(начало XXVIII века – 1917 год).
В это время над церковью довлел обер-прокурор – государственный чиновник, подчас не просто неверующий человек, но и откровенный масон, активно стремящийся уничтожить РПЦ. Государство принуждает церковь признать интересы государства выше интересов паствы. В этот период ни разу не собирался поместный собор (в другое время соборы проводились каждый год). Под давлением государства РПЦ принимает противоречащие православию постановления – нарушение тайны исповеди (при наличии признака государственной измены), лишение церкви и прихода права вести самостоятельную экономическую деятельность и иметь собственность и т. д. Нужно отметить, что большинство священников с возмущением отвергали возможность разглашения тайны исповеди, например священник, исповедовавший Каракозова, отказался предоставить следствию сведения полученные им на исповеди.
2. Горькие результаты развития взаимоотношений РПЦ и государства к началу XX века:
- интеллигенция идет путем нецерковных религиозных исканий (основная масса русской
интеллигенции была настроена антиклерикально, к их числу приходится отнести Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева);
- духовенство считалось сословием неуважаемым (большинство приходских священников не получали жалованья, священники стремились отдать своих детей в светские учебные заведения);
- жизнь рабочих и крестьян все больше становится бездуховной, приземленной;
- пропаганда радикальных политических реформ сопровождается антицерковными лозунгами;
- ухудшается материальное положение церковных учреждений (церковно-приходских школ, воскресных школ, кружков религиозного образования);
Вместе с тем на рубеже XIX – XX веков в РПЦ появляется целая плеяда талантливых архиепископов, таких как митрополит Тихон (Белавин), митрополит Сергий (Страгородский), митрополит Антоний Храповицкий и другие. Высокообразованные, преданные своему служению, эти церковные деятели во многом определили события 20х – 30х годов и взаимоотношения РПЦ и государства. Для понимания происходивших в РПЦ процессов необходимо хотя бы кратко познакомиться с биографиями некоторых церковных деятелей.
Основная часть
3. Краткие биографические сведения о видных церковных деятелей:
А) Патриарх Тихон.
Василий Иванович Белавин родился 31 января 1865 года в городе Торопец Псковской губернии в семье священника. Учеба: Торопецкое Духовное училище, Псковская Духовная семинария, Санкт-Петербургская Духовная академия. Служба: преподаватель в Псковской семинарии (в это время следует его постриг в монахи с именем Тихона), инспектор Холмской семинарии, архиепископ Люблинский Холмской епархии, архиепископ Алеутский и Аляскинский (за время его управления епархия из Алеутской и Аляскинской выросла в Русскую Православную Церковь в Америке), архиепископ Ярославский, архиепископ Виленский и всей Литвы. Как видно из послужного списка будущего патриарха Тихона он почти всегда служил в епархиях удаленных, сложных и всегда блестяще справлялся с порученной должностью.
Б) Митрополит Сергий (Страгородский).
Иван Николаевич Страгородский родился 11 января 1867 года в городе Арзамас в семье священника. Учеба: Арзамасское Духовное училище, Нижегородская Духовная семинария, Санкт-Петербургская Духовная академия (в это время следует монашеский постриг с именем Сергия). Служба: Японская православная миссия – священник в Киото, доцент в Санкт-Петербургской Духовной академии, инспектор в Московской Духовной Академии, настоятель посольской церкви в Афинах, помощник начальника Японской православной миссии, инспектор, а чуть позже ректор Санкт-Петербургской Духовной академии, архиепископ Финляндский,
В) Введенский Александр Иванович.
Родился 1889 году в городе Витебск, отец – директор гимназии. В 1911 году заканчивает Санкт-Петербургский университет посещает религиозно-философские кружки, пишет стихи, прекрасно музицирует. В 1914 году рукоположен в военные священники. В 1922 году оказывается в группе “прогрессивного духовенства”.
Период попыток государства физического уничтожения РПЦ (1917 – 1941 гг.).
4.1. Православное сознание осмысляет государство как богоустановленный институт: “нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены” (послание апостола Павла к Римлянам 3, 1). Поэтому церковь предписывает своим чадам не только повиноваться государственной власти - повиноваться независимо от убеждений и вероисповедания ее носителей, независимо от их отношения к церкви, но и молиться за власть, исключая случаи прямого богоборчества государства. Коалиция же партий, пришедших к власти в результате октябрьского переворота 1917 года, изначально гордо утверждала себя, как отстраненную от всякой религиозности общность людей. Достаточно сказать, что РСДРП(б) вообще никак не рассматривала вопрос своих взаимоотношений с церковью в случае прихода к власти. С другой стороны, это не единственный темный вопрос программы РСДРП(б). К октябрю 1917 года программа РСДРП(б) не имела конструктивной части, т. е. все чаяния большевиков заканчивались свержением монархии (программа минимум) и взятием власти путем вооруженного восстания (программа максимум). Что делать дальше ни партия, ни ее деятели не знали. В условиях отсутствия конструктивных программ сразу после взятия власти в свои руки большевики и их союзники запустили массу программ деструктивных - уничтожительных. Одна из них – полное уничтожение церкви и полное изжитие из народа всякой религиозности. Простейший способ решить эту задачу – физическое уничтожение церковнослужителей и массовый террор против верующих.
25 января 1918 года в Киеве происходит бессмысленное и зверское убийство митрополита Владимира. По свидетельству современников м. Владимир был прост в обращении со всеми, но тверд и настойчив в своих требованиях и распоряжениях. Желал, чтобы столичное духовенство возможно ближе стояло к народу, чаще совершало богослужения и проповедовало. В целях усиления и оживления пастырской деятельности московского духовенства митрополит Владимир стал открывать новые вакансии при столичных приходах и назначать новых священников. Также Владыка пытался внести истинное христианское нравственное учение в среду рабочего класса, который в то время был увлечен социалистическим мировоззрением. Он посещал собрания московских рабочих, обращался к ним со словом христианского наставления, сам печатал свои слова и речи, переводил с иностранных языков лучшие литературные произведения по вопросам, касающимся социализма. В период службы митрополитом Петроградским на личной аудиенции у императора Николая II он изложил свое мнение о пагубном влиянии деятельности Г. Распутина. За открытое неприятие Г. Распутина был переведен на Киевскую кафедру.
Страшные события начались с того, что митрополит Владимир был взят в келии настоятеля Киево-Печерской Лавры группой во главе с комиссаром-матросом. После допроса убийцы повели митрополита в его спальню. Что там происходило неизвестно, только потом келейники нашли на полу в разных местах комнаты, разорванный шелковый шнурочек, ладанку и серебряную нательную иконку. На место расстрела его видимо привезли на автомобиле, хотя это место было совсем близко от Лавры. Митрополит попросил время на молитву, воздел руки вверх и сказал: "Господи! Прости мои согрешения, вольные и невольные, и прими дух мой с миром". Потом благословил крестообразно своих убийц и еще не успел опустить руки, как послышались выстрелы. Помимо огнестрельных ран на теле покойного было найдено множество колотых ран. Тело мученически скончавшегося м. Владимира оставалось на месте убийства до утра следующего дня. Митрополиту Владимиру было тогда семьдесят лет.
Петроградский протоиерей Алексей Ставровский после убийства председателя Петроградского ЧК Урицкого был арестован, в числе многочисленных заложников и вывезен в Кронштадт. Большевики расстреляли каждого десятого заложника. Будучи в преклонных летах, протоиерей Алексей Ставровский поменялся жребием с молодым священником и был расстрелян.
16 июня 1918 года убит большевиками архиепископ Тобольский Ермоген. Так же как и м. Владимир он был сослан за обличение Г. Распутина. ЧК арестовывает его без предъявления каких бы то ни было обвинений, но соглашается освободить под залог крупной суммы. Когда деньги были верующими собраны, чекисты забирают деньги, но архиепископа с камнем на шее бросают в Тобол.
Убивали не только священнослужителей но и мирян, перечислим хотя бы некоторых из погибших в 1918 - 1919 годах. Архиепископ Пермский Андроник, Воронежский Тихон, Черниговский Василий, Астраханский Митрофан, Вяземский Макарий, Енотаевский Леонтий, Ревельский Платон, епископ Амвросий, протоиерей Иоанн Кочуров, Петр Скипетров, Иосиф Смирнов, Павел Дернов, игумен Гервасий, иеромонах Герасим, священники Михаил Чафранов, Павел Кушников, Петр Покрывало, диакон Иоанн Касторский и многие другие. Страшные, жестокие убийства служителей алтаря Господня и мирян! Многие священнослужители, монахи и монахини были зверски замучены бандитами в кожанках: их распинали на Царских вратах, варили в котлах с кипящей смолой, скальпировали, душили епитрахилями, топили в прорубях. Никто из убитых не держал в руках оружия, никто из них не был осужден судом даже в виде фарса.
Всего же к 1921 г. погибло более 12 тысяч мирян, несколько тысяч приходского духовенства и монашествующих, 28 архиереев.
Еще не закончилась гражданская война, еще не решен окончательно вопрос, быть или не быть большевистскому государству, но большевики развертывают кампанию по вскрытию мощей. Вызывает удивление тот факт, что в сложнейший для большевистской власти период, 16 февраля 1918 г., принимается постановление о вскрытии мощей – православной святыни. Можно спорить о том, было ли необходимо в тот период производить массовое вскрытие мощей, но очевидно, что цель этой кампании совершенно другая – спровоцировать выступление верующих против этой “государственной” акции. Поэтому, согласно инструкции, вскрытие мощей должно было производиться при массовом стечении верующих, во время богослужений. Но и подобные провокации не смогли изменить соотношения поддержки народом РПЦ и большевистского правительства.
К исходу гражданской войны даже правительству большевиков стало ясно: продолжать красный террор против священнослужителей – окончательно дискредитировать себя. Поэтому государство прибегает к другим формам уничтожения Церкви.
4.3. Летом 1921 г. на русский народ обрушилось еще одно бедствие – голод. В конце года голодало 20 миллионов человек. Уже в августе 1921 г. было ясно – голод неизбежен, и патриарх Тихон обращается к народам мира с просьбой о помощи. Он просит помочь стране (а значит и правительству - большевикам), которая в течение двух лет физически уничтожала Церковь. “Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода” (послание патриарха Тихона к народам мира). Под председательством патриарха организуется общественный комитет помощи голодающим – Помгол, но уже 27 августа ВЦИК распустил Помгол и образовал свою Центральную комиссию помощи голодающим. В декабре 1921 г. эта Комиссия обратилась к Патриарху с просьбой о пожертвовании. В ответ на эту просьбу Патриарх Тихон 19 февраля 1922 г. издает воззвание, призывающее приходы жертвовать драгоценные церковные украшения, не имеющие богослужебного характера. Казалось бы, вопрос разрешен миром, но мир большевикам был не нужен. Поэтому 23 февраля 1922 г. ВЦИК издает декрет об изъятии церковных ценностей. То, что не помощь голодающим была целью этого документа, видно из секретных инструкций, дополняющих этот декрет. Из записки Троцкого от 17 марта 1922 г. явствует, что параллельно основной комиссии по изъятию церковных ценностей большевики создают другую – секретную, в которую входят карательные органы ЧК и армия. Роль этих комиссий становится ясна на примере Петрограда. 19 марта 1922 В. И. Ленин пишет письмо в политбюро: “Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей… мы можем и, поэтому должны провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления”. Из записки заместителя председателя ГПУ от 20 марта 1922 г.: “…провести работу по подготовке к успешному экспроприированию этого имущества путем разного рода налетов и нападений на церкви и нападений на хранилища церковного имущества и пр.”. И это государственный документ! Однако далеко не все изъятые ценности использовались государством большевиков для помощи голодающим. В это время Красин строит в Лондоне роскошный особняк для советского торгпредства, а в недрах ГПУ возникает такая записка: “…выдать два чемодана драгоценностей для организации помощи германской компартии по проведению мировой революции…”. Наверное, только большевики мерили драгоценности чемоданами. С другой стороны, большевики используют изъятие ценностей как предлог для расправы со священнослужителями. В Москве было приговорено к смертной казни 11 человек. Особенно хорошо видно назначение кампании по изъятию ценностей на примере нашего города. Митрополитом Петроградским в это время был Вениамин. Он был избран на Петроградскую кафедру в марте 1917 года вопреки желанию Временного Правительства по желанию приходских собраний и рабочих Путиловского и Обуховского заводов. При возникновении необходимости вести диалог с Петроградской комиссией помощи голодающим м. Вениамин выставил 3 требования:
Передача ценностей должна быть осуществлена в форме пожертвования, а не изъятия;
В органы по контролю за использованием изъятых ценностей включить верующих;
Разрешить верующим выкупать церковные предметы богослужебного назначения.
Петроградская комиссия помощи голодающим согласилась с этими требованиями, надеясь отличиться мирным выполнением декрета. На другой и на третий день в разных газетах (в том числе и в московских “Известиях”) появились сообщения о состоявшемся соглашении.
Газетные заметки имели благожелательный тон по отношению к м. Вениамину и петербургскому духовенству. Но по прошествии несколько дней в комиссии произошли кадровые изменения, и представителям м. Вениамина было заявлено, что пожертвования не будет, а будет изъятие. Позже было сфабриковано дело против митрополита Вениамина и целого ряда его соратников. В результате суд приговорил митрополита Вениамина (Казанского), епископа Венедикта (Плотникова), архимандрита Сергия (Шеина), протоиерея Чукова, протоиерея Новицкого, Ковшарова, профессора Огнева, Елачича к расстрелу.
4.4 Большевики постоянно говорят о том, что всякая религия – “опиум для народа” и внешне действительно более менее одинаково относятся к разным вероисповеданиям и религиям. Но на практике особую ненависть они питают к православию. Поэтому в этот период основным методом ЧК в борьбе с РПЦ становится поддержка ЧК обновленческого раскола. Прочтем резолюцию коллегии ВЧК: “Выяснить характер отдельных епископов, викариев, дабы на черте честолюбия разыгрывать всякие варианты…” - вот так государство планирует подрывную работу в РПЦ – как будто в тылу врага. Так, при аресте митрополита Вениамина вместе с сотрудниками ГПУ прибывает и лидер обновленческого движения Введенский – ведет он себя, по свидетельству очевидцев, как штатный чекист. Отношение государства к обновленческому движению видно из протокола заседания комиссии ВЦИК по отделению Церкви от государства. “Взять более твердую ставку на группу “живой церкви”, коалируя с ней левую группу” (речь идет об объединении двух обновленческих движений, которые поддерживаются государством в противовес РПЦ). Проанализируем еще один документ - записку Ем. Ярославского в Политбюро ЦК РКП(б) 19 июня 1923 г.:
“Прошу поставить в порядок дня ближайшего заседания следующие вопросы
антирелигиозной комиссии:
1) Директива по поводу обращения Тихона в Верховный суд.
2) Информация о съезде мусульманского духовенства и съезде Буддийского
духовенства Калмыцкой области.
3) Просьба антирелигиозной комиссии об ускорении утверждения резолюции
XII-го съезда об антирелигиозной пропаганде.
Председатель Комиссии Е. ЯРОСЛАВСКИЙ”
Из документа видно, что государство интересуется исламом и буддизмом, причем слово “Буддизм” написано почему-то с большой буквы (наверное, это вероисповедание большевики уважали больше других). А вот отношение государства большевиков к католицизму. Посмотрим еще два документа. Первый: “Протокол антирелигиозной комиссии. (т.Попов Н.Н.)
П о с т а н о в и л и :
42. 1) Принять следующие предложения антирелигиозной комиссии:
а) Разрешить групповое преподавание католическим детям катехизиса перед
конфирмацией;
б) добиваться замены польских ксендзов немецкими или итальянскими.
в) Продлить следствие по делу Тихона и не возражать против изменения меры пресечения и тем из сопроцессников его, которые публично покаятся в своих преступлениях.”
И второй: “Секретарь ЦК Отпечат. в 1 экз. Секретарю ЦК РКП тов. СТАЛИНУ.
ИЗ САНТА МАРГЕРИТА ЛИГАРЕ № 3 90 мин. 17/V. 0,40 НАРКОМИНДЕЛ, Москва.
Пиццадо помощник Гаспарри от имени Папы просит освободить Тихона кстати предлагает купить взятые из церквей предметы культа и отставит их как (пропуск I группы) у епископа Цеплека зпт а деньги немедленно вручат нам абзац Это соблазнительно зпт но передача православных церковных предметов католикам вызовет бурю в России тчк Ответьте немедленно НрIII (спец Цибизов 16/V-22) Ч И Ч Е Р И Н”.
Как видно, к католической церкви большевистское правительство относится вполне лояльно и даже готово идти на сотрудничество, если бы не опасение “бури в России”.
Также лояльно (если не более того) большевистское правительство относится и к евангельским христианам баптистам. Вот что пишет в своих мемуарах первый президент Всероссийского Союза Евангельских христиан баптистов г. Проханов: “В основе политики большевиков в отношении религиозных организаций была свобода для всех, за исключением тех групп и священства, которые участвовали в политической оппозиции новому режиму. Одним из первых
шагов советского правительства был декрет об отделении церкви от государства. В соответствии с провозглашенным декретом православная церковь теряла финансовую поддержку государства... Миллионы рублей были изъяты из церковных касс и это подорвало средства существования Священного Синода, Духовной академии и других церковных институтов. Большинство священников были удалены от служения. Но в то же время некоторые из просвященных священников поняли эти реформы правильно и приняли их...
Таким образом низвержение православной церкви было значительным достижением, главной базой религиозной свободы... Упомянутый выше декрет об отделении церкви от государства содержал ясные и недвусмысленные положения, запрещающие любой вид преследований по
религиозным мотивам и гарантировавшие полную свободу совести... В практической жизни мы, евангельские христиане, видели факты, подтвердающие в общем благоприятное отношение советской власти к религиозным группам... Общим убеждением верующих в России в те годы было и остается, что если бы Ленин был жив, то в нашей стране не было бы ужасных гонений на христиан со стороны атеистов." И это христианин пишет о времени, когда по его собственным словам “…согласно официальной статистике, которая была опубликована с 1917 по 1922 год в Советской прессе, в общем 1 млн. 800 тыс. казней было совершено, в том числе
над 28-ю архиепископами, 1404-мя священниками и 8800-а врачами."” Большевистское правительство пошло так далеко, что выдавало баптистам удостоверения о праве проведения массовых богослужений и миссионерских мероприятий. Тот же г. Проханов пишет: “В некоторых местах, когда наши проповедники и миссионеры показывали удостоверения, выданные Советами в Петрограде, им немедленно оказывалась помощь и в аренде, по возможности крупных залов, и в разрешении печатать объявления о приглашении людей на Богослужения, и в развешивании этих объявлений на улицах". Приходит на память меткая русская поговорка “Кому война, а кому мать родна”.
5. Существование РПЦ в условиях государства, объявившего уничтожение Церкви своей задачей, становилось все более и более сложным, и руководство РПЦ в 1927 г. добивается, наконец (путем значительных уступок), признания за РПЦ легального положения. 29 июля 1927 года заместитель патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) издает “Послание к пастырям и пастве”, известное как “Декларация 1927 года”.
В Декларации подчеркивалась патриотическая позиция РПЦ в новых исторических условиях: “Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи”.
До сегодняшнего дня многие не понимают значения этого документа и подчас осуждают м. Сергия за этот шаг навстречу богоборческой власти большевиков. Но именно этот шаг позволил сохранить Православную Церковь не как музейный экспонат, не как ушедшую в подполье секту, а как Церковь – Богочеловеческий организм. Но эти значительные уступки государству не сильно повлияли на отношения большевиков к православной вере. В начале 1929 года за подписью Кагановича на места была отправлена директива, в которой подчеркивалось, что религиозные организации являются единственной легально действующей контрреволюционной силой, имеющей влияние на массы. Этим фактически была дана команда к широкому применению административных и репрессивных мер в борьбе с религией. Верующим родителям запрещалось обучать началам религии своих детей. Началось массовое закрытие храмов. Из сохранившихся к 1928 году 30 тысяч приходов в 1928 г. было закрыто 534 церкви, в 1929 г. – 1119. И далее нарастающими темпами. В Москве из 500 храмов к 1 января 1930 г. осталось только 224. В 1931 г. был взорван храм Христа Спасителя. Закрытие храмов и уничтожение святынь сопровождалось арестами, ссылками и высылками священнослужителей и мирян, этапированием их в места заключения, где уже томились тысячи священников и десятки архиереев. В 1932 году “Союз воинствующих безбожников” принял пятилетний план:
1 год – добиться закрытия всех духовных школ и лишить священнослужителей продовольственных карточек;
2 год – провести массовое закрытие церквей запретить изготовление предметов культа;
3 год – выслать всех служителей культа “за границу” (все, конечно, понимали что значит эта “заграница”);
4 год – закрыть оставшиеся храмы всех религий;
5 год – закрепить достигнутые успехи.
Однако план “воинствующих безбожников” провалился. Даже после невиданных, кровавых репрессий 1936-1937 годов (т.н. “ежовские” репрессии), не прошедших мимо членов РПЦ, перепись 1937 показала, что 2/3 сельского населения и 1/3 городского продолжают считать себя верующими! После этого большевистское государство отказалось от метода совмещения репрессий и антирелигиозной пропаганды и снова перешло к физическому уничтожению РПЦ. За 1937 год было закрыто более 8 тысяч храмов. По ложным обвинениям были расстреляны тысячи священников и мирян. Многие погибли в застенках НКВД, в лагерях и в ссылках.
К 1939 году во всей стране оставалось около 100 открытых храмов. Скоро очень скоро ожидалось торжественное закрытие последнего храма.
6. 22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз. И впервые за всю историю
богоборческого государства его руководитель – И. В. Сталин начал свою речь не обращением “товарищи”, а давно забытым “братья и сестры”. РПЦ откликнулась на призыв о защите отечества, верная традициям св. князя Александра Невского, св. князя Дмитрия Донского и других защитников русской земли. Наша Церковь, забыв о нанесенных ей большевистским государством ранах, призвала верующих встать на защиту родной земли. Митрополит Сергий в первый же день войны написал и собственноручно напечатал на машинке “Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви”. В нем он пишет “Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа…Благославляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг… Церковь благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу”.
За годы войны РПЦ не только призывала верующих исполнить свой долг защиты родной земли, но и собирала денежные средства на вооружение. На собранные верующими средства была построена танковая колонна имени Дмитрия Донского. Всего за годы войны было собрано более двухсот миллионов рублей.
Грозная опасность, нависшая над самим существованием нашего государства, необходимость всенародного единения для победы над врагом, патриотическая позиция Русской Церкви побудили Советское правительство к изменению религиозной политики.
Начали открываться приходы, многие из оставшихся в живых священников были освобождены из лагерей и смогли возобновить служение в храмах. В советской печати практически прекратилась антирелигиозная пропаганда. Особое значение имела беседа трех митрополитов (м. Сергия, м. Алексия и м. Николая) с И. В. Сталиным, состоявшаяся 31 августа 1943 года. Результатом беседы явилось возобновление архиерейских соборов, открытие духовных школ, началась подготовка Поместного собора. Показательны в этом отношении слова, сказанные Председателем Совета по делам РПЦ при Совнаркоме Г. Г. Карповым на встрече с членами архиерейского собора 24 ноября 1944 года: “Те явления, которые сейчас происходят в жизни Церкви, не носят временного характера”. Эти слова выражали основной принцип новой религиозной политики государственной власти, которая продолжалась 15 лет. Но этот мирный в отношениях РПЦ и государства период не мог продолжаться долго в условиях большевистской власти.
7. В 1958 году большевистское государство, руководимое в тот период Н. С. Хрущевым, вновь изменило свою политику в отношении РПЦ. По всей видимости причиной этого стали обнаружившиеся тогда разногласия внутри руководства коммунистической партии и экономические трудности в управлении страной. В связи с этим руководство решило отвлечь народ от насущных проблем, заменив эти проблемы борьбой с религией и РПЦ в первую очередь. Впервые после эпохи “Воинствующего безбожника” журналы и газеты наполнились антирелигиозными статьями с кощунственными выпадами против святынь. Эта кампания отличалась широким привлечением ренегатов. Вышла в печать брошюра, составленная бывшим преподователем Одесской семинарии Е. Дулуманом. В печати появились заявления бывших священников П. Дарматского, А. Спасского и А. Осипова об отречении от Бога. После такой подготовки по стране прокатилась волна закрытия храмов под разными предлогами: ветхостью зданий, тем, что вблизи храма находится школа, что храм мешает движению транспорта и т. д. Всего за период хрущевских гонений было закрыто около половины храмов – если в 1959 году насчитывалось 14 тысяч приходов, то к 1961 году только 8 тысяч. Одновременно сокращается количество служащих священников. Необходимо отметить, что второй особенностью хрущевских гонений была их бескровность. Почти не было арестов, только несколько священников были осуждены по сфабрикованным делам в основном за финансовые нарушения.
Однако в связи с происшедшими перестановками в руководстве страны, хрущевские репрессии в отношении РПЦ постепенно сошли на нет. Но тот подъем духовной жизни народа, который происходил в период 1943 – 1958 годов, уже не вернулся.
Наступил последний период в эпохе большевистского управления страной. Этот период затишья в отношениях государства и РПЦ характеризовался медленным сокращением количества храмов, закрывавшихся по необходимости (например, прекращение существования деревни). Новые храмы открывались очень редко. Снижалась посещаемость храмов, т.к. пожилые люди умирали, а большую часть населения страны стало составлять поколение, выросшее в эпоху жесткой антирелигиозной пропаганды. Вместе с тем участились случаи обращения людей, воспитанных в атеистических семьях. В результате частичной нормализации отношений РПЦ и государства был открыт ряд Духовных учебных заведений, увеличилось число обучающихся в них. Московская Патриархия несколько раз осуществляла издание Библии, общий тираж Библии за период с 1976 по 1983 год составил 300 тысяч экземпляров.
Объявление государством перемен во всех сферах жизни общества, получивших название “перестройки”, позволило изменить к лучшему положение дел в РПЦ. Подготовка к юбилейным торжествам – Тысячелетию крещения Руси в 1988 году позволила увеличить число приходов, государство стало передавать Церкви отобранные ранее храмы, разрешило открыть воскресные школы.
Жребий митрополита Сергия (от "Декларации" до "Памятной записки" соловецких епископов)
Церковная история ХХ-го столетия - одна из самых трагических страниц в тысячелетней жизни Русской Православной Церкви.
И по сей день о многих противоречивых событиях либо не говорят вовсе, а если и говорят, то скудно и сдержанно, либо преподносят оценку явлений и личностей как не подлежащую сомнению данность.
К спорным и трудным вопросам относится оценка жизни и деятельности митрополита Сергия (Ивана Николаевича Страгородского), ставшего Патриархом Московским и всея Руси осенью 1943 года.
Пожалуй, ни о ком не написано больше. Количество авторских листов иностранного происхождения в десятки раз превышает отечественные. Можно встретить особые термины: "сергианство", "сергианская линия", "сергианцы", которыми награждались сторонники митрополита.
Обсуждали и обсуждают, в основном, три момента: "Декларацию 1927 года", пресс-конференцию 1930 года и каноничность главенства митрополита в Церкви. Утверждение авторских выводов идет в одном направлении: принимается все, что указывает на отношения иерарха с властью, и отметается все, что объясняет причины этих контактов. Предъявляются необоснованные обвинения, приклеиваются ярлыки, формируется далекое от объективности мнение, ставится под сомнение позиция, которую занимала Церковь в конце 20-х, в тридцатые и в начале 40-х годов.
Упрощенно и схематично толкуется личность самого иерарха, чья судьба неразрывно связана с труднейшим периодом в истории страны и Церкви. И вряд ли кому из Первосвятителей, чей тяжкий жребий служения пришелся на "долгие годы" строительства новой жизни, выпала доля митрополита Сергия...
Будущий Патриарх (Иван Николаевич Страгородский) родился в семье священника Алексиевского женского монастыря в г. Арзамасе 11 января 1867 года. Быстро пролетели годы учебы в Арзамасском Духовном училище, затем в Нижегородской семинарии, которую пытливый юноша окончил по первому разряду. За время учебы в Петербургской Духовной Академии Иван Страгородский проявил себя как вдумчивый исследователь, его семестровые работы удивляли широтой мышления.
30 января 1890 г. был пострижен в монашество с именем Сергий в честь преподобного Сергия Валаамского. В этом же году он закончил академию со степенью кандидата богословия за сочинение "Православное учение о вере и добрых делах". В работе была предпринята попытка через полемику с католическим учением о "сверхдолжных" заслугах святых и протестантским об оправдании только верой изложить православное учение о спасении, основанное на святоотеческой традиции. Этой же теме будущий митрополит посвятил и свою магистерскую диссертацию, защищенную им в 1895 году и выдвинувшую молодого магистра в ряд видных православных богословов своего времени. Но это будет позже. А пока, осенью 1890 года, иеромонах Сергий приезжает в Токио и становится одним из ближайших помощников архиепископа Николая. За несколько месяцев иеромонах Сергий освоил японский язык, что позволило архиепископу Николаю сначала направить его в Киото, а затем в Токио для преподавания догматического богословия в семинарии. Зиму 1891/92 годов отец Сергий провел на русском крейсере "Память Азова" вместо заболевшего судового священника.
Указ о переводе в Россию пришел в 1893 году. Сначала в Петербург, а потом в Московскую духовную Академию на должность инспектора. Именно здесь происходит его сближение с архимандритом Антонием (Храповицким), ректором МДА, будущим главой Русской Зарубежной церкви. Архимандрит Антоний был известен как один из ведущих русских богословов и духовных просветителей. По его настоянию отец Сергий переработал курсовое сочинение в магистерскую диссертацию, которая публиковалась в академическом "Богословском вестнике", а позже вышла отдельной книгой.
С 1894 по 1896 годы иеромонах Сергий провел в Афинах, куда был назначен настоятелем русской посольской церкви. Там же он был возведен в сан архимандрита. Затем вновь следует направление в Японию, где архимандрит Сергий служит до 1899 года. В январе 1901 года Указом Святейшего Синода будущий митрополит назначен ректором Санкт-Петербургской Академии, а 25 февраля того же года в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялась его хиротония во епископа Ямбурского, третьего викария Санкт-Петербургской епархии. При своем наречении молодой епископ произнес речь, которую можно рассматривать своеобразной перспективой всего последующего служения. Есть там и такие слова: "Быть же пастырем - значит жить не своею особой жизнью, жить жизнью паствы, болеть ее болезнью, нести ее немощи с единственной целью: послужить ее спасению, умереть, чтобы она была жива. Истинный пастырь постоянно, в ежедневном делании своем "душу свою полагает за овцы", отрекается от себя, от своих привычек и удобств, от своего самолюбия, готов пожертвовать самой жизнью и даже душой своей ради Церкви Христовой, ради духовного благополучия словесного стада" [1] .
Ни сам епископ и никто из присутствующих не могли предположить, насколько пророческими окажутся эти слова...
Шесть лет деятельности епископа в СПбДА заполнены административной и научной работой. В 1902 и 1905 годах вышли его статьи: "Что нас разделяет со старокатоликами" и "К вопросу о том, что нас разделяет со старокатоликами". Их написание было связано с деятельностью епископа Сергия в Комиссии при Святейшем Синоде по старокатолическому и англиканскому вопросу. Статьи, в первую очередь, представляли интерес с точки зрения раскрытия в них православного учения о Церкви.
Бурная церковно-общественная жизнь начала века не оставила в стороне епископа. Он состоял в различных просветительских и благотворительных обществах. Особо выделяется его участие в "Религиозно-философских собраниях" (1901-1903 гг.). Под председательством епископа Сергия в них участвовали публицисты и литераторы, профессора Академии и духовенство. Эти собрания очень способствовали сближению светской интеллигенции с Русской Православной Церковью.
6 октября 1905 года следует назначение епископа на самостоятельную Финляндскую и выборгскую кафедру с возведением в сан архиепископа. На этом поприще вновь проявились его миссионерские качества. Он созывает епархиальные съезды, при Выборгском соборе организует Православную миссию, создает братство святого Георгия Победоносца. Все это укрепляет Православие среди беломорских карел.
В 1911 году архиепископ Сергий становится членом Святейшего Синода, где в разное время руководит важными синодальными учреждениями: Председатель Особого совещания по вопросам внутренней и внешней миссии, Председатель Совещания по исправлению церковно-богослужебных книг. В 1912 году следует его назначение Председателем Предсоборного совещания, а в 1913 году архиепископ Сергий возглавил Учебный комитет.
Февраль 1917 окончательно нарушил плавное течение его служения. Временное правительство в апреле распустило прежний состав Синода. Единственным оставшимся членом из бывших оказался архиепископ Сергий. Посылались первые упреки в отсутствии солидарности со стороны отдельных архиереев. Реакция архиепископа была очень спокойной. Он считал, что в начавшийся период потрясений для Русской Церкви следует служить ей всем своим опытом, знаниями и энергией.
Уже 29 апреля 1917 г. архиепископ Сергий подписал "Послание святейшего Синода к Церкви о мероприятиях в связи с предстоящим созывом Всероссийского Поместного Собора", а в дальнейшем участвовал в его непосредственной подготовке.
Голосами клириков и мирян архиепископ Сергий был избран на Владимирскую кафедру. Синодальный указ о его назначении архиепископом Владимирским и Шуйским последовал 10 августа 1917 г.
Владимирская епархия была не только одной из древнейших в Русской Церкви, но и одной из обширнейших по территории с такими большими промышленными городами, как Владимир, Иваново-Вознесенск, Шуя, Ковров, Александров и другие. Эту кафедру архиепископ возглавлял 5 лет, разделив епархию на пять митрополичьих округов и пять викариатств для более успешного ее управления.
В работе Поместного Собора 1917-1918 гг. архиепископ Сергий принял самое деятельное участие, руководя работой отдела "Церковный суд" в качестве его Председателя. 28 ноября 1917 года он был возведен в сан митрополита, а чуть позже состоялось его избрание членом Священного Синода.
Канонические основы устройства Православной Российской Церкви, заложенные Поместным Собором 1917-1918 гг., чья работа совпала с установлением нового государственного строя, не дали угаснуть церковной жизни ни в огне гражданской войны, ни в разнузданной атеистической вакханалии богоборческого государства.
Согласно общему положению о высшем церковном управлении, основы эти заключались в следующем:
- высшая законодательная, административная, судебная и контролирующая власть в Церкви принадлежала Поместному Собору, периодически, в определенные сроки созываемому в составе епископов, клириков и мирян;
- восстанавливалось патриаршество и церковное управление возглавлялось патриархом; - Патриарх являлся первым среди равных ему епископов;
- Патриарх вместе с органами церковного управления был подотчетен Собору. По смыслу дальнейших соборных определений, избираемый Собором Высший Церковный Совет, а также Священный Синод, образуют Высшее Церковное Управление. Его возглавляет Патриарх, при этом, при необходимости он наделен правом единолично принимать самостоятельные решения, которые утверждает ближайший Собор.
Все более осложняющаяся обстановка в стране вынуждает соборное большинство на закрытом заседании 25 января 1918 г. принять постановление, по которому "В случае болезни, смерти и других печальных для патриарха возможностей, предложить ему избрать несколько блюстителей патриаршего престола, которые в порядке старейшинства и будут блюсти власть Патриарха и преемствовать ему" [2] . Именно это постановление послужило средством для сохранения канонического преемства Первосвятительского служения после кончины Патриарха Тихона. На него опирался митрополит Петр (Полянский), назначая своих преемников, среди которых были митрополит Сергий, экзарх Украины митрополит Михаил (Ермаков) и архиепископ Ростовский Иосиф (Петровых). В 1925 г. этот жребий падет на митрополита Сергия.
А лето 1922 года принесло новое испытание - к обновленцам примкнула часть епископата и клира: немногие по искреннему заблуждению, в желании действительного улучшения отдельных сторон церковной жизни, другие - из-за гордыни и честолюбия, а большинство - по растерянности. Сильное влияние оказал на них так называемый "меморандум трех" - заявление трех маститых иерархов - митрополита Владимирского Сергия, архиепископа Нижегородского Евдокима и архиепископа Костромского Серафима, опубликованное в печати в июне 1922 года, в котором они признали обновленческое ВЦУ канонической законной властью. Позже авторы документа объясняли его создание как единственную возможность встать во главе обновленческого движения и вернуть его в патриаршее русло.
23 октября 1922 года митрополит Сергий (Страгородский) заявил о прекращении церковного общения с деятелями "новой демократической церкви" и покинул созданное ими Высшее Церковное Управление. Позже, в августе 1923 года он принес покаяние перед Патриархом Тихоном и активно включился в работу по возможности созыва Поместного Собора для решения вопросов церковной жизни при новой власти. Вместо оставшегося в обновленчестве архиепископа Евдокима (Исидерского) митрополит Сергий получил назначение на Нижегородскую кафедру.
Среди 59 архиереев Русской Православной Церкви он участвовал в погребении Патриарха Тихона. В своей короткой речи митрополит Сергий отметил особенную доброту Первосвятителя и его снисхождение к ближним.
После смерти Патриарха начался долгий этап противостояния двух ветвей Русской Православной Церкви - Русской и Зарубежной. Все самые острые моменты этого процесса пришлись на годы служения митрополита Сергия.
Зарубежные архиереи не согласились с подлинностью Завещания Патриарха. Сразу после его обнародования 12 апреля 1925 года посылались упреки в сторону митрополита Петра (Полянского), которого оппоненты и прошлые, и нынешние упрекали в давлении на Святейшего. При этом до сегодняшнего дня старательно умалчивается тот факт, что митрополит Петр был арестован в декабре 1925 года за отказ от предложенных властью условий легализации Церкви. Владыка был несгибаем до дня своей гибели в 1937 году.
Следует отметить также и тот факт, что предвидя серьезные испытания для Церкви, Местоблюститель митрополит Петр издал два акта на случай своего ареста - 5 и 6 декабря 1925 года. В первом он предоставлял права и обязанности Патриаршего местоблюстителя до законного выбора нового патриарха, согласно воле покойного святейшего, митрополитам Казанскому Кириллу, Ярославскому Агафангелу и митрополиту Арсению. Если же возможности осуществить это не предоставится, то права и обязанности Патриаршего местоблюстителя переходят к митрополиту Нижегородскому Сергию.
А днем позже митрополит Петр в своем письменном распоряжении указал, что в случае невозможности выполнить порученное митрополитом Сергием, временное исполнение прав и обязанностей Патриаршего Местоблюстителя переходит к митрополиту Михаилу (Ермакову) или архиепископу Иосифу (Петровых).
Из этого большого списка на свободе оставался только митрополит Сергий.
14 декабря 1925, спустя четыре дня после ареста митрополита Петра, он сообщил из Нижнего Новгорода викарию Московской епархии епископу Клинскому Гавриилу (Красновскому) о своем вступлении в исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя и просил известить об этом всех архиереев в Москве. Чуть позже и до 1936 года митрополит Сергий стал называть себя "Заместителем Патриаршего Местоблюстителя".
(Ложная весть о кончине митрополита Петра поступила в Патриархию в 1936 году. К этому времени скончались митрополиты Агафангел (1928 г.) и Арсений (1936 г.). Митрополит Кирилл по-прежнему находился в ссылке, что лишало его возможности вступить в права Местоблюстителя. И в декабре 1936 года права и обязанности Местоблюстителя перешли к Митрополиту Сергию, который к этому времени уже 11 лет стоял во главе Церкви).
Первые дни вступления в права и обязанности митрополита Сергия в декабре 1925 г. омрачились угрозой нового раскола.
10 епископов, оставшихся в Москве, в Донском монастыре под председательством архиепископа Екатеринбургского Григория (Яцковского) на своем совещании высказали недовольство по поводу единоличного управления Церковью митрополитом Петром, который якобы не хотел созывать Собор, о образовали Временный Высший Церковный Совет под председательством архиепископа Григория.
Власть поддержала григорианский ВВЦС, который очень скоро получил право на легализацию. Ослабление Церкви путем создания параллельного Местоблюстителю и его Заместителю церковного центра неизбежно привело бы к нарушению единства.
14 января 1926 г. митрополит Сергий в своем письме на имя архиепископа Григория выступил с протестом против самочинного ВВЦС. В ответном письме его Председатель пригласил митрополита Сергия не только войти во Временный Совет, но и даже возглавить его. Последовал резкий отказ и запрет на служение архиепископа Григория и его сторонников.
Григориане не сдавались. Им удалось посетить митрополита Петра в изоляции и убедить его в том, что митрополит Сергий не может управлять Церковью, т.к. находится в Нижнем без права выезда. При этом от местоблюстителя митрополита Петра было скрыто то обстоятельство, что Временный Высший Церковный Совет был образован, когда участники совещания в Донском монастыре уже знали о назначении Заместителя Местоблюстителя. Итогом встречи стала резолюция о временной передаче высшей церковной власти коллегии их трех архиереев: архиепископа Владимирского Николая, Томского Димитрия и Екатеринбургского Григория. При этом григориане умолчали о том, что архиепископ Димитрий и Николай, находясь в ссылке, не могут выехать в Москву. Резолюцию члены Временного Высшего Церковного Совета рассматривали как передачу церковной власти архиепископу Григорию.
Митрополит Сергий отказался подчиниться этой резолюции, указав на неосведомленность Местоблюстителя об истинном состоянии церковных дел. Он вступает в переписку с митрополитом Петром. Его позицию поддержали многие архиереи. И 22 апреля 1926 года в письме митрополиту Сергию Местоблюститель объявляет об упразднении Временного Высшего Церковного Совета и подтверждает ранее сделанное назначение Заместителя Местоблюстителя. Григориане не подчинились воле главы Церкви, сохранили свою организацию, которая просуществовала еще около десяти лет, не получив поддержки у клира и мирян и не оказывая влияния не церковную жизнь. Архиепископ Григорий до своей кончины в 1932 году руководил несколькими общинами на Урале. Григорианские малочисленные общины имелись также в сибирских и поволжских епархиях. Последние из них принесли покаяние митрополиту Сергию в 1943 году.
Весной 1926 года происходит обострение вопроса о преемстве канонической власти. 18 апреля 1926 года (после своего освобождения) митрополит Агафангел обратился из Перми с "Посланием к Церкви", в котором известил верующих о своем вступлении в должность Местоблюстителя Патриаршего престола, ссылаясь на завещание Патриарха Тихона. В начавшейся переписке между митрополитом Сергием и новым претендентом на высшую церковную власть (от 30 апреля, 16 мая, 23 мая) поднимались самые острые вопросы. И митрополиту Сергию удалось объяснить митрополиту Агафангелу, что в распоряжении Патриарха Тихона нет ни слова о том, что Местоблюститель Петр принял власть временно, до возвращения старейших кандидатов. Приняв власть законно, он может быть лишенным ее только на законных основаниях, т.е. в случае добровольного отхода или по суду архиереев. Начавшийся конфликт был очень выгоден власти, ожидавшей новой смуты. Но мудрый митрополит Агафангел, оценив всю ситуацию, в июле 1926 года уведомил телеграммой митрополита Сергия о своем отказе от должности Местоблюстителя.
Самая важная задача, стоявшая перед митрополитом Сергием после разрешения конфликта, состояла в легализации церковной жизни в большевистской России. После кончины Патриарха Тихона прекратил свое существование учрежденный им Временный Патриарший Синод. Для создания новых организационных структур и признания их полномочий требовались контакты с богоборческой властью, на которые незадолго до смерти пошел Святейший, указав своим преемникам единственный путь существования Церкви в новых условиях. Оппоненты до сегодняшнего дня не признают того, что политика преемников Патриарха Тихона была продолжением и развитием основы, заложенной Святейшим. Они по-прежнему настаивают на том, что до "Декларации 1927 г.", которая окончательно развела по разные стороны две ветви единой когда-то Церкви, русский епископат был против легализации. Она, бесспорно, была нужна для нормальной внутрицерковной жизни. Не созывались Соборы, не работал Синод. Церковь физически была обескровлена - через Соловки к 1930 г. прошел весь епископат, жизнь в приходах угасала.
Но богоборческая власть предъявляла свои жесткие условия легализации:
- издание декларации определенного содержания (весь мир должен был узнать о том, что Русская Православная Церковь не подвергается никаким гонениям);
- осуждение заграничных епископов в случае их неподчинения церковной власти в России;
- контроль за Церковью со стороны государства.
Эти условия не приняли ни митрополит Петр (1925 г.), ни митрополит Сергий (1926 г.), ни архиепископ Серафим (Самойлович) после ареста митрополита Сергия, мотивируя тем, что не считает себя полномочным.
7 июня 1926 Соловецкие епископы (17 человек во главе с архиепископами Иларионом (Троицким), Евгением (Зерновым), Пахомием (Кердровым), Ювеналием (Масловским) и др. пишут "Памятную записку Соловецких епископов, представленную на усмотрение Правительства". Основная мысль документа - просьба о легализации без вмешательства во внутренние дела Церкви. Внутреннего примирения быть не может, т.к. условием бытия и смысла существования Церкви является то самое, что категорически отрицает коммунистическая идеология.
Три дня спустя, 10 июня 1926 года, митрополит Сергий пишет проект Обращения к Советской власти, которое явилось приложением к его одновременному ходатайству НКВД о легализации церковных органов, в частности, о регистрации его в должности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, регистрации местных церковных органов, разрешение на созыв епископов и издания "Вестника Московской Патриархии", об открытии духовных учебных заведений. Также, как и соловчане, митрополит Сергий подчеркнул, что не имеет смысла замалчивать о существующем противоречии между православными и большевиками, стоящими у власти. Обещая лояльность, отмечал митрополит, мы не можем наблюдать за политическими партиями наших единоверцев, использовать экзекуторские функции и применять церковные кары для отмщения. Власть регистрацию не разрешила, а за митрополитом Сергием было установлено наблюдение.
12 сентября 1926 г. митрополит совершает еще одно "противоправное" действие - обращается с письмами к зарубежным епископам. Оно пронизано братской искренностью и заботой о дальнейшей судьбе православных за границей. В конце письма митрополит Сергий подчеркивает, что Святейший действительно издал распоряжение о закрытии Заграничного Синода. Далее в письме звучит мысль о возможности создания такого центра, если бы существовало согласие между иерархами. А его нет, и митрополит пишет: "Если такого органа, общепризнанного всею эмиграцией, создать по-видимому, нельзя, то уже лучше покориться воле Божией, признать, что отдельного существования эмигрантская Церковь устроить себе не может, и поэтому всем Вам пришло время встать на почву канонов и подчиниться (допустим временно) местной православной власти, например, в Сербии - Сербскому Патриарху, и работать на пользу той частной Православной Церкви, которая вас приютила". Далее митрополит подчеркнул, что такое отдельное существование скорее предохранит от взаимных распрей, чем старание всех удержать и подчинить искусственно созданному центру. И, что именно такая постановка более соответствует теперешнему положению Церкви в России. Так же, как и в случае с обращениями Патриарха, зарубежные епископы не хотели понять, да и не понимают по сей день "теперешнее положение Церкви в России".
Расправа с митрополитом не заставила себя ждать. Он был арестован в ноябре 1926 года по обвинению с связях с эмиграцией и в подготовке проведения нелегальных выборов Патриарха. Инициатива избрания путем сбора подписей исходила с Соловков от архиепископа Илариона (Троицкого). Кандидатом на Патриарший Престол он предложил митрополита Кирилла, срок ссылки которого истекал в ближайшее время. Митрополит Сергий поддержал предложение архиепископа Илариона. Практическим осуществлением выборов руководил архиепископ Рыльский Павлин (Крошечкин) со своими помощниками - иеромонахом Таврионом (Батозским) и мирянами Кувшиновыми, отцом и сыном. За короткое время они объездили места ссылок архиереев, собрав 72 подписи... Вместе с митрополитом Сергием аресту и новым ссылкам подверглись и другие архиереи, готовящие избрание Патриарха.
Временное управление Церковью взял на себя митрополит Петроградский Иосиф (Петровых), остававшийся по-прежнему в ссылке в Ростове Великом. В распоряжении митрополита Петра он был назван третьим кандидатом в Заместители Местоблюстителя. Предвидя свой скорый арест, митрополит Иосиф 8 декабря 1926 года своим указом назначил временных заместителей: архиепископа Свердловского Корнилия (Соболева), Астраханского Фаддея (Успенского) и Угличского Серафима (Самойловича).
На свободе после ареста митрополита Иосифа оставался только архиепископ Серафим. Переживая усиливающийся государственный террор, в посланиях к епископам архиепископ Серафим просил сократить переписку с ним до минимума, предоставляя им все дела, кроме принципиальных и общецерковных, решать на местах, чтобы уберечь тех, кто еще оставался на свободе.
Митрополит Сергий был освобожден в марте 1927 года, спустя 3,5 месяца. Этот его последний арест на долгие годы внес сомнения в умы православных. И по сей день бытует мнение о том, что именно тогда митрополит Сергий вступил на путь сотрудничества с ГПУ, что подтверждением этого соглашения явилась "нужная" власти "Декларация 1927 года". Свои выводы оппоненты по сей день подкрепляют аргументами такого свойства: срок ареста 3.5 месяца, разрешено жить в Москве, а до ареста жить не мог, "Декларацию" не приняло 2/3 клириков и верующих и т.д.
До своего ареста, третьего по счету, митрополит Сергий был одним из уважаемых епископов России. Современники не раз отмечали его заслуги перед богословской наукой. Самым естественным, казалось бы, путем для митрополита был путь отшельничества в какой-нибудь глуши, где можно было и не прекращать богословских трудов.
Путь почетный и легкий. Но он выбрал другой - продолжение пути, начертанного Патриархом Тихоном, - сохранение Церкви в условиях тоталитарного государства. Он никогда и никого не боялся. И реакцию властей за сентябрьское письмо к зарубежным епископам он знал заранее, но шел на этот шаг, в первую очередь, ради самих "карловчан", давая возможность их ухода в другую юрисдикцию.
Митрополит Сергий дал согласие на тайные выборы Патриарха, зная ответную реакцию власти в случае провала, но надеялся, что можно будет провести их быстро, и Церковь вновь обретет своего Первосвятителя в такой трагический для нее период. Он не строил иллюзий. Знал он, что весь епископат находится под постоянной слежкой и личным контролем Евгения Александровича Тучкова, "куратора" Церкви, "некто в сером" (именно так назвал его Патриарх Тихон). Тучковский отдел за очень короткое время состряпал 2-ю редакцию "Декларации", обнародованную 29 июля 1927 года.
До сегодняшнего дня оппоненты закрывают глаза на причину согласия митрополита Сергия ее подписать. В случае отказа, Тучков обещал новую волну арестов и расправу над соловчанами.
Публикации документов тех лет, ставшие возможными в последние годы, убедительно доказывают несостоятельность версии "о добровольном сотрудничестве". Следует отметить и тот факт, что тяжесть ответственности с митрополитом разделили и его единомышленники - члены Временного Патриаршего Священного Синода, тоже поставившие свои подписи под "Декларацией 1927 года": митрополит Тверской Серафим (Александров), архиепископ Вологодский Сильвестр (Братановский), архиепископ Хутынский Алексий (Симанский), архиепископ Самарский Анатолий (Грисюк), архиепископ Вятский Павел (Борисовский), архиепископ Звенигородский Филипп (Гумилевский), епископ Сумской Константин (Дьяков) и епископ Серпуховской Сергий (Гришин).
"Декларация" потребовала от зарубежных епископов письменного обязательства в лояльности Советскому правительству. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии. "Карловчане" были поставлены перед выбором: либо принять условия жизни Церкви в "советских условиях" и тем самым сохранить ее, либо порвать с Московской Патриархией. Карловацкий архиерейский синод принял решение полного непринятия позиций митрополита Сергия и возглавляемой им Церкви, мотивируя, в первую очередь, неканоничность его руководства и превышения его полномочий. Из эмигрантских лидеров письменное обязательство прислал лишь митрополит Евлогий (Георгиевский). В 1930 году он принял участие в манифестации в Лондоне, направленной против гонения на Церковь в СССР. Под давлением власти, а конкретно ОГПУ в лице Тучкова, митрополит Сергий пошел на его смещение. Митрополит Евлогий вместе с опекаемыми им западноевропейскими приходами перешел в юрисдикцию Константинопольского Патриарха, а в служебной характеристике Е.А. Тучкова появилась следующая запись: "На протяжении ряда лет тов. ТУЧКОВЫМ проводилась серьезная работа по расколу заграничной православной русской церкви. Блестяще проведена работа по срыву объявленного папой Римским в 1930 г. крестового похода против СССР".
Громом средь ясного неба поразила "Декларация" и русский епископат. Одни епископы сразу не приняли ее вынужденную позицию. Среди них были: митрополиты Кирилл, Иосиф, архиепископы Серафим Угличский, Варлаам Псковский, епископы Виктор Вотский, Димитрий Гдовский, Сергий Нарвский и другие.
8 февраля 1928 года архиепископ Серафим Угличский писал митрополиту Сергию: "Вы, так мудро и твердо державший знамя православия в первый период своего заместительства, теперь свернули с прямого пути и пошли на дорогу компромиссов, противных Истине... что же случилось... Неужели вы не найдете мужества сознаться в своей роковой ошибке - издании вашей декларации 16/29 июля 19227 г."
Анализируя весь текст "Декларации", можно с уверенностью сказать, что основная часть ее написана самим митрополитом, а тучковская команда взяла на себя сочинительство первой и последней частей документа. Вот так, к примеру, звучит продолжение мысли митрополита о возможности мирной деятельности в рамках закона: "Теперь, когда мы почти у самой цели наших стремлений, выступления наших зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас у всех на глазах" [3] . Как близок этот слог к газетным публикациям 30-х годов о "вредителях" и "врагах народа". Или "тучковский" абзац о "карловчанах": "Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколов заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству во всей своей общественной деятельности". Концовка абзаца написана рукой митрополита и очень созвучна тексту первой редакции Послания от 1926 года: "С другой стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли им пересмотреть вопрос о своих отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и Родиной".
В "Декларации 1927 года", в отличие от первой редакции и "Памятной записки", отсутствовал критический элемент в оценке государственной политики по отношению к Церкви. Положение о церковном мировоззрении и большевистской идеологии были также Тучковым сняты.
Именно в этот период личность митрополита Сергия и его деятельность приобрели поистине трагическую окраску. Некогда блестящий ученый-богослов, любимый верующими пастырь все чаще в одиночку противостоял богоборческой власти, пытаясь сохранить паству и духовенство, уберегая многомиллионный православный народ от жестокого выбора между катакомбами и очередной схизмой. Что же касается реакции Местоблюстителя митрополита Петра, то из своей ссылки на Обской губе он передал о своем согласии с необходимостью появления "Декларации 1927 года", не принимая при этом большинства ее формулировок.
Постановление ВЦИК СССР "О религиозных объединениях" от 8 апреля 1929 года и октябрьская (1929 г.) инструкция НКВД вновь отрицали все права Церкви как юридического лица. Нововведением стала обязательная регистрация религиозных объединений и их членов, а местные органы власти могли отказывать в регистрации и тем, и другим без каких-либо объяснений. Церковная жизнь ограничивалась только богослужением в стенах храмов. Ввиду отсутствия у Церкви прав юридического лица, договоры о ремонте церковных зданий могли заключаться только индивидуально с членами приходов, которые попадали под статью о частном предпринимательстве, что влекло за собой резкое повышение налогообложения. Духовенство и клирики, лишенные избирательных прав или ограниченные в отдельных политических и гражданских правах, платили в советскую казну с 1930 г. 75 % с "нетрудовых доходов", к коим была причислена и плата за отправление культа. Священников выселяли из квартир как "лишенцев". Еще с 1928 г. по той же причине для них была установлена непомерно высокая квартплата, она оставалась такой до 1943 г. включительно.
Нарастающие темпы индустриализации всколыхнули "антиколокольную кампанию" в стране. Президиум ВЦИК осенью 1929 года запретил трезвон (звон во все колокола). Их снимали и передавали куда попало. Кампания, начавшаяся в деревне, охватила и города, в которых досужие умы уже занялись подсчетами веса колокольного металла в стране и выдвинули идею развития на его базе электротехнической промышленности. Фактическое поступление колокольного лома, по данным Рудметаллторга, за 1929/30 гг. составило 11 тыс. тонн, для обработки которых в стране не было ни производственных мощностей, ни соответствующих технологий. Разбитые колокола валялись на заводских дворах. Их судьбу определила Директива Совнаркома от 23 октября 1930 года: "Изъятие излишних колоколов необходимо осуществить, по возможности, быстрее, так как мы решили их использовать в первую очередь для чеканки мелкой разменной монеты, которая до сих пор чеканилась из импортной меди, не придавая этому политического значения и излишней огласки" [4] .
Развернулась широкая кампания за вступление граждан в ряды "Союза воинствующих безбожников", руководимая Е.М. Ярославским и насчитывающая в 30-е годы 96 тыс. первичных ячеек на местах. Нравственные и материальные потери тех лет трудно восполнить, ведь происходило не только угнетение и уголовное преследование миллионов людей, исчезновение образцов церковного искусства, а вместе с ним и секретов колокольного литья, иконописи. Стране был нанесен огромный моральный урон, выразившийся прежде всего в снижении нравственного уровня населения.
В Европе и Америке все громче раздавались протесты против гонения на Церковь в СССР. Второго февраля 1930 г. папа Пий XI обратился к верующим мира с призывом молиться о спасении Русской Церкви. Это нарушило внешнеполитические планы СССР. Срочно потребовалось опровержение того, о чем писала зарубежная печать. Практическое осуществление этого мероприятия вновь было поручено начальнику III отделения Секретно-Политического отдела ОГПУ Е.А. Тучкову, давнему (еще в 1919 г.) и опытному исполнителю большинства государственных антирелигиозных акций. Он предложил митрополиту выступить на пресс-конференции перед журналистами с опровержением мирового общественного мнения о гонении на Церковь в СССР. В ответ митрополит выдвинул свои условия: при его согласии участвовать в фарсе, власть принимает требования митрополита Сергия о значительном облегчении существования Русской Православной Церкви в безбожном окружении. На том и порешили. 15 февраля 1930 года состоялась конференция, а 19 февраля на имя П.Г. Смидовича была отправлена "Памятная записка о нуждах Православной Патриаршей Церкви в СССР".
Адресат был выбран не случайно. Его деятельность до сегодняшнего дня окутана дымкой тайны и догадок. Но на антирелигиозном поле большой игры он был фигурой далеко не последней.
На конференции присутствовали члены Патриаршего Синода. На вопрос о гонениях последовал ответ, что его не было и нет "в силу Декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно, и никаким государственным органом не преследуется" [5] . На вопрос о репрессиях за религиозные убеждения последовал ответ: "Репрессии, осуществляемые Советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам за различные противоправительственные деяния" [6] . Митрополит был абсолютно прав. Статьи подводились самые разные: от неуплаты налогов до контрреволюционных организаций. Но нигде не проходили "религиозные убеждения". Думается, что оппоненты об этом знают. На вопрос о свободе религиозной пропаганды митрополит ответил: "Священнослужителям не запрещается отправление религиозных служб и произнесение проповедей (только, к сожалению, мы сами подчас не особенно участвуем в этом)" [7] .
Как уже говорилось выше, "драконовское" Постановление 1929 года ограничило церковную жизнь богослужением только в стенах храма. На вопрос жестокости власти по отношению к отдельным священнослужителям митрополит ответил, что это - вымысел, клевета и добавил далее: "К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях" [8] .
На вопрос о том, пользуется ли какое-либо религиозное течение привилегиями со стороны власти, митрополит Сергий сказал: "По советскому законодательству все религиозные организации пользуются одинаковыми правами" [9] . (Гонениям с 1929 года подверглись все конфессии, о чем митрополит и сказал. Весь мир знал, что стоят права в СССР). На вопрос о своем отношении к обращению Папы Римского, прозвучал ответ: "Считаем необходимым указать, что нас крайне удивляет недавнее обращение Папы Римского против Сов. власти. ...Мы считаем излишним и ненужным это выступление Папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся" [10] .
Да, упрекать митрополита Сергия в таких ответах можно долго. Но следует и глубже вдуматься в них. Он говорил скупо и сжато, постоянно подчеркивая существование Церкви в жестких рамках Декрета 1918 г. и Постановления 1929 г. О "Памятной записке" от 19 февраля 1930 года широкому читателю известно мало. Она включила в себя 21 пункт, в которых митрополит Сергий изложил все нарушения имеющегося законодательства о культах. "Страховое обложение церквей, особенно в с/местностях иногда достигает таких размеров, что лишает общину возможности пользоваться церковными зданиями. Необходимо снизить как оценку церковных зданий (отнюдь не приравнивая ее к зданиям доходным), так и сам тариф страхового обложения" [11] . Говоря о непомерных обложениях, митрополит привел такие примеры принудительных сборов "на тракторизацию, индустриализацию, на покупку облигаций, госзаймов и т.п.
За неимением у церквей хозяйства, налог, естественно, падает на членов религиозной общины, является, таким образом, как бы особым налогом за веру, сверх других налогов, уплачиваемых верующими наравне с прочими гражданами" [12] .
Митрополит Сергий просил не приравнивать церковных старост, сторожей и других лиц, обслуживающих местный храм, к кулакам и не облагать их усиленными налогами. Эта практика была распространена по всей стране. Далее он продолжал: "Необходимо разъяснять, чтобы представители прокуратуры на местах, в случае обращения у ним православных общин или духовенства с жалобами, не отказывали им в защите их законных прав, при нарушении их местными органами власти или какими-либо организациями" [13] . Говоря о закрытии храмов, митрополит Сергий считал, что решающим должно быть "...не желание неверующей части населения, а наличие верующих, желающих и могущих пользоваться данным зданием, чтобы православный храм по ликвидации одной общины мог быть передан только православной же общине, если в наличии есть достаточное количество желающих образовать такую общину и чтобы по упразднению храма (от каких причин оно не зависело) членам православной общины предоставлено было право приглашать своего священника для исполнения всех их семейных треб у себя на дому" [14].
Основная часть "Записки" освящает положение духовенства в Советской стране. Митрополит Сергий высказывает свои условия власти для облегчения жизни и деятельности священства: не приравнивать их "к нетрудовому элементу, а тем более к кулакам", вернуть священство, как это было раньше, к лицам свободных профессий. Не назначать произвольного налогообложения, не облагать продуктами (зерном, дичью, маслом) священников, не занимающихся сельским хозяйством. За неуплату налогов у духовенства описывалось все имущество. Митрополит требует оставлять "законный минимум обстановки, одежды, обуви и пр." [15] . Произвольно и часто издевательски назначалась местными властями трудовая повинность для духовенства. Так, например, престарелому священнику "села Люк Вотской области наложено срубить, распилить и расколоть 200 кубов дров" [16] . Притеснениям и унижениям подвергались дети духовенства. Митрополит Сергий настаивает на разрешении "учиться в школах 1 и 2 ступени и чтобы из них, кто с осени 1929 года уже были зачислены в состав студентов ВУЗа, не изгонялись за одно свое происхождение, а изгнанным предоставлено было право закончить свое образование" [17] .
Говоря о богословском образовании, митрополит Сергий напоминает власти о своем ходатайстве лета 1920 года "об открытии в Ленинграде Высших Богословских курсов Православной Патриаршей церкви. Весьма желательно получить удовлетворение этого ходатайства, хотя бы в целях уравнения нашего церковного течения с обновленчеством, у которого есть академия" [18] .
Для церковной жизни необходимо было периодическое издание, о котором митрополит говорил с властями не один раз. Не обошел он этот вопрос и в "Памятной записке": "периодическое издание, хотя бы в виде ежемесячного бюллетеня для печатания распоряжений, постановлений, посланий и пр." [19] .
Документ заканчивался просьбой сохранить за Церковью те права, какие уже были предоставлены ранее: "В виду газетных статей о необходимости пересмотра Конституции СССР в смысле совершенного запрещения религиозной пропаганды и дальнейших (подчеркнуто в док. - О.В.) ограничений церковной деятельности, просим защиты и сохранения за Православной Церковью тех прав, какие предоставлены ей действующими законоположениями СССР" [20] .
Из всех просьб митрополита власть удовлетворила одну: разрешено было издавать "Журнал Московской Патриархии", который выходил нерегулярно, потом был закрыт и вновь стал издаваться с 1943 года.
Реакция на выступление митрополита на конференции части духовенства в России и за границей была отрицательной. В защиту Заместителя Патриаршего Местоблюстителя выступил митрополит Евлогий (Георгиевский), подчеркнув, что если бы позиция митрополита Сергия оказалась церковно преступной, то все верующие услышали бы голос Местоблюстителя из заключения. Правда, митрополит Петр многое из деятельности митрополита Сергия воспринимал критически. Но, оценивая обстановку в целом, не видел иной формы общения Церкви с государством, нежели той, которую осуществлял митрополит Сергий. Усиление тоталитаризма в стране, парализовавшее все сферы общественной жизни, коснулось и Церкви. Миллионы верующих и неверующих попали под государственную машину репрессий.
К началу 1941 года Русская Православная Церковь имела 3021 действующий храм, при этом около 3 тыс. из них находились на территориях, присоединенных в 1939-1940 гг. В 1938 г. в СССР не существовало ни одного православного монастыря. После присоединения Восточной Прибалтики, Западной Белоруссии, Западной Украины и Бессарабии их стало 64. Церковная жизнь по всей стране приняла очаговый характер: не созывались соборы, упразднялись кафедры, физическому уничтожению подверглись миряне, клир и епископат. Но Русская Православная Церковь по-прежнему оставалась духовным стержнем народа. И начавшаяся война подтвердила это. Церковь, как всегда это было в российской истории, стала консолидирующим ядром для православных на фронте и в тылу.
Ее патриотическая деятельность, о которой так долго молчали, внесла весомый вклад в дело победы.
И глава Церкви, митрополит Сергий, обратившийся к народу в первый день войны (И. Сталин обратился на 12-ый), встал во главе этого церковного возрождения.
История Церкви в военный период доказала, что тот тяжкий путь, по которому шел митрополит Сергий в 30-е годы, был единственно возможным.
Влияние Русской Православной Церкви в стране стало столь велико и значимо, что власть пошла на резкое изменение государственно-церковного курса с осени 1943 года. Но это другая история...
Дата: 2019-05-28, просмотров: 258.