Внутренняя политика республиканской Англии в огромной степени определялась экономико-политическими причинами победы Английской буржуазной революции.

К середине XVII века в Англии началось активное развитие промышленности и торговли. Основой экономического прогресса страны являлось развитие новых форм производства — капиталистической мануфактуры[lx].

Основными препятствиями на пути этого развития была феодальная цеховая регламентация, господствовавшая в городах и система промышленных монополий, насаждавшаяся королями.

В этот же период началось проникновение капиталистической системы и в сельское хозяйство Англии. Развитие аренды привело к появлению многочисленных «капиталистических» арендаторов, с одной стороны, и сельских наемных рабочих-батраков — с другой. Английское дворянство раскололось на две группы. Так называемое «новое дворянство» активно участвовало в процессе капиталистического производства и, естественно, оказалось экономическим союзником буржуазии.

Поэтому одним из главных требований революции был принцип свободной конкуренции и свободного предпринимательства. При этом одной из важнейших особенностей революции была своеобразная ее идеология, заключавшаяся в «драпировке» классовых и политических целей революции средневековым знаменем борьбы одной религиозной доктрины против другой.

Штурм феодализма в Англии начался со штурма его идеологии, этики и морали, которые воплотились в доктрине полукатолической государственной англиканской церкви.

Буржуазные революционеры выступали в качестве церковных реформаторов — пуритан. Именно проповеди пуритан заложили основы революционной идеологии. 

Основные орудия английского абсолютизма были разрушены еще до окончательной победы революции. Долгий парламент разрушил основные орудия абсолютизма: были ликвидированы чрезвычайные королевские суды — «Звёздная палата», «Высокая комиссия», уничтожены все монопольные патенты и привилегии. Были уничтожены и рыцарское держание и вытекавшие из него повинности в пользу короны[lxi]. Фактически крупные землевладельцы присвоили право буржуазной частной собственности на земли, которые были до того лишь их феодальной собственностью. В промышленности и торговле с уничтожением монопольных прав частично возобладал принцип свободной конкуренции. Поэтому к этому моменту новое дворянство (джентри) и буржуазия считали, что революция в основном закончена.

В «Социальной истории Англии» Дж. М. Тревельян пишет: «Революция … была результатом поли­тического и религиозного мышления и устремления людей, у ко­торых не было никакого желания перестраивать общество … Несомненно, выбор людьми той или иной политической и религиозной партии до известной степени и в некоторых случаях определялся социальными и эконо­мическими обстоятельствами, но сами люди делали это полусо­знательно»[lxii].

Дальнейшее развитие революции, приведшее, в конце концов, к казни короля и установлению республиканской формы правления происходило, как это часто бывало и впоследствии, в связи с требованиями мелкобуржуазной массы, (левеллеров, а впоследствии и диггеров) которую буржуазия была вынуждена привлечь на свою сторону при решении своих проблем с королевской властью. 

Бегство короля и роялистский мятеж вызвали возмущение народных масс, и индепендентская верхушка, которая до этого колебалась между ограниченной монархи­ей и республикой, теперь сделала выбор в пользу республики. Лозунг республики буржуазия приняла вопреки своему желанию - это было ре­зультатом давления со стороны левеллеров[lxiii].

Хотя фактически республика была установлена 4 января 1649 г.,  формальное оформление этого решения Долгий парламент (точнее, то, что осталось от Дол­гого парламента, его «охвостье», как тогда говорили,— всего 80 де­путатов) принял  только 19 мая.[lxiv] Парламент принял акт, в котором, в частности, говорилось: «Объявляется и постановляется ныне существующим парламентом и его властью, что народ Англии и всех принадлежащих ей владений и территорий есть и будет, и настоящим установил, образовал, учредил и утвердил быть респуб­ликой и свободным государством, и что отныне он будет управлять­ся как республика и свободное государство, верховной властью анг­лийской нации, представителями народа в парламенте и теми, кого они назначат и определят, в качестве подчиненных им должностных лиц и чиновников, на благо народа и без какого бы то ни было короля и палаты лордов»[lxv].

Почти пять месяцев ушло на то, чтобы официально провозгласить республику, управляемую однопалатным парламентом. В реальности «Охвостье» Долгого парламента, продолжая дискуссии о форме и порядке правления в республике и оформляя парламентскими актами волю господствующих классов, фактически передоверило управление страной Государственному совету и верхушке армии во главе с Кромвелем[lxvi].

В первые месяцы республиканского правления индепендентское руководство республики столкнулось как с сильным сопротивлением «справа» - со стороны сторонников монархии, так и давлением «левых» сил, возглавляемых левеллерами, которые требовали дальнейших демократических реформ.

Так как теперь индепенденты обладали реальной властью, и им не угрожала больше, по крайней мере, в ближайшее время, опасность роялистской ре­акции, они использовали сосредоточенный в их руках государственный аппарат для подавления, а затем и окончательного разгрома демократического левеллеровского движения.

Разгромив, в самом начале республиканского правления, мелкобуржуазные силы левеллеров, индепендентский блок нового дворянства и крупной буржуазии столкнулся с еще более опасным, как сказали бы сегодня, «крайне левым», движением диггеров, или «истинных левеллеров». Это были представители «низов» английского общества — рабочих и батраков, о судьбе которых не желали думать не только пуритане- индепенденты, но и левеллеры. Между тем, по весь­ма приблизительным подсчетам исследователей, из 5,5 млн. насе­ления Англии свыше 2,5 млн. относились именно к этой категории[lxvii].

Вся мощь индепендентской республики обрушилась на диггеров. Весной и летом 1649 г., а также на протяжении 1650 г. диггеры подверглись жестокому разгрому, их посевы были уничто­жены, хижины разрушены, сами они либо оказались в тюрьмах либо были разогнаны[lxviii]. Все категории собственников — от крупного зем­левладельца и купца до мелкого фригольдера, видели в движении диггеров главную опасность, и даже левеллеры от них отмежевались. Таким образом за первые два года своего существования Английская республика успешно решила две внутриполитические задачи: ликвидировала опасность «справа», разбив силы роялистов в Англии и справилась с наступлением «левых».

Вся внутренняя и внешняя поли­тика верхов индепендентской республики в 1649—1653 гг. была направлена на создание максималь­но благоприятных условий для дальнейшего развития промышленности и торговли, как путем создания благоприятных для такого развития законов внутри страны, так и путем завоевания новых территорий и рынков сбыта, о чем подробно рассказано в главе о внешней политике Английской республики.

Парламент раздавал имения роялистов высшим офицерам ар­мии и чиновникам. Бешеная спекуляция землей ускоряла процесс формирования новой знати и сопровождалась усиленными огоражи­ваниями; так обеспечивалось обогащение джентри и развитие чисто капиталистических форм хозяйствования.

Этим же задачам в полной мере соответствовали захватнические походы Кромвеля в Ирландию и Шотландию в 1649—1651 гг.

В частности, в результате захвата Ирландии она превратилась в источник дешевых продуктов питания и сырья для Англии. Новые поселенцы начали активно развивать мясное скотоводство с ориентацией на Англию, как на основной рынок сбыта. Однако вскоре выяснилось, что этот импорт влечет за собой падение цен на сельскохозяйственные продукты и уменьшение ренты. 

Поэтому вскоре после реставрации монархии, в 1666 году был принят специальный акт, запрещавший вывоз из Ирландии скота, мяса и молочных продуктов[lxix]. Этот акт нанес жестокий удар по ирландскому скотоводству.

Когда же была сделана попытка перейти от мясо-молочного скотоводства к овце­водству, последовал еще один акт, который запрещал вывоз шерсти за границу, а в Англию допускал лишь ввоз необрабо­танной шерсти. Впоследствии ирландская текстильная промыш­ленность была намеренно разрушена, так как она стала опасным конкурентом английской.

Хотя доходы республики значительно превышали доходы любого из существо­вавших до сих пор английских правительств, республика, тем не менее, постоянно испытывала финансовые затруднения и была выну­ждена вводить специальные налоги и наложить штрафы на еще не конфискованные имения роялистов. Это были как роя­листы-кавалеры времен первой гражданской войны, так и роя­листы-пресвитериане времен второй — таким образом, введение штрафов вызвало недовольство основной массы землевладельцев.

Когда в 1652 г. был впервые произведен сбор таких штрафов на финансирование войны с Голландией, операция эта вызвала крайнее недовольство, тем более что она сопровожда­лась различными темными махинациями Парламента, который приобрел дурную славу из-за взяточничества его членов[lxx]. В стране в очередной раз назревал крайне опасный кризис. Англию разоряли неурожаи, падение производства, сокращение торговли, безработица. Страна нуждалась в реформе права и в новой конституции. По действующей конституции такие реформы мог произвести только парламент, в качестве которого в стране функционировало «Охвостье» Долгого парламента, состоявшее из депутатов, выбранных еще в период монархии, которые сопротивлялись каким бы то ни было серьезным реформам.

Армия требовала роспуска «охвостья». Кромвель, как с ним это часто бывало и прежде, занял промежуточную позицию и до тех пор, пока это было возможно, пытался достичь компромисса. Но когда «охвостье» предложило продлить срок своих полно­мочий на неопределенное время, допуская кооптацию лишь тех новых членов, которых бы оно одобрило, Кромвелю пришлось отка­заться от идеи компромисса.

ВТОРАЯ ИНДЕПЕНДЕНТСКАЯ РЕСПУБЛИКА

В этих условиях 20 апреля 1653 года Кромвель разгоняет «охвостье» Долгого парламента и назначает новый орган власти, так называемый, Малый или Бэрбонский (названный Бэрбонским по имени одного из деятельных депута­тов) парламент[lxxi]. Депутаты этого парламента избирались не населением графств, а местными религиозными обществами во главе с индепендентскими священниками.

Это был однопартийный индепендентский парламент, и Кромвель надеялся, что люди его партии окажут ему полную поддержку. Но депутаты парламента отнюдь не выражали намерения стать слепой игрушкой в его ру­ках. Это были суровые индепенденты из провинции, со­хранившие идеалы раннего пуританства, пропитанные духом левел­лерства. Для них ссылка на библию была не привычной формулой, искусственно притягиваемой для доказательства нужного положе­ния, а действительным «источником мудрости». Воздержавшись от ассигнования новых средств на войну, этот «парламент святых» за­нялся принципиальными вопросами общественного и государственного устройства.

Уже первые шаги Малого парламента свидетельствовали о том, что на этот раз члены парламента не собираются ограничиваться дискуссиями.

Они отменили систему откупа налогов, приводившую к злоупотреблениям откупщиков, наживавшихся за счёт казны.

В парламент был внесён билль о ре­форме канцлерского суда (верховный суд по гражданским делам), заслужившего мрачную славу своей беспри­мерной волокитой (в нём накопилось более 20 тыс. нере­шённых дел, многие из которых были более, чем двадцатилетней давности) и взяточничеством [lxxii].

Церковный брак заменяли браком гражданским, впервые ввели регистрацию ак­тов гражданского состояния (рождения, смерти и т. д.).

В «Малом парламенте» раздавались голоса, требовавшие проведения раскладки налогов пропорционально доходам. Предлагалось, чтобы высокооплачиваемые офицеры прослужили год безвозмездно.

Близким к решению был вопрос об отмене церковной десятины, вопрос, который не хотели и не умели решить члены Дол­гого парламента и правители индепендентской республики. Разумная, простая и смелая формула Малого парламента звучала так: «пусть священников содержат те, кто нуждается в них»[lxxiii]. 

Когда обо всём этом услышал Кромвель, перед ним снова встал во весь рост страшивший его призрак «уравнительства». Даже через четыре года в своих записках Кром­вель с ужасом вспоми­нал деятельность Малого парламента: «Если кто-либо имел 12 коров, Малый парламент пола­гал, что он должен поде­литься с соседом, не имев­шим ни одной. Кто мог бы назвать что-либо своим, если бы эти люди про­должали хозяйничать в стране?»[lxxiv].

«Неприкосновенность собственности» — таков был для Кромвеля основ­ной и незыблемый прин­цип всякого государствен­ного устройства. «Когда я встречаю че­ловека противного мнения в этом вопросе, я мысленно готов произнести над ним проклятие... я готов изгнать его из пределов государства... Он недостоин жить»[lxxv].

Все это вызвало крайнее недовольство правящей верхушки. Под давлением Кромвеля и высших чинов армии 12 декабря 1653 г. группа консервативных членов Малого парла­мента, наиболее преданных интересам Кромвеля, явилась в палату в ранний час, когда значительная часть её радикальных членов, не подозревавших о заговоре, ещё не прибыла на заседание[lxxvi]. Вместе с умеренными депутатами, которые также явились на это заседание, образовалось большинство, которое после недолгих прений, постановило, что парламент проработал слишком долго и приняло решение распустить его. Во главе со своим спикером Роузом депутаты 12 декабря 1653 года отправились к Кромвелю и торжественно передали ему верховную власть, которою он своею волей наделил их ранее[lxxvii].