Вопрос об общественно-политических взглядах Гегеля нас особенно интересует в связи с различными оценками, которые давались Гегелю многими философами как у нас, так и за рубежом.

Гегель родился в Штутгарте в 1770 г. Получил философское и богословское образование в Тюбингенском университете. Долгое время находился под влиянием Шеллинга, с которым впоследствии разошелся навсегда. Несколько лет Гегель был домашним учителем. В 1807 г. выходит его первое произведение «Феноменология духа». В 1812 — 1816 гг. Гегель издает свою знаменитую «Науку логики». Перед самой смертью он стал готовить новое издание, но успел пересмотреть только первую часть, куда внес ряд очень важных поправок. Осуществить редактирование 2-го и 3-го отделов он не смог.

Кроме «Науки логики», которая обычно называется «большой» логикой, Гегель издал «Логику» в составе «Энциклопедии». Она более разработана, потому что «Энциклопедия» несколько раз переиздавалась при его жизни.

В 1818 г. Гегель был приглашен в Берлин, где и прожил весь остаток своей жизни. Его лекции получили всемирную известность, а авторитет как философа достигает своего апогея. Скончался Гегель в расцвете своих сил на 61-м году жизни, в 1831 г. в Берлине.

Философия Гегеля со стороны ее общественно-политического значения характеризовалась у нас одно время как аристократическая реакция на французскую революцию. Нам необходимо самостоятельно разобраться в социально-политиче-

170

ских установках Гегеля, которые наложили свою печать и на его понимание задач логики, как основного ядра философии.

Острота споров по поводу Гегеля не сгладилась до сих пор. С точки зрения некоторых философов Гегель был промозглым реакционером. По мнению этих толкователей, Гегель даже в молодые годы был далек от сочувствия событиям французской революции. Это особенно ярко сказалось в выступлении проф. Светлова на философской дискуссии 1947 г, по книге Г. Ф. Александрова¹. По мнению других авторов, реакционность Гегеля усиливалась с годами. При этом выделяется то обстоятельство, что в молодости Гегель написал работу, посвященную разбору конституции одного швейцарского кантона (будучи домашним учителем в Берне, он хорошо ознакомился с общественно-политическим положением швейцарских кантонов), а затем другую работу, посвященную критике Вюртембергской конституции. С этой точкой зрения на дискуссии выступил проф. Серебряков. Он говорил: «Случилось, однако, так, что чем старше становился Гегель, тем больше увеличивалась его реакционность» ². Но тогда необъяснимым становится тот факт, что Гегель буквально за год до смерти, в своей последней официальной лекции по философии истории, пусть иносказательно, но все же достаточно ясно выразил свой восторг перед революцией 1830 г. Правда, высказался он очень осторожно; иначе он не мог поступить, находясь под контролем антиреволюционно настроенных высших кругов монархической Германии. Июльскую революцию он приветствовал в следующих словах: «Наконец, после сорока лет войн и бесконечной путаницы старое сердце могло порадоваться, видя, что пришел конец этому положению и наступило состояние удовлетворения»³. Реставрацию во Франции после свержения Наполеона Гегель считал фарсом, своего рода опереттой. Это означает, что и в конце жизни Гегель проявлял такой же положительный интерес и внимание к идеям революции, как и в юные годы.

Дробление всей деятельности Гегеля на два периода — прогрессивный и реакционный — не есть решение проблемы. «Философию права» он написал в Берлине, там же читал курс философии истории. Весь процесс развития его идей происходил в условиях прусской монархии. И соответствующая этим условиям реакционная идеология Гегеля связывается у него с

¹ См. «Вопросы философии», 1947, № 1, стр. 59.

² Там же, стр. 101.

³ Г. В. Гегель. Соч., т. VIII. Философия истории. Соцэкгиз, 1935, стр. 417 — 418. Последующие ссылки на это издание приводятся в тексте и содержат указание на том, страницу или параграф соответствующего произведения.

171

положительным отношением к французской революции. Как же это понять?

Для Гегеля старый порядок является царством неправды, которая при появившемся сознании своей неправды стала бесстыдной неправдой. В последний год чтения своих лекций по философии истории он высказывался об исторических судьбах Франции второй половины XVIII в. следующим образом: «Новый дух стал действенным: гнет побуждал к исследованию. Выяснилось, что выжатые из народа суммы не расходовались для государственных целей, а самым бессмысленным образом расточались. Вся государственная система казалась несправедливостью. Перемена неизбежно была насильственной, так как преобразование было осуществлено не правительством» (VIII, стр. 413).

«С тех пор, как солнце находится на месте и планеты обращаются вокруг него, — пишет Гегель далее, — не было видано, чтобы человек стал на голову, т. е. опирался на свои мысли и строил действительность соответственно им... Только теперь человек признал, что мысль должна управлять действительностью. Таким образом это был великолепный восход солнца. Все мыслящие существа праздновали эту эпоху, в то время господствовало возвышенное, трогательное чувство, мир был охвачен энтузиазмом, как будто лишь теперь наступило действительное примирение божественного с миром» (VIII, стр. 413 — 414).

Вот как характеризовалась Гегелем Великая французская революция в последние годы его жизни. Нельзя просто заявлять, что он клеймил ее как источник всяческого зла. Вопрос может быть разрешен только тем, что в реакционности Гегеля необходимо усматривать реакционность особого типа. Только таким образом можно объяснить, почему гегелевская философия оказала столь заметное влияние на развитие социально-политических и философских идей в Германии и других странах. Такого влияния не могла оказать реакционная система, которая тянет только назад. Реакционные идеи могут ужиться и оказать влияние лишь в том случае, если они хотя бы неполноценным, даже мнимым образом, но идут вровень с новыми потребностями жизни. Поэтому политически значимая реакция должна уметь ориентироваться и соответствовать реальным потребностям жизни, и только тогда она способна удерживать свои позиции. Если реакция не перестраивается согласно условиям времени, то она никогда не может получить общественного размаха, а гегельянство развилось в широком масштабе и в самых разнообразных ответвлениях. Мы знаем, что при формировании марксистской мысли гегельянство также сыграло положительную роль.

172

Реакционная система получает силу в той степени, в какой она решает какую-нибудь современную, назревшую проблему и тем самым втягивается в эффективное разрешение этой проблемы.

Философская система Гегеля соответствовала условиям своего времени. Она впитала в себя революционные волны современности, которые бушевали в эпоху Великой французской революции. Неуклюжий, топорный идеализм, неуклюжая, отжившая свой век реакционная система никогда не могла бы иметь успеха. Учение Гегеля отличалось актуальностью и жизненностью. Поэтому прогрессивные элементы миросозерцания Гегеля требуют внимательного изучения.

По окончании Тюбингенского университета Гегель попадает в Швейцарию, в атмосферу, преисполненную идеями французской революции. Он тщательно изучает экономическую и политическую жизнь Швейцарии, остро критикует аристократические учреждения швейцарских кантонов.

Аристократические тенденции Гегеля заставляли его тщательно вскрывать изъяны иных аристократических организаций. Великий совет, деятельность которого наблюдал Гегель в Швейцарии, его возмущал. Он красноречиво писал: «Я не в силах описать всего, что только здесь проделывается, до какой степени все интриги при княжеских дворах с помощью двоюродных братьев и сестриц бледнеют в сравнении с комбинациями, практикующимися здесь... Чтобы иметь понятие об аристократическом правлении, нужно провести здесь одну зиму перед пасхой, когда происходят выборы в совет» ⁴.

В связи с дальнейшим ходом политических событий позиция Гегеля невольно приобрела сугубо националистический и расистский уклон. В годы наступавшей внешней политической реакции Гегель писал: «Общая масса германской нации с ее провинциальными государствами, которые не знают ничего, кроме разделения отдельных разветвлений своей расы, и смотрят на их единение, как на нечто странное и чудовищное, должны быть собраны воедино насилием завоевателя; он должен принудить их смотреть на себя, как на принадлежащее единой Германии. Такой Тезей должен иметь достаточно великодушия, чтобы даровать нации, образованной им из рассеянных народов, участие в общем интересе. Он должен иметь достаточно характера, если не на то, чтобы подобно Тезею испытать награду неблагодарности, то для того, чтобы, держа в руках своих бразды правления, быть готовым смело противостать ненависти, которую навлекли на себя Ришелье и дру-

⁴ „Briefe von und an Hegel“. Hrsg. von Karl Hegel. In zwei Teilen. Leipzig, 1887, I, S. 14.

173

гие великие люди, когда они сокрушили все частные воли и интересы фракций, чтобы обеспечить общее благо»⁵. Таковы слова неоконченного памфлета Гегеля, который был написан в 1801 г., вскоре после подписания Люневильского трактата.

Гегель понимал, что революция, благодаря которой старый строй феодальных привилегий превращается в государство, соответствующее условиям времени, требует особых средств. Совместимо ли это с увлечением идеями французской революции, с требованием ликвидации при помощи их уклада аристократической монархии? Нет, конечно. Гегель хотел сохранить и реформировать аристократический уклад не путем революции, а путем его радикальной перестройки, с тем чтобы силы революции не смогли его стереть и чтобы он был популярен. Гегель стремился к воскрешению греческого аристократического социализма на немецкой почве. 16 декабря 1794 г. Гегель писал Шеллингу: «Что Каррье гильотинирован — это должно быть известно... Этот процесс имеет очень важное значение и обнаруживает всю мерзость приверженцев Робеспьера» ⁶.

Такой же характер носят взгляды Гегеля в области философии религии. После тех успехов, которые сделала наука, старому теологическому богу уже нельзя было обеспечить места в системе идей современности. Это понимал еще Кант. К его времени астрофизика и естествознание опрокинули всякое теологическое истолкование явлений природы. Приверженцам религии пришлось искать для идеи бога более скромное пристанище. Исключив божественный принцип из области науки, Кант передвинул его в сферу деятельности практического разума.

Гегель преобразовал теизм в пантеизм, включив в идею бога ход развития всей вселенной и общественно-политической жизни. Весь всемирно-исторический процесс оказался вовлеченным в недра абсолюта. Гегель, развертывая свои религиозные идеи, выдвинул принцип развития, становления, принцип развивающегося бытия. Конечно, идея развивающегося абсолюта чужда библейскому богу. Это новая идеология, которую нельзя растворить в обычном лютеранском богословии. Она считалась с тем фактом, что теизм в ту пору был давно изжит.

Только в таком преобразованном виде религиозная система была приемлема для умов XIX в. Идеологией Вольфа или системой блаженного Августина и Фомы Аквинского уже нельзя было заинтересовать сознание человека нового време-

⁵ См. Э. Кэрд. Гегель. Пер. с англ. М., 1898, сто. 96 — 97,

⁶ „Briefe von und an Hegel”, I, S. 6.

174

ни. Без своей прогрессивной одежды реакционные идеи Гегеля не зажили бы такой интенсивной жизнью и не наложили бы своей печати на строй философских мыслей начала XIX в.

В 1807 г. Гегель писал: «Французский народ купелью своей революции был освобожден от множества учреждений, которые человеческий дух оставил за собой, как свою детскую обувь, и которые поэтому отягощали его и еще отягощают других как безжизненные цепи» ⁷.

Гегель хотел скинуть эти безжизненные цепи с аристократического строя Германии. Особые надежды при этом он возлагал на науку. Он понимал, что это будет наиболее сильное орудие в его руках. Он писал: «Наука есть единственная теодицея; она одна может помочь нам относиться к событиям без тупого удивления животного и без той близорукости, которая приписывает их временным случайностям или талантам личности и полагает, что судьба государства зависит от того, занят ли солдатами тот или другой холм или нет» ⁸.

Испытания французской революции интересны для Гегеля потому, что они дали французам преобладающую силу, которая позволила им восторжествовать над другими нациями. Именно это, по мнению Гегеля, дало французам «превосходство над туманным и неразвитым духом германцев, которые, однако же, будут вынуждены отбросить свою косность, восстанут для действия и, сохраняя в своем соприкосновении с внешними обстоятельствами силу напряжения своей внутренней жизни, может быть, превзойдут своих учителей»⁹. Использовать опыт французской, революции, чтобы дать преобладание своей нации, своему государству — такова была установка Гегеля.

Реформы Штейна, Шарнгорста и Гарденберга должны были обновить устои королевства Фридриха Великого и влить в них новые силы. Этому должна была содействовать и идеология Гегеля.

Все это сказалось и в чисто философской деятельности Гегеля. Философию Гегель считал особым призванием германской нации. Гегель пытался преобразовать философию с помощью диалектического метода. Гениально «нащупав», по словам Ленина, новые приемы для оформления своей философской реакционной системы, нащупав диалектический метод, Гегель попытался сделать его основным стержнем своей системы. Здесь и заключено то рациональное зерно, то прогрессивное начало, которое так ценили у Гегеля классики марксиз-

⁷ G. W. F. Hegel. Werke. Bd. XVII. В., 1836, S. 628.

⁸ Ibid, S. 627.

⁹ Ibid.

175

ма. Энгельс в 1843 г. писал о системе Гегеля, что в ней «все сведено было к одному принципу» ¹⁰. В этом смысле надо понимать как прогрессивные, так и реакционные стороны философии Гегеля.

Гегель о формальной логике

Гегель был первым, кто поставил вопрос об отношении формальной логики к логике диалектической.

Известно, что в 20 — 30-х годах у нас нигилистически отбрасывалась формальная логика, как нечто по существу враждебное диалектике. В этом сказалось огромное влияние Гегеля. В формальной логике усматривалось безусловное проявление чисто метафизических установок мысли. Диалектический метод должен был сменить метод метафизический. Представление о мире и развитии мысли с точки зрения диалектики противопоставлялось тому, как понимались рассудочные категории в плане метафизического их использования. Формальная логика всецело отождествлялась с логикой метафизической. А так как диалектическая логика по своему методу противостоит методу метафизическому, то культивируемой метафизикой формальной логике не остается никакого места в системе наук. Мысль об отмене диалектикой рассудочных форм метафизической логики является продолжением традиций гегельянства.

Гегель видел в диалектике опровержение логики здравого смысла. Эта гелелевская установка тесно связана с его толкованием триады, которая является выражением именно идеалистической диалектики в противоположность пониманию борьбы противоречий в учении диалектического материализма.

В параграфах первого тома «Энциклопедии» Гегель пишет: «Логическое по своей форме имеет три стороны: а) абстрактную, или рассудочную, б) диалектическую, или отрицательно-разумную, и в) спекулятивную, или положительно-разумную... Мышление, как рассудок, не идет дальше неподвижной определенности и отличия последней от других определенностей...» (I, § 79-80).

На первой стадии логическое проявляется как чисто рассудочное. Понятие «рассудочного» употребляется Гегелем в том смысле, в каком мы теперь говорим о метафизическом истолковании категорий. Этот этап преодолевается отрицательно-разумной ступенью, на которой приводятся в движение те или иные связи между категориями. Здесь еще нет положитель-

¹⁰ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 537.

176

ного выражения этих связей, диалектики категорий в объективно-идеалистическом понимании. Этого мы достигаем, по мнению Гегеля, только на третьей ступени — спекулятивной, или положительно-разумной.

Формальную логику Гегель полностью относит к первой, абстрактно-рассудочной стадии. Мышление на этой стадии негибко, односторонне. Такое мышление схватывает наличные предметы в их определенных различиях. Рассудочное мышление опирается на основной принцип тождества, который Гегель трактует как чисто метафизический принцип.

Отрицательно-рассудочное мышление Гегель клеймит не меньше, чем эмпирическое знание. Как объективный идеалист, он был противником эмпиризма, он считал, что эмпиризм не может дать правильных установок в философии. Но часто недостаточно подчеркивается, что столь же отрицательно Гегель относился и к рассудку, если иметь в виду рассудочные категории в чисто метафизическом истолковании.

Все абстрактно-формальное есть нечто твердое (fest), фиксированное (fixirt), неподвижное (unbewegt), засохшее (trocken), холодное (kalt), мертвенное (todt), оторванное (getrennt), разорванное (zerrissen), отторгнутое (geschieden) и распадшееся (zerlegt). Перед нами целая трагедия рассудочных категорий ума.

Логика первой ступени есть сфера рефлектирующего рассудка. Под ним вообще следует понимать «абстрагирующий и, следовательно, разделяющий рассудок, который упорствует в своих разделениях. Обращенный против разума, он ведет себя как обыкновенный здравый смысл и выдвигает свой взгляд, согласно которому мысли суть только мысли...» (V, стр. 22).

Воплощением формально-логической, рассудочной мысли, по Гегелю, является закон тождества. В известном месте, цитируемом Лениным, Гегель говорит: «Простым основным определением или общим определением формы собрания таких форм служит тождество, которое в логике этого собрания форм признается законом как А=А, как закон противоречия. Здравый смысл в такой мере потерял свое почтительное отношение к школе, которая обладает такими законами истины и в которой их продолжают разрабатывать, что он из-за этих законов насмехается «ад нею и считает невыносимым человеком, который, руководясь такими законами, умеет высказывать такого рода истины: растение есть растение, наука есть наука и т. д. до бесконечности» (V, стр. «13 — 14).

В специальном примечании, трактующем о принципе тождества в «Большой логике», Гегель говорит: «Я рассмотрю ближе в этом примечании тождество, как предложение о тож-

177

дестве, которое обыкновенно приводится, как первый закон мышления. Это предложение в его положительном выражении А — А есть прежде всего не более, как выражение пустой тавтологии. Поэтому было правильно замечено, что этот закон мышления бессодержателен и никуда далее не ведет. Такова то пустое тождество, за которое продолжают крепко держаться те, кто принимает его, как таковое, за нечто истинное, и всегда поучительно сообщают: тождество не есть разность, тождество и разность разны» (V, стр. 484 — 485).

В другом месте того же тома Гегель говорит: «Бессодержательность логических форм получается единственно только вследствие способа их рассмотрения и трактовки. Так как они в качестве застывших определений лишены связи друг с другом и не удерживаются вместе в органическом единстве, то они представляют собою мертвые формы...» (V, стр. 25).

Старая, или, как любит выражаться Гегель, обыкновенная или естественная, логика никуда не годится и подлежит отмене при помощи его, гегелевской, диалектической логики. Во втором томе «Науки логики» Гегель писал: «Логические законы сами по себе (если вычесть все то, что не имеет к ним отношения, — прикладную логику и прочий психологический и антропологический материал) сводятся обыкновенно, кроме предложения о противоречии, еще к нескольким скудным предложениям об обращении суждений и о формах умозаключений» (VI, стр. 26).

Внешняя рефлексия, воплощающая в себе черты рассудочно-негативного мышления, сводится по существу к силлогизму. «Эта внешняя рефлексия есть силлогизм» (V, стр. 472).

Итак, первый рассудочный момент, когда отдельное понятие утверждается в своей ограниченности, подлежит радикальной отмене. Обычная формальная логика игнорируется Гегелем до такой степени, что он, поскольку для него все определяется логикой и развитие бытия вытекает из царства мысли, свою собственную диалектическую логику-онтологию называет подлинной формальной логикой. Он пишет: «По сравнению с этими конкретными науками, имеющими и сохраняющими, однако, в себе логическое или понятие в качестве внутреннего стимула, точно так же, как оно (логическое) было их подготовительным началом и прообразом, сама логика есть, конечно, формальная наука, но наука об абсолютной форме, которая есть внутри себя полнота и содержит в себе чистую идею самой истины. Эта абсолютная форма имеет в себе самой свое содержание или свою реальность; так как понятие не есть тривиальное, пустое тождество, то оно имеет различные определения; содержание есть вообще не что иное, как такие определения абсолютной формы, есть положенное са-

178

мой этой формой и потому адекватное ей содержание. Эта форма имеет поэтому совершенно иную природу, чем обычно приписываемая логической форме» (VI, стр. 23 — 24).

Итак, согласно существу идеалистической диалектики Гегеля, получается обратное тому, что выдвигается диалектическим материализмом. Нельзя увлекаться тем, что Гегель отбросил формальную логику и трактовал о логике, в которой тесно слиты между собой форма и содержание. Его понимание всецело идеалистическое; для него содержание определяется формой; содержание вытекает из формы, а не обратно, ибо в конечном счете идея (или мысль) творит мир, бытие.

Логику, согласно Гегелю, «следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли»; «изображение бога, каков он есть в своей вечной сущности» (V, стр. 28).

Глава XII . ГЕГЕЛЬ