ВОЙНА С ЯПОНИЕЙ 1904—1906 ГОДОВ И ПЕРВАЯ СМУТА

начались аграрные беспорядки. Осенние ночи 1905 года озарились факелами горевших помещичьих усадеб и эко­номии на всем протяжении от Балтийского моря до Волги. И всюду дорогу анархии и начинавшемуся развалу засту­пали верные своему долгу императорские войска. Бунты латышей Прибалтийского края, лодзинские беспорядки, восстание Свеаборга, черноморские бесчинства были жес­токими ударами по ослабевшему организму России, но этот организм был еще, к счастью, прикрыт стальной кольчугой. Генерал Каульбарс усмирил юг России, адмирал Чухнин удержал Черноморский флот, заплатив за это жиз­нью. В Сибири анархия (бунты запасных, железнодорож­ные стачки, проявление сепаратизма) была прекращена энергичными действиями шедших друг другу навстречу генерала Меллер-Закомельского и Ренненкампфа.

«Осиным гнездом» всей России в эти смутные годы явился Кавказ. Несколько недель (декабрь 1905 года, ян­варь 1906 года) там шла настоящая война. Пяти дивизий округа оказалось недостаточно, и из Киева спешно была ту­да переброшена 33-я пехотная дивизия. Пограничный Ки­евский округ остался почти совсем без войск. Большевист­ская пропаганда имела огромный успех среди грузинского и армянского населения. Тут же разгорались и сепаратист­ские стремления, а целые уезды и губернии терроризирова­лись шайками «экспроприаторов». Среди особенно пред­приимчивых экспроприаторов отметим Джугашвили-Сталина и Валлаха-Литвинова. Положение здесь оставалось напряженным до конца 1907 года.

В эти тяжелые годы сотни русских офицеров и солдат, тысячи стражников, жандармов и полицейских запечатле­ли своей кровью и страданиями верность Царю и предан­ность Родине, которую уже зацепил было крылом красный дракон. Воспитанные в великой школе Русской Армии, они ясным своим взором видели то, чего не дано было видеть ослепленной русской общественности. Одинокие на герой­ском своем посту, эти люди спасали свою страну, свой на­род, спасали тем самым и озлобленную общественность — спасали ее физически и за это не получали иной благодар­ности, как эпитеты «палачей народа», «кровопийц» и «нагаечников». Громкими и негодующими протестами встречала русская общественность смертные приговоры, выносившиеся военно-полевыми судами террористам,

116

117

ИСТОРИЯ РУССКОЙ АРМИИ

экспроприаторам и захваченным с оружием в. руках боеви­кам. «Не могу молчать!» Льва Толстого прогремело на всю Россию. Великий яснополянский лицемер тем не менее от­лично примирялся с нарядом стражников при боевых пат­ронах, охранявших его поместья от экспроприаторов.

Считая своим отечеством вселенную, русская передовая общественность не дорожила своей государственностью, бо­лее того — ненавидела ее и всю свою страстную ненависть переносила на защитников этой государственности — «на палачей народа», ставивших интересы своей страны выше своих личных. Этого последнего чувства русская радикаль­ная интеллигенция, воспитанная на эгоизме и партийно­сти, оказалась органически неспособной воспринять. Чрез­вычайно высоко расценивая себя, она с презрением и нена­вистью относилась ко всем, не разделявшим ее партийной окраски,— в отношении этих все было дозволено, их кровь можно было проливать в любом количестве. Десяток каз­ненных террористов были «светлыми личностями». Тысяча же мужчин, женщин и детей, разорванных их бомбами, ни­какой человеческой ценности в ее просвещенных глазах не представляла. В лучшем случае, это была только «чернь», как передовая интеллигенция неукоснительно называла русский народ всякий раз, когда он не разделял ее взгля­дов. 9 января 1905 года было убито и ранено тридцать ма­нифестантов — и этот день был наименован «кровавым во­скресением». В февральские и мартовские дни 1917 года было растерзано пять тысяч — и революция была наимено­вана «бескровной». Ни арифметика, ни логика не помогут нам разобраться в этих эпитетах, но мы прекрасно их пой­мем, когда увидим, что кровь в этих случаях была разная: «эта» кровь была священна, «ту» можно было проливать, как воду...

В годы, предшествовавшие взрыву 1905 года, а особенно в смутный период 1905—1907 годов, революционерами бы­ло затрачено много усилий на пропаганду в армии и флоте: подбрасывались прокламации, организовывались «ячей­ки» . Усилия эти лишь в немногих случаях увенчались ус­пехом. Так, например, в одном гвардейском полку взбунто­вался батальон. В одной из самых лучших дивизий россий­ской пехоты, стоявшей на Кавказе, обнаружились ячейки террористов — тут были убиты командиры двух полков и восемь офицеров в одном из них. Следует отметить случай­ный, чисто наносной характер этих инцидентов. Дивизия славилась своей доблестью в минувшие войны и блестяще действовала затем в Мировую войну. Все остальные сколько-

ВОЙНА С ЯПОНИЕЙ 1904—1905 ГОДОВ И ПЕРВАЯ СМУТА

нибудь кровавые беспорядки происходили в частях, возвра­щавшихся с Дальнего Востока,— зачинщиками их были за­пасные. Авторитет офицера был еще слишком высок, чтобы его могла поколебать агитация проходимцев со стороны. Бунтовали, главным образом, запасные, отвыкшие от строя. Брожение сказывалось сильнее во флотских экипа­жах, отчасти благодаря особенностям тяжелой морской службы, а также благодаря отсутствию лучшей части офи­церского состава, бывшей на Дальнем Востоке.

При комплектовании армии не обращалось никакого внимания на политическую благонадежность призывае­мых. В казармы сплошь да рядом попадал таким образом вредный элемент, правда, в очень небольших количест­вах. Триединый лозунг «за Веру, Царя и Отечество» по-прежнему вдохновлял как офицерский корпус, так и ог­ромное большинство солдатской массы. Его, однако, надо было развить в стройную систему государственного уче­ния — в противовес столь разработанным антигосударст­венным теориям.

В войсках существовала солдатская «словесность», но не было заведено «словесности» офицерской. Между тем роль офицера в стране чрезвычайно возросла с введением всеобщей воинской повинности — и чем дальше, тем росла все больше. Офицер был главной опорой русской государ­ственности, живым воплощением русской совести. Его надо было ориентировать политически, не оставлять его в по­темках. Офицерская работа — это работа в первую очередь миссионерская. Духовенство учреждало миссионерские курсы для подготовки борцов с неверием и сектантством. Такие же курсы, но политического характера, надлежало учредить для офицеров. Этого сделано не было — и в 1917 году русское офицерство, политически не ориенти­рованное и вследствие этого растерявшееся, не сумело овладеть положением. Сплочение воедино и политическая ориентировка офицерского корпуса стала насущнейшей из всех задач. Однако правительство эту задачу проглядело и не сумело сделать ни одного вывода из грозного пре­дупреждения, данного ему в 1905 году.

118