Особую практическую и политическую значимость проблемы менталитета приобрели н связи с современным этапом модернизации российского общества. Трудности и провалы либерального реформирования, колоссальная ломка старых ценностей, стереотипов мысли и поведения, невозможность понять, оставаясь при прежнем понимании общества, содержание и смысл происходящего в России остро поставили вопросы о сущности и специфике российского менталитета, о его роли в переживаемых ныне страной модернизационных изломах, о совместимости отечественной ментальности с той моделью развития общества, которую пытаются осуществить реформаторы. В ходе современных дискуссий по данным проблемам высказываются различные, нередко полярные точки зрения. Так, согласно одной из них, россияне и американцы имеют во многом совпадающий менталитет. Поэтому внедрение в России западных принципов хозяйствования и стиля жизни достаточно лёгкое дело. Более распространено другое мнение, в соответствии с которым менталитет россиян существенно отличается многими чертами не только от американского и европейского, но и от менталитета славянских народов. Непонимание и игнорирование современной реформаторской элитой особенностей массовой российской ментальности (в силу исторически сложившийся диспропорции между ее европеизированным менталитетом и менталитетом основной массы населения) лишило реформы массовой поддержки, привело к поразительному несоответствию декларируемых реформаторами намерений результатам их практического воплощения, грозит тотальной социально-политической и нравственно-психологической дестабилизацией, ставит общество перед расколом и взрывом, а правящую элиту ведёт к потере политического влияния .

Серьезные трудности в процессе модернизации, как считают некоторые исследователи, создаёт полиэтническая, евразийская природа России, результатом которой является неоднородность цивилизационной основы. На ментальном уровне это проявляется в наличии и смешении (без полноценного синтеза) западных и восточных ценностей. В то же время исторический опыт свидетельствует, что модернизация успешнее осуществляется в более или менее однородных обществах (Европа, Япония, США и др.) и буксует в регионах цивилизационного синтеза (например, в Латинской Америке). Поэтому в настоящее время необходимы выбор и опора на те ценности и ментальные установки, которые могут быть приспособлены к условиям современности. Так, сложившийся в России веками коллективистский, общинный

131

поведенческий стереотип вовсе не противопоказан модернизации. Страны Дальневосточного региона продемонстрировали великолепную приспособляемость корпоративизма к требованиям научно-технической революции. Российская “соборность” (в смысле готовность понять других) может помочь нашей стране усвоить чужие достижения, российское стремление к абсолюту, “устремление в бесконечность”, является латентной основой для сохранения и расширения технологических достижений в области освоения космоса, традиционная для россиян тяга к универсализму содержит в себе мощные духовно-интеллектуальные предпосылки для фундаментальных научных исследований. Следовательно, задача заключается не в сплошной ломке традиционно сложившихся ментальных установок, а в превращении лучших из них в основу и источник национального обновления.

Тем не менее, теоретической доктриной политической элиты СССР, а затем Российской Федерации явился англо-американский вариант либерализма. Известно, что в его основу положены два понятия: свободы человека, реализуемой в гражданских правах и свободах, и невмешательства государства в пространство свободы человека. Вспомним, что предпосылки и первичные элементы либерализма не являются специфически американскими. Они складываются в течение сравнительно длительного исторического периода, в основном в эпоху Возрождения под влиянием Великих географических открытий и Реформации, секуляризации, рационализма. Большую роль также сыграли характерные именно для англо-американского мира особенности возникновения и формирования государства и гражданского общества. Напомним также, что собственно становление либерализма связано с усилиями среднего класса завоевать своё место под солнцем. Это происходит в эпоху Английской и Великой французской революций. В это же время выдвигаются, обосновываются и провозглашаются принцип невмешательства государства в экономику, терпимость к инакомыслию, утилитаризм, признание необходимости власти, первенство народной воли в определении политики; снятие сословных привилегий и признание за каждым человеком права свободы выбора, пространства самоопределения и проявления своей воли, принцип исключения полновластия и всевластия кого-либо. Решающим условием утверждения и реализации на Западе идей либерализма явился, несомненно, человеческий фактор, который формировался исторически длительно и отражал в себе основные черты западного общества: практицизм, деловитость, расчетливость, способность к конкуренции и к риску, изобретательность, холодность, эмоциональную черствость, склонность к индивидуализму, повышенное чувство собственного достоинства, стремление к независимости и к успеху в деле,

132

склонность к публичности и театральности, чувство превосходства над другими народами, склонность управлять другими, более сильная, чем у других народов, способность к самодисциплине и самореализации.

Опасения и предупреждения критиков победившей точки зрения о путях и направлениях развития страны и общества были проигнорированы практически всеми политическими и общественными движениями, интеллектуальной и правящей элитой страны, творческой интеллигенцией, самим обществом.

Основными причинами этого удивительного явления в современной российской истории можно считать как применение техник манипулирования общественным сознанием с поэтапной сменой лозунгов и политических лидеров, так и особенности человеческого фактора в России, прежде всего некоторые качества русского народа. Русский философ А. Зиновьев, исследуя причины гибели “империи зла” (т.е. СССР), приходит к следующему выводу: “В истории России тот тип организации общества, частным случаем и вершиной которого явился коммунизм, был... изначальным.

Рассматриваемый тип организации общества для определенного человеческого материала и условий не менее естественен и адекватен, чем западный тип организации - для других. В наше время признание роли человеческого фактора в формировании и сохранении социальных систем стало фактически табу и расценивается как расизм. Смысл этого табу очевиден: западная идеология стремится убедить всех, будто западный социальный строй является наилучшим и годится для всех народов мира. И тем более она не может допустить даже намека на то, что коммунистический строй лучше соответствует природе каких-то народов. Но абсолютно расистского в том, что я сказал выше, нет. Более того, игнорировать качества человеческого материала в исследовании важнейших социальных феноменов современности -значит заведомо закрывать себе путь к их пониманию”.

Применительно к России, по мнению Зиновьева, это выражается в следующем: “...одним из важнейших условий колоссального разрастания системы государственности в Российской империи и преобладания ее над прочими социальными силами был именно человеческий фактор, и прежде всего - качества русского народа, подобно тому, как общество западного типа было бы невозможно с иным человеческим материалом, чем тот, который поставляли народы западных стран. Коммунизм имел успех в России в значительной мере благодаря национальному характеру русского народа, благодаря его слабой способности к самоорганизации и самодисциплине, склонности к коллективизму, холуйской покорности перед высшей властью,

133

способности легко поддаваться влиянию всякого рода демагогов и прохо­димцев, склонности смотреть на жизненные блага как на дар судьбы или свыше, а не как на результат естественных усилий, творчества, инициативы, риска”.

Подписанные в конце 1990 года указы президента России Б.Н. Ельцина о либерализации цен означали его реформистский прорыв и характеризова­лись президентским окружением, средствами массовой информации, интел­лектуальной элитой как проявление исключительной смелости, решимости и способности принимать непопулярные решения ради спасения России. Но широкому общественному мнению оставались неведомыми некоторые обстоятельства, связанные с реализацией мер, содержавшихся в данных указах. Руководитель информационно-аналитического отдела администрации Президента России А.И. Ракитов писал, что начало реформистского прорыва будет осуществляться в абсолютно неадекватной информационной среде, т.к. руководство страны не знает “...реального состояния экономики из-за отсутствия достоверной статистической информации:

как бороться с надвигающейся гиперинфляцией из-за отсутствия финансовой компетентности;

как осуществить инновационную и технологическую политику, обеспечивающую современный рынок высокопродуктивным производством...

Нам неведомы (если и ведомы, то лишь понаслышке, не полностью) законы рынка и правила частного бизнеса. Мы не знаем многого другого, и это - проявление общенациональной, общегосударственной некомпетентности, являющейся самой позорной формой неинформированности”.

Обществу не была известна и другая сторона реформистских действий российского руководства. Ссылаясь на пример Японии, первой в мире разработавшей сознательную государственную концепцию и модель информатизации и перехода к информационному обществу, пропагандисты и сторонники реформистского прорыва в России забывали упомянуть, что Япония явилась для западного общества опытным полигоном проверки одной из антикризисных программ, с помощью которых необходимо было осуществить структурную перестройку экономики страны в условиях искусственно вызванного и потому управляемого кризиса с предельно возможной минимизацией всех кризисных проявлений и последствий. Забывали подчеркнуть, что опыт Японии показывает, что порыв, форсирование модернизации, качественный сдвиг в производственном потенциале страны происходят быстрее, эффективнее и безболезненнее в случае, когда традиционную структуру приспосабливают для изменений, в ходе которых идет уже и преобразование самих традиций.

134

Реформаторам России было известно, что нашему обществу предстоит начать свой реформистский прорыв в предельно неблагоприятных условиях. Не исключено, что в течение ближайшего времени спад производства может достичь 40%, а то и более. Россия будет сотрясаться взрывами анархии, мятежами и конфликтами, голодом, эпидемиями, социально-культурным распадом, национально-территориальными конфликтами, общим упадком интеллектуального потенциала и другими негативными, разрушительньми по своим последствиям процессами. И все же другого выхода, кроме как либерализация цен, финансовая диктатура, жесткая стабилизационная политика, нет. Только эти крутые и жесткие меры могут привести нас, может быть, в некотором отдаленном будущем к современному цивилизованному обществу и цивилизованному рынку.

Такими были расчеты и прогнозы правящей элиты на ближайшее и отдаленное будущее. Что касается общественного мнения, то оно формирова­лось и определялось в ожидании скорого чуда. Эти настроения во многом поддерживались и оптимистическими декларациями либеральных политиков, включая президента. Вспомним в связи с этим хотя бы известную программу "500 дней".

С 1985 года Россия пережила глубочайшие социально-экономические и политические преобразования. Исследователи пытаются разъединить, отделить перестройку М.С. Горбачева от реформистского прорыва Б.Н. Ельцина, хотя, на наш взгляд, речь должна идти о едином процессе, но с применением различной тактики: демонтаже советской системы и установлении принципиально иной системы. Профессор А. Ракитов уже в ранге советника руководителя администрации Президента Российской Федерации характеризует 1991-1995 годы как “...период недостаточно системно проработанных экономических и социальных реформ, ориентированных на радикальный отказ от общественного строя, опиравшегося на полностью централизованную плановую экономику, и переход к современному постиндустриальному обществу”. Этот этап приближается к завершению. В данном выводе примечательны оба утверждения. Если первый перевести на язык науки, то следует вести речь о социальной революции, которую переживает сегодня Россия. Со вторым трудно согласиться, т.к. факты говорят о противоположном: все с большей силой в стране проявляется тенденция перехода к доиндустриальному обществу. И можно согласиться с объяснением А.И. Ракитова, почему стало возможным переживаемое сегодня страной и обществом: “...источник наших бед и неурядиц заключается в том, что Россия вступила на путь социальных преобразований, не выработав социального идеала и модели будущего”.

В результате утопизм идеологии и конкретных обещаний российских либералов выявился уже в первые месяцы их политической деятельности в

135

первые месяцы их политической деятельности в 1991 году, а в полной мере раскрылся к концу 1992 года, когда стали ясны первые результаты реформистского прорыва в России.

Не выдержали прежде всего испытания на прочность политические обещания демократов-реформаторов России - о быстром и безболезненном утверждении многопартийности, политического плюрализма, разделения властей, построении правового государства. Великий принцип Монтескье о разделении властей рухнул в сентябре 1993 года, уступив место президентскому режиму, обставленному демократическими учреждениями. Вместо обещанного правового государства стал утверждаться чиновничий произвол. В целом вместо планировавшейся демократами-реформаторами североамериканской или западноевропейской модели стало утверждаться нечто иное, что пока еще не получило общепринятого в пауке понимания и определения. Возникла реальная угроза сохранения России как государства и русского народа как исторического. В обществе так и не возникла многопартийная система. Между тем перспективы политического развития России сегодня объективно связаны со становлением, развитием и деятельностью политических партий. Данное положение полностью согласуется с мировым политическим опытом, если вспомнить, что политические партии выполняют в современном мире многие исключительно важные как для государства, так и для общества функции. Если обратиться к отечественному опыту, то крайняя многочисленность общественных формирований и организаций, объявивших себя политическими партиями или претендующими на признание в качестве таковых, не может заслонить от нас одного очевидного факта: отсутствия сильных, дееспособных и функционирующих партий в стране, казалось бы, предоставляет государству и правящему режиму огромные преимущества, т.к. ставит их как бы над обществом, развязывает им руки в выборе политики и определении ее содержания. На самом же деле эта независимость государства и власти от общества оказывается мнимой, иллюзорной. Власть и государство лишают себя возможности вести диалог, искать и находить действительное согласие в обществе и с обществом, которое формирует объединение большей части общества вокруг национальной идеи, обеспечивает реальную поддержку различных слоев и групп населения проводимой политике. В реальной жизни мы видим, как вместо конкретных, вполне определенных, пусть и “неудобных”, оппонентов и оппозиции, представляющих легитимные интересы основных социальных групп общества в их отношениях с государством и властью, последним противостоит бездикая, внешне безмолвная масса людей (вспомним реплику А.С Пушкина из “Бориса Годунова”: “Народ безмолвствует”), доведенных до состояния отчаяния несбывшимися ожиданиями, которые когда-то связывались сначала с приходом к власти М. Горбачева, а затем деятельностью первого российского Президента и российских депутатов.

В условиях масштабного системного кризиса государства и общества отмечаемое всеми аналитиками и обозревателями равнодушие “молчаливого большинства” к партийным формам политического участия является

136

тревожным сигналом медленного непрекращающегося накопления в обществе неуправляемой социальной энергии с непредсказуемыми для него по. следствиями. Слабость политических партий, таким образом, отражает бессилие государства и власти, лишающихся обратной связи и утрачивающих постепенно контроль над политическим процессом в стране и возможности влиять на него. В России, где сильны стереотипы традиционного общества и модели соответствующего политического поведения, где одной из политических традиций является признание сильной жесткой руки и насилия в качестве основного способа решения социальных конфликтов, формирование дееспособной партийной системы в качестве альтернативы дестабилизирующим и деструктивным выбросам социальной энергии в форме стихийных бунтов или других крайних форм стихийного возмущения становится проблемой национального самосохранения, выживаемости и спасения страны.

Попытки реализации либерально-демократической модели преобразования России позволили выявить и ощутить на себе основной порок западной демократии: ничтожество и бессилие человека и гражданина, постоянную угрозу сползания к фашизму. Об этом в своё время говорил Эрих Фромм: “...нет большей ошибки и более серьезной опасности, чем не заметить, что в нашем обществе мы сталкиваемся с тем же явлением, которое повсюду питает корни фашизма: с ничтожностью и бессилием индивида. Это утверждение противоречит общепринятому мнению, что современная демократия, освободив индивида от всех внешних ограничений, привела к расцвету индивидуализма. Мы гордимся, что нас не гнетет никакая внешняя власть, что мы свободны выражать свои мысли и чувства и уверены, что эта свобода почти автоматически обеспечивает нам проявление индивидуальности. Но право выражать свои мысли имеет смысл только в том случае, если мы способны иметь собственные мысли”.

Не случайно поэт Е.Евтушенко, активно выступавший в 1989-1991 гг. в качестве яркого оратора-публициста российских демократов, защитника идей либерализма, в 1993 году заявил: “Поскольку мы не знали, так сказать, что такое свобода вообще, мы идеализировали свободу. Нам представлялась, например, свобода слова волшебным ключом к процветанию. А оказалось, что это совсем не так, потому что в свободу слова нельзя одеваться, свободой слова нельзя отопить дома во время холодной зимы”.

В экономической сфере обещания демократов о возможности “народного капитализма”, соединившего в себе преимущества социализма и капитализма, также оказались иллюзией. Приватизация государственной собственности не привела к преодолению основного, по мнению демократов, порока советской системы - “отчуждения” непосредственного производителя от собственности. Построенная, в отличие от стран Восточной Европы (например, Чехия, Словакия, Польша), на сознательном обмане граждан, она фактически лишила их любой связи со средствами производства и

137

собственностью, оставив у них лишь один вид собственности, присущий человеку - собственность на свою рабочую силу, сведя до минимума право распоряжаться ею. В считанные месяцы “великой гайдаровской” реформы вся созданная в советское время государственность перешла в руки вчерашней госпартноменклатуры и вышедшей из подполья криминальной буржуазии. Возник необыкновенно “тонкий” парадокс: произошла полная смена режима при практически полном сохранении правящего класса, начавшего господствовать в новом качестве монополистических собственников. Не стоит говорить, насколько узка социальная база героев приватизации, перенесших в сферу хозяйственной деятельности чуждые современному капиталистическому рынку нравы и правила закрытых от постороннего взгляда сходок и собраний, где делятся власть и собственность.

Советник рабочей группы по экономической реформе при правительстве Российской Федерации, гражданин США, профессор Стенфордского университета М.Бернштам в своем интервью радио “Свобода” 9 апреля 1996 года так сформулировал свои выводы и впечатления о переустройстве российской экономики:

“ 1. В России в результате первых лет реформирования реализован уникальный тип экономического строя, при котором основная часть национального богатства страны оказалась в руках нелегитимных, а говоря по-русски, -незаконных собственников. Это - тот исключительный случай, когда экономика, основанная на частной собственности на средства производства, абсолютно неэффективна, более того - саморазрушительна.

2. Рассуждая гипотетически, если бы правительство своим решением просто назначило собственников в установленном законом порядке, то, несмотря на всю безнравственность и аморальность такого шага по отношению к основной массе населения, у экономики и то был бы некоторый шанс начать в дальнейшем нормально развиваться. В сегодняшней ситуации нет и такого шанса.

З.В 1992 году в экономику России не вернулось, по крайней мере, около 100 миллиардов долларов за вывезенное за рубеж сырье.

4. В дальнейшем ежегодно, включая 1995 год, из страны вывозилось товаров и сырья без возмещения их стоимости на сумму 30-40 млрд. долларов”.

Сложившаяся в стране новая социокультурная ситуация характеризуется отказом от формирования у населения высокохудожественных вкусов, воспитания уважения к национальным и культурным ценностям и традициям, всемерного поощрения и закрепления в массовом сознании и поведении потребительских запросов в сферах досуга и развлечений. Коммерциализация всей духовной жизни общества, все большее подчинение ее рыночным отношениям и рыночным ценностям находят свое воплощение в антинацио-нальиых концепциях “вестернизации” российской культуры.

Указанные изменения в духовной жизни России во многом будут определять ее морально-нравственный потенциал в следующем столетии.

138

Вековые традиции российской культуры, опыт многонациональной советской культуры под давлением официальной пропаганды, средств массовой информации, в том числе западных, последовательно и методически вытесняются из сознания людей.

Совершается кардинальная смена всей нравственно-духовной основы и направленности жизни страны, в ходе которой происходит нивелирование духовных ценностей русского человека, зачастую отказ от них, пересмотр российской истории и, прежде всего, советского периода, внедрение в массовое сознание идеологии культа силы и насилия, эгоизма и эгоцентризма, призванных подменить общинный, коллективистский дух российских граждан. Можно уже утверждать, что социальные последствия пропаганды западных ценностей, упорных, планомерных, последовательных действий власти изменили духовную атмосферу российского общества.

Курс на рыночную экономику, провозглашённый указами Президента России в начале 1992 года, и все предпринятые российским руководством шаги в этом направлении, на первый взгляд, создавали условия для свободного развития экономической инициативы в выборе форм занятости, как непременного условия решения извечной проблемы - ликвидации причин, порождающих социальное неравенство в обществе. Но в итоге случилось другое. В обществе произошел глубокий разлом в социальной структуре, раскол на социальные группы с прямо противоположными интересами.

Подавляющее большинство населения страны оказалось менее социально защищенным в сфере труда. Действующая Конституция России закрепила это положение, возникшее в период “реформирования” страны. Активная самодеятельная часть населения страны, и прежде всего представители интеллигенции, вынуждена не просто менять в массовом порядке свой социальный и профессиональный статус, но и в большинстве случаев снижать его, становясь безработными, а затем принуждена, переквалифицируясь, соглашаться, как правило, на формы занятости, не требующие ни образования, ни накопленных профессиональных знаний. Повсеместно отмечается усиление социальной дискриминации, независимо от формы собственности.

Средний класс, основа стабильности и устойчивости западного общества, так и не сформировался в России. Та часть/общества, которую реформаторы пытаются представить “средним” классом, не соответствует западным стандартам и, при ближайшем рассмотрении, зачастую имеет прямые или косвенные связи с криминалом.

После подведения некоторых итогов реализации выбранной партно-менклатурой Советского Союза либерально-демократической модели провозглашённой ими в начале “перестройки” советского общества и последовательно осуществляемой до сих пор в виде реформ в России и других бывших союзных республиках, теперь уже ставших независимыми государствами, естественно, встает вопрос: случайно или закономерно все то, что произошло с нашей, действительно великой в прошлом, страной. Мировой опыт,

139

и хотелось бы подчеркнуть, опыт отечественной истории, принуждает нас сказать, что это - закономерный результат.

Закономерный потому, что были преданы забвению и подвергнуты осмеянию как исторические уроки других народов и уроки собственного исторического прошлого, так и предостережения политиков, ученых о несовместимости либерально-демократической модели с укладом жизни российского государства и его народа:

1. Были просто проигнорированы факторы, определяющие ход и содержание исторического процесса в России: ее природно-климатический фактор и геополитическое положение, особенности российской государственности, человеческий и духовный факторы.

2. Был не принят во внимание современными реформаторами России основной исторический урок великого преобразования Западной Европы в XV-XVI вв. По словам С.М. Соловьева, прорыв народов Западной Европы в новое время, т.е. качественно иное состояние, послужившее отправной точкой формирования современного западного общества, стал возможен потому, что там “учились не у живых учителей, не подвергались влиянию живых народностей, влиянюо, понятно, более сильному и опасному”, что они “...имели дело с законченной деятельностью народов уже мертвых”. 3. По историческим меркам нельзя говорить о предопределенной свыше отсталости или неразвитости того или иного народа, Руководствуясь ими, мы не сможем понять, почему Россия совершила переход из одного состояния в другое двумя веками позже Западной Европы. По мнению Соловьева, “...надобно внимательно отличать отсталость, происходящую от внутренней слабости, при равенстве внешних условий, и задержку, происходящую от различия, неблагоприятности внешних условий при равенстве внутренних. В данном случае мы должны употреблять второе выражение, ибо русский народ принадлежит к тому же великому арийскому племени..., имеет наследственную способность к сильному историческому развитию”.