Ментальность восточных цивилизаций. Общества, относящиеся к этому типу развития, существуют в рамках исторического времени, делящегося на три ступени: прошлое, настоящее и будущее. Однако представление о времени имеет свои особенности. Время земное, в котором живут люди, и время небесное, в котором обитают боги, текут одновременно. Это связано с тем, что на Востоке небесные силы рассматриваются как часть живой природы. Они сосуществуют рядом с человеком, влияют на его жизнь. Прошлое, настоящее, будущее тоже существуют как бы одновременно. Человек живёт параллельно в трёх временных измерениях. Это обусловлено тем, что душа в восточных религиях считается бессмертной. Она меняет лишь форму своего существования. Умершие предки (прошлое) существуют в настоящем и влияют на человека. Неродившиеся потомки (будущее) также находятся в настоящем и оказывают влияние на живущих. В некоторых обществах время воспринимается как циклическое. Оно периодически, хотя и не полностью, возвращается к исходной точке. Поэтому идеалы, образцы поступков и действий для этих народов всегда в прошлом.

Своеобразие ментальности народов этого типа цивилизационного развития во многом обусловлено тем, что общественное сознание носит здесь харизматический характер. Действительность воспринимается не только в реальности, через чувственный опыт, но и через призму веры в сверхъестественные силы, религиозной догматики. Цель существования таких обществ понимается как приближение, движение к высшему божественному идеалу. Жизнь представляет собой бесконечно разыгрываемый религиозный или космогонический спектакль, в котором участвуют и боги, и люди. Сосредоточенность на духовном является характерной чертой восточной ментальности. Главной ценностью бытия является постижение высшего священного смысла, а не реализация конкретных целей. Религиозный поиск, аскетизм, стремление к духовному совершенству характерны для буддистской Индии. Китайское конфуцианство в этом смысле более умеренно, но вакуум заполнен культом легендарных героев, древних мудрецов, являвшихся предметом для подражания. Социальный идеал в конфуцианстве - бескорыстный рыцарь безупречной морали, высокого долга, гуманности, почитающий мудрость старших

119

Обществам восточного тина были известны объективно существовавшие общественные противоречия. Однако конфликт протекал здесь, как правило, в неразвитых формах, он никогда не оборачивался свободньм противоборством политических интересов. Над социально-политической и духовной жизнью Востока тяготела сверхъестественная фигура правителя. Для восточного мышления властитель есть сосредоточие всех элементов космоса, вместилище всех человеческих активностей. Он не арбитр споров, он-способ их решения. Подданный восточного правителя знает, что его владыка управляет не только царством, но и природой, и в ежегодных ритуалах даёт начало сезонным явлениям. В некоторых случаях государством управляет Бог при посредничестве жрецов, изъявляющих его волю

Восточные общества были построены на принципах коллективизма. Личные интересы полностью подчинены общим: общинным, государственным. Личное начало было развито слабо. Личность на Востоке не имела собственной ценности. В соответствии с восточными представлениями человек-лишь песчинка на берегу океана вечности. От него ничего не зависало. Жизнь человека определяли исторические традиции, природа, государство, община. Возможности влиять на исторический процесс со стороны человека крайне ограничены. Это выражалось в фатализме, вере в предопределенность судьбы и событий. Стремление к свободе реализовывалось в духовной сфере, где появлялась возможность отстраниться от земной власти.

Восточные общества прошли длительный путь исторического развития. В процессе эволюции некоторые черты традиционной ментальности подвергались определенной модификации, другие сохранились до настоящего времени. В XIX-XX вв. восточные страны встали перед необходимостью осуществления модернизации. При этом оказалось, что традиционная ментальность стала в некоторых обществах важным стимулом модернизационных процессов. Особенно ярко это видно на примере японской традиционной культуры, выработавшей ценности, хорошо вписавшиеся в процесс национальной модернизации. Остановимся на краткой характеристике некоторых из них.

Синтоизм - древняя языческая религия Японии, согласно которой японцы произошли от богов, воплощает японский патриотизм, призванный доказать окружающему миру духовную состоятельность японцев, их способность усвоить технологические достижения Запада без ущерба для национального самосознания.

Культура выращивания риса, на основе которой сформировались японский коллективизм, общинность, внедренные затем в капиталистическое производство.

Конфуцианская этика долга, культ семьи и предков, отношения между отцом и сыном, руководителем и подчинённым, что столетиями определяло

120

моральный климат в стране и что до сих пор скрыто или явно проявляется в различных сферах экономики, политики и частной жизни.

Психология “амаэ”, ориентирующая японца на благожелательное отно­шение к зависимости от другого, что обусловило периодическую “открываё-мость” японской цивилизации внешнему влиянию (сначала Кнгаю, йогом Западу).

Принцип “кокутай”, согласно которому для среднего японца государст­во всегда было сложным организмом, частицей которою он был сам и кото­рому он готов приносить определенные жертвы. Отсюда вытекает способ-кость японского рабочего в течение долгого врсмош терпеть заниженную оплату труда, столь характерную для стран запоздалого капитализма.

Буддистские ценности привили японцам вкус к созерцанию, интуитив-но-чунствительпому Постижению мира. С этим связаны японские умение распорядиться пространством, стремление к минимизации, оптимальность технического дизайна. От буддизма распространилась я идея равенства, за­ключающаяся в равенстве возможностей, а не достижений. 1 {снится умение человека дисциплинировать себя, выложиться на своем уровне. 1хли дчп нс-равньгх по своим природным качествам человека трудятся в полную силу (каждый в свою), то справедливо платить им одинаково. Такая система опла­ты труда эффективно стимулирует индивидуальную трудовую активность, о также помогает избежать значительных социальных контрастов в обществе. Таким образом, опыт Японии и других стран свидетельствует о необходимо­сти синтеза традиционного коллективизма и индивидуализма. Иные попытки решения - сохранение коллективизма или, наоборот, его насильственная ломка и прямолинейное насаждение индивидуалистических ценностей - не приводят к успеху (Хорос В. Русская история в сравнительном освещении. М„ 1996.С.49-52).

Западный тип цивилизаций. Ментальносгь античного периода исто­рии вызывает интерес потому, что здесь лежат истоки европейской культу­ры. Доминантой менталыюсти древних греков было ощущение свободы. Наиболее глубинные истоки греческого свободолюбия снязины с особенно­стями природной среды. Ограниченное географическое пространство не спо­собствовало ощущению потерянности в окружающем мире. Мир представ­лялся стройно разбитым естественными гранями, и в этом мире человек на­ходил себе место хозяина, дарованное ему богами. В каждом районе были особые, отличные от других, структура почв, рельеф, хозяйственная деятель­ность. Каждый греческий полис имел свой диалект, собственных богов и ге­роев, а также календарь и монету. Поэтому между 1ражданамн отдельных го­сударств возникали и закреплялись различия в характерах и пристрастиях, что влекло за собой соперничество, нередко распри, однако содействовало самоутверждению древнего грека в своем обособленном уголке. Тем более, что нссмогрн на все различия, в Греции долго сохранялось сошлнне

121

общности интересов, чувство совместной принадлежности к единству. I этом сочетании разнообразия и взаимной лояльности коренился принцип со стязатслъности, благородного соревнования и отдельных личностей, и групп и полисов в целом с целью достижения наилучшею результата. Дух соревно­вания вносился вп все, даже в воины, ннкогдл не заканчивавшиеся л класси­ческий период греческой истории полным уничтожением одной ш сторон (Запад и Восток. Традиции и современность. М.. 1993. С.4-5).

Необходимость сделать сознательный выбор из альтернативных спосо­бов мировосприятия и поведения способствовала формированию (реческоЙ индивидуальности. “Греки были первыми, - писал исторический психолог 3. Барбу, - кто построил тип цивилизации, которая сделала человека способным сознавать себя индивидом. В Греции история древнего мира перешла от ДО-11 ндивидуалистяческой к индивидуалистической ступени”.

Древперимская менталыюсть имела свои особенности. Для нес харак­терны громадная целеустремленность, дисциплинированность, практицизм, организаторские способности. Римский религиозный культ отличался сухо­стью и формализмом. В нем господствовал принцип “Я даю, если ты даешь”. Жертвоприношение богу - это плата за услу1у. Ясли псе сделано правильно, божество должно откликнуться. Если оно пренебрегает своими обязонностя-ми, то рискует остаться без приношений. Религиозный формализм способст­вовал появлению римского права и юриспруденции, сташних основой права в современном обществе.

Ментальность средневековья отличается своеобразием. Прежде всего, мировосприятие средневекового человека было тсоцегпрично, т.е. сводило всё сущее к промыслу всемогущего Бога. Одинаково реальными считались мир земной и мир потусторонний. “Двоемирие” порождало символизм мышления. Эго отражалось в духовной и материальной культуре.

Специфика ментального склада средневековой личности связана с эмо-ционпльной сферой. В феодальной Европе был распространен тин необуз­данного и фантазирующего прлвигсля. Полпгкка считалась личным, семей­ным, кланопым делом, религиозным подвижничеством, рыцарской авантю­рой, но никак не работой подотчетных населению представителей. Для сред­невековой эмоциональности характерна крайняя быстрота смены состояний:

от восхищения к гневу, от подавленности к эйфории, от неуверенности к са­модовольству и т.н. Средневековый человек был крайне чувствителен. Сле­зы, рыдания, заламывания рук были распространенным явлением. Частые обмороки случались как у женщин, так и у мужчин. Люди любили яркие, контрастирующие циста, их притягивали драматические, часто кровавые зрелища. “Жестокое возбуждение и грубое участие, вызываемое зрелищем эшафота, - писал нидерландский историк И. Хейзинга, - были важной со­ставной частью духовной пищи народа”.

122

Еще один факт, на который обратили внимание историки ментальностей, состоит в том, что слух, осязание, обоняние представлены в познании средневековья шире, чем в современном. В средние века люди в основном слушали, а не читали. Медики определяли болезнь по звуку и запаху. Музыка оказывала на людей глубочайшее впечатление.

В сфере групповых отношений характерной особенностью средневековой личности был конформизм (приспособленчество) по отношению к своим и социальная агрессивность по отношению к чужим. Все неурядицы списывались на счет врага. Средневековый человек был корпоративным. Он вращался в своей среде и принадлежал к своей касте (сословию, фамилии, общине, гильдии, цеху). Человек осознавал себя только по кастовым особенностям или по признакам, различающим народ, партию, корпорацию, семью;

он видел себя лишь через призму своей общественной роли, а не в качестве индивидуальной личности.

Характерной чертой средневековой ментальности был страх. Боязнь Божьего суда, неурожая и голода, войны и эпидемии порождали чувство неуверенности, глубоко влиявшее на людей средневековья и определявшее их поведение. Но средневековый страх, как и остальные феномены ментальности тех веков, многосложен. И это потому, что в жизни была не только пугающая изменчивость, но и незыблемый порядок, утверждаемый христианской верой. Человек того времени видел в Боге творца незыблемого порядка, в котором ему, человеку, отводилось незыблемое место. Не менее важным компенсатором страха, по мнению отечественного историка культуры М.М. Бахтина, была смеховая культура. В смехе средневековый человек ощущал победу над страхом. Эта победа была эфемерной, “за ней следовали будни страха и угнетения, но из этих праздничных просветов человеческого сознания складывалась другая неофициальная правда о мире и о человеке” (М.М. Бахтин).

В позднем средневековье структура личности стала меняться. Единство и централизация средневекового общества ослабевали. Стало расти значение капитала, индивидуальной экономической инициативы и конкуренции, зарождался новый денежный класс. Подъем городов и развитие городского населения привели к новым духовным ценностям. Люди раннего средневековья были “безразличны” к времени, нередко не знали своего возраста, слабо различали прошедшее, настоящее, будущее. Временем не дорожили, т.к. оно ничего не значило на фоне вечности, к которой было устремлено религиозное сознание. В позднем средневековье время становится ценностью, им на- ' чинают дорожить. Интеллектуальное освоение времени и пространства, уси- ;

лившееся стремление к точности, рост потребности в знании и образовании изменяли картину мира. Система ценностей новых слоев переориентируется “с неба на землю”. Появляется идея чистилища, расположенного между адом

123

и раем, где мучаются временно, а искупив земные грехи, попадают в рай. У богатых появляется надежда на спасение. Таким образом, сдвиги в социальных и производственных отношениях стимулировали развитие теологии, вызывали изменения в умонастроениях, которые способствовали хозяйственному развитию.

В отличие от Ренессанса (Возрождения), являвшегося, по мнению большинства исследователей, элитарным явлением. Реформация (XVI в.) оказала существенное влияние на европейскую ментальность. Немецкий ученый М. Вебер считал протестантскую хозяйственную этику важнейшей предпосылкой становления капиталистических отношений. В идее спасения, принятой протестантизмом (в наиболее яркой форме его разновидностью -кальвинизмом), “избранность” человека Богом для спасения после смерти проявляется уже при жизни в том, что он наиболее удачлив в земных предпринимательских делах. Неудача в делах означает, что он навеки проклят Богом, не только на земле, но и на небе. Поэтому слова “счастливчик” и “неудачник” приобретали в устах протестантов новый смысл. Они становились клеймом, которое ставилось человеку на всю жизнь. С “проклятым” неудачником никто не хотел иметь дела. ЗЬоди боялись заразиться его неудачей. В эпоху, когда внешняя, общественная оценка деятельности человека была главной и ставилась гораздо выше внутренней, это заставляло людей уже с детства своим неустанным систематическим трудом, предприимчивостью, изобретательностью, финансовыми успехами убеждать окружающих в том, что он избранник Бога. Вместе с тем в протестантизме страсть к наживе сочеталась с религиозным аскетизмом. На земные радости и блага, на все наслаждения, даруемые деньгами, был наложен запрет. Боязнь прогневить Бога заставляла соблюдать моральные нормы, трудиться честно и справедливо.

Новое время. Средневековый образ мира и обусловленный им ментальный настрой человека начали разрушаться в XIV в. Этот процесс продолжался в течение XV и XVI вв., а в XVIII в. принимает очертания новая картина мира. В политике меняются и основания, и мерила оценки. Если в средние века политика включалась в общий нравственно-религиозный порядок, в целостность государства и церкви как двух форм Божьего владычества на земле, то в Новое время политическая деятельность заключает свои нормы лишь в себе. Глубокие изменения происходят в космологических воззрениях, в представлениях о мире как целом. Прежде мир представлялся ограниченной величиной, теперь же мир начинает расширяться, Земля перестаёт быть центром мира.

В Новое время складывается рациональный и дисциплинированный индивид капиталистического хозяйства и гражданского общества. Рационализация означала вытеснение из человеческого действия всех не способствующих достижению поставленной цели элементов, в первую очередь эмоций (М. Вебер). В производственной сфере постепенно формировался

124

дисциплинированный работник. В XVII - XIX ап. это достигалось 1рубыми принудительными методами, больше напоминавшими дрессировку. Однако важным было ю, что капитализм мог стать экономическим строем и Запад­ной цивилизации н немалой степени благодаря тому, что рационализация, дисциплина, навык улучшать и подсчитывать проникли в массы.

Одновременно появляется характерное для Нового времени сознание личности. У человека пробуждается чувство “человечески исключительно­го”. (Р. Гвардини). Появляется самовластный, отважный человек, движимый разумом, ведомый фортуной (удачен), получающий в началу славу и нч-вестиость. Если в средние века человек прежде всего оставался божьим тво­рением, призванным исполнять высшую волю, то в Повое время пробужда­ется ощущение своего “Я” другого рода. Это “Я” становится критерием ценности жизни (Запад и Восток.. .С.73).

Мептальность Нового времени не исчезла н в XX веке. Рыночная эко­номика, трудовая мораль, социально-политические институты европейских пародов приннипиалыю нс изменились в текущем столетии. Для западной менталыюсти характерно представление о линейном, быстро текущем вре­мени. Прошлое свершилось, в пйм ничего нельзя изменить, оно лишь мате­риал для извлечения уроков, для патриотизма и национальной гордости. Че­ловек является активно действующим лицом в настоящем, он может и дол­жен влиять па ход событий, на жизнь общества. Будущее лишь предстоит, оно неизвестно, по человек своей активной деятельностью в настоящем мо­жет в той мере, в какой ему это доступно, подготовить будущее. Обществен­но признанная необходимость постоянного развития превратила инновацию (“нововведение”) в высшую ценность. Западное общество проникнуто духом обновления. Для общества данного типа характерен индивидуализм, приори­тет личности безусловен. Общественное сознание воспринимает мир только в реальности, оно рационально, свободно от давления рслти иозной догмати­ки в решении практических вопросов. Цели деятельности человека носят прагматический характер. Вместе с тем и христианские ценности играют важную роль в западной ментальпости. Они выступают как идеал, к которо­му надо стремиться. Сфера безраздельного господства религии - это общест­венная мораль, распространяющаяся как на сферу личных взаимоотношений, так и на деловую жизнь (Семенникова Л.И. Указ. соч. С.64-66).

Характерные черты российской менталыюсти. Истоки отечествен­ной менталыюсти следует искать на ранних этапах формирования россий­ской цивилизации. В значительной степени на неё повлияли особенности природной среды. В Западной Европе плотность населения, интенсивность обмена и ограниченность природных ресурсов способе “вовали интенсифи­кации хозяйства, стремлению к нововведениям. В России большое простран­ство зоны расселения в совокупности с довольно низкой плотностью населе­ния долгое время создавали возможность вовлекать в хозяйственный оборот

125

природные богатства земли. Все это породило привычку к экстенсивному потребительскому отношению к природным ресурсам. На первое место выходили количественные, а не качественные критерии.

На трудовые навыки русского народа повлияли и климатические условия. Если в Европе более длительный цикл сельскохозяйственных работ приучал к неторопливой систематичности в труде, то в России сжатые сроки летней страды приучали людей к предельному напряжению сил, вырабатывали способность провести огромную работу в предельно краткие сроки. В свою очередь долгая зима способствовала неторопливо-пассивному отношению к труду. Эта трудовая установка выработала другую ценность - терпеливость, стремление перетерпеть жизненные невзгоды. Коллективный характер труда в ходе колонизации земель способствовал выработке коллективистских ценностей и слабому развитию индивидуализма и инициативности, появление которых связано с более поздними процессами в российском обществе и влиянием европейских ценностей. Ориентация на потребности коллектива воспитывала умение отказывать себе во имя общих интересов. Жизнь воспринималась как исполнение долга, бесконечное преодоление трудностей. Уверенность в том, что обстоятельства чаще выступают против человека, чем на его стороне, сформировало в русском народе такие качества, как упорство и изобретательность в достижении поставленных целей

Важнейшим фактором, определяющим ментальные ориентиры, являются религиозные верования. Некоторые ученые считают религию наряду с языком главными силами, цементирующими ментальность. В связи с этим необходимо обратиться к религиозным верованиям древних славян.

В основе представлений древних славян о жизни лежало понятие судьбы. С ним связывались представления о счастье (доля) и несчастье (недоля), удаче и неудаче, победе и поражении. Примечательно то, что в понимании “судьбы” как “доли” отражались общинные, коллективистские взгляды славян, воспринимавших собственную судьбу лишь как часть общей судьбы рода или племени. В отличие от древних греков, веривших в предопределенность судьбы, славяне считали, что судьбу можно переделать, умилостив Бога жертвоприношениями. Не менее важным было противопоставление жизни и смерти, которое связывалось с природными циклами и явлениями (весна -зима, огонь - влага, солнце - луна, день - ночь). Смерть выступала в виде важнейшей антиценности, объединявшей вокруг себя все злые силы.

Добро и зло были связаны с ориентацией в пространстве. Мир делится на правую и левую части. До настоящего времени принято, чтобы не сглазить, плевать через левое плечо - там стоит дьявол. В связи с этим возникло представление о правде и кривде, правоте и неправоте, прямом и кривом пути. Позже эти языческие представления стали распространяться на высшую власть. Царь был не только главой государственной власти, но и носителем

126

“правды”, “отцом” народа. Под его попечением вся страна считалась большой семьёй, в которой господствуют идеалы смирения, дружелюбия, совестливости и милосердия. Отсюда неразличение государства и общества, народа. Государство рассматривалось прежде всего как благоустройство жизни общества. Такие представления становились основой наивного монархизма.

Правде на уровне индивидуальных ориентации соответствовало понятие “воли”. Оно существенно отличалось от западной “свободы”. Свобода - понятие историческое, её можно обрести или потерять. Она заключается в праве делать то, что позволено или не запрещено законом. Воля же является последней защитой человека от внешнего угнетения. Она или есть, или ее нет. В случае,если государство становится оплотом “неправды”, несправедливости, угнетения, под флагом “воли” ведётся борьба за переустройство общественной жизни, за возвращение к “правде”.

Тысячелетняя история России была не только процессом собирания земель, но и формированием этнического типа. На восточнославянскую основу наложились финские, тюркские, монгольские и другие этнические наслоения. Это, с одной стороны, определило особую стойкость её генофонда, сформировало такие черты национальной ментальности, как способность концентрировать духовные и физические силы, терпеливо переносить напас-тия и бедствия, выработало привычку к “сверхусилию”; с другой же - повлияло на внутреннюю противоречивость этнического типа. По мнению философа и богослова Г. Фёдорова, славянский и финский компоненты придали русским музыкальность, кротость, лёгкость, женскую мягкость; тюркская же основа способствовала тёмным страстям, меланхолии, жестокости, склонности к тоске и разгулу.

Важнейшим фактором, повлиявшим на формирование российской ментальности, стало принятие христианства. “Основные черты русского сознания, - писал социолог П. Сорокин, - и всей компоненты русской культуры и социальной организации, а также всей системы основных ценностей, представляли собой (...) воплощение положений христианской религии”. Вместе с тем для православия и католичества характерны различия в ценностных ориентациях. Католицизм признает человека существом греховным, поэтому снисходительно относится к человеческим слабостям. Это создавало меньше препятствий для социальной активности. Идеал человека у католиков - экстраверт, ищущий внешних, логических объяснений фактам жизни, стремящийся выразить себя в практической работе, желающий сделать окружающий его мир более упорядоченным и комфортабельным. В православии, напротив, считается возможным преодолеть в душе греховность человека. Ог верующих требуется не только соблюдение ритуалов, но и чистота душевных помыслов, моральное совершенство. Тип человека в православии - интраверт. Он ищет внутренних, духовных, чаще всего моральных и мистических объяснений фактам жизни; он хочет выразить себя не вовне, а внутри,

127

стремится не к преобразованию внешнего мира, приспособлению его для своих нужд, а к его одухотворению. Русское православие ориентировало человека на духовное преображение, стимулировало стремление к самосовершенствованию, приближение к христианским идеалам. Это способствовало появлению такого феномена, как духовность, но при этом православие не давало стимулов для общественного прогресса.

Значительное влияние православие оказало на политические ориентации. По мнению отечественного исследователя И.Н. Ионова, одним “из центральных понятий государственной идеологии Византии было понятие таксиса, сущность которого заключалась (...) в соединении земного и небесного порядков. Соединяющей силой была власть императора, нормальное функционирование которой во многом снимало напряжение (противоречие между сущим и должным, между земным и небесным порядком). Тем самым в православии власть “настоящего”, православного царя становилась гарантом возможности будущего “спасения” после смерти”. Перед человеком открывался политический путь “спасения”, выливавшийся в поиски “настоящего” царя, в коллективное движение к лучшему будущему, в идеи социальной справедливости. Силой, соединяющей сущее и должное, были харизматиче-ская власть, государство.

В результате взаимодействия архаических и православных ценностей сформировалась ментальная установка, ориентированная на недопущение компромиссов. В православии получил подтверждение коллективистский идеал русской культуры. Понятие правды было переосмыслено в христианском смысле как божественный идеал духовного совершенства и социальной справедливости. Но в отличие от католического подхода, который искал связи между идеалом и повседневностью, стремился находить компромиссы между ними, православие отделяло идеал от повседневности, противопоставляло их. В результате ценности повседневности - право, деловитость, собственность, получившие в западной цивилизации подкрепление в католической вере, на Руси были противопоставлены идеалу правды. Таким образом, православно-христианская идея не только стимулировала лучшие качества национальной ментальности (открытость, доверчивость, бескорыстие, самоотверженность, широту души), но и возводила в достоинства и добродетели то, что объективно закрепляло историческое отставание: пассивность, покорность, отрицательное отношение к богатству, уравнительные стремления

Среди особенностей исторического развития, повлиявших на российскую ментальность, необходимо отметить монголо-татарское иго, имевшее не только социально-политические, но и важные социокультурные последствия. В этот период в российскую политическую культуру вошло понятие

128

абсолютной деспотической власти, воплощённой во власти ордынского хана. Под влиянием специфических азиатских правовых норм и способов наказания у русских размывалось традиционное представление о карающей власти общества и ограниченности княжеского права наказывать людей. Карающей силой стало не общество, а государство в лице палача. В условиях ига исчезло представление о необходимости баланса прав и обязанностей. Обязанности по отношению к монголо-татарам исполнялись независимо от того, давало ли это какие-нибудь права. Это коренным образом расходилось с сословной моралью Запада, где обязанности были следствием определенных прав, предоставленных человеку. В России ценность власти стала выше, чем ценность права. Власть подчиняла себе понятия права, собственности, чести, достоинства.

Социально-исторические корни российской ментальности обусловлены тем, что большая часть истории России была связана с доиндустриальпыми формами жизни, сельской общиной. В условиях сельскохозяйственного производства жизнь человека протекала в непосредственном общении с общиной, “миром”, с которой он был связан отношениями взаимной ответственности, круговой поруки. Растворённая в общине личность чужда самостоятельности, новациям, она следует патриархальным традициям, нормам поведения. Специфика российских социальных условий определялась и затянувшимся господством феодальных отношений, крепостного права. Это не только тормозило общественный прогресс, но и было причиной раскола общественного самосознания. Как отмечал Н.А. Бердяев, русская жизнь была построена на “разрывах”: власть и народ, народ и интеллигенция, интеллигенция и власть. Самодержавная власть охраняла и укрепляла крепостное право, но желала выглядеть силой, пекущейся о народе в духе идеологии триединства: “самодержавие, православие, народность”. Народ, многомиллионное “мужицкое царство”, с одной стороны, терпеливо сносил царско-помещичью опеку и “безмолвствовал”, с другой - в нём зрела своя “правда” о том, что земля “божья” и поэтому должна принадлежать всем: это и порождало периодические бунты.

Особую роль в формировании российского менталитета выполняла культура. Она выступала фактором консолидации нации, собирания её сил. Русскую культуру отличали высокое гражданское чувство, патриотический дух, вера в будущее России, её особый путь, особую миссию в мире. В ней духовный тип России противопоставлялся Западу. Запад - это мир рационализма, хищничества, бездуховности, обладает внешней правдой: разумом, логикой; ему принадлежит прошлое и настоящее; Россия - это царство истины, бескорыстия, обладает внутренней правдой: верой, любовью; за неё будущее. В русской культурной ментальности взаимодействовали как западные, так и восточные начала. Н.А. Бердяев определял российскую культуру как посредницу во взаимоотношениях двух типов культур, цивилизаций, а

129

Ф.М. Достоевский писал о “всемирной отзывчивости” русской души. Однако восточное начало в русской культуре лидировало; это определялось влиянием православно-христианской традиции, усвоенной от Византии. Отсюда особый дух нашей культуры - готовность к всечеловеческому единению, покаянию, “самообнажению” и беспощадному самосуду. Но будучи готова к “всечеловеческому единению”, российская культурная ментальность не создала почвы для согласования различных социальных интересов, диалога политических сил внутри страны, и это сыграло свою роковую роль в усилении революционного ожесточения общества.

Таким образом, в процессе исторического и культурного развития России сформировались такие черты её ментальности, как доброта, отзывчивость, мягкость, терпеливость, упорство в достижении целей, изобретательность; бескорыстие, религиозность, жертвенность, веротерпимость, миролюбивость; максимализм, устремленность к абсолютным социальным ценностям и равнодушие в случае отказа от них; общинность, уравнительность, отказ от индивидуальной свободы в пользу коллективности, народовластия;

патриархальное отношение к власти, её сакрализация; патриотизм, государственность, сочетающаяся с анархизмом, нигилизм и стремление разрушить прошлое “до основания”, обусловленные идеологией возмездия, социальной мести и др.

Максималистские установки и нигилистические интенции российского менталитета позже нашли своё продолжение в большевистском разрыве с прошлым, в пренебрежительном отношении к настоящему, в устремленности к “светлому будущему”. Традиционный общинный менталитет, по мнению некоторых историков, стал благоприятной почвой для утверждения коммунистической идеологии, оказал существенное влияние на экономический и социальный быт советского общества.

130