Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Впервые я повстречал Карло летом 1975 г., когда он обратился в Цюрихскую клинику, где я работал. Несмотря на свою занятость, его отец сопровождал сына. Мать Карло, не имея никакой работы и хлопот по хозяйству, зная, что не увидит Карло довольно долго, все же осталась в Италии.
Карло приехал в клинику из-за проблемы с наркотиками, проблемы достаточно серьезной, чтобы прийти к выводу, что разобраться с ней можно только в закрытом и защищенном месте, жертвуя свободой повседневной жизни. Он был наркоманом около трех лет. Так как он нюхал «нитро» (так он называл тонкие пластинки из краски, сделанные из толуола и ксилена), можно с уверенностью исключить существование какой-либо субкультуры, связанной с этим видом наркотиков, особенно в глубинке в окрестностях Милана, где жил Карло.
Мы знаем, что когда наркотик начинает распространяться в современной культуре, наша культура не может ни официально принять его ни искоренить. Вот почему на практике доминирующая культура вынуждена мириться с существованием некоторых субкультур, пока они не причиняют большие неприятности. Через культ определенного наркотика, через свой этический код, правила и язык группа, образовавшаяся вокруг этого вещества, удовлетворяет потребность в посвящении, подавляемую в повседневной жизни. Тот факт, что путь к посвящению находят маргинальные группы, совсем не говорит об их особой чувствительности. Потребность в трансценденции естественным образом сильнее выражена у тех, кто «на обочине» общества, чем у рядовых членов.
Карло, однако, выстроил свои собственные ритуалы, а не групповые. Вообще-то, слово «строить» — неточное, так как оно создает впечатление, что эго выполняет эту работу. На самом деле, вся субкультура обрядов и ритуалов постепенно всплыла из бессознательного Карло, и его эго было лишь посредником, переводящим бессознательные архетипические образы в коммуникативные формы — в слова.
Карло выбрал свой наркотик совершенно неосознанно. Он не знал, как и почему этот наркотик действовал на его психику, он совершенно не осознавал опасность и непоправимый физический вред от его потребления. И хотя это вещество было современным промышленным продуктом, оно гораздо лучше играло архетипическую роль экзотического и сакрального наркотика, чем марихуана, так широко распространенная у поколения Карло.
Отец Карло работал из последних сил, чтобы достичь успеха в бизнесе. У него бы была небольшая фабрика на Севере Италии рядом с Миланом. Он не признавал, возможно, не осознавал, что ситуация в семье стала неблагополучной. Если проводить аналогию между его личной проблемой и более широкой культурной проблемой, то можно сказать, что он вскормлен промышленной, прагматической и ориентированной на успешность культурой. Но за этим фасадом можно узреть средиземноморский архетип «Великой матери» со всей его меланхолией и неодолимым роком. За верой в эго отец Карло прятал ощущение беззащитности перед силами бессознательного. Юнгианскими терминами можно сказать, что у этого человека тревожная анима. Тревожная, проблемная анима отца Карло в большей степени, чем его мать повлияла в качестве фемининного элемента на жизнь Карло.
Матери Карло был сорок один год. У нее было трудное детство, и она выросла избалованной нерешительной женщиной с раздражительным характером и ипохондрией. Финансовое состояние мужа позволяло ей оставаться дома и иметь целый штат прислуги. Но даже самые малые обязательства, казалось, были выше ее сил. Ситуация стала взрывоопасной, когда родился Карло. Карло, ее первый ребенок, был с рождения болезненным и часто будил ее по ночам. Она просидела с ним шесть месяцев, а затем отдала его своей матери, живущей в южной части Тироля рядом с австрийской границей.
Родная бабушка Карло была полной противоположностью его матери. Ее образ для всей семьи был окружен мифами, а муж считал ее «святой». Она родилась в аристократической австрийской семье и обладала сильной верой и большим терпением. О ней говорили, как о персонаже старых добрых времен» в самом лучшем смысле этого сравнения. Она была самым важным человеком в жизни Карло. Она все еще остается его архетипическим проводником, ко-гда он замыкается в мире своих фантазий. Ее смерть была единственным тяжелым потрясением, которое когда-либо пережил Карло. Дед Карло был итальянцем, недоверчивым и холодным человеком, некоторые люди говорили о нем, как о ненормальном. Он не ладил со своей женой.
После того, что мать Карло пережила с первенцем, она не хотела иметь детей в течение десяти лет. Затем она родила дочь, которой исполнилось десять лет, когда я познакомился с Карло. Она постепенно становилась похожей на свою мать, перенимая истерический тип поведения. Спустя три годa родился еще один ребенок. Мать Карло заявила, что она абсолютно не способна заниматься этим ребенком, и его почти полностью передоверили няне. С рождения последнего ребенка у матери и отца Карло прекратились сексуальные отношения, но легко догадаться, что и раньше они были редкими и неудовлетворительными.
Невротическая структура семьи, как мы уже говорили раньше, окружает многих наркоманов. Создается впечатление, что у родителей, прекративших сексуальные отношения, и раньше не было особенной близости. По-видимому, отец посвятил весь свой «эрос» детям, а мать направила свои чувства к друзьям своих детей. К тому времени у Карло были уже повзрослевшие друзья, а его мать все еще была довольно молодой и привлекательной, она флиртовала и кокетничала с ними.
Естественно, я узнал это не сразу и не от отца Карло. Кажется, он и не предполагал ничего подобного. Информация постепенно поступала из бесед с Карло, по мере того как он стал больше доверять нашим аналитическим отношениям.
О флирте своей матери Карло рассказывал мне с большой горечью. Ему было больно не только из-за ее вероломства по отношению к отцу, но и из-за того, что мать использовала его в своих целях. Чтобы не вызывать подозрений, она часто выходила в свет со своим сыном и начинала флиртовать в его присутствии. Когда это происходило, Карло ненавидел себя больше, чем мать. Но мать ему была так нужна, что он готов был принимать эти уловки только, чтобы чувствовать, что и она нуждается в нем, и пользоваться редкими случаями быть с ней рядом. Однако, этот компромисс становился слишком унизительным для него, и вероятно по этой не осознаваемой причине, он начал чувствовать глубокий стыд. Позвольте продолжить изложение событий, как они развивались дальше.
В то время Карло было двадцать лет. Он был высоким, красивым, атлетически сложенным молодым человеком. Пока он находился в клинике, его тело заметно изменилось. Каждый день он часами занимался бодибилдингом, особенно работая над грудной клеткой, которая постепенно увеличивалась и крепла, хотя, по сравнению с торсом ноги у него были длинными и худыми. Здесь уместно вспомнить теорию Адлера о «неполноценности органов»1 (A.Adler. Studie uber Minderwertigkeit von Organen. Vienna: Ugban & Schinwarzenberg. 1907). Родители Карло часто болели бронхитом, а сам он с рождения был астматиком. Еще в детстве из-за бронхитов доктора прописали ему горный воздух. Постепенно он преодолел болезнь, но благодаря удачной сверхкомпенсации. Его грудь и легкие явно стали самыми сильными и центральными элементами его взрослого телосложения. По-видимому, они так же играли важную роль в его психической структуре. Как будет видно позже, Карло стал одержимым архетипом пророка или шамана. Он выбрал для самопосвящения только тот наркотик, который можно было вдыхать. Когда Карло входил в транс, его дыхание становилось глубоким и шумным. Связь между его измененным дыханием и состоянием транса была такой, что Карло часто мог впадать в визионерское состояние, просто применяя этот особенный тип дыхания.
Конечно, не все можно интерпретировать чисто психологически. Определенную роль играют и органические явления. Серьезная интоксикация веществом «нитро» должна была изменить дыхание Карло. В свою очередь, усиленное дыхание также должно было вводить его в транс при отсутствии «нитро», так как избыток кислорода вызывает измененное состояние сознания. Но даже, если объяснить таким образом его трансы с потерей сознания, это не дает ключ к пониманию шаманского визионерского мотива в его практике. Потеря сознания приводит к появлению архетипического содержания, заполняющего образовавшийся вакуум.
Но какое именно будет содержание, зависит от предшествовавшей ситуации и других сложных факторов. Можно предположить, что если шаманы и сам Карло «летают» во время экстаза, их связь с окружающим миром сконцентрирована на контакте с воздухом. Во время транса Карло почти полностью терял осязание, тогда как обоняние сохранялось.
Давайте рассмотрим, как проявлялись психологические особенности Карло в детстве. Как уже упоминалось, в шестимесячном возрасте его отправили к бабушке для лечения бронхита, а также из-за неспособности матери заботиться о нем. Горный воздух Доломитов и близость любимой бабушки сотворили с Карло чудеса. За три года он совершенно выздоровел. Его психологическое развитие пошло нормальным образом, хотя он стал довольно интровертированным. Уже в раннем детстве Карло пережил опыт радикального возрождения, как в своей внутренней жизни, так и в отношениях с окружающими.
Позже Карло отправили к родителям в Милан. Ему было очень сложно адаптироваться, даже говорить по-итальянски (на юге Тироля, где преобладало австрийское население, самым распространенным был немецкий язык). Вместо того чтобы адаптироваться, Карло все больше отдалялся от всех. К тому времени ему исполнилось четыре года. Если бы тогда его осмотрел детский психиатр, ему без сомнения поставили бы диагноз: частичный аутизм. Именно тогда Карло впервые днем, при белом свете начал впадать в архетипическое психическое состояние подобное тому, что люди обычно могут испытывать только ночью во сне.
Принимая расслабленное положение. Карло сосредотачивал внимание на определенной части головы. Неожиданно он понимал, что может разговаривать с духами (обычно с умершими людьми) и с «тринадцатью чувствами». Временами это были его внетелесные ощущения, а иногда персонификации этих ощущений. Попадая в другое измерение, Карло мог видеть свое будущее.
Эти опыты продолжались около двух месяцев. Карло понимал, что имеет дело с полным опасностей могущественным миром, и ему придется либо разорвать с ним связь, либо он рискует стать сумасшедшим. Он сделал попытку вырваться из этого магического мира. По словам Карло, эти «беседы» с духами потрясающе точно предсказали определенные подробности его дальнейшей жизни. В равной мере производит впечатление то, что у него так много воспоминаний из раннего детства, что в таком нежном возрасте он достаточно осознавал риск психического заболевания.
Следует напомнить особенности личности шамана2 (M.Eliade. Rites and Symbols of Initiation, New York: Harper & Row, 1958; Shamanism, Princeton: Princeton University Press, 1964 (особенно главы I и II), а также глава IX из «Структурной антропологии» Леви-Стросса. У предполагаемого шамана с самого детства есть склонность к трансам и видениям. В юном возрасте у него часто возникает чувство, что у него есть особое призвание, и в то же время он страдает серьезными психическими нарушениями. Естественно, психическое нарушение само по себе не превращает человека в шамана, оно может быть причиной его способности к самолечению и самоисцелению.
В любом случае, Карло считали необычным ребенком, не таким как все. Он упорно пытался адаптироваться и стать нормальным», и в определенной степени это удавалось, но результаты (в школе, например) были в основном ниже среднего. Каждый раз, когда его отправляли к бабушке, он состояние улучшалось.
В одиннадцать лет Карло отправили в школу-интернат в южной части Тироля, чтобы он мог быть поближе к бабушке. Вскоре после этого она умерла, и он сразу же вернулся в Милан.
На этот раз оценки Карло в школе были ужасными. Он постоянно был рассеянным и, казалось, ничто его не интересует. Ему нужно было бы родиться заново, или просто родиться, так как казалось, что он родился «не полностью». Его физическое рождение было трудным, и впоследствии он рос в окружении, которое позволяло ему жить лишь наполовину. Он как бы застрял в лимбе, где вся обстановка не только не способствовала, но в действительности подавляла возможность индивидуального развития.
В восемнадцать лет Карло красил свой мотоцикл в непроветриваемом подвале. Запах краски вызвал его любопытства Он вдохнул его, и вдруг все старые образы вновь появились перед ним так же отчетливо, как четырнадцать лет назал (Карло был убежден, что связь с «другими измерениями меняется каждые семь лет. Мы, конечно, знаем, что числе семь считается магическим почти во всех культурах. Удивительно, насколько это оказалось важным, так как большие изменения произошли с Карло в возрасте двадцати одной: года.)
Опыт самопосвящения Карло в наркотики и интоксикацию был для него новым и неизвестным. Он так же означав разрыв с его прошлой жизнью. Его личность частично умерла и частично трансформировалась. Значение первого опыта интоксикации было описано в книге Де Миджола и Шентуба. Авторы утверждают, что «инициатическая встреча» и опыт «мифического» становятся моделью для последующих переживаний.
Карло начал регулярно спускаться в подвал, чтобы вдыхать «нитро». Успеваемость в школе стала еще хуже. Никто в его семье не знал о нитро. Его отец, верящий в исцеляющую силу упорного труда и воли, забрал Карло из школы и устроил на свою фабрику, в цех, выпускающий краску. К тому времени, когда отец понял свою ошибку, Карло уже знал все оттенки запахов различных красок, как гурман знает виноградные вина. (В своей манере говорить с прямотой и горячностью он однажды заявил мне, что глупо считать швейцарскую продукцию лучше итальянской, так как нитро-вещества, производимые компаниями в Милане и Пьемонте, гораздо насыщеннее, чем в Цюрихе).
В конце концов его отца осенила хорошая идея. Он отправил Карло в ювелирную мастерскую. Кажется, Карло всегда обладал талантом (возможно скорее техническим, чем духовным) к рисованию и изготовлению мелких скульптур. В клинике большую часть своей энергии он посвящал работе в мастерской. Но, к сожалению, было слишком поздно, и Карло стал использовать свою способность выражать себя творчески через образы, прежде всего, чтобы воплотить свои видения, вызванные нитро. Такое стремление запечатлеть видения (особенно те, которые возникают из-за наркотика) довольно распространена в племенах обоих Америк и примитивных обществах в целом. Эти рисунки придают видению законный сакральный статус, и позволяют связать с его с какой-нибудь фазой посвящения. Есть много аналогий между посвящением (особенно шаманским) и практикой Карло.
Наркотическая практика Карло длилась три года. В состоянии транса он получал инструкции от могущественных голосов, где и когда вдыхать нитро, а также какие обряды при этом соблюдать. Очень часто ему сначала виделась бабушка, которая действовала в роли доброго помощника. Практика Карло выполнялась поэтапно через три элемента, которые в его детских видениях были в смешанном виде:
— в течение первого года он разговаривал с «будущим» (он пояснил, что «будущее стало моим ежедневным хлебом»);
— в течение второго года он разговаривал с «тринадцатью чувствами»;
— в течение третьего года он разговаривал с духами и неземными существами.
Фазы, через которые должен пройти шаман, часто подразделяются на три: «три дня», «три года» и т. п.
Кроме того, Карло также встречался с «духами ветра» з своих трансах, и они уносили его на большие расстояния. Как известно, шаманам часто приписывается способность летать. Следовательно, их видения считаются не чисто внутренними, но полученными свыше физическими способностями.
В отношениях Карло с женщинами и его сексуальной ЖИЗНИ также усматривается определенная аналогия с шаманизмом. И его отношения, и его сексуальная жизнь были необычными. Казалось, что он сходил с ума и наивно влюблялся в некоторых женщин, но никогда не отваживался приблизиться к ним. У него были сексуальные опыты, но большей частью разочаровывающие, так как он часто оказывался импотентом (это можно объяснить органическими повреждениями, нанесенными веществом нитро, также как и его проблемы с памятью).
Больше всего на свете его безусловно интересовало только впасть в транс, чтобы получить видения, а затем иметь в своем распоряжении сверхъестественные силы.
Надо отдать ему должное, он никогда не стремился извлечь материальную выгоду из своих способностей. Однако, он был бы готов продать свою душу дьяволу (как мы увидим в третьей серии снов), чтобы обладать магической и экстрасенсорной силой, которую он обычно называл «психической силой».
Подобно целителю из примитивного общества Карло чувствовал призвание к этому пути, и он посвящал своим занятиям всю свою энергию, отвратившись от материального мира. Если вернуться к идеям предыдущей главы, потребительская идеология является антитезой посвящению, и приверженность первому несет поражение второму. Так что недостаток интереса к материальным ценностям у Карло становится более понятным и подтверждает, что потенциально он был истинным посвящаемым.
Как и врачующего колдуна, Карло интересовала магия исцеления, но он не гнушался и «черной магией». Карло жил в мире более «примитивном», чем так называемые «примитивные народы». Он прекратил выдавать неудобоваримый коктейль из психоанализа, парапсихологии и идей, почерпнутых из дешевых комиксов. Подражая языку, используемому в его клинике, он начал цитировать Фрейда и Юнга, и даже пошел дальше, беседуя с ними. Эти беседы, проходившие в трансе, были менее спонтанными, чем его другие видения и вероятно, скорее надуманными. Он также прошел через период, когда взрывался фонтаном идей касательно лечения других пациентов в клинике, но эти порывы были тоже непоследовательными и спорадическими. Он заявлял, что когда "вырастет" (психологически), то хочет стать аналитиком.
У Карло был сложный интенсивный психизм и чувствительность, частично истеричная, частично медиумическая, типичная для шаманов. К сожалению, он не мог найти адекватного современной культуре выражения для своих способностей. Ошибка заключалась не в нашей культуре, которая явно отличается и гораздо сложнее любой примитивной культуры, скорее это происходило из-за его собственных ограничений. Способ сообщения о своих визионерских состояниях и его психологические рассуждения были неправдоподобными. И он не прилагал усилий, чтобы их адаптировать, так как не осознавал их ущербность.
Карло «вылечится», бросив не только наркотики, но и прекратив сложные проявления своего необычного психизма. Он не смог интегрировать диссоциированные элементы своей жизни и отбросил их на полосу отчуждения. Он понял, что не способен быть шаманом, потому что не может по-настоящему исцелить самого себя.
Карло часто придумывал ритуалы и традиции, возлагая на себя обязательства по их соблюдению. Чтобы вдохнуть свой нитро, он уходил в безлюдные места, на вершину горы или холма, или в лес (здесь еще одна аналогия с шаманским посвящением). Он мог обустроить там священное пространство и декламировать молитвенные формулы, которые, однако, не всегда были одинаковыми. Затем он пропитывал тряпку нитро и держал ее у носа. Во время своих обрядов Карло не чувствовал ни тепла, ни холода (шаман тоже учится властвовать над температурой). Однажды он оставался в снегу несколько часов в легкой одежде.
Нередко его ритуалы сопровождались рвотой. Запах нитро может сам по себе вызвать тошноту, но у Карло рвота имела в большей степени психическое происхождение и бессознательно стимулировалась глубокой потребностью в очищении (мы знаем, что первой фазой возрождения является потеря и отречение). Интоксикация может вызывать рвоту, но не обязательно мечты о рвоте, которые долгое время приходили Карло после самой интоксикации.
Сновидения и исцеление
Мы уже кратко упоминали о некоторых снах Карло, а сейчас рассмотрим их подробнее. У Карло было много сновидений, но у меня есть лишь несколько записей о них, большей частью сделанных им самим. Некоторые записи, однако, неразборчивы, так как его почерк день ото дня совершенно менялся. Он иногда пользовался приемами стенографии.
Из-за недостаточного числа имеющихся в нашем распоряжении сновидений и природы самих снов, я чувствую, что невозможно проследить по ним реальное развитие к более зрелой личности или прогресс в клиническом смысле. Однако, представляет интерес наличие архетипических элементов. Следовательно, мы изложим подробно некоторые его сны не столько, чтобы осветить произошедшие с ним изменения, сколько для иллюстрации связи между «внутренними рассказами» Карло и некоторыми культурными процессами, которые он определенно не мог осознавать. Следует отметить, что Карло никогда не слышал о примитивных ритуалах, связанных с использованием наркотиков. На самом деле он был невероятно плохо информированной личностью, за всю жизнь он не прочитал ни единой книги, что отразилось на его учебе в школе. Он даже не смог бы дать четкое определение слову «ритуал».
Вот его одно из первых сновидений о полете:
«Я лечу на планере, возможно с отцом. Это биплан, старый, но надежно сконструированный. Земля очень далеко в низу, а я сижу в биплане на довольно опасном месте. После долгого полета я, наконец, приземляюсь. Я встречаюсь с создателем этого планера, который дает мне чертежи конструкции и разных деталей этого планера».
Здесь уже можно видеть бессознательную склонность Карло улететь подальше от земли, его пристрастие к риску, если не к настоящему саморазрушению. Он улетал в свой магический мир, не сохраняя контроль или возможность маневрирования, иначе, почему бы ему пришел образ планера, а не нормального самолета?
Из биографии Карло видно, что его отец не был подходящей фигурой для воспитания мальчика в приземленном смысле, в действительности, он был его союзником в отрыве от земли. И все же можно надеяться, что его встреча с конструктором выражает определенную готовность Карло интегрировать более ответственные мужские фигуры.
Теперь приведем еще один его сон, связанный с наркотиками:
«Я обнаружил себя на вершине высокого, крутого, опасного утеса. Передо мной лежат четыре банки нитро в форме креста вокруг костра. Я вижу газету и читаю заголовок: «Молодежь убивает себя краской нитро». Я сердито выбрасываю банки в море».
Здесь снова присутствуют опасные высоты и изоляция от мира. Стоит отметить сакральность архаичного ритуала (крест и огонь) и манящую близость смерти. Связь междуy смертью, священным ритуалом и огнем вызывает ассоциацию с жертвоприношением, которое как феномен является таким же архаичным и архетипическим как само посвящение.
Несколькими днями позже Карло увидел другой сон, не связанный с наркотиками, но все же представляющий
интерес, потому что показывает склонность Карло бросаться в архетипические переживания, даже очень опасные: «Я нахожусь в заброшенном замке. Здесь есть вампир, я не хочу в это верить, но чувствую его присутствие. Мне не удается убежать от него и перекрестить комнату, заполненную гробами. В одном гробу лежит ведьма. Существует легенда о том, что, если воткнуть гвоздь в гроб, то ведьма оживет. Какой-то мужчина встает между мной и гробом, защищая меня и всех других от пробуждения ведьмы».
Можно заметить, что ассоциации Карло связаны с его наивностью и недостатком реализма. Замок вовсе не является прототипом «нормального» здания, да и Карло не производит впечатления надежности и хорошей защищенности подобно замку. В целом, замок ассоциируется с чем-то необычным, сказочным, не относящимся к обыденному миру, как и сцены в его двух предыдущих снах. Следует также отметить, что к опасности, связанной с пробуждением ведьмы, он относится не ответственно, а с детским любопытством.
Конструктор планера, газетный заголовок и человек, мешающий пробуждению ведьмы, имеют что-то общее. Во фрейдистском толковании все эти элементы относились бы, без сомнения, к принципу реальности. Они также могли бы относиться к анализу и аналитику, но прежде всего, они были связаны с функциями самого Карло: функция защиты (третий сон), функция организации (первый сон) и функция адаптации к внешней реальности (второй сон). К сожалению, эти его функции включались только в экстремальных ситуациях. Мы могли бы сказать, что именно из-за активного вмешательства этих функций Карло в возрасте четырех лет пытался порвать с гипнотическим очарованием архетипов. Благодаря этим функциям у него появилась позже возможность, приложив большие усилия, вырваться из заманчивого мира «нитро».
В этом смысле его сны можно считать «пророческими». Они не содержат пророчества как такового, но демонстрируют его внутреннюю готовность к позитивному развитию. Однако, второй и третий сны показывают, что главную роль сыграет цензура, а не истинная эволюция. У меня возникло впечатление, что Карло спас себя от нитро, пожертвовав богатством своей бессознательной жизни, существовавшей в нем раньше, и уйдя в банальную буржуазную жизнь.
Такое часто происходит среди наркоманов, питающих склонность к насыщенным видениям. Создается впечатление, что, если им удается освободиться от наркотиков, то вся их энергия и сила расходуется на задачу вести нормальный образ жизни, где больше не будет места для интенсивного общения с бессознательным. Совершенно понятно, что аналитик, особенно юнгианский аналитик, может по-настоящему помочь в таком процессе освобождения от наркотиков.
Как уже упоминалось, аналитик не работает с проблемой физической интоксикации как таковой. С другой стороны, диалог с бессознательным (даже если он пока не приносит эффекта) в любом случае является тем принципиальным средством, которое аналитик использует в борьбе с психическим заболеванием. Поэтому понятно, что в определенных пограничных ситуациях и при отсутствии четкого понимания, что происходит, аналитики могут быть не уверены, что полное освобождение от наркотиков действительно является лучшим выходом для пациента. Даже медики временами пытаются снизить дозу наркотиков больному, а не отменить их полностью. Но врач принимает такое решение из прагматических соображений, так как понимает, что успешного результата невозможно достичь. Аналитик же может допустить ограниченное потребление наркотика по другой причине — если он видит, что полный разрыв с наркотиком нежелателен. Утратив привычное общение с бессознательным, пациент может остаться слишком уязвимым по отношению к нему.
Богатство бессознательной жизни, вызванной наркотиками, эстетическое и почти мифологическое очарование индуцированных образов не позволяют считать полное воздержание от наркотиков абсолютным добром. Возможно, нужно искать не полного разрыва с наркотиком, а «адекватной дозы», когда наркотик станет союзником. Подобная позиция оправдала себя с медицинскими препаратами. Для греков термин «фармакон» означал вещество творческое и ядовитое одновременно. Научные эксперименты с дозами различных веществ показали, что для медицинского лечения мог>-быть очень полезны некоторые явно токсические препараты
Здесь мы снова сталкивается с архетипическим соблазном, с архетипом «волшебной травы», который обсуждался в третьей главе. С ней связано архетипическое противоречие: ученик чародея получает ужасные результаты, даже используя хорошие силы, тогда как мудрец или опытный маг знает, как использовать даже злые силы для получения хорошего результата. Но активация этого архетипа приводит нас, аналитиков, к идентификации с мудрыми волшебниками. Даже будь мы мастерами в определении безопасных доз. не избежать реальной опасности, кроящейся в неосознании той архетипической силы, которая руководит пациентом в его различных ожиданиях, связанных с наркотиком.
Вернемся теперь к сновидениям Карло. Большинство его снов были связаны с полетом и содержали архетипические элементы, далекие от повседневной жизни, Вот пример:
«Я общаюсь с эскадроном НЛО. пилотируемыми инопланетянами. Я встречаюсь с одним из них. Это женщина-робот, сделанная из пластмассы. Я открываю ее различные анатомические части, у нее нет половых органов. Затем я вижу, как инопланетяне приземляются на свою планету, и осознаю, что их жизнь там очень похожа на нашу. В конце сна я мчусь на мотоцикле по неправильной дороге вниз по улице с односторонним движением. Я встречаюсь с дорожным полицейским и понимаю, что должен повернуть назад, соскакиваю с мотоцикла и толкаю его вперед руками».
Чуть позже был другой сон с отсутствующими физическими органами:
«Организация каких-то негодяев под руководством Японца издевается над незамужними матерями и ослепляет их детей. Я сражаюсь с этим Японцем и спасаю девочку, в глазах которой нет зрачков».
Четвертый сон про отношения с женщинами и сексуальность, которая отсутствует, искусственная (пластмасса) и недоступная (инопланетная). Стоит ли Карло подвергаться риску полета («полеты» относятся к наркотическим состояниям), если полет означает все более и более искусственные, асексуальные отношения с женщинами? И что, если мир, ожидающий его в конце полета, такой же как наш собственный? Развитие сюжета в сновидении — от НЛО до мотоцикла, от встречи с женщиной до встречи с полицейским (суперэго), предрекает возвращение Карло в реальный повседневный мир, правда, ценой потери своих фантазий. В конце концов, эго берет на себя руководство, проявляя волю, и Карло должен пройти своими ногами по уже знакомой дороге без каких-либо приспособлений (без механических средств, без мотоцикла), к которым он обычно обращался з поисках чувства свободы.
Другой сон заставляет нас подозревать, что конфликт между добром и злом является для него еще слишком архаическим и архетипическим, чтобы он пришел к новому осознанию. Потенциальный элемент развития (образ детей, которым предстоит вырасти) — нечто сомнительное по своему происхождению (фактически, дети незаконнорожденные). Однако, есть какая-то связь между детьми и «видящим», шаманом. Во многих культурах верили, что у слепых в качестве компенсации развивается «внутреннее виденье», которое дает им мудрость и способность к предвиденью.
Постепенный возврат Карло к реальности предсказан в другом его сне:
«Я вижу прекрасную цветущую долину. Я вижу, что здесь можно культивировать виноградники».
К тому моменту Карло был вынужден отказаться от нитро, но время от времени он выпивал. Если не считаться с тем, что алкоголь может стать таким же опасным, как любой наркотик, то можно сказать, что вино, по крайней мере, не изолирует Карло культурно и социально, как это делает нитро. Учитывая, что Карло испытывал архетипическую потребность в ритуалах, следует отметить, что вино связано с общепринятыми «нормальными» ритуалами, а ритуалы, связанные с нитро, были почти аутистичны. Потребность Карло не только в наркотиках, но и в архетипических ритуалах, связанных с жизненным циклом, подтверждается тем, что Карло мечтает не о вине, а лишь о выращивании виноградников. Сложившиеся винодельческие ритуалы касаются не только потребления вещества, но и всего цикла выращивания винограда (не следует забывать, что в одном из древнейших документов Западной культуры, поэт Алций восхваляет как вино, дар богов, так и выращивание винограда4 (См. Diehl. Antologia Lyrica Graeca. Leipzig 1936. p. 96; Lobel-Page. Poetarum Lesbiomm Fragmenta. Oxford. 1955, pp. 346, 242.)). Впервые у Карло появляется позитивный образ с материнскими, природными и плодородными чертами (плодородная долина).
Ниже приведены два следующих сна:
«Приземляется еще один НЛО. Выходят четверо, но это человеческие существа. Каждый может превратиться в оборотня, или в пагубного монстра, выпивая определенную жидкость. Во сне мне кажется, что это нитро».
Седьмой сон напоминает нам о сакральной значимости образа пришельцев (их четверо, это число ассоциируется с крестом). Их превращение в человеческих существ показывает, что даже если отправиться в другие миры, ничего по-настоящему нового там не обнаружишь. Во сне разрушительное и нечеловеческое было тесно связано с наркотиками.
В моих записях есть много других снов о полетах и попытках достать наркотик или выполнить ритуал с ним. Все они говорит о незначительном прогрессе Карло. Можно сказать, что его амбивалентное отношение к наркотикам росло, а негативные характеристики наркотиков становились все более очевидными. Однако, наркотик никогда полностью не терял для него своего очарования и притягательности.
Пребывание Карло в клинике длилось полтора года. За этот период было несколько рецидивов, но их частота снизилась. Казалось, Карло стоило невероятных усилий выполнять свои ежедневные обязанности (соблюдать правила клиники, продолжать занятия и т.д.). Эти большие усилия оставляли Карло все меньше и меньше энергии не только для выполнения его ритуалов, но даже для желания относительно их.
Жизнь для Карло стала «тяжелой», и он больше не летал. Мир наркотиков обрел более реалистичные черты, но нельзя сказать, что он полностью утратил для Карло свое очарование. Например, он признался, что его «беседы с будущим» никогда в действительности не позволяли ему узнать заранее, что произойдет. Но когда событие наступало, и будущее становилось настоящим, у него создавалось впечатление, что он уже знал об этом (эффект дежавю). Это приносило ему чувство успокоения, что было не менее полезным, чем способность предсказывать.
Несомненно, многие читали сообщение Ф. Боаса о посвящении Квисалида в шаманы, приведенное в «Структурной антропологии» Леви-Страусса. Квисалид стремился к посвящению не из-за того, что хотел начать новую жизнь, а ради разоблачения «трюков» шаманов. Он изучил один из этих трюков и применил его к пациенту, но к его собственному удивлению пациенту стало лучше. На самом деле, это не волшебная сила исцеляет пациента в случае Квисалида или повышает уверенность в себе в случае Карло — это сила архетипа, идущая из самых древних бессознательных, трансперсональных и коллективных компонентов психики, Эта сила нужна для прохождения через фазы посвящения и для развития индивидуума без изоляции его от окружающего мира.
Я не видел Карло шесть лет. Однажды, работая с пациентом, я услышал, как кто-то зовет меня снизу со двора. Я спустился поприветствовать Карло. Он рассказал мне, что уже несколько лет работаем на фабрике своего отца. Он женился и больше не употребляет нитро. Он был изменившимся, более мягким, хотя, возможно, не таким интересным как раньше. Он также немного поправился.
Глава 7.
От посвящения до потребительской идеологии
Потребительский мир
Наша цель в начале данного исследования заключалась в том, чтобы найти идеи и гипотезы, которые помогли бы понять современное явление наркомании. Этот поиск шел во многих направлениях. Пришло время соединить разные нити исследования и сделать выводы, чтобы не остаться на половине пути. Пожалуй, каждый согласится, что лучше всего подходить к проблеме потребления наркотиков без предубеждений. Учитывая отличительные особенности разных наркотиков, важно не делить их на «плохие» и «хорошие», а рассматривать отношение индивидуума к ним.
Такой подход поддерживается этимологическими и антропологическими аргументами. Не существует негативной коннотации в названиях отдельных наркотиков, она возникает лишь в отношении их неконтролируемого потребления. Наименее разрушительное потребление наркотиков происходит в определенных примитивных обществах, где оно является частью более широкого и сложного явления. Эта традиция имеет мало общего с тревогой и нетерпимостью, существующими в нашем обществе по отношению к потреблению наркотиков. «Примитивное» потребление наркотиков предваряется актами очищения и жертвоприношения, а также обучением. Оно сопровождается и защищается ритуалами, которые обеспечивают ему роль внутри более широкого контекста. При соблюдении этих условий прием наркотика скорее способствует развитию личности, чем ведет к регрессии.
Наиболее дегенеративные и разрушительные последствия потребления наркотиков наблюдаются именно в нашем обществе, где так не хватает смирения и почтения перед мудрыми мастерами и религиозно-мифологическими истинами. Современная манера потребления наркотиков отличается торопливостью, жадностью и озабоченностью. Несмотря на тенденцию наркоманов к объединению в группы, отсутствие общих руководителей и общих целей делают это уединенное занятие подобным мастурбации. Видения, вызванные наркотиками, не вписываются в окружающую культуру, и им не находится места даже внутри отдельной личности, поэтому они исчезают, как только чисто химическое воздействие определенного вещества заканчивается. Так формируется потребность принять его снова, и возникает риск увеличения частоты приемов. Наркоман не может наладить ритм потребления. Возможно, в начале он пытается сделать это, но, будучи одиноким, испытывая нехватку внешней поддержки и упорядоченности жизни, он упускает контроль и продолжает катиться вниз по инерции. Подобно опухоли, потребление наркотиков может возобновляться и расти медленно, стабильно и неискоренимо.
Учитывая эту превратную мотивацию, стоящую за потреблением наркотиков, попробуем теперь повторно рассмотреть то, что было сказано ранее о неограниченном распространении наркопотребления и его связи с недостатком ритуалов, устанавливающих ритм и форму для этого явления. Успех потребительской идеологии присущ нашей культуре не только из-за отсутствия ритуальных ритмов как таковых, а потому что ее псевдоритуалами пропитано все, особенно наши отношения с объектами. Эти псевдоритуалы направлены не на удовлетворение потребностей индивидуума, а на их усиление и порождение все новых потребностей.
Следовательно, приходится признать, что модель посвящения недостаточна для понимания наркомании в нашем обществе. Ее следует соединить с моделью потребительской идеологии, порожденной миром, в котором сакральное подменяется профанным, ритуал — навязчивостью, а архетип — стереотипом.
Мы уже писали, как происходит расщепление и потеря равновесия в маниакально-депрессивном паттерне, являющемся не только клиническим синдромом, но и архетипической моделью или универсальной человеческой предрасположенностью. С одной стороны, цивилизация впервые в истории попыталась целенаправленно устранить переживания смерти, траура, да и просто печали. С другой стороны, ее конечной целью, ее надеждой на будущее и замещением всех других трансцендентальных целей стало продолжение производства и потребления, причем их неограниченный рост. Таким образом, архетипический маниакально-депрессивного паттерн расщепляется, и второй полюс отрицается в пользу первого.
Образцовым членом общества стал теперь не человек, способный к вспышкам вдохновения и паузам рефлексии, а тот, кто сделал выбор в пользу маниакальности, производя и потребляя больше, чем ему необходимо. Гипотетический психиатр из какой-нибудь древней культуры (например, древней Греции, с ее культом умеренности и самоконтроля), познакомившись с нашим современным человеком, несомненно, нашел бы его выраженным дистимическим психопатом.
Мы не осознаем эту фиксацию на одном полюсе, потому что утратили ориентиры, и продолжаем жить с тем же ожиданием бесконечного прогресса. Эта поразительная односторонность проявляется многими тонкими, неосознаваемыми, вошедшими в привычку способами, так что она подобна метастазам психического рака. Но безграничное распространение стремления к жизни, хотя и отрицает смерть, может парадоксальным образом ее вызвать.
Метастазы психического рака поражают тем или иным образом наше архетипическое воображение. Можно, конечно, не признавать результаты тех исследований психологических причин рака, в которых утверждается, что подавление может способствовать развитию данного заболевания. Но даже если бы они оказались не правы, их точка зрения все равно соответствует архетипической фантазии, что неподконтрольным образом скопившиеся в бессознательном подавленные психические содержания могут зажечь процесс роста опухоли, символически с ними связанной. И даже если эту гипотезу не применять к актуальному материальному процессу, то, по меньшей мере, ее можно отнести к психическому процессу, вырастающему из архетипической фантазии о бесконечном прогрессе. Она также важна для нас в символическом смысле, как сказки и мифы для психотиков. Но не проявляется ли архетипическая фантазия о метастазах в какой-то степени у всех нас? Страшная тема онкологических заболеваний притягивает нас. Считается, что подобные страхи вызваны распространением угрозы этой смертельной болезни. Но помимо медицинской сути вопроса, есть что-то в самом мотиве опухоли-подобного роста, что гипнотизирует нас, страшит намеком на неизбежную судьбу, т.е. на архетипическую силу.
Почему же не существует подобного табу молчания на другие болезни, не менее серьезные, чем рак? «Ужасная болезнь», — обычно говорят про рак, а разве другие болезни, например, сердечные приступы приятны? К другим болезням и патологическим состояниям могут относиться очень серьезно, но у них нет той магической и «сверхъестественной» ауры, как у рака. При раке сила развития и прогресса (деление клеток опухоли) служит смерти, а не жизни.
Проблема метастазов является серьезной для современного человека как в медицинском, так и в психологическом смысле. Метастазы потребления и самого ритма жизни открываются в своих более секретных, бессознательно деструктивных формах в личности наркомана, попавшего в воронку все больших доз за все более короткие промежутки времени. Вероятно, вот почему, драма наркомании пробуждает в обществе чувство амбивалентности, аналогичное пугающей притягательности рака.
Постепенное самоубийство наркомана, который порывает с жизнью, не отрекаясь от нее, а жадно, судорожно «употребляя» ее, привлекает наше внимание, потому что такое поведение оказывается метафорой бесконтрольного потребительского отношения к жизни и смертельно конца, которому оно приводит.
Следует обратить внимание на то, что не только в акте приема наркотика, но и в ритме обращения к нему есть элемент компульсивности (принуждения). Временами создается впечатление, что индивидуум выполняет приказ или подчиняется какой-то трансцендентной силе. Термин «ритуал» не случайно применяется к наркоману, как и к обсессивному человеку или даже просто к тому, кто поглощен ежедневной рутиной. Как известно, существует очень тесная связь между обсессивным поведением и религиозным. Религию Фрейд в работе «Будущие одной иллюзии» назвал «универсальным человеческим неврозом навязчивого поведения». Но с юнгианской точки зрения, религия и одержимость (обсессивность) связаны через общую архетипическую матрицу. Следовательно, нельзя сказать, что причиной возникновения религии является компульсивный механизм, скорее оба эти явления возникают на одной и той же архетипической территории. За одержимостью (обсессивностью) может стоять такая же потребность «трансцендировать» какую-то опасную или ограниченную ситуацию. Однако, при одержимости происходит регресс до стереотипного поведения, и слишком рано прекращается поиск выхода. С этой точки зрения элемент навязчивости у обсессивно-компульсивных выражает не только простой невротический механизм, но и возможности некоторой скрытой силы.
Акт обращения к наркотикам порождается потребностью трансцендировать привычное состояние, и этот факт бессознательно связывает и объединяет наркоманию с религиозными поисками или, точнее, с поисками мистического экстаза. Установление компульсивного ритуала, барьера для трансценденции, связывает лицемерные конфессиональные практики (было бы неправильным называть их «религиозными») с постепенным превалированием регрессивной зависимости от фетиша (успокаивающего наркотического объекта) над поиском экстаза. Беспокойство, от которого страдают многие наркоманы часто проходит не в тот момент, когда вещество непосредственно принимается, а когда его только добыли, и индивидуум знает, что оно есть в наличии.
Бессознательная модель, лежащая в основе наркомании, имеет религиозный оттенок, но ее проявления на практике носят в основном регрессивный, а не прогрессивный характер. Самой подходящей параллелью из мифологии для этой модели является мотив «Потери Рая»1
(См . M.Jacoby. The Longing for Paradise, Myron Gubitz, Boston: Sigo Press, 1985.). В Аламутской легенде мы уже видели образ старца, сообразительность которого заключалась в извращенной эксплуатации потребности в Рае посредством наркотиков. Появление этой регрессивной темы в противовес прогрессивной теме инициации показывает, что отношение человека к наркотикам выродилось, и есть психологический элемент, связывающий посвящение и потребительскую идеологию.
Поиск потерянного Рая означает желание трансцендировать текущее состояние жизни ради обретения чего-то сакрального, причем необязательно через решительное отречение от эго, а скорее путем восстановления здоровья и благополучия и придания последним сакральной ценности. Это искомое состояние благополучия, уже пережитое в безоблачном детстве, часто рисуется в фантазиях. Стоящая за этим поиском потребность аналогична мотивам потребительского поведения и обсессивного синдрома.
Мы становимся свидетелями того, как по мере вырождения модели посвящения в потребительскую, происходит переход от способов использования наркотиков, свойственных примитивным обществам, к современному, как инициация, связанная с наркотиками, превращается в наркозависимость. Среди различных отличительных особенностей отношения к наркотикам, доминирующих в момент первого знакомства с ними, прежде всего, заметны инициатические ожидания. Для тех, кто никогда раньше не пробовал наркотики, ожидания от этого эксперимента бессознательно совпадают с инициатическим ожиданием вступления в контакт с другим, более высоким и сакральным измерением. Это происходит, даже если индивидуум действует из банального любопытства. По мере повторения своих наркотических опытов, «профанация» своей прежней жизни становится ему все более ясной, и он вынужден еще сильнее подавлять свои архетипические ожидания. Повторение подменяет посвящение, и религиозные ожидания уступают место разрушительной одержимости.
И все же среди закономерного постепенного саморазрушения можно обнаружить бессознательные следы древних сакральных тем. В жертвенной установке наркомана можно распознать деформированные остатки древней и универсальной темы жертвоприношения. Жертва приносится ради чего-то священного («жертвовать» в английском языке «делать священным»), в более драматичных случаях жертвой был сам священник. Можно ли рассматривать медленное самоубийство наркомана, как деритуализованное и непродуктивное жертвоприношение? Это заставляет нас предположить, что существует отрицательное жертвоприношение, когда действует только деструктивная часть этого акта, и когда выполняет его отрицательный герой.
Дата: 2019-07-30, просмотров: 221.