Сергей Львович Фирсов - профессор Санкт-Петербургского государственного университета.

В русской церковной иcтории XX столетия понятие "религиозное обновление", пожалуй, одно из самых пререкаемых. С этим никто не будет спорить. В самом деле, нужно ли доказывать, какой вред нанесли церковному единству "реформаторы" 1920-х годов, действовавшие при поддержке и под контролем ОГПУ? Нужно ли по-новому оценивать лидеров обновленчества тех лет, даже согласившись с весьма спорным доводом, что идеи у них были хорошие, а их реализация порочна? Вопросы эти явно риторичны. Добро не делается с помощью зла, не рождается им. И все же правомочно ли осуждать сам принцип религиозного обновления, негативно аттестуя любые попытки церковно осмыслить "дух времени" на основе церковных канонов и традиций? В данном случае, думается, однозначное осуждение невозможно. Правильнее будет разобраться с понятиями, отказавшись от стереотипного их восприятия (как pro, так и conrta).

Если говорить кратко, то история обновленческого движения в Русской Православной Церкви советского периода - это время становления и развития тоталитарного общества, по преимуществу эпоха Сталина. Возникнув весной 1922 г., обновленческое движение пережило несколько этапов, бесславно и незаметно сойдя с исторической сцены во второй половине 1940-х годов.

Советское обновленчество: краткая история событий

Первые страницы его писались тогда, когда истощенную Гражданской войной страну постиг страшный голод, особенно свирепствовавший в Поволжье. Именно тогда большевики раскрутили на полную мощность антирелигиозную машину, стремясь как можно более дискредитировать священноначалие Русской Церкви и ее первосвятителя - Патриарха Тихона. Старый проверенный принцип "разделять и властвовать" они прекрасно использовали, противопоставив "демократическое" крыло Церкви ее "реакционному" крылу, представители которого якобы не хотели "поделиться" с бедствующим народом накопленными за столетия церковными богатствами. Не случайно тогда (в марте 1922 г.) В.И. Ленин в секретном письме, адресованном членам Политбюро, откровенно предлагал использовать сложившиеся обстоятельства для изъятия ценностей.

Разумеется, Церковь не отказывалась помогать голодающим, но считаться с ее предложениями большевики не хотели: цели были другие. Патриарх был арестован, и с помощью подлога и хитрости ОГПУ добилось концентрации власти в руках зачинателей обновленческого движения: протоиереев А.Введенского и В.Красницкого, священника Е.Белкова и некоторых других. Буквально с первых дней к движению пристал и заштатный епископ Антонин (Грановский). Этими деятелями было организовано Высшее церковное управление, которому к июлю 1922 г. подчинилось 37 из 73 епархиальных архиереев, а к августу 1922 г. в большинстве епархий власть перешла к "Живой Церкви" - обновленческой организации, откровенно враждебно настроенной и к епископату, и к монашеству, и лично к Патриарху Тихону. Впрочем, вскоре у "реформаторов" появились новые группировки, движение мельчало, обрекаясь на неудачу. Однако поддержка властей была залогом существования обновленчества, лидеры которого все-таки сумели соорганизоваться и в конце апреля 1923 г. провели "собор", громко названный ими "Вторым Поместным".

На "соборе" было принято выгодное советским властям постановление о лишении Патриарха Тихона сана и даже монашества как "предателя Церкви" и "отступника от подлинных заветов Христа". Тогда же был создан Высший церковный совет, просуществовавший правда недолго: 27 июля 1923 г. Патриарх Тихон вынужденно "раскаялся" в своей антисоветской деятельности и был освобожден. Это послужило сигналом к объединению всех антиобновленчески настроенных сил (большевики продолжали свою игру, стравливая противоборствовавшие стороны). К примеру, уже в начале 1924 г. в колыбели обновленчества Петрограде из 115 храмов 83 перешли в юрисдикцию Патриарха. С целью избежать краха в начале августа 1923 г. ВСЦ ликвидировали, создав Священный Синод и возвратив Церкви прежнее наименование - Православная Российская. Реформированные "реформаторы" сняли с себя ответственность за действия и распоряжения ВЦУ и ВЦС, заявив о том, что впредь будут свято блюсти чистоту православного учения, Таинства и догматы Церкви. Обновленцы сосредоточились на разоблачении "церковной контрреволюции" сторонников Патриарха, стремясь доказать, что подлинными наследниками всего лучшего в русской церковной традиции являются именно они. Правда, обновленцы внесли достаточно много нового в эти традиции (например, реализовали идею о создании института женатого епископата в РПЦ наравне с безбрачным), но на фоне существовавшего раскола на подобное можно было "закрыть глаза".

В октябре 1925 г. состоялся второй обновленческий "собор", на котором вновь прозвучали политические заявления о верности собравшихся "великому делу социализма", резкая критика "тихоновцев", называвшихся антисоветчиками. Соборяне разрешили духовенству второбрачие; стало одобряться и использование старого стиля (ранее отмененного) в богослужении. В то время большевики хотели получить контроль над всей Церковью, добиваясь объединения "тихоновцев" и обновленцев под руководством лояльного к советской власти священноначалия. Однако на это "собор" 1925 г. не пошел: его лидеры прекрасно понимали невозможность быть церковными лидерами в случае нахождения компромисса. В 1927 г. "тихоновцы", возглавлявшиеся митрополитом Сергием (Страгородским), ценой огромных уступок получили легализацию, что существенно осложнило внутрицерковную ситуацию - возникли так называемые "расколы справа". Впрочем, на фоне разворачивавшихся в СССР антирелигиозных гонений это уже не могло серьезно повлиять на церковную жизнь. Сторонники митрополита Сергия, как и обновленцы в начале 1930-х годов, были для властей совершенно неопасны и политически не нужны. Не случайно обновленцам уже с конца 1920-х гг. запретили проповедовать, их пробольшевистские пассажи, в которых Христос часто назывался первым коммунистом, были признаны вредными. "Реформаторы", по слову современного исследователя, постепенно превращались в "охранителей". В 1932 г. пленум обновленческого Синода решил ввести всюду богослужебное единообразие, отказавшись от использования русского языка; "творчество" в церковной жизни ограничивалось.

Государственная борьба против "мракобесия" не спасла лояльных обновленцев от массовых репрессий второй половины 1930-х годов. Тогда уничтожались все: и левые, и правые, обновленцы и "тихоновцы". В епархиях к началу Великой Отечественной войны оставалось от 1 до 3 обновленческих храмов. Судьбу обновленчества по существу и решила война: И.В. Сталин был прагматиком и, согласившись на частичное возрождение православия в СССР, справедливо сделал ставку на "тихоновцев", или, как их тогда называли, "староцерковников" (подчинявшихся власти митрополита Сергия), за которыми шло большинство православных верующих. 1943 год оказался для обновленчества переломным: после встречи И.В. Сталина с "тихоновскими" митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем) бывшие церковные "реформаторы" в глазах светских властей перестали иметь какую-либо политическую привлекательность. С конца 1943 г. и до начала 1945 г. при поддержке светских властей в Патриаршую Церковь перешло большинство некогда обновленческих храмов. О своем покаянии заявили и почти все обновленческие архиереи и иереи. В июне 1945 г. тогдашний обновленческий "первоиерарх" А.Введенский сам попытался перейти в юрисдикцию некогда проклинавшейся им Патриаршей Церкви. Но переговоры закончились ничем - ему предложили прощение без сохранения сана, лишь как простому мирянину и работу - рядовым сотрудником "Журнала Московской Патриархии". Он отказался. 26 июля 1946 г. Введенский умер обновленческим "митрополитом", а единственная московская церковь, в которой он служил, перешла в ведение РПЦ. Фактически с его смертью обновленчество и прекратило свое существование.

Идеология и генеалогия

Краткое перечисление основных вех и событий обновленческой истории, как видим, не слишком помогает нам разобраться в сути того, за что, собственно, столь нелюбим сам термин. Если считать "обновленчество" синонимом предательства, совершенного кучкой церковных проходимцев, тогда все ясно и говорить больше не о чем. Но в обновленческой среде были разные люди, карьеристы и романтики, по-своему честные пастыри и беспринципные циники. Назвать всех их "обнагленцами" (так называли их противники - "тихоновцы") значит все упростить до схемы. Поэтому, думается, для того, чтобы понять феномен обновленчества и не отделываться наклейкой церковно-политических ярлыков, следует хотя бы кратко разобрать основные моменты идеологии обновленчества, проследив, насколько возможно в небольшой статье, их генеалогию.

Итак, по порядку. Еще Л.Д. Троцкий в начале 1920-х годов утверждал, что Церковь желает приспособиться к советскому государству, но обновленчество есть лишь запоздалая форма такого приспособленчества. Даже делая поправку на декларативность этого заявления относительно всей Русской Церкви, хотелось бы отметить, что помимо "формы" уместно говорить и о некотором "содержании". М.С. Агурский, советский диссидент и исследователь идеологии национал-большевизма, полагал, по-моему, вполне здраво, что в основе взглядов всех обновленцев лежал религиозный мистицизм, правда, добавлю, мистицизм весьма специфический. Испытания, постигшие русское православие в годину революции и Гражданской войны, мыслились как промыслительные, посланные Богом для необходимого очищения от скверны прошлого, затронувшей и Церковь. Новое государство, констатировали обновленцы, враждебно старой религиозной "служанке самодержавия", но в этом виновата она сама, до 1917 г. поддерживавшая угнетение и насилие.

Таким образом, получалось, будто большевики, сознательно богоборствуя, на деле выполняют заветы Божии, являясь неким вместилищем Божией Благодати и строителями Царства Божия на земле. "Великие начала" Октября обновленцы объявляли по сути христианскими, провозглашая здравицы в честь народной советской власти. Заявления о том, что "мир должен через авторитет Церкви принять правду коммунистической революции", звучали в начальный период обновленческого движения из уст его лидеров достаточно часто. Но были ли все эти выступления и заявления искренними, не навязали ли их извне? Мощь репрессивной машины, разумеется, нельзя недоучитывать, но все сводить только к насилию нельзя. В среде Русской Православной Церкви были люди различных политических взглядов и направлений, в том числе и христианские социалисты, мечтавшие о соединении в этом мире правды Божией и правды человеческой. Не все они поддерживали большевистские методы "строительства царствия рабочих и крестьян", но ведь тогда, после введения нэпа, была сильна надежда на смену вех, на изменение самой природы большевистской диктатуры образца первых лет революции и Гражданской войны! Не будем забывать про это.

Конечно, вера в перерождение власти, уже показавшей себя "в деле", наивна, но преодолен ли даже сегодня старый соблазн очаровываться государством?.. Пословицу об увязшем коготке, губящем всю птичку, в переломные времена мечтатели и романтики вспоминают с неохотой, а циники и сиюминутные прагматики не вспоминают и вовсе, получить бы искомое! А вдруг, пусть и с помощью атеистического государства, удастся разрешить прежние церковные нестроения, сделать Церковь истинно народной! Оправдания таким мечтам нет и быть не может, но логику действий некоторых обновленческих деятелей (к примеру, протоиерея Александра Боярского, клирика, горячо любимого питерскими рабочими) они (эти мечты) проясняют.

Теперь о "генеалогии", но не обновленчества (об этом говорить если и не бессмысленно, то безрезультатно), а "обновленческих идей". Известный знаток русской церковной истории профессор Д.В. Поспеловский, начиная анализировать предпосылки, симптомы и причины обновленческого раскола, отметил две постоянно действовавшие в послепетровскую эпоху причины внутренней напряженности и даже конфликтности в Православной Церкви - травматические последствия собственно петровской церковной реформы и распространение так называемого "ученого монашества". Петровская реформа окончательно превратила духовенство в замкнутую касту со своими специфическими интересами и традициями. Многие десятилетия эти традиции мешали не желавшим служить в Церкви представителям "духовного корня" находить себе достойное применение в миру. Что касается "ученого монашества", то это была уже внутрицерковная проблема. Как правило, "учеными монахами" называли выпускников духовных академий, принимавших монашеский постриг в целях епископской карьеры.

"Ученое монашество" часто противопоставлялось белому, неженатому духовенству, которое полностью зависело от своих архиереев. В среде "бельцов", особенно академических (т.е. выпускников духовных академий), были сильны антимонашеские настроения и скептическое отношение к всевластию (во внутрицерковных делах) епископата. И хотя гласное недовольство "церковными нестроениями" в названной среде можно было наблюдать уже в эпоху императора Александра II, наибольшее распространение взгляды реформаторски настроенного белого духовенства получили в начале XX века, в годы первой российской революции. Именно тогда, 17 марта 1905 г., в печати появилась записка группы петербургских священников (в дальнейшем получивших наименование группы тридцати двух), называвшаяся "О необходимости перемен в русском церковном управлении". Среди ее авторов (или подписантов) были совершенно разные люди: священник Г.С. Петров, называемый иногда "пионером либерально-обновленческого движения", вскоре лишенный за свою деятельность сана, профессор-протоиерей М.И. Горчаков, священники К.М. Аггеев, И.Ф. Егоров, В.Я. Калачев и др. В большинстве своем это были искренние люди, во многом разделявшие христианско-социалистические идеалы, но вовсе не стремившиеся к разрушению подлинных церковных традиций.

Указание известного богослова и философа русского зарубежья протоиерея Георгия Флоровского на то, что записка столичных священников "была составлена в духе довольно расплывчатого церковного либерализма, без достаточной духовной сосредоточенности", мне представляется не вполне корректным, но, увы, давно ставшим хрестоматийным. Достаточно перечитать эту записку, чтобы понять: ее авторы под обновлением предполагали восстановление, приведение в исправный вид (кстати, именно так толкует В.И. Даль слово "обновлять") церковного строя России. Свободный строй церковной жизнедеятельности, полагали эти обновленцы, "точно определен восходящим к апостольским временам преданием, увековечен строем изначальных канонических определений, сохраняющим в этой части своей обязательную во все времена силу и значение, но представляющим необходимый простор для согласных с ним приспособлений к условиям места и времени". Вот здесь весь либерализм авторов дан в концентрированной форме!

Записка призывала восстановить строй церковного самоуправления, упорядочив и развив епархиальное управление в соответствии с канонами, узаконяющими простор соборности в Церкви. Авторы писали о необходимости широкого развития жизни приходов, повременных соборах, созываемых под председательством архиепископа царствующего града, о том, что он как представитель соборов и Синода может носить наименование Патриарха. Чтобы достигнуть поставленной цели, предлагалось созвать Поместный собор. В дальнейшем в других статьях "32 священника" конкретизировали некоторые свои тезисы, резко выступив против "связывания судьбы вечно вселенской Церкви с временной частной формой государства, в том, что на деле она доводит даже до презренной связи с полицейским участком" (как не вспомнить здесь судьбы "наследников" этих обновленцев, связавших свою судьбу с ОГПУ!).

Церковь выше и шире всякого государства, всякой национальности, всякой партийности, не забывали повторять обновленцы тех лет. "Церковь - совесть народная, мировая", - подчеркивали они (и забывая при этом указывать, что Церковь для верующего - Дом Божий). Писали они и о своем отношении к епископату, не соглашаясь как с прямым подчинением епископов и митрополитов Патриарху (в случае восстановления патриаршества), так и ни с каким бы то ни было умалением и ограничением прав и обязанностей, присущих архиереям изначально. Вскоре группа стала называться "Союзом церковного обновления", затем "Братством ревнителей церковного обновления", положив, таким образом, начало истории этого понятия.

Заявляя о своем стремлении сохранять чистоту догматов, о желании организовать церковный строй "на началах первых времен христианства", отцы-обновленцы демонстрировали и наивное непонимание политических реалий своего времени, природу российской "симфонической" монархии, и идеалистический подход к решению сугубо практических задач восстановления канонического строя русского церковного управления (одно упоминание "первых времен" чего стоит!). Кстати сказать, члены "Союза церковного обновления" считали, что на соборе миряне и белое духовенство должны принимать равное с епископами участие. В тех условиях не мог не вызывать подозрений и плохо замаскированный антимонархизм обновленцев. После Февральской революции 1917 г. обновленческое движение, сошедшее с исторической сцены после 1907 г., вновь ожило, но ненадолго: Гражданская война в конце концов положила конец новым-старым мечтаниям обновленцев, хотя их социал-демократические взгляды вполне успели тогда проявиться (равно как и симпатии некоторых обновленцев к власти трудящихся)...

Итоги и результаты

Все это так. Но можем ли мы сегодня безоглядно критиковать все, что связано с идеями церковного обновления начала века? Представляется, что в этом случае мы будем копировать худшие образцы поведения "обнагленцев" 1920-х годов, без зазрения совести решавших свои задачи ценой обмана и насилия. Впрочем, необходимо подчеркнуть: дело не в реабилитации идей обновленцев начала XX века (они давно принадлежат истории, в отношении них, увы, излишне пристрастной). Речь идет о необходимости всегда помнить банальную истину: вовремя не проведенные церковные реформы грозят опасностью быть со временем неправильно перетолкованными некоторыми из их (реформ) сторонников.

Чем дольше реформы откладываются ("до лучших времен"), тем большее влияние на саму идею церковного реформаторства начинает оказывать "политическая составляющая". Любой уклон опасен тогда, когда его адепты находят моральную санкцию у времени, в котором живут. Пример обновленцев XX века - тому доказательство. Каков же может быть итог? Думается, он весьма простой. Во-первых, необходимо избегать стереотипного восприятия сложных явлений. Во-вторых, понимать, что проблему важно рассматривать во всей совокупности, конечно же, не забывая о евангельских "плодах", которые для христианина всегда критерий истины.

И, наконец, последнее, касающееся заявленного в заглавии статьи. Думается, что лучше всего идея обновления выражается в старой русской пословице, напоминающей известное признание Экклезиаста: "Нового не бывает на земле, а только старое, обновленное".