послать на Дальний Восток эти наши пограничные корпу­са, хорошо обученные и содержавшиеся в усиленном соста­ве? От них была отобрана артиллерия, и они в таком виде все равно не могли принести пользы на германской границе.

В упрек артиллеристам следует поставить их слабое знакомство с общей тактикой и требованиями пехоты, слишком часто жаловавшейся на недостаточную поддержку, л то и неподдержку ее усилий артиллерией. Этим дефектам способствовала как архаическая организация (командиры артиллерийских бригад подчинялись не начальникам ди­визий, а начальникам артиллерии корпуса), так и упомя­нутые тактические пробелы. В строю артиллерии не было офицеров Генерального штаба. Окончившие Николаевскую академию Генерального штаба пешие артиллеристы зачис­лялись по пехоте, конные — по кавалерии. Очень немногие из них получали затем артиллерийские бригады, в батареях же и в дивизионах не было таким образом офицеров с иысшим тактическим образованием. Прибавим к этому старую неприязнь, которую артиллеристы питали к Гене­ральному штабу,— неприязнь, еще усилившуюся после уп­разднения преимуществ «ученого канта».

Роль инженерных войск в общем была незначительной.

Полевой устав 1901 года, составленный при ближайшем участии М. И. Драгомирова и отводивший подобающую роль наступлению и частному почину, не успел привиться поискам. Многочисленные временные уставы и «наставле­ния» 80-х и 90-х годов не давали командирам никакой руководящей идеи. При таком недостатке тактического обучения особенно важным являлся вопрос тактического воспитания. Офицерский же наш состав — до старших на­чальников включительно — был со школьной скамьи вос­питан на примерах пассивной доблести защитников Сева­стополя и Шипки. В напряженной боевой обстановке эти пошедшие в плоть и кровь «подсознательные рефлексы» пе­ресиливали поверхностно усвоенный устав. Откуда — всег­дашний отказ от инициативы в критический момент боя, упущение золотых возможностей, безнадежное «стоять до конца», «обороняться до последнего патрона» в тех случа­ях, когда надлежало схватить уже поколебленного врага за горло, смести все перед собою неистовым движением вперед.

Японцы были противником высокодоблестным. Тради­ция, воспитание, весь уклад жизни их народа были

106

107

ИСТОРИЯ РУССКОЙ АРМИИ

направлены к развитию пламенной любви к родине, го­товности, не задумываясь, отдать свою жизнь для ее ве­личия. Высокий уровень народного образования делал пат­риотизм осмысленным, а военное обучение — легким. Си­стема воинского воспитания была направлена к закаливанию воли, развитию энергии, культивированию широкой инициативы. Тут сказалось прусско-германское влияние.

Подобно России за два столетия до того, Япония за­имствовала западную цивилизацию. Однако Мутсухито не повторил роковой ошибки Петра I. Он бережно от­несся к духовному лику своего народа, его самобытно­сти, его древним обычаям и не насиловал его души сле­пым и варварским поклонением всему иностранному. Взяв от Европы цивилизацию, японцы сохранили свою культуру. Они ревниво отстояли свое японское естество, свою духовную цельность и не уродовали их на гол­ландский, французский или немецкий образец. В этом отношении преобразователя Японии следует поставить выше полтавского победителя.

Японская армия, как мы видели, была воспитана на германских образцах, восприняв как хорошие стороны му­жественных германских доктрин, так и отрицательные, в том числе — предвзятость. Японцы исходили из двух софизмов: невысокого качества русских войск (изучая предыдущие войны России через германские очки) и ма­лочисленности их (нелепая предпосылка: «Русская армия в семь раз сильнее, но на театре войны силы будут равны»). За первый из них они поплатились кровавыми потерями — 225 000 убитыми и ранеными, за второй едва не поплати­лись проигрышем войны. Все их выкладки оказались никуда негодными — в исчислении сил противника япон­ский Генеральный штаб просчитался в начале войны вдвое, а затем и втрое. Вместо одной дивизии в месяц русские могли подвозить три. Превосходство в силах с первого дня войны и до последнего было на русской стороне и в конце войны стало двойным. Японцы не избежали бы разгрома, находись во главе русской армии вместо «папаши» Лине-вича полководец, достойный ее.

Японскую стратегию нельзя признать выдающейся. Она излишне осторожна и обнаруживает склонность уступать тактическим расчетам. Маршал Ойяма не сумел ни разу сосредоточить главные силы на главном направлении. В ре­зультате — слабая армия Куроки вынуждена оставаться пассивной зрительницей отступления русских от Ляояна,

108

ВОЙНА С ЯПОНИЕЙ 1904—1905 ГОДОВ И ПЕРВАЯ СМУТА

не будучи в силах перехватить его. Совершенно так же полгода спустя замрет на подступах к Мукдену недоста­точно сильная «ударная» армия генерала Ноги.

Из всех японских военачальников на первое место надо поставить Куроки, самое имя которого стало угнетать несчастного Куропаткина. Куроки порадовал Японию пер­вой победой при Тюренчене, сыграл главную роль при Ляояне, а Киузанским своим прорывом решил генеральное сражение всей войны. Он обнаружил отличный стратеги­ческий глазомер.

Войска были превосходны, и от них можно было тре­бовать сверхчеловеческих усилий. При Ляояне бригада Окасаки ринулась на два наших корпуса, зная, что под­креплений ждать неоткуда. О бригаде Намбу под Мукденом мы уже упоминали. В огневом аду Порт-Артура полки генерала Ноги сводились в роты, роты — в отделения, и уцелевшие кучки все с тем же энтузиазмом шли на верную смерть. Японские командиры считали вопросом чести справиться с врагом без помощи подкреплений, яв­ляя разительный контраст с иначе воспитанными русскими военачальниками, которые взывали о подкреплениях, не успев еще завязать боя.

Отношение японцев к русскому противнику часто можно назвать рыцарским. В официальных сообщениях японской Главной Квартиры неизменно встречаются фразы: «тела убитых русских воинов погребены со все­ми почестями», «русские офицеры преданы земле с от­данием особых почестей». Вспоминаются германцы, вы­ставлявшие на поругание трупы раздетых догола преоб-раженцев в Виленских боях 1915 года. Гамильтон был свидетелем искреннего восторга офицеров штаба Куроки при виде удачной хитрости одной из русских батарей (в ляоянских боях). «Европейцы или американцы рас­сердились бы»,— замечает он. «Нет никого лучше нас в атаке, нет никого выше вас в обороне,— говорили японцы портартурцам.— Если бы мы соединились, то завоевали бы весь мир!»

* * *

Благодаря плохому управлению победа не увенчала знамен маньчжурских армий. Но безграничная доброта Императора Николая Александровича вознаградила геро­изм и самоотвержение войск многочисленными боевыми наградами.

109

ИСТОРИЯ РУССКОЙ АРМИИ

БЫЛИ ПОЖАЛОВАНЫ ОТЛИЧИЯ В СЛЕДУЮЩИЕ ПОЛКИ:

9-й пехотный Староингерманландский полк — знаки на шапки за отличие 1904—1905 тт.; 33-й пехотный Елецкий полк — поход за отличие; 34-й пехотный Севский полк — георгиевские петлицы (имел за 1877—1878 гг.);

35-й пехотный Брянский полк — поход за отличие; 36-й пехотный Орловский полк — знаки на шапки за отличие 1904—1905 тт.;

53-й пехотный Волынский и 54-й пехотный Минский полки — георгиевские трубы за Мукден (имели за Зим-ницу и Шипку);

56-й пехотный Житомирский полк — георгиевские тру­ бы за Мукден;

57-й пехотный Модлинский, 58-й пехотный Прагский и 59-й пехотный Люблинский полки — знаки на шапки за Мукден;

60-й пехотный Замосцкий полк — георгиевские трубы за Мукден;

85-й пехотный Выборгский полк — георгиевское знамя за Туилинский перевал (Мукден);

86-й пехотный Вильманстрандский полк — знаки на шапки за отличие 1904—1905 гг.; 87-й пехотный Нейшлотский полк — знаки на шапки за взятие «Сопки с деревом»;

88-й пехотный Петровский полк — знаки на шапки за отличие 1904—1905 гг.;

97-й пехотный Лифляндсквй полк — георгиевские тру­ бы за Юхуантун;

98-й пехотный Юрьевский полк — георгиевские петли­ цы за отличие 1904—1905 гг.;

99-й пехотный Ивангородский и 100-й пехотный Ост­ ровский полки — поход за отличие 1904—1905 гг.; 121-й пехотный Пензенский и 122-й пехотный Тамбов­ский полки — поход за отличие 1904—1905 гг.; 124-й пехотный Воронежский полк — знаки на шапки за 1904—1905 гг.;

138-й пехотный Волховской полк — георгиевские трубы за отличие 1904—1905 гг. (имел за 1877— 1878 гг.);

139-й пехотный Моршанский полк — знаки на шапки за 1904—1905 гг. (имел за 1877—1878 гг.); 140-й пехотный Зарайский полк — георгиевские трубы за отличие 1904—1905 гг.;

145-й пехотный Новочеркасский полк — знаки на шап­ ки за Шаха;

146-й пехотный Царицынский полк — знаки на шапки за Гаудулинский перевал;

ВОЙНА С ЯПОНИЕЙ 1904—1906 ГОДОВ И ПЕРВАЯ СМУТА

147-й пехотный Самарский полк — знаки на шапки за Цуанвайче (Мукден);

148-й пехотный Каспийский полк — знаки на шапки за Шахэ;

161-й пехотный Александропольский полк — георгиев­ ский рожок за отличие 1904—1905 тт.; 162-й пехотный Ахалцыхский полк — поход за отличие 1904—1905 гг.;

195-й пехотный Оровайский и 196-й пехотный Инсар-ский полки — знаки на шапки за 1904—1905 гг. Многочисленные резервные части, получившие отличия за 1904—1905 гг. и расформированные в 1910 г., пе­редали их образованным из нх состава либо укомплек­тованным ими полками 47-й, 48-й пехотной и 11-й Си­бирской стрелковой дивизий. Стрелковые:

1-й стрелковый полк — знаки на шапки за отличие 1904—1905 тт.;

4-й стрелковый полк — знаки на шапки за Мукден и отличие 1904—1905 гг. (имел за 1855 г.); 6-й стрелковый полк — георгиевское знамя за отличие 1904—1905 гг.— о награждении этого доблестного пол­ ка особенно ходатайствовал маршал Куроки; 7-й стрелковый полк — знаки на шапки за отличие 1904—1905 гг.;

17-й и 20-й стрелковые полки — знаки на шапки за отличие 1904—1905 гг.;