Распространение биомедицинской модели психических расстройств устойчиво ассоциируется с процессом дестигматизации. На первый взгляд, идея о том, что психическое расстройство – это результат химического дисбаланса, такое же заболевание, как и любое другое, действительно, способствует меньшей стигматизации пациентов. Западные профессионалы предложили термин «грамотность в области психического здоровья», определяющий степень соответствия знаний респондента биомедицинской модели. Исследование, проведенное под эгидой Всемирной психиатрической ассоциации в 1997 году (Watters 2010: 80), называло респондента «знающим» и «образованным», а также «доброжелательным и поддерживающим психически больных» в том случае, когда он/она определял(а) психическое расстройство как «такое же расстройство, как и многие другие». Логика подобного утверждения, в самом деле, кажется неоспоримой: если психическое расстройство вызывается нейромедиаторным дисбалансом и его возникновение не зависит от стиля жизни, влияния сверхъестественных сил или осознанного выбора, то пациент защищен от стигматизации. Более того, общественное мнение не будет возлагать на пациента с психическим расстройством ответственность за эффективность терапии, клеймя его/ее за недостаточно сильное желание выздороветь.

Исследования показывают, что в течение последних пятидесяти лет мировая научная общественность прочно усвоила биомедицинскую модель этиологии психических расстройств и успешно распространила ее не только в США и странах Западной Европы. Можно с уверенностью утверждать, что радикальное изменение представлений в сфере психического здоровья свидетельствует о невероятных усилиях профессионалов, НПО, правозащитников и, несомненно, фармацевтических компаний.

К сожалению, пока специалисты в области психического здоровья выигрывали концептуальное сражение, битва против стигмы оказалась проиграна. Исследования, проведенные в США между 1950-ми и 1996-м годами, продемонстрировали, что уровень восприятия опасности пациента с психическим расстройством неуклонно возрастал. Похожие исследования, проведенные в Германии, показали сходные результаты: желание держаться подальше от людей с психическими расстройствами прогредиентно увеличивалось между 1990 и 2001 годами (Watters 2010: 95). Попытавшись выяснить причины растущего негативного отношения к пациентам, страдающим психическими расстройствами, исследователи пришли к парадоксальному заключению: среди респондентов, не желающих общаться с пациентом по причине его/ее непредсказуемости и опасности для окружающих, оказывались именно те, кто успешно адаптировал биомедицинскую модель.

Этот неутешительный вывод был сделан после многочисленных повторных исследований, проведенных во всем мире. Проблема негативного воздействия биомедицинской модели на процессы дестигматизации, как объясняет это явление Этан Воттерс, состоит в том, что «мозг представляется значительно более поврежденным в случае, если результатом повреждения становятся биологические причины либо генетические факторы, по сравнению с повреждениями, которые вызываются жизненными событиями. Драматический эксперимент профессора Шейла Мехта (Mehta, Farina 1997) наглядно ответил на вопрос, каким образом представления о причинах психического расстройства могут трансформироваться в особенности взаимодействия с пациентами. Дизайн исследования напоминал классический эксперимент Стэнли Милгрэма: участник знакомился с «учеником» – в действительности ассистентом экспериментатора, и перед началом обучения «ученик» информировал «учителя» о том, что страдает психическим расстройством. Независимой переменной служила добавляемая «учеником» информация о том, что его/ее психическое расстройство генетически опосредовано и связано с химическим дисбалансом в головном мозге (медицинская модель), либо о том, что расстройство вызвано определенными событиями, которые произошли с «учеником» в раннем детстве (психосоциальная модель). В процессе обучения «ученик» должен был усвоить простые последовательности нажатия кнопок. За неправильный ответ «ученик» наказывался ощутимым, но безопасным ударом электрического тока, причем решение о необходимости наказания выносилось «учителем».

Анализируя полученные данные, Мехта обнаружила драматические различия между двумя группами участников: те, которым было представлено биомедицинское объяснение возникновения психического расстройства, значительно чаще наказывали своих «учеников» за неправильные ответы, чем те, которым была предоставлена психосоциальная объяснительная модель. Позже она писала, что «отношение к пациенту как к носителю химических аберраций головного мозга дегуманизирует человека с психическим расстройством, превращая его в физически отличного от других… почти в иное существо» (Mehta, Farina 1997: 412).

В книге «Культура и депрессия», Клейнман и Гуд (Kleinman & Good 1985), цитируя антропологов, психологов и психиатров, ставят под сомнение валидность биомедицинской модели психических расстройств. Авторы настойчиво рекомендуют не забывать о позитивных моментах использования других моделей, – например, психосоциальной, которая более успешно, чем биомедицинская объясняет стереотипы предъявления соматических жалоб, варианты определения плохого настроения в различных культурах, уникальные идиомы, описывающие настроение и признаки дистресса.