Давайте сначала поговорим об эмоциональном развитии в оптимально валидирующем окружении.

Эмоции вызывают быструю реакцию во всем нашем теле: наша физиология, восприятие, действия и когнитивные процессы активизируются, чтобы мы могли адаптироваться к непрекращающимся изменениям в окружении и нашем теле. Мы слышим неожиданный шум, и сразу же возникает эмоциональная реакция, благодаря которой мы ориентируемся, вследствие чего оказываемся в состоянии готовности. Когда эмоциональное развитие происходит в здоровых условиях, родители или воспитатели обращаются с ребенком таким образом, который укрепляет связи между внешними стимулами, первичными эмоциями и социально уместным внешним проявлением эмоций, в то же время ослабляя связи с социально неуместным проявлением. Реакции наших воспитателей валидируют то, что является эффективным, адекватным и целесообразным в том, что касается наших ответных действий, и нивелируют то, что является неэффективным, неадекватным и не имеет смысла. Например, на основании таких процессов социализации мы учимся интерпретировать определенные звуки как внешний стимул для возникновения интереса или страха, а также учимся модулировать способы выражения наших ощущений. Валидирующие реакции других людей учат нас использовать эмоции для понимания происходящего в нас и вокруг нас как немедленной информации о нашем собственном состоянии и наших потребностях, принимая во внимание наше окружение.

В оптимальном окружении воспитатели обеспечивают соответствующее обстоятельствам, адекватное успокоение наших сильных эмоций. Они помогают личности укрепить и улучшить естественные адаптивные, организационные и коммуникативные функции эмоций.

Конечно, никому из нас не достается безупречное оптимальное окружение. Даже самые лучшие родители могут уставать и находиться в состоянии стресса. По своей сущности они сами бывают беспокойными, сердитыми или подавленными. В подобном сниженном настроении они могут наказывать за выражение первичных эмоций или делать так, чтобы они были минимизированы. В результате, мы усваиваем более или менее дисфункциональные способы выражения и осмысления наших эмоций. Вместе с тем, более серьезные проблемы возникают тогда, когда воспитатели регулярно и последовательно не способны отвечать на первичные эмоции и их выражение согласно нашим потребностям. Стойкая инвализицация происходит тогда, когда в большинстве случаев воспитатели или родители воспринимают наши первичные реакции как неправильные, неуместные, патологические, или такие, какие не стоит принимать всерьез. Первичные реакции интереса постоянно подавляются или высмеиваются; естественная потребность в утешении регулярно игнорируется или осуждается; искренние побуждения ставятся под сомнение или неверно истолковываются. Таким образом, человек учится избегать, блокировать и контролировать свои собственные природные наклонности и первичные эмоциональные реакции. Подобно существу, закрытому в помещении с заряженной электрическим током сеткой на полу, он или она учится избегать любого шага, ведущего к боли и инвалидизации.

К примеру, допустим, что, в отличие от моих братьев и сестер с лучшей эмоциональной регуляцией, я высказывала большую потребность в любви, либо выражала эмоции дольше по времени или интенсивнее, чем этого допускали мои родители, чем систематически вызывала нетерпение и презрение (инвалидизация). В конце концов, я пытаюсь контролировать свое поведение, возможно, за счет того, что учусь подавлять внешнее выражение моей потребность в любви и, может быть, даже игнорирую мой личный опыт в такой потребности. В стойком инвалидизирующем окружении возникает выработка условного рефлекса в связи с переживанием чувства страха — мы не только пытаемся обойти бьющую током сетку инвалидизации, но также избегаем какого-либо опыта частных событий (мыслей, ощущений или эмоций), способных привести нас к этой сетке. Мы становимся чрезвычайно сенсибилизированными ко всем внешним стимулам, способным привести к болезненному столкновению с инвалидизацией. Мы фобически боимся собственных обоснованных, естественных реакций. Стойкая инвалидизация не только делает людей чрезмерно чувствительными к инвалидизации со стороны других, но также чувствительными к собственным реакциям, обоснованным или нет, способным стать поводом для инвалидизации со стороны других. Естественная реакция по производимому эффекту часто может сравниться с падением паука на колени к человеку с арахнофобией.

Согласно теории Линехан, различные комбинации биологической уязвимости и социальной инвалидизации могут привести к приблизительно похожим жизненным ситуациям. Люди также могут пройти различные пути развития и в итоге столкнуться с одними и теми же трудностями. Для людей с высокой биологической уязвимостью в отношении эмоциональной дисрегуляции даже «нормального» уровня инвалидизации может оказаться достаточно, чтобы создать серьезные проблемы. Как и люди с синдромом дефицита внимания, они сталкиваются с огромными, но трудными для понимания проблемами. Например, если ребенок с нормальными процессами внимания с ребенком с синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) играют в настольную игру и слишком шумят, строгого окрика «А ну-ка, тихо там!» от взрослого на кухне будет достаточно для того, чтобы ребенок с нормальными способностями внимания послушался. Но ребенку с СДВГ, вероятно, будет нужно, чтобы взрослый пришел и дал пошаговую консультацию: «Нет. Сейчас не твоя очередь. Отдай кубики Джоуи. Солнышко, посмотри на меня. Брось кубики. Спасибо. Хорошо, а теперь смотри. Сейчас очередь Джоуи. Нет, положи руки на колени. Вот так. Давай посмотрим, ему выпало пять...», и так далее. Время и практика превращают такое консультирование в саморегуляцию. Подобный активный консультирующий подход необходим людям, которые пытаются справиться со стойкой эмоциональной дисрегуляцией. Как и в случае с дисрегуляцией внимания, дополнительное руководство и схема требуются для развития саморегуляции эмоций. Не многие родители знают, как обеспечить такую помощь; большинство родителей могут оказаться не в состоянии справиться с удовлетворением всех потребностей крайне уязвимого ребенка. Как следствие, подобные эмоционально уязвимые дети редко обучаются эффективным стратегиям для управления своими зашкаливающими эмоциональными переживаниями. ДПТ имеет дело с подобного рода недостатком и непосредственно обучает навыкам, необходимым для того, чтобы регулировать эмоции.

Другие люди вступают в жизнь с невысокой биологической уязвимостью, но сталкиваются с подобной предельной и стойкой инвалидизацией в то время, когда у них появляются проблемы с управлением эмоциями. Сексуальное насилие над детьми является классическим примером инвалидизирующего окружения в отношении ПРЛ (Wagner & Linehan, 1997, 2006). Тем не менее, не все люди, соответствующие критериям ПРЛ, сообщают о сексуальном насилии, и не все лица, подвергшиеся сексуальному насилию в детском возрасте, обнаруживают признаки ПРЛ. Остается неясным, каким образом объяснить индивидуальные различия (в частности, см. Rosenthal, Cheavens, Lejuez, & Lynch, 2005, направление исследований, в котором начинают сводиться воедино опосредованные факторы между симптомами ПРЛ и сексуальным насилием в детском возрасте). В связи с вышеизложенным Линехан (1993a) утверждает, что причина проблем гораздо чаще лежит в столкновении со стойкой инвалидизацией, чем каким-либо другим определенным видом травм. Подобные истории делают людей чрезвычайно сенсибилизированными к инвалидизации.

Описанные мной трудности, следовательно, проистекают из основной проблемы — эмоциональной дисрегуляции. Когда окружение не удовлетворяет наши потребности, биологическая уязвимость либо же стойкая инвалидизация вынуждает нас усваивать ряд проблематичных стратегий эмоциональной регуляции. Когда наши базовые переживания и выражение эмоций вызывают чувство дискомфорта у других людей, которые скорее отвернутся и осудят нас, чем помогут и поддержат, мы понимаем, что то, кем мы являемся и то, как мы себя ведем, вызывает отторжение у других. Таким образом, мы учимся избегать наших собственных обоснованных первичных реакций и, вместе с тем, разрабатываем шаблоны для притупления эмоций, маскировки и/или искажения наших переживаний и выражения эмоций. Избегание может быть очень ловким: мы защищаемся, когда чувствуем в друге малейшую невнимательность к нашему рассказу, с помощью того, что говорим не то, что собирались сказать, а нечто менее рискованное в смысле раскрытия информации о себе; бессознательно мы мгновенно избегаем способного уязвить нас ощущения грусти или стыда, вместо этого испытывая раздражение.

Избегание может быть очевидным бегством изо всех сил: наше эмоциональное состояние вызывает такое отвращение, что мы бессознательно пытаемся избежать его с помощью диссоциации или обращаемся к таким отчаянным методам, как умышленное нанесение себе телесных повреждений во избежание душевной боли. Хотя такие процессы познания негативно сказываются на всех нас, люди, склонные к эмоциональной дисрегуляции, сталкиваются с более стойкой социальной инвалидизацией и доходят до того, что меняют стратегии, чрезмерно регулирующие эмоции и их выражение, на стратегии, недостаточно их регулирующие. Эти проблематичные поведенческие шаблоны серьезно вредят жизни пациентов и процессу лечения, и будут рассмотрены далее.