В середине века самой распространённой становится французская философия (вульгарный материализм и идеи социализма (Герцен: в России есть корни для социализма – крестьянская община; народное самоуправление, устанавливаемое путём революции; печатный орган «Колокол»). Чернышевского привлекали идеи социализма. Он воспринял Рудина как карикатуру на Бакунина; революционера.
Роман Чернышевского «Что делать»: ответ Тургеневу с позиций литературной молодёжи (близость Герцену – роман «Кто виноват»). Основные сюжетные линии заимствованы из романов Ж.Санд «Жорж» и «Арас». Роман несовершенен с художественной точки зрения, но он повлиял на появление волны нигилистических и антинигилистических романов. В романе есть утопические картины, мотив сна, спасение падшей женщины.
Антинигилистические романы: «Марево» Клюшникова, «Петербургские тайны» Крестовского; «Взбаламученное море», «Некуда» и «На ножах» Писемского (1863 г.); «Записки из подполья» и «Бесы» Достоевского.
Философские взгляды
Являлся последователем русской революционно-демократической мысли и прогрессивной западноевропейской философии (французских материалистов XVIII в., социал-утопистов Фурье и Фейербаха). В университетские годы переживал недолгое увлечение гегельянством, впоследствии подвергал критике идеалистические воззрения, христианскую, буржуазную и либеральную мораль как «рабскую».
По Чернышевскому главными факторами, формирующими нравственное сознание, являются «естественные потребности», а также «общественные привычки и обстоятельства». Удовлетворение потребностей, с его точки зрения, устранит препятствия расцвету личности и причины нравственных патологий, для этого нужно изменить сами условия жизни через революцию. Материализм служил теоретическим обоснованием политической программы революционеров-демократов, они критиковали реформаторские надежды на «просвещенного монарха» и «честного политика».
Его этика основывается на концепции «разумного эгоизма» и антропологическом принципе. Человек как биосоциальное существо принадлежит к миру природы, детерминирующем его «сущность», и состоит в общественных отношениях с другими людьми, в которых он реализует изначальное стремление своей «натуры» к удовольствию. Философ утверждает, что индивидуум «поступает так, как приятней ему поступать, руководится расчетом, велящим отказываться от меньшей выгоды и меньшего удовольствия для получения большей выгоды, большего удовольствия», только тогда он достигает пользы. Личный интерес развитого человека побуждает его на акт благородного самопожертвования, дабы приблизить торжество выбранного идеала. Отрицая существование свободы воли, Чернышевский признает действие закона причинности: «То явление, которое мы называем волею, является звеном в ряду явлений и фактов, соединенных причинной связью».
Благодаря свободе выбора же человек двигается по тому или иному пути социального развития, а просвещение людей должно служить тому, что они научатся выбирать новые и прогрессивные пути, то есть становиться «новыми людьми», идеалы которых — служение народу, революционный гуманизм, исторический оптимизм.
| Знаменитый роман Чернышевского «Что делать?» был сознательно ориентирован на традицию мировой утопической литературы. Автор последовательно излагает свою точку зрения на социалистический идеал. Утопия, созданная автором, выступает в роли образца. Перед нами как бы уже проделанный опыт, дающий положительные результаты. Среди известных утопических произведений роман выделяется тем, что автор рисует не только картину светлого будущего, но и пути его приближения. Изображены и люди, которые достигли идеала. Сам подзаголовок романа "Из рассказов о новых людях" указывает на их исключительную роль. Чернышевский постоянно подчеркивает типологию "новых людей", рассказывает о целой группе. "Эти люди среди других, будто среди китайцев несколько человек европейцев, которых не могут различить одного от другого китайцы". Каждый герой обладает общими для группы чертами — отвагой, умением взяться за дело, честностью. Для писателя чрезвычайно важно показать развитие "новых людей", их отличие от общей массы. Единственный герой, прошлое которого рассматривается с тщательной подробностью, — это Верочка. Что позволяет ей высвободиться из среды "пошлых людей"? По мнению Чернышевского, — труд и образование. "Мы бедны, но мы — рабочие люди, у нас здоровые руки. Будем учиться — знание освободит нас, будем трудиться — труд обогатит нас". Вера свободно владеет французским и немецким языками, что дает ей неограниченные возможности для самообразования. Такие герои как Кирсанов, Лопухов и Мерцалов входят в роман уже сложившимися людьми. Характерно, что медики появляются в романе во время написания диссертации. Таким образом, труд и образование сливаются воедино. Кроме того, автор дает понять, что если и Лопухов и Кирсанов — выходцы из небогатых и незнатных семей, то за плечами у них наверняка бедность и труд, без которого невозможно образование. Это раннее знакомство с трудом дает "новому человеку" преимущество перед другими людьми. Замужество Веры Павловны является не эпилогом, а только началом романа. И это очень важно. Подчеркивается, что кроме семьи Верочка способна создать и более широкое объединение людей. Здесь появляется давняя утопическая идея коммуны — фаланстер. Труд дает "новым людям" прежде всего личную независимость, но кроме того — это еще и деятельная помощь другим людям. Всякое отступление от беззаветного служения труду автором порицается. Достаточно вспомнить момент, когда Верочка собирается ехать за Лопуховым, бросая мастерскую. Когда-то труд был необходим "новым людям" для получения образования, но теперь герои пытаются давать людям образование в процессе труда. С этим связана еще одна важная философская идея автора в изображении "новых людей" — их просветительская деятельность. Лопухова мы знаем как активного пропагандиста новых идей среди молодежи, общественного деятеля. Студенты называют его "одной из лучших голов в Петербурге". Сам Лопухов считал работу в конторе на заводе очень важной. "Разговор (со студентами) имел практическую, полезную цель — содействие развитию умственной жизни, благородства и энергии в моих молодых друзьях", — пишет Лопухов жене. Естественно, что такой человек не мог ограничиться обучением грамоте. Сам автор намекает на революционную работу на заводе среди рабочих. |
Упоминание о воскресных рабочих школах для тогдашних читателей значило очень много. Дело в том, что специальным указом правительства летом 1862 года они были закрыты. Правительство опасалось той революционной работы, которую проводили в этих школах для взрослых людей, рабочих, революционные демократы. Изначально предполагалось направить работу в этих школах в религиозном духе. Предписывалось изучать в них Закон Божий, чтение, письмо и начала арифметики. При каждой школе должен был состоять священник, следящий за благонамеренностью учителей.
Именно таким священником в "лицее всевозможных знаний" Веры Павловны и должен был быть Мерцалов, который, однако, готовился читать запрещенную русскую и всеобщую историю. Своеобразной была и грамота, которой собирались учить слушателей-рабочих Лопухов и другие "новые люди". Известны примеры, когда прогрессивно настроенные студенты объясняли на занятиях значения слов "либерал", "революция", "деспотизм". Просветительская деятельность "новых людей" — реальное приближение будущего.
Надо сказать о взаимоотношениях "новых" и "пошлых" людей. В Марье Алексеевне и Полозове автор видит не только, говоря словами Добролюбова, "самодуров", но и практически одаренных, деятельных людей, способных при других обстоятельствах приносить пользу обществу. Поэтому можно найти и черты их сходства с детьми. Лопухов очень быстро входит в доверие к Розальской, она уважает его деловые качества (в первую очередь намерение жениться на богатой невесте). Однако четко видна полная противоположность стремлений, интересов и воззрений "новых" и "пошлых" людей. И неоспоримое преимущество "новым людям" дает теория разумного эгоизма.
В романе часто говорится об эгоизме как о внутреннем побудителе поступков человека. Самым примитивным автор считает эгоизм Марьи Алексеевны, которая не делает никому добра без денежного расчета. Гораздо более страшен эгоизм обеспеченных людей. Он растет на "фантастической" почве — на стремлениях к излишествам и праздности. Пример такого эгоизма — Соловьев, разыгрывающий любовь к Кате Полозовой из-за ее наследства.
Эгоизм "новых людей" тоже строится на расчете и выгоде одного человека. "Каждый думает больше всего о себе", — говорит Лопухов Вере Павловне. Но это — принципиально новый моральный кодекс. Суть его состоит в том, что счастье одного человека неотделимо от счастья других людей. Выгода, счастье "разумного эгоиста" зависит от состояния его близких, общества в целом. Лопухов освобождает Верочку от принудительного брака, а когда убеждается, что она любит Кирсанова, — сходит со сцены. Кирсанов помогает Кате Полозовой, Вера организует мастерскую. Для героев следовать теории разумного эгоизма — значит каждым своим поступком учитывать интересы другого человека. На первое место для героя выходит разум, человек вынужден постоянно обращаться к самоанализу, давать объективную оценку своим чувствам и положению.
Как видно, "разумный эгоизм" героев Чернышевского не имеет ничего общего с себялюбием, корыстью. Почему же это все-таки теория "эгоизма"? Латинский корень этого слова "эго" - "я" указывает на то, что в центр своей теории Чернышевский ставит человека. В этом случае теория разумного эгоизма становится развитием антропологического принципа, который Чернышевский поставил в основу своей философской идеи.
В одном из разговоров с Верой Павловной автор говорит: "...Я чувствую радость и счастье" — значит, "мне хочется, чтобы все люди были счастливы", — по-человечески, Верочка, эти обе мысли одно". Таким образом, Чернышевский заявляет, что создание благоприятных условий для жизни отдельной личности неотделимо от совершенствования существования всех людей. В этом сказывается несомненная революционность взглядов Чернышевского.
Нравственные принципы "новых людей" раскрываются в отношении их к проблеме любви и брака. Для них человек, его свобода — главная жизненная ценность. Любовь и гуманная дружба составляют основу отношений между Лопуховым и Верой Павловной. Даже признание в любви происходит во время обсуждения положения Верочки в семье ее матери и поисков пути к освобождению. Таким образом, чувство любви лишь приспосабливается к возникшей ситуации. Надо отметить, что подобное заявление вступало в полемику со многими произведениями XIX века.
Своеобразно решается "новыми людьми" и проблема женской эмансипации. Хотя признается только церковный брак, женщина должна оставаться и в браке материально и духовно независимой от мужа. Создание семьи — только одна из вех на пути приближения идеала.
Тема возрождения падшей женщины также рассматривается в романе. Встреча с Кирсановым дает Насте Крюковой силы подняться со дна. Живущая же в среде "пошлых людей" Жюли такой возможности не имеет. Кроме того, видна двухсторонняя связь: люди, которые возрождаются благодаря поддержке "новых людей", сами пополняют их ряды.
Только дети делают женщину счастливой, по мнению Чернышевского. Именно с воспитанием детей и их будущим связывает автор второй брак Веры Павловны. Он становится реальным мостиком в будущее.
Герои романа Чернышевского "Что делать?" — это разночинцы, новые герои литературы. Недооценивая роль рабочего класса, Чернышевский предрекает революционерам-демократам, разночинцам победу и приближение будущего.
Сюжет
Центральным персонажем романа является Вера Павловна Розальская. Чтобы избежать замужества, навязываемого корыстной матерью, девушка заключает брак со студентом-медиком Дмитрием Лопуховым (учителем младшего брата, Феди). Брак позволяет ей покинуть родительский дом и самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Вера учится, пытается найти свое место в жизни, наконец, открывает швейную мастерскую «нового типа» — это коммуна, где нет наёмных рабочих и хозяев, и все девушки одинаково заинтересованы в благополучии совместного предприятия.
Вскоре Вера Павловна понимает, что любит друга Лопухова, с которым они вместе учились в медицинской академии, — Александра Кирсанова. Кирсанов со своей стороны давно влюблен в героиню. Чтобы дать измучившейся жене свободу, Лопухов инсценирует самоубийство (эпизодом мнимого самоубийства начинается роман), сам же уезжает в Америку, чтобы на практике изучить промышленное производство. Через некоторое время Лопухов, под именем Чарльза Бьюмонта, возвращается в Россию. Он — агент английской фирмы и прибыл по её поручению, чтобы приобрести стеариновый завод у промышленника Полозова. Вникая в дела завода, Лопухов посещает дом Полозова, где знакомится с его дочерью Екатериной. Молодые люди влюбляются друг в друга и вскоре женятся, после чего Лопухов-Бьюмонт сообщает о своем возвращении Кирсановым. Между семьями завязывается тесная дружба, они поселяются в одном доме и вокруг них ширится общество «новых людей» — тех, что желают устроить «по-новому» свою и общественную жизнь.
Один из самых значимых героев романа — революционер Рахметов, друг Кирсанова и Лопухова, которого те когда-то познакомили с учением социалистов-утопистов. Рахметову посвящено короткое отступление в 29 главе («Особенный человек»). Это герой второго плана, лишь эпизодически связанный с основной сюжетной линией романа (он приносит Вере Павловне письмо Лопухова с разъяснениями обстоятельств его мнимого самоубийства). Однако в идейной канве романа Рахметов играет особенную роль. В чём она заключается, Чернышевский подробно разъясняет в XXXI части 3 главы («Беседа с проницательным читателем и изгнание его»):
| Я хотел изобразить обыкновенных порядочных людей нового поколения, людей, которых я встречаю целые сотни. Я взял троих таких людей: Веру Павловну, Лопухова, Кирсанова. (…) Не покажи я фигуру Рахметова, большинство читателей сбилось бы с толку насчет главных действующих лиц моего рассказа. Я держу пари, что до последних отделов этой главы Вера Павловна, Кирсанов, Лопухов казались большинству публики героями, лицами высшей натуры, пожалуй, даже лицами идеализированными, пожалуй, даже лицами невозможными в действительности по слишком высокому благородству. Нет, друзья мои, злые, дурные, жалкие друзья мои, это не так вам представлялось: не они стоят слишком высоко, а вы стоите слишком низко. (…) На той высоте, на которой они стоят, должны стоять, могут стоять все люди. Высшие натуры, за которыми не угнаться мне и вам, жалкие друзья мои, высшие натуры не таковы. Я вам показал легкий абрис профиля одной из них: не те черты вы видите. Чернышевский. | 
|
Художественное своеобразие
«Роман „Что делать?“ меня всего глубоко перепахал. Это вещь, которая даёт заряд на всю жизнь» [3] . ( Ленин )
Подчёркнуто занимательное, авантюрное, мелодраматическое начало романа должно было не только сбить с толку цензуру, но и привлечь широкие массы читателей. Внешний сюжет романа — любовная история, однако в нём отражены новые экономические, философские и социальные идеи времени. Роман пронизан намёками на грядущую революцию.
Л. Ю. Брик вспоминала о Маяковском: «Одной из самых близких ему книг была „Что делать?“ Чернышевского. Он постоянно возвращался к ней. Жизнь, описанная в ней, перекликалась с нашей. Маяковский как бы советовался с Чернышевским о своих личных делах, находил в нём поддержку. „Что делать?“ была последняя книга, которую он читал перед смертью»[4].
БИЛЕТ 26
1. Творчество Ф.М. Достоевского 60-70-х годов ХIХ века: «Записки из Мертвого дома», журналы «Время», «Эпоха». Идеология почвенничества «Записки из подполья»: проблематика, антигерой, проблема подполья, принцип диалогизма.
«ЗАПИСКИ ИЗ МЕРТВОГО ДОМА»
В жанровом отношении это произведение — синтез автобиографии, мемуаров, документальных очерков. Цельность ему придает глобальная тема — тема народной России, а также фигура вымышленного рассказчика.
Александр Петрович Горянчиков в чем-то близок автору: он остро ощущает тот колоссальный разрыв, что отделяет дворянство от простого народа даже на каторге, даже в условиях общих лишений. Еще одно глубокое наблюдение рассказчика стало фазой дальнейшей разработки концепции личности Достоевского-художника: в каждом таятся бездны темных, разрушительных сил, но и — в каждом же — возможность бесконечного совершенствования, начала добра и красоты. В «Записках из Мертвого дома», например, исследуются преступные, порой бесчеловечные поступки мягких по натуре людей («слабых сердец»), необъяснимая жестокость, казалось бы, любящих по отношению к самым дорогим и близким, бессмысленная покорность жертв; страшная привычка палачей наслаждаться физической и моральной болью обреченных. Надрыв как черта психологизма художника находит здесь свою непосредственную форму выражения в авторских характеристиках: «...это тоскливое, судорожное проявление личности, инстинктивная тоска по самом себе, желание заявить себя, свою приниженную личность, вдруг проявляющееся и доходящее до злобы, до бешенства, до помрачения рассудка, до припадка,
до судорог». Но дороги автору, конечно, иные воспоминания: в главе об острожном театре передается внутренняя тяга забитого народа к красоте, искусству; в главе «Праздник Рождества Христова» — благоговение, объединяющее всех собравшихся на рождественскую службу. Любовно выписан яркий образ добросердечного татарина Алея; сочувственно рассказывается о врачах, спасающих от смерти бесчеловечно наказанных. «"Записки из Мертвого дома" впервые целостно развертывают антропологию Достоевского. Человек — это универс в свернутом и малом виде»1. Из отдельных зарисовок складывается панорама Мертвого дома, ставшего символом России последних лет николаевского правления. «Сколько прекрасных по натуре людей погибло на каторге», «погибли даром лучшие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват? То-то, кто виноват?» Кто несет ответственность за ад Мертвого дома: исторические обстоятельства, общественная среда или каждая личность, индивидуум, наделенный свободой выбора добра и зла? Уже в первой книге Достоевского 60-х годов чаша весов впервые качнулась в сторону второго ответа. В ближайшие годы Достоевский сосредоточит внимание на проблеме человеческой свободы.
"Время" (1861-1863) - "журнал литературный и политический" - одно из заметных периодических изданий 1860-х годов. Издавался в Санкт-Петербурге М.М. и Ф.М. Достоевскими. 18 июня 1860 года Михаилом Михайловичем Достоевским, старшим братом знаменитого писателя, было подано прошение в Санкт-Петербургский Цензурный комитет на издание ежемесячного литературного и политического журнала "Время". Прошение было удовлетворено 3 июля 1860 года, и в сентябре в газетах появилось "Объявление об издании в 1861 году журнала "Время"" и его "Программа". Официальным редактором журнала был заявлен М.М. Достоевский. Многие фактические редакторские функции взял на себя Ф.М.Достоевский. Ядро редакционного кружка "Времени" составили, кроме братьев Достоевских, Аполлон Александрович Григорьев и Николай Николаевич Страхов.
С января 1861 года "Время" вошло в число толстых петербургских журналов и вскоре стало соперничать с самыми популярными периодическими изданиями: только за первый год издания "Время" сравнялось по количеству подписчиков с "Отечественными записками" и "Русским словом" (около 4 000 подписчиков) и заняло третью позицию по отношению к двум абсолютным лидерам - "Современнику" Н.А. Некрасова (7 000 подписчиков) и "Русскому вестнику" М.Н. Каткова (5 700 подписчиков).
Художественный отдел журнала определяли произведения Ф.М. Достоевского. Здесь были впервые опубликованы "Униженные и оскорбленные", "Записки из Мертвого дома", а также "Зимние заметки о летних впечатлениях". Литературную программу "Времени" формировали произведения Н.А.Некрасова, Я.Полонского, А.А.Григорьева, А.Н.Островского, Ап.Майкова, переводы из Э.По, Виктора Гюго, а также широкий круг произведений малоизвестных и начинающих авторов.
Критический отдел журнала стал сферой формулирования его "нового слова" в литературе - "почвенничества", или "русского направления", как называла его редакция.
В 1863 г. "Время" было запрещено после появления статьи Н.Н. Страхова "Роковой вопрос", содержавшей комментарий почвенников к польскому восстанию, превратно истолкованный властями как антиправительственный.
"Эпоха" (1864-1865) - журнал М.М. и Ф.М. Достоевских. Издавался в Санкт-Петербруге.
После закрытия "Времени" редакция не оставляла попыток возродить журнал. Разрешения продолжать издание М.М.Достоевский добился к январю 1864 г. с условием изменения названия.
В "Эпохе" публиковались произведения Ф.М.Достоевского ("Записки из подполья", "Крокодил"), И.С.Тургенева ("Призраки"), Н.С.Лескова ("Леди Макбет Мценского уезда"), переводная литература.
Круг сотрудников "Эпохи" поменялся по сравнению с предшествующим журналом. В июне 1864 г. умер М.М.Достоевский, в сентябре того же года - другой яркий сотрудник "Времени" - Ап.Григорьев. Заботы по ведению журнала легли на плечи Ф.М.Достоевского (официально редактором был утвержден А.У.Порецкий), что не могло не сократить авторское участие писателя в новом журнале.
Подписка на "Эпоху" в 1864 г. не превысила 1 300 экз. Финансовые и организационные сложности не позволили "Эпохе" повторить успех "Времени", и в марте 1861 г. редакция прекратила издание журнала.
ПОВЕСТЬ «ЗАПИСКИ ИЗ ПОДПОЛЬЯ» (1864)
Повесть отразила идейную полемику с революционными демократами, но проблематика ее переросла с избытком рамки конкретных общественно-политических споров.
В повести появляется герой-идеолог, который в плане художественности будет впервые наиболее полно реализован в «Преступлении и наказании». Подпольем автор называет особый комплекс идей и психологических свойств личности героя повести: порою свежих и оригинальных (не случайно его называют парадоксалистом), но чаще всего малопривлекательных или просто аморальных, присущих, по мнению Достоевского, «человеку русского большинства».
В комплекс подполья как типа сознания и поведения входят «...не только постоянная готовность "расплеваться со всеми", забиться в свой идейный "угол", но и вечная зависимость от взглядов, суждений, реакции другого ... это последовательная смена страданий от зависти, от неудачных попыток обратить на себя внимание, от осознания своего морального падения, от бесплодные раскаяний и угрызений совести».
Композиционно произведение состоит из двух частей, с точки зрения художественной организованных различно. Первая часть — монолог героя, практически бессобытийный, в ко-
тором раскрывается его мировоззрение. Вторая часть имеет выраженный сюжет. В целом жанровая форма книги представляет собой исповедь, полную разоблачений и саморазоблачений.
Сам герой в конце своей исповеди называет себя антигероем. Лишенный автором имени, он лишен и общепринятых ценностей. В прошлом романтик, образованный молодой человек
утратил не только высокие идеалы, но и естественные широкие связи с миром. Добровольная изоляция — принципиальная форма eго существования. Изо дня в день герой общается
лишь со своим слугой, живя в квартире, которую воспринимает как защиту от враждебного внешнего мира и наделяет характерными метафорами: «мой особняк, моя скорлупа, мой
футляр». (Исследователь ставит в один синонимический ряд с ними такие символические образы, как угол, нора, переулок.) «Визитной карточкой» индивидуалистической аксиологии парадоксалиста стала сакраментальная фраза: «Да я за то, чтобы меня не беспокоили, весь свет сейчас за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить. Я скажу,
что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда испить!»
Наделенный незаурядными интеллектуальными способностями отставной коллежский асессор не реализовался как личность общественная; он всегда оставался неудачником,
встречая на своем пути насмешки и унижение. Между тем, признавая высочайшую ценность личности вообще (на поверку — только своей собственной), он страдает от недооцененности да и собственной недооценки, одним словом, — от отсутствия человеческого достоинства. «Поддержать достоинство» — вот один из центральных пунктов его жизненного кредо. Поскольку общепринятые пути, ведущие к самоуважению, парадоксалистом отвергаются, признаются пошлыми, он ищет экстравагантные формы. Но морально-психологические эксперименты, которые становятся к этому времени устойчивой чертой поэтики Достоевского, разрешаются в трагикомических ситуациях.
Обиды неудачника обернулись мстительностью, из примитивной психологической защиты («меня унизили, так и я хотел унизить») превратились в нескрываемую агрессию, даже в угрозу миру: сделать пашквиль, мерзость, посеять семена разрушения. (Уместно вспомнить здесь неожиданные метаморфозы «слабого сердца», проанализированные писателем в «Записках из мертвого дома».)
«Трагизм подполья, — говорил Достоевский, — состоит в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть не стоит и исправляться». Нельзя не сказать, что исповедь героя «Записок» насыщена серьезными, трагическими мыслями о глубинных основаниях не только человеческого существования, но и всего мироздания. В разгоряченном сознании парадоксалиста возникает образ Стены — воплощения фатума, давления неизбежных, роковых обстоятельств в судьбе человека. В философском плане размышлений героя Стена — это символ победы всеобщих без-
личных законов бытия над любым проявлением индивидуального, особенного, победы необходимости и закономерности над случайным. Человек, по мнению отчаявшегося героя, может
противопоставить этому лишь свободный порыв, пусть отчаянный и бессмысленный, свою волю, желания, «фантазию»; «свои фантастические мечты ... пожелает удержать за собой единственно для того, чтоб самому себе подтвердить ... что люди все еще люди, а не фортепьянные клавиши, на которых играют сами законы природы собственноручно». Свобода, свобода желаний, свобода воли — вот что может уберечь личность от судьбы «штифтика в органном вале». Отметим: в художественном произведении Достоевский едва ли не первым освещает проблемы, которые станут предметом исследования в особой школе мыслителей XIX—XX веков — в философии существования, или экзистенциализме. Разделяя с героем повести мучительные думы о человеке,
Достоевский не забывает предостеречь современников и потомков: свобода в сознании подпольного человека превращается в своеволие, в «дикий каприз», в моральную разнузданность.
В то же время размышления парадоксалиста нужны автору из соображений «текущего момента», для выражения позиции в злободневном споре о природе человека и общества с революционными демократами. Достоевский, к этому времени уже окончательно разуверившийся в конечной цели социалистов, иронизирует над рационалистическими, головными теориями утопистов о возможности абсолютной социальной гармонии. Центральная точка необычной дискуссии — образ хрустального дворца, знакомый читателям по только что опубликованному Некрасовым в «Современнике» роману Н.Г. Чернышевского «Что делать?» В «Четвертом сне Веры Павловны» он — воплощение коммунистических начал, подобие земного рая для всех, в «Записках из подполья» — символ рассчитан- ной по логарифмической линейке, мертвенной и мертвящей социальной перспективы. «Я боюсь хрустального и навеки не- рушимого здания, которому нельзя будет даже украдкой языка высунуть», — так странный герой метафорически выражает позиции автора.
Достоевский считает, что «земной рай» невозможен еще и потому, что непостижима и непредсказуема, иррациональна природа человека, готового разрушить любое царство гармонии из-за «своего собственного, вольного и свободного хотенья, своего собственного, хотя бы самого дикого каприза, своей фантазии, раздраженной хотя бы до сумасшествия». Объективно в этих словах содержится развенчание не только «проектировщиков» хрустального дворца, но и самого подпольного человека.
Идейно-психологический феномен «подполья» оказался исторически и социально масштабным и потребовал дальнейшей разработки в вершинных романах Достоевского. Лев Шестов все последовавшее за повестью творчество Достоевского охарактеризовал как лишь новую форму примечания к «Запискам из подполья». Вообще в интерпретации этого произведения нередки были некорректные положения, согласно которым авторская позиция приравнивалась к позиции героя.
2. Символизм как художественное направление: проблема новых средств выразительности, категория символа, основные представители, жанры, идеи.
Уже при первом знакомстве с сочинениями поэтов, причислявших себя к символизму, открывается примечательная особенность этого направления – несхожесть творческих манер. То особенное, что объединяет символистов, не так наглядно: не сведущего в истории литературы читателя может удивить несхожесть символистских сочинений, особенно ранних, и в содержании, и в форме, и в этой установке авторов.
Вслед за французскими, и наши символисты примеряли на себя декадентскую маску. Однако упадничество не является главной приметой символизма. Важнее было то, что их объединило – повышенное внимание к поэтической форме, к освоению сложных метров, новых размеров, оригинальной строфики, внимание к нюансам слова, возможностям аллитерации, ассонанса, диссонанса. Значимость произведения определялась всеми ими умением автора сделать описываемое – будь то игра челна на волнах, церковная служба, костер в ночи и т.д. – слышимым и зримым. Тишина, само безмолвие у них могло звучать.
Всех символистов сближало внимание к мистическим явлениям жизни, к «океану непознаваемого». Все явное им представлялось покровом, за которым скрывается творящее сущее. Все они, прямо или косвенно, способствовали развитию духовной потребности человека, воспитания в нем интереса к этому сущему.
Символисты понимали символ как знак-посредник между зримым и запредельным, земным и небесным, временным и вечным. В.Брюсов при этом подчеркивал его способность «проникать в истинную красоту», В.Иванов – способность «аккумулировать неземную красоту. Это «посредничество подчеркивалось обращением к контрпунктам: «здесь – там», «свет – тьма», «жизнь – смерть» и т.д. Соответственно, для «построения» символов они привлекали тексты, в содержании которых есть нечто таинственное, неопределенное: фольклорные, мифологические, религиозные, а также ранее созданные «загадочные» литературные мотивы и образы. Отсюда и своеобразная лексика – обилие местоимений, существительное «отзвук», «отблеск», «отсвет», «эхо», «тайна», «мечта», «тень», «сон», «сумерки», глаголы «кажется», «мнится», «чудится», «видится» и т.д. Символические произведения насыщены метафорами, оксюморонами, многозначными словами, магическими фигурами и цифрами. Они, мистики, искали всякого рода предзнаменования, знамения, знаки потустороннего и соответствующую форму их описания. Символисты хотели, говоря строкой З.Гиппиус, того, «чего на свете нет», и любили, говоря строкой И.Анненского, «все, чему в этом мире, ни созвучья, ни отзвука нет». Эта поэзия адресована не массам, а «посвященным», тем, кто понимает язык намеков, вертикаль душевных устремлений.
Тексты у символистов имеют как бы два плана содержания: первый представляет текущую жизнь, типические характеры и конфликты, второй, основной, представляет тот самый «океан непознаваемого». Соответственно, их их образуют образы, имеющие конкретно-историческое, логическое объяснение и образы символистские, «для ума недостижимые»
В русской литературе символизм выразился одинаково ярко и поэзии, и в прозе.
Основные представители: Валерий Брюсов, Александр Блок, Фёдор Сологуб, Андрей Белый, Константин Бальмонт, Вячеслав Иванов, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский,Максимилиан Волошин.
БИЛЕТ 27
1. Творчество Ф.М. Достоевского 40-х годов ХIХ в. («Бедные люди», «Двойник». Принципы «натуральной школы» и ее преодоление.
По монографии М.Н. Дунаева «Вера в горниле сомнений». Главный герой повести (в строго жанровом отношении это всё-таки повесть, а не роман) "Бедные люди" (1846), Макар Алексеевич Девушкин — типичный маленький человек, один из первых в ряду ему подобных персонажей русской литературы. Девушкин выше Акакия Акакиевича, выше по самой идее своей: он способен на высокие движения и порывы, на серьёзнейшие размышления над жизнью, своей и всеобщей. Там, где гоголевский чиновник видит лишь "ровным почерком выписанные строки", его собрат у Достоевского радуется, скорбит, сострадает, отчаивается, ропщет, сомневается, веселится, торжествует, печалится... Размышляет.
Слабый проблеск истинного понимания жизни возникает в сознании Девушкина, когда он высказывает смиренную и трезвую мысль о приятии установленного порядка жизни.
По лекции: Первый роман Достоевского написан в духе «натуральной школы». Его новаторство:
1. Достоевский возмущен тем, что для маленького человека главное в жизни – вещь (Акакий Акакиевич в «Шинели» Гоголя). Достоевский пишет «Антишинель». Человек возводится на духовную высоту. Маленький человек не маленький потому, что душа у него богата. Достоевский наделяет героя амбициозностью. Макар Девушкин защищает амбицию. Он страдает от нравственной обездоленности, возмущается несправедливостью жизни. Здесь есть критическое осмысление социальной действительности. Роман не укладывается в рамки «натуральной школы».
2. Необычный жанр романа в письмах. Внутренняя жизнь героев раскрывается через письма.
3. Макар показан в развитии, в динамике духовного роста (проблема возрождения человека). Он преображается из-за любви к Вареньке. Из маленького человека он постепенно становится большим. Макар становится литератором. Любовь эгоистическая превращается в любовь христианскую, жертвенную. Истинная причина расставания героев – духовная разность (Варенька замкнута на своих переживаниях). Макар прощает возлюбленную. Он познает смысл своей жизни: духовное совершенствование. Варенька, выйдя замуж за Быкова, «душу свою погубила». В конце романа герой духовно зрелый, христианин. Современные исследователи отмечают, что по своему интенсивному духовному развитию Макар превосходит всех литературных героев.
4. Роман автобиографичен. Достоевский в течение написания романа сам становится писателем. Макар становится литератором одновременно с Достоевским.
5. По словам Белинского, в романе проявляются элементы трагического (трагичность в романах – резкий переход от счастья к несчастью и наоборот). В «Бедных людях» видна противоречивость характеров: добро и зло, любовь и эгоизм. Важнее казаться, чем быть. Важно чужое мнение. Мечты Макара стать другим.
Повесть «Двойник» (1846) продемонстрировала новое воплощение идеи и поэтики двойничества, разработанной в границах романтической эстетики и литературы. Двойничество в повести, на первый взгляд, — традиционный способ введения двойника как особого персонажа, известный по фантастическим произведениям Э.Т.А. Гофмана, Антония Погорельского («Двойник, или
Мои вечера в Малороссии») и других авторов. Достоевский активизирует мифологические пласты сознания читателя, где двойники обладают хтонической или откровенно бесовской природой (причем чаще всего в пограничных, предсмертных ситуациях) либо являются братьями близнецами, младший из которых выступает в роли разбойника, тирикстера. Но фантастико-мифологический план двойничества уже здесь неотрывен от двойничества как психологического феномена и связан с важнейшим аспектом концепции личности в творчестве Достоевского: болезненное, «разорванное сознание» — одна из главных характеристик личности «переходного времени цивилизации», каковым считал свое время Ф.М. Достоевский. Выведенная в повести фигура чиновника, якобы преследуемого человеком, как две капли воды похожим на него, только более пронырливым, льстивым, удачливым, обретает социально-психологическую детерминированность. Бедный чиновник бунтует против бесчеловечной системы, где многолетняя беспорочная служба, верность начальнику оказываются напрасными, как только притязания его приходят в несоответствие с жесткой иерархией чиновничьих норм и ценностей, Достоевский с горечью констатирует, что в казенном мире невозможно истинное христианское братство, как невозможна внутренняя свобода в условиях несвободы внешней. Но бунт героя принимает асоциальные формы: это или отшельничество, бесплодные мечты о подлинной самореализации, общественной востребованности, или отчаянные попытки любыми средствами оказаться в центре внимания. Мечтательность превращается в болезненную амбицию, она оборачивается безумием.
Белинский узаконивает название критического направления, созданного Гоголем: натуральная школа. К ней относились А. И. Герцен, Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков, В. И. Даль (псевдоним Казак Луганский), В. А. Соллогуб, Д. В. Григорович, И. И. Панаев, Е. П. Гребенка.
Участников литературного движения объединял творческий энтузиазм, пафос «социальности», заинтересованный анализ влияния общественных нравов на человека, глубокий интерес к судьбам представителей низших и средних сословий.
«Натуральная школа» вызывала критику представителей разных направлений: её обвиняли в пристрастии «к низкому люду», в «грязефильстве», в политической неблагонадёжности (Булгарин), в односторонне отрицательном подходе к жизни, в подражании новейшей французской литературе. «Натуральная школа» подверглась осмеянию в водевиле Петра Каратыгина «Натуральная школа» (1847). После смерти Белинского само название «натуральная школа» было запрещено цензурой. В1850-е годы употреблялся термин «гоголевское направление» (характерно название работы Н. Г. Чернышевского «Очерки гоголевского периода русской литературы»). Позднее термин «гоголевское направление» стали понимать шире, чем собственно «натуральная школа», применяя его как обозначение критического реализма
Дата: 2019-05-28, просмотров: 245.
