Со временем человек учится реагировать пассивно, когда он остается один на один с проблемами, превосходящими его возможности, в то время как сложность их решения преуменьшается. В то же время, пассивность способна активизировать других. Вид беззащитной женщины, безнадежно смотрящей на спущенную шину на обочине дороги в неблагополучном районе, способен побудить кого-нибудь остановить и помочь. Если на помощь никто не приходит, она может начать выражать еще больший стресс — лихорадочно смотреть на часы и начать плакать. Активная пассивность — это склонность пассивно реагировать на проблемы в условиях недостатка помощи, в то же время выражая стресс таким образом, чтобы вызвать у других активные действия.

Например, Марк, упомянутый в начале главы, едва перебивается, подрабатывая программистом, потому что его перфекционизм, прокрастинация и переменчивость настроения привели к срыву сроков многих проектов — столь многих, что его последний работодатель не стал продлевать контракт. Опустошенный и пристыженный, он прячется, не отвечая на звонки и складывая письма в ящик стола нераспечатанными. Когда терпение арендодателя Марка иссякло, он попросил его съехать. Вместо того, чтобы искать новое жилье, Марк проводит дни в постели и молчит на сеансах психотерапии, несмотря на все усилия терапевта  подтолкнуть его к активному решению проблемы. Марк ощущает себя неспособным делать то, что нужно, и он действительно не способен действовать без дополнительной помощи. Если бы он просто сломал ногу, помощь ожидалась бы в ближайшее время. Однако, не видя особых причин для страданий, другие считают его ленивым. Когда он просит других о помощи, пользы от этого мало — они считают его требовательным и плаксивым. Марку же ситуация кажется безнадежной, вне зависимости от того, что он делает. С точки зрения психотерапевта ситуация становится критической, однако этот кризис легко бы разрешился, если бы Марк боролся более активно (например, поискал в интернете другое жилье). Когда подобная модель пассивной активности становится привычной, жизнь все более наполняется стрессом по мере того, как проблемы остаются нерешенными; она отталкивает тех, кто мог бы помочь; таким образом, самоубийство становится одним из способов сообщить о необходимости дополнительной помощи.

Ложная дееспособность очень опасна. В какой-то момент пациент показывает себя способным справиться с ситуацией, а затем (неожиданно для сторонних наблюдателей), в другой момент, этой способности будто и не существовало. Пациенты научились «казаться дееспособными», то есть, скрывать свою уязвимость и эмоции таким образом, чтобы со стороны было заметно лишь малую их часть. Часто пациенты могут говорить об отрицательных эмоциях, но на невербальном уровне очень слабо выражают стресс, если таковой имеется. При этом сами они чувствуют себя так, будто только что прокричали о своем стрессе — они настолько сенсибилизированы по отношению к собственным переживаниям, что даже просто что-то о них рассказывая, чувствуют себя так, будто их лишили кожи. Если вербальное и невербальное выражение эмоций не соответствует друг другу, все мы склонны переоценивать точность вербального выражения. Психотерапевт (и другие люди в жизни пациента), скорее всего, в этих случаях превратно поймут его состояние. Если пациент произносит фразу «Это действительно беспокоит меня» спокойным голосом, легко подумать, что на самом деле он или она, по сути, в порядке, и упустить из виду истинное переживание крайнего, но не выраженного стресса. Второй вариант ошибочного понимания может возникнуть из типичного предположения, что поведение можно обобщить (то есть, если я дружелюбный и общительный на одной вечеринке, значит, я буду дружелюбным и общительным также и на другой). Тем не менее, как было сказано выше, настроение влияет на то, сложно или легко нам будет осуществлять тот или иной тип поведения. Когда основной проблемой является эмоциональная дисрегуляция, пациент слабо контролирует свое эмоциональное состояние и, следовательно, плохо способен управлять своими поведенческими способностями. Со временем это приводит к неустойчивой и зависящей от условий дееспособности.

При этом сам пациент и люди из его окружения будут ожидать последовательности, и снова и снова будут удивлены, когда дееспособность не окажется продолжительной, как это могло бы быть у людей с более стойкой эмоциональной регуляцией. Поскольку другие неверно воспринимают ситуацию, они непреднамеренно создают инвалидизирующую обстановку, будучи не способны помочь, поскольку не видят стресса. В худшем случае, другие воспринимают отсутствие ожидаемой дееспособности как попытку манипуляции, что убавляет желания помочь.