Это собрание Союза бессмертных стало самым кровавым с самого дня основания.

Общее число потерь среди адептов всех орденов составило 1 313 человек, из них дворец Хуань Хуа потерял 140 человек, вершина Тянь И – 90. Помимо тех, кто не принимал участия в состязании, не пострадали только адепты храма Чжао Хуа, поддерживавшие барьер. Среди великих орденов хребет Цан Цюн понес наименьшие потери: всего 39 человек.

Что до прочих орденов, большинство погибших составили те, что обладали средними способностями и навыками – они стали настоящими жертвами этого побоища.

Изначально участники были готовы на все, лишь бы попасть на золотую доску; теперь же по жестокой прихоти судьбы четверть имен на ней принадлежали погибшим в ущелье Цзюэ Ди. Одно имя возвышалось над прочими – любимого ученика Шэнь Цинцю, адепта пика Цин Цзин хребта Цан Цюн Ло Бинхэ. Его меч разбит вдребезги, а сам он сгинул – какое сердце не заболит при взгляде на золотой список?

Тех, кто бросился на спасение адептов и пропал без вести, даже не считали.

Без сомнения, этому дню суждено было стать одним из самых черных в истории всех орденов заклинателей.

Представителям пика Цин Цзин прислали пурпурный свиток.

В самом его начале золотом сияло имя Ло Бинхэ.

*
Вошедший Мин Фань доложил:

– Учитель, только что доставили три тысячи духовных камней. Где их разместить?

«Три тысячи духовных камней? Это еще откуда?» Усилием воли собравшись с мыслями, Шэнь Цинцю бесстрастно бросил:

– Зачем нам столько?

– Учитель, вы забыли? – осторожно поинтересовался Мин Фань. – Во время собрания Союза бессмертных вы поставили тысячу духовных камней на…

И тут Шэнь Цинцю вспомнил. Ставка, сделанная им на Ло Бинхэ, полностью оправдала себя: проявленное юношей при вторжении монстров бесстрашие позволило ему с легкостью обойти Гунъи Сяо и занявшую третье место Лю Минъянь. На золотой доске ему вновь удалось обмануть судьбу, поставив список с ног на голову.

В тот момент его захватила эта идея заработать целое состояние единым росчерком кисти, но теперь, когда это свершилось, он порядком растерялся.

Прежде всеми этими вопросами – что отправить на склад, а что пустить в дело и в какое именно – занимался Ло Бинхэ, так что Шэнь Цинцю мог со спокойной совестью забыть о прозе жизни. Ну а теперь пришло время самому отвечать на эти вопросы.

Поразмыслив, Шэнь Цинцю изрек:

– Полагаю, сперва надо их принять.

Судя по выражению лица Мин Фаня, более подробная инструкция не помешала бы, но, взглянув на учителя, он не осмелился ему докучать. Решив, что лучше пока придержать свое мнение при себе, он поспешил удалиться.

Несколько последующих дней адепты пика Цин Цзин едва ли не ходили на цыпочках, боясь затронуть чувствительную струну в страдающем сердце учителя. Они искренне надеялись, что через неделю-другую он пойдет на поправку. Кто же знал, что полмесяца спустя, когда, казалось бы, раны Шэнь Цинцю затянулись, однажды, проходя мимо Бамбуковой хижины, они услышат, как наставник дважды позвал Ло Бинхэ по имени.

Нин Инъин тотчас бросилась в дом с топотом, удивительным для столь субтильного создания.

Вскинувшись в испуге от подобного шума, Шэнь Цинцю мягко упрекнул ее:

– Что ты здесь делаешь? Разве деве подобает вторгаться в дом холостяка с подобным рвением?

Глаза Нин Инъин стремительно краснели, пока она не начала походить на крольчонка:

– Учитель, вы… вы голодны? Мне что-нибудь приготовить для вас?

– Нет нужды, – сухо кашлянул Шэнь Цинцю. – Ступай забавляться дальше.

Однако Нин Инъин, наступив ступней одной ноги на свод другой, проявила недюжинную настойчивость:

– Учитель, даже если нет А-Ло, у вас по-прежнему есть другие ученики! А вы в последнее время такой… отстраненный, словно утратили душу, и ваши ученики до смерти обеспокоены!

Шэнь Цинцю никогда, даже в своей предыдущей жизни, не думал, что такую фразу как «отстранен, словно утратил душу» можно будет применить к нему. На самом деле, на таком уровне развития не имело значения, принимает он пищу или нет – он ел лишь чтобы потрафить своим вкусам, наслаждаясь любимыми блюдами. Он всего лишь на мгновение забылся, совершенно выпустив из виду, что сбросил Ло Бинхэ в бездонную пропасть – при чем тут потеря души?

Шэнь Цинцю открыл было рот, подыскивая слова для оправдания, но заметил, что Нин Инъин вот-вот расплачется. Он поспешил утешить девушку, которая лишь после его многократных заверений, что он просто оговорился, прекратила хлюпать носом.

Выдворив ученицу, Шэнь Цинцю с облегчением вздохнул. И тут на него внезапно снизошло осознание, что эта девица, в оригинальном романе являвшая собой редкостный образец легкомысленности и избалованности, постоянно путаясь у всех под ногами, в последнее время немало выросла как личность.

Вы ж в курсе – она была неотъемлемой частью гарема Ло Бинхэ, наиболее капризной и приставучей – а теперь она, пусть и неуклюже, но искренне пытается утешить учителя, не страшась даже суровой отповеди!

Интересно, можно ли отнести это к числу его педагогических успехов?

Короче говоря, так больше продолжаться не могло!

Безусловно, Шэнь Цинцю все это время был тем, кто волок главного героя по сюжету, словно овцу на заклание, но прежде у него и мысли не было, что главный герой исподволь увлек в пропасть его самого. Минуло всего ничего, а он тут ходит с видом несчастной вдовы, право слово!

«Да чтоб тебя!» – С этими словами Шэнь Цинцю мысленно дал себе оплеуху.

Какая еще вдова? Это ж кто получается мужем?! Воистину, произносить подобные слова даже про себя значило наживать себе неприятности – недаром говорят, что собака не выплюнет из пасти слоновую кость!

При всем при этом он не мог не признать, что без Ло Бинхэ и впрямь было слегка одиноко. Но в особенности горько становилось, стоило Шэнь Цинцю подумать о воссоединении, которое ожидает некогда столь преданных друг другу мастера и ученика – что тогда будет скрываться за лучезарной улыбкой и мягким смехом?

Для обломков Чжэн Яна Шэнь Цинцю собственноручно вырыл яму позади Бамбуковой хижины, воздвигнув могилу меча [1]. Остальные, глядя на то, как он в прострации сидит перед надгробием, думали, что Шэнь Цинцю тоскует по любимому ученику, и его печаль так же глубока, как эта могила. Лишь он один знал, что горюет не по человеку, а по тому лучезарному, светлому мальчику, каким тот когда-то был.

Но тем, что добило его, превратив в колеблемую ветром развалину, стало сообщение от системы, которая сперва бесстрастно поведала:

[Примите поздравления! Вы успешно завершили миссию «Зарождение легенды: Падение и возрождение Ло Бинхэ». Уровень крутости главного героя возрос на 10 000 баллов!]

Услышав это, Шэнь Цинцю поначалу возрадовался – есть же в мире справедливость!

Но за этим последовало:

[Счет скорректирован с учетом особого обстоятельства: Разбитое сердце Ло Бинхэ. Поскольку этот параметр превышает установленный порог, уровень крутости главного героя обнулен. Пожалуйста, приложите больше усилий!]

Обнулен… Обнулен… Обнулен…

Это слово волнами билось в крышку черепа Шэнь Цинцю.

Что еще за чертов параметр разбитого сердца? Уже не первый раз баллы снимаются не пойми за что, но это переходит всякие границы! Иди ты в жопу со своими высосанными из пальца параметрами! Ты что, родная мамочка Ло Бинхэ, что талдычишь мне про его разбитое сердце?

Он пять лет пахал как бык и лошадь, и вот в одну ночь все его усилия обратились в дым! Шэнь Цинцю сдавило грудь, будто он очутился на самом дне Марианской впадины.

Испытав подобный удар, он был просто обязан отыграться на ком-нибудь другом.

В результате Мин Фань со всех ног бросился за Шан Цинхуа.

Поставив на стол чашку из снежно-белого фарфора, Шан Цинхуа обходительно улыбнулся:

– Пик Цин Цзин так спокоен и прекрасен под управлением шисюна Шэня – даже эта крохотная чашка уникальна. Подобное изящество заставляет Цинхуа чувствовать себя недостойным.

В прошлом главы пиков Цин Цзин и Ань Дин никогда не искали общества друг друга, как не смешиваются колодезная и речная вода. Их отношения нельзя было признать ни хорошими, ни плохими. По правде, виной тому скорее был Шэнь Цинцю, надменное и холодное лицо которого пресекало всякую попытку сближения. Поэтому приглашение на Цин Цзин стало для Шан Цинхуа полным сюрпризом, о причинах которого оставалось лишь гадать. Однако поскольку никто не станет бить по протянутой руке [2], он начал с ни к чему не обязывающих комплиментов – это никогда не повредит при налаживании отношений.

Шэнь Цинцю со вздохом закрыл дверь за своим учеником.

– Боюсь, в этом нет моей заслуги, шиди. О каждой из былинок горы Цин Цзин, о малейшем листике на дереве заботился мой ученик.

Шан Цинхуа вздохнул в унисон:

– Увы, шичжи [3] Ло и впрямь был юношей выдающихся способностей. Какая потеря для нас! Сколь полны ненависти должны быть эти демоны, чтобы нанести нам подобный удар! Весь мир сочувствует шисюну Шэню в его горе.

– Шиди Шан, – бесстрастно отозвался Шэнь Цинцю, – если бы вы действительно так считали, то этого сокрушительного удара можно было бы легко избежать.

Звуки этого мягкого голоса обратили Шан Цинхуа в камень.

Справившись с собой, он растянул губы в непонимающей улыбке:

– Что шисюн Шэнь имеет в виду? То, что мой пик не произвел героев, способных противостоять вторжению демонов? Если так, то шиди полностью признает вину и приносит свои нижайшие извинения за это.

Протянув ему наполненную чашку, Шэнь Цинцю бросил:

– Шиди напрасно умаляет свои способности: кому еще под силу провести в Царство Людей таких монстров, как ню юань чань или костяной орел?

Шан Цинхуа вскочил, стремительно багровея:

– Право слово, лорд Шэнь, это уже чересчур!

Опустив руку на его плечо, Шэнь Цинцю как ни в чем не бывало предложил:

– С чего бы такая бурная реакция, шиди Шан? Сядьте и поговорим как цивилизованные люди. Давайте-ка побьемся об заклад, если не боитесь.

Холодно улыбнувшись, Шан Цинхуа стряхнул его руку с плеча.

– С чего бы мне бояться? Моя совесть кристально чиста. К чему мне страшиться огульных обвинений и клеветы?

– Сян Тянь Да Фэйцзи? – бросил Шэнь Цинцю.

Шан Цинхуа онемел, словно пораженный молнией с Седьмого Неба прямиком в макушку.

Вздрогнув, он прошептал:

– Как… как ты узнал мой логин?

При виде его реакции Шэнь Цинцю самого словно громом поразило.

Пару секунд спустя он пришел в себя настолько, чтобы дружески похлопать собеседника по плечу. Сжав пальцы сильнее, он одарил его легкой улыбкой:

– Это правда ты? Этот старик одолел твою книгу, так как он мог не знать твой логин? А ведь, не оговорись ты тогда при несвоевременном появлении Мобэй Цзюня, я бы в жизни не понял, что это ты, Великое Божество!

Ведь, завидя лорда демонов, Шан Цинхуа пробормотал под нос: «Какого хрена!»

По правде говоря, тогда Шэнь Цинцю не придал этому особого внимания, решив, что ослышался, но чем дальше, тем больше подозрений на этот счет у него зарождалось.

Сперва он полагал, что зловещая черная рука логистики в лице Шан Цинхуа попросту оплошала, не сумев выставить на арену черного лунного носорога, как сделала в оригинальном сюжете, однако затем Шэнь Цинцю пришла в голову мысль, что, возможно, кое-кто намеренно ставит палки в колеса сюжета.

Ну а как он догадался, что речь идет о Самолете, Пронзающем Небеса… да попросту потому, что никто, кроме автора, не мог с такой точностью знать, как должны развиваться события!

По правде говоря, его предположение было сродни тыканью пальцем в небо – ну а что еще оставалось Шэнь Цинцю?

Обменявшись сенсационными заявлениями, обе стороны хранили гробовое молчание, испытывая друг друга на прочность.

В конце концов Шэнь Цинцю не выдержал первым:

– Сюжет, полный дыр, будто французский сыр! Туманные намеки, которые ровным счетом ни к чему не ведут! Стиль на уровне ученика начальной школы! Если уж решил писать в жанре гарем, так и писал бы про неутомимых жеребцов вместо того, чтобы заниматься избиением младенцев!

– Я такая же жертва, как и ты, – обиженно отозвался Шан Цинхуа. – Разве я как автор не являюсь богом этого мира по праву? Если уж переселяться, то я предпочел бы стать главным героем! Откуда мне было знать, что, схлопотав удар током от розетки, я по милости Системы окажусь в роли рандомного пушечного мяса?

– И все же тебе повезло больше, – с холодной улыбкой поведал Шэнь Цинцю. – Все, что тебе грозит – это быть походя прибитым Мобэй Цзюнем – уж поверь, я бы не отказался от твоей смерти! Ну а меня твой чудесный главный герой обратит. В. Человеческую. Свинью [4]. – Выделенные слова прямо-таки сочились презрением.

– Сколько лет назад ты переселился? – уязвленно потребовал Шан Цинхуа. – Едва попал сюда – и сразу на все готовенькое? Я-то угодил в детство своего героя, терпел лишения и невзгоды взросления, изнурял себя учебой и тренировками, так ничего толком и не добившись – можешь сказать, что пережил что-то подобное?

Померившись несчастьями, оба заклинателя-самозванца вынуждены были признать ничью. Похоже, их беды и впрямь были сопоставимы, словно пол цзиня против восьми лянов [5]. Наконец Шан Цинхуа устало вздохнул:

– Вот я и узнал своего читателя. Можно сказать, что наша встреча была предопределена. Какой у тебя логин на Чжун Дяне [6]? Возможно, мы давние знакомцы.

– Непревзойденный огурец [7], – ответил Шэнь Цинцю.

– Что-то смутно припоминаю, – нахмурившись, бросил Шан Цинхуа. – Помнится, это ты во всеуслышание капсил, что злодея не помешало бы кастрировать? Это было после того, как, кхем, оригинальный Шэнь Цинцю безуспешно попытался охмурить крошку Нин Инъин.

– К чему теперь поминать прошлое, – куда благосклоннее бросил Шэнь Цинцю. – Теперь, когда мы покончили с взаимными представлениями, полагаю, нам пора завязывать с праздными разговорами, чтобы приступить к делу. Сегодня я вызвал тебя, потому что после собрания Союза бессмертных мне пришла в голову мысль, которая может покончить с нашей главной проблемой.

– Правда? – искренне изумился Шан Цинхуа.

– Стал бы я шутить такими вещами, – раздраженно тряхнул веером Шэнь Цинцю. – Но это сработает лишь в том случае, если больше ни одна живая душа не узнает о нас правду – тогда ты сможешь вывернуться даже из самой отчаянной переделки.

Он не кривил душой – лишь не стал упоминать о паре условий.

Успех или провал зависели от одного-единственного действия, и Шэнь Цинцю искренне надеялся, что земляк не откажет ему в помощи.

Примечание к части

[1] 劍塚(jiàn zhŏng) – цзянь чжун – могила, в которой нет тела.

[2] В букв. пер. с кит. – «Бить по улыбающемуся лицу».

[3] 师侄 (shī zhí) – букв. «племянник по наставнику», то бишь ученик брата по ордену.

[4] 削成人棍 (xuē chéng rén gùn) – в букв. пер. с кит. – «нарезание человека-палки». По-видимому, имеется в виду казнь «Человек-свинья». Когда пленник не заслуживал быстрой смерти, из него делали «свинью»: отрубали по локоть руки и по колено ноги, вырезали язык, выкалывали глаза, протыкали барабанные перепонки, вырывали ноздри и… тщательно выхаживали несчастного, которого ждала долгая, но не очень счастливая жизнь, хотя, конечно, мало кто в дальнейшем осмеливался назвать этот обрубок плоти человеком.

[5] 半斤八兩 (bàn jīn bā liăng) как и следует из этого утверждения, в цзине содержится шестнадцать лянов. Интересно, что это соответствует не собственно китайским современным мерам веса, согласно которым в 1 цзине (500 г.) содержится 10 лян (50 г.), а тайваньским (1 цзинь – 600 г., 1 лян – 37,5 г.) и гонконгским (1 цзинь – около 605 г., 1 лян – около 37,81 г.).

[6] 终点文学网书友 (Zhōngdiăn wénxué wăng shū yŏu) – По-видимому, название литературного сайта. Переводится как-то вроде «Друзья литературы .com». Кто может перевести это лучше, подскажите!

[7] 绝世黄瓜 (Juéshì Huángguā) – Цзюэши Хуангуа. Не вполне приличное словосочетание, так как Хуангуа (黄瓜) – «огурец» – в переносном смысле означает… сами понимаете, что)))