С.-Петербург, 21 февраля 1898 г.

Ввиду предстоящего отъезда Вашего к новому месту служения в Бангкок, где в качестве поверенного в делах и генерального консула Вы явитесь первым из представителей России на берегах Менама, считаю долгом снабдить Вас некоторыми указаниями, кои должны служить руководством в предстоящей Вам деятельности.

Указания эти будут главным образом носить характер общих начал и направляющих мыслей о соотношениях держав на почве их интересов в Индокитае и о той политической роли, которая в данном случае могла бы быть уделом нашей могущественной империи.

В отношении же различных вопросов материального свойства 4 соответствующая инструкция дана Вам будет тогда, когда, по изучению настоящего положения вещей в стране, Вы доставите императорскому министерству весь необходимый материал для суждения об означенных вопросах.

История Сиамского королевства восходит к временам глубокой древности, и местные о ней предания представляют бесконечное сплетение мифов и легенд, не поддающихся какому бы то ни было критическому изучению. Лишь с половины XIV в. является возможность проследить ход внутренней жизни страны в связи с образованием и сменою царских династий на троне повелителей Сиама. Имеющиеся об этой эпохе сведения не заслуживают, однако, особого внимания: за долгий период времени они сводятся исключительно к повествованиям о внутренних междуусобицах и столкновениях с соседями, о частых дворцовых заговорах и возмущениях, составляющих отличительные черты истории многих государств азиатского Востока. Только с XVII в., когда Сиам стал входить в соприкосновение с Западом, дальнейшая судьба его становится интересной и начинает приобретать значение для европейских государств, стремившихся завязать сношения с этой страной. Первыми в этом направлении выступили англичане и португальцы, а затем французы; причем обаяние, коим при Людовике XIV и в дальних краях пользовался Версальский двор, послужило даже основанием к дружелюбному обмену посольствами между Францией и Сиамом. Но установившиеся сношения продолжались недолго. В течение всего XVIII в. деятельность европейцев в стране ограничилась лишь учреждением нескольких торговых факторий; но в начале текущего столетия она значительно оживилась, и в Сиамском заливе вновь появились англичане, а затем американцы и французы, оспаривая друг у друга первенство в политическом и торговом отношениях, а в то же время соперничая и на почве религиозной пропаганды. Бангкок стали посещать суда западных держав; европейские консулы, миссионеры и торговые люди мало-помалу образовали в столице государства довольно многочисленную колонию иностранцев; а в 1833 г. американцам удалось даже заключить с Сиамом договор о дружбе и торговле. Но лишь со вступлением в 1851 г. на престол отца нынешнего короля Сиам широко раскрыл свои двери европейцам, и недоверчивое к последним отношение уступило место вполне либеральным течениям. Последними не замедлили воспользоваться Франция и Великобритания для заключения договора с Сиамом, дабы путем этим добиться уничтожения монополий, уменьшения таможенных пошлин и обеспечения права свободной торговли. Усилия их увенчались успехом, и с этого момента обе названные державы не перестают властно предъявлять свои права на преобладающее в стране положение в целях своей колониальной политики и, постепенно тесня Сиам с запада, севера и востока, окружают его, наконец, непрерывною цепью своих владений.

История постепенных захватов Франции и Англии в Индокитае отражает собой борьбу двух колониальных начал, воплощаемых этими державами. [120]

Властители Индии не могут, конечно, спокойно смотреть, как в соседстве с последней растет и крепнет новая франко-восточная держава; всякий успех Франции в указанном направлении является угрозой для их интересов, отражаясь на обаянии Англии в этих краях. Понятно поэтому, что отношения двух соперников на почве Сиама носят на себе характер постоянной борьбы, глухой, но упорной, не доходящей до открытого разрыва лишь вследствие опасений Англии вызвать столкновение, которое в случае неудачного исхода может окончательно подорвать значение колониального могущества Великобритании. Предотвратить возможность подобной развязки представляется для Англии тем более важным, что всякое поступательное движение Франции на пути утверждения ее влияния в пределах загангетической Индии 5 облегчает ей осуществление упорно преследуемой задачи — расширить область своей торговой и промышленной деятельности в южных провинциях Китая, составляющих в то же время предмет своекорыстных вожделений Англии. С этой точки зрения рамки вопроса расширяются и отношения двух держав в Сиаме ближайшим образом затрагивают весьма существенные интересы их на обширном пространстве сопредельных владений Поднебесной империи, ставшей ныне яблоком раздора между государствами запада.

Вышеизложенными соображениями вполне объясняется стремление Англии пойти на соглашение со своей соперницей, дабы так или иначе связать ее известными обязательствами, которые могли бы служить некоторым обеспечением против поползновений Франции расширить свои индокитайские владения на счет соседнего королевства.

В начале 1896 г. лондонскому кабинету удалось обменяться декларацией с парижским относительно общего положения Сиама и определения границ между Тонкином и Бирмой вдоль по течению верхнего Меконга. Декларация эта служит ныне положительной основой отношений двух соперников в долине Менама. Она имеет целью нейтрализовать в известной степени территорию сиамского властителя, обязывая договаривавшиеся стороны воздерживаться от всяких захватов и агрессивных действий.

Едва ли, однако, возможно рассчитывать на вполне искреннее соблюдение сторонами принятых на себя обязательств. Вызывающий характер французской политики в отношении к Сиаму как бы служит подтверждением этой мысли, и по этому поводу нельзя не указать на препирательства бангкокского правительства с Францией из-за несомненно пристрастного толкования ею постановлений договора, заключенного с королевством в 1893 г. Такой образ действий в значительной степени подрывает авторитет местной власти, создает крайние затруднения в делах судебных, в вопросах о воинской повинности, а главное дает Франции постоянное основание вмешиваться во внутренние распоряжения сиамского правительства, производить на него известное давление и стараться подчинить его своему влиянию.

Недоразумениям, возникающим по всем указанным поводам, трудно предвидеть конец, так как все жалобы и объяснения Сиама оставляются без внимания и, по-видимому, французское правительство вовсе не торопится окончательно упорядочить отношения свои к королевству на основании V статьи договора 1893 г. и приступить к установлению таможенного распорядка и правил о торговле в пограничной полосе, а также заняться пересмотром договора 1856 г., как бы намеренно сохраняя известную неопределенность во всех этих делах, дабы пользоваться этим обстоятельством в целях своей политики.

С другой стороны Англия не перестает простирать вожделений своих на весь Малаккский полуостров, признающий свою вассальную от Сиама зависимость, и нет, конечно, сомнения, что вышеуказанный образ действий Франции дает лондонскому кабинету достаточно оснований идти по намеченному выше пути и укреплять свое положение в странах, столь близко лежащих к главному пути морских сообщений Европы с Крайним Востоком. Стремление овладеть Малаккою получает еще большее значение, если принять во внимание возможность осуществления в будущем возникшего предположения о том, чтобы прорезать перешеек Кра морским каналом [121] и тем не только сократить упомянутый путь международных сообщений, но в значительной мере облегчить и местное передвижение, что, несомненно, представляет существенную важность для интересов Великобритании в этих краях.

Из всего вышеизложенного вполне ясно выступает печальная картина настоящего положения Сиама: с двух сторон медленно теснят его грозные противники, не щадящие усилий к достижению намеченной цели — постепенного поглощения богатейшей долины Менама, и едва ли возможно сомневаться в том, что в недалеком будущем более смелый и решительный соперник не оставит воспользоваться обстоятельствами, чтобы привести в исполнение свои корыстные замыслы.

Просвещенный правитель королевства не может не сознавать грозящей его государству опасности и, ввиду неравной борьбы с соседями, не искать извне хотя бы нравственной поддержки, которая облегчила бы ему возможность отстаивать самостоятельность своих владений и спокойно следовать по намеченному им пути цивилизации и прогресса.

При таких обстоятельствах взоры Сиама естественно обратились к могущественной империи Севера, служащей в глазах всего Востока носительницей высших начал права и справедливости в противность политике захватов и насилий, столь последовательно проводимой ныне просвещенным Западом.

В такой постановке вопроса следует искать объяснения обнаруженного Сиамом тяготения к мощной России и выражаемых королем Чулалонгкорном чувств искреннего доверия и приязни, проявление коих было с полным доброжелательством встречено нашим августейшим монархом и послужило ближайшим основанием состоявшегося учреждения русского представительства при бангкокском королевском дворе. Значение нравственной поддержки России, хотя и смутно, еще ранее сознавалось в стране, и Сиамом сделаны была робкие попытки завязать с нами непосредственные сношения.

Таким образом еще в 1865 г. сиамский консул в Сингапуре высказывал нашему вице-консулу в этом порту пожелания своего правительства заключить торговый с нами договор. Подобное же желание было затем высказано в 1882 г. начальнику нашей эскадры в Тихом океане в бытность его в Сиаме, а после того бангкокское правительство через генерального консула Северо-Американских Соединенных Штатов просило уведомить о принятом решении по поводу сделанного нашему адмиралу заявления.

Но могучий толчок пробудившемуся влечению Сиама в сторону России был дан состоявшимся посещением бангкокского двора всемилостивейшим государем нашим в качестве русского престолонаследника в 1891 г. во время предпринятого на Дальний Восток путешествия.

Оказанный его императорскому величеству королем Чулалонгкорном и всем населением страны торжественный прием, полный самого искреннего радушия и внимания, явился той данью признательного уважения, которую король, а с ним вместе и все его подданные в лице высокого своего гостя желали воздать русскому царю и России, благодетельное влияние коей не перестает сказываться на общее течение мировых событий.

С этого момента король не переставал пользоваться каждым представлявшимся случаем, дабы в той или другой форме проявлять питаемые им чувства, и состоявшееся летом минувшего года посещение им императорского двора явилось последним, так сказать, заключительным шагом его в этом направлении.

Всего сказанного достаточно для того, чтобы в полной мере определить характер установившихся ныне с Сиамом отношений и того положения, которое необходимо будет Вам занять по приезде в Бангкок.

Ваша деятельность во всем ее объеме должна носить на себе отпечаток благожелательного внимания, которое августейшему монарху нашему благоугодно ныне проявлять как лично в отношении к его величеству королю сиамскому, так и к ближайшим судьбам управляемого им народа; она должна идти навстречу той искренности и приязни, кои положены Сиамом в основу отношений своих к России; равным [122] образом она должна быть лишена всяких корыстных побуждений и стремлений исторгнуть те или иные выгоды; наконец, она должна отвечать и ожиданиям страны встретить со стороны России столь желанное к ее интересам участие и найти в последнем необходимую нравственную опору в неравной борьбе с ее могущественными соседями...

АВПР, ф. “Китайский стол”, 5., 103, лл. 3-12. — Подлинник.

№ 8