25 августа 1977 года) писал: «Уже в октябре 1773 года в кинельских слободах появились пугачевские воззвания и агитаторы… первые повстанческие отряды, выдвинулись их руководители…

 На местах повстанцы набирали людей в отряды, заготовляли для армии Пугачева продовольствие и фураж, приводили жителей к присяге». Именно в это время в Алексеевской крепости (ныне поселок Алексеевка Кинельского района) дислоцировался пехотный полк, где служил капитан Михаил Лаврентьевич Тимашев – основатель деревни Тимашово (в 1773 году деревня уже существовала 15 лет). Именно в это время он получает полуграмотное послание от Пугачева, писанное рукой «секритаря» Максима Горшка и подписанное «членами военной коллегии» Пугачева - Иваном Твороговым, дьяком Иваном Почиталиным. Правда, они называют его Иваном, по имени брата, купившего первоначально это имение. Возможно, что это был он, так как в это время «Иван Тимашев, коллежский асессор, оренбурго-самарский помещик и заводчик, употреблен к заготовлению хлебных магазинов» для правительственных войск. «Зимнее передвижение (правительственных) войск для преследования Пугачева» требовало ресурсов: зерна, фуража и др. И все же, правдоподобнее, что это мог быть М.Тимашев – боевой офицер. Они требуют от него «всеподданнического усерднейшего повиновения», предлагая взамен «всемилостивейшее прощение» и обещание, что все его «противности» будут преданы «забвению». В случае отказа ему не избегнуть «поносной и публичной смерти». Следует догадаться, что ответа на предложение изменить присяге, от Тимашева Ивана (Михаила) они не получат…**

 … Осенью 1773 года к Бузулукскому уезду подошли отряды пугачевцев. 26 сентября священник села Ляховки, что неподалеку от Михайловки, гостил в Илецкой крепости у тамошнего священника. Сидел он у него в доме и вдруг услышал на улице громкий крик: «Эй, люди, радуйтесь и веселитесь!» Священник выглянул в окно и увидел казака. Казак, по имени Василий Новоженов, проехал в свой дом. За ним пошли местные жители - узнать, что значит его объявление, пошли и священники. Войдя в избу, как полагается, перекрестились на иконы. И тут Василий Новоженов напустился на них, зачем они крестятся троеперстным сложением, мол, государь Петр Федорович крестится двумя перстами. И далее казак рассказал, что Петр Федорович с войском находится в Озерной крепости и идет сюда, а что он Петру Федоровичу присягал и руку целовал. Потом, усмехнувшись, добавил, глядя на священника: «В Озерной попа повесили, и с вами то же будет…»

Ляховский священник в страхе помчался домой и о том, что слышал, сказал ближайшим помещикам - майору Александру Кудрявцеву (крестному Карамзина), капитану Михайле Карамзину и прапорщику Даниле Куроедову, и они в тот же день уехали из своих деревень.

Отряд казаков-пугачевцев с калмыком-проводником нагря-нул в Михайловку три недели спустя, в середине октября. Спросили у крестьян, дома ли их помещик, и, получив отрицательный ответ, разграбили господский двор и, уезжая, наказали крестьянам, чтобы они не слушались помещика. Так же были разграблены господские дома в окрестных деревнях…33

  В ноябре 1773 г. из поместья отставного офицера татарина Арапова, что по реке Самаре в 50 км от Бузулука, сбе-жал некий Илья Арапов… Вскоре он объявился в Бузулуке, спешно покинутом его комендантом Вольфом и занятом яицкими казаками. Конечно же, И. Арапов уже был изве-стен Пугачеву, ибо являлся атаманом и, вероятно, имел от него срочное поручение. Тогда же он получил от Воен-ной коллегии приказ о реквизиции зерна... Здесь же, в Бузулуке, он принял в свой отряд 1000 крепостных крестьян графов Орловых…34

  В декабре 1773 года атаман И. Арапов рапортовал Пугачеву о взятии города Самара. В его рапорте есть упоминание о татарской деревне Елшанка. Некий «Семен Никитин сын Володимерцов с прочими поселенцами (повстанцами) был отправлен в город Казань, но, не доехав до него, возвратился с ними (поселенцами - повстанцами) обратно в татарскую деревню Елшанка» Ставропольского уезда. Там (в деревне) он слышал о двенадцати полках, направляющихся в Симбирск. Следует отметить, что в некоторых географических указателях сказано, что Кинель-Черкасская слобода относится к Ставропольскому езду, и поместье надворного советника Тимашева М. Л. в это время (1774-1775) входило в этот уезд. И от того в географических указателях деревня Елшанка, как и деревня Тимашево, относится как к Ставропольскому, так и Бугурусланскому уезду. Рапорт атамана Арапова подвел нас к мысли о том, что этой татарской деревней могло быть поселение у реки Елшанка, рядом с деревней Тимашево. Тем более что другого иного географического объекта с таким названием в Ставропольском уезде не было… Более того, оно находилось около дороги, связывающей Самару с Кинель Черкассами и далее, с выходом на Красный Яр и Уфу.

  Крестьяне села Тимашево тоже были в составе войска Е.Пугачева. Так Ломухин – атаман Черкасской слободы - писал Пугачеву, что «из деревни Тимашевой рапорт получен», в нем сообщалось о передвижении царских войск из Самары, Красного Яра на Черкасскую слободу. Думается, что участие крепостных крестьян помещика Тимашева в восстании Пугачева не только было, но и было активным. Имена тимашан сохранились в документах тех лет. Их участие в нем - несомненно, и оно подтверждается исследованиями местного краеведа В.М. Кленова: к началу Пугачевского восстания в бегах было 6 крепостных крестьян помещика Тимашева, затем в бега подается Алексеев Иван, который тоже присоединился к бунтовщикам. Село Тимашево, расположенное на пути следования из Самары в Черкассы, хорошо подходило на роль дозорного объекта…

 

Дата: 2018-11-18, просмотров: 519.

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒
fb
inst
tw
vk
Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. © 2018 - 2024