Первая половина 1970-х гг. оказалась переломной для развития индустри­альной экономической модели. Толчком для ее радикальной перестройки стал «нефтяной шок» 1973 г. Неудачное участие Египта и Сирии во второй арабо-израильской войне заставило арабские страны, занимавшие ведущие позиции в Организации стран - экспортеров нефти (ОПЕК), использовать свое положение для экономического давления на западные державы. В октябре 1973 г. ОПЕК приняла беспрецедентное решение о повышении цен на нефть с 3 до 11,65 долл. за баррель (159 куб. дм). Несмотря на урегули­рование политических аспектов кризиса, жесткая политика ОПЕК на нефтя­ном рынке сохранялась и в последующие голы - к 1982 г. цена за баррель нефти возросла уже до 34 долл. Это поставило экономику развитых индуст­риальных стран на грань глобального энергетического кризиса.

Ведущие отрасли промышленного производства - машиностроение, химическая и сталелитейная промышленность, черная и цветная металлур­гия, традиционно базировались на энергозатратных технологиях, и их развитие требовало постоянного увеличения энергетической базы. На про­тяжении 1950-1960-х гг. благодаря стабильным и низким ценам на мировом нефтяном рынке США и европейские страны могли устойчиво наращивать импорт нефти и даже сокращать ее добычу на своей территории. Только в США в 1960-х гг. потребление нефти увеличивалось на 6 % ежегодно при сокращении добычи на 1,5 %. «Нефтяной шок» 1973 г. положил конец этому беспечному «благоденствию».

Резкий подъем цен на нефть не только привел к огромным убыткам, падению промышленного производства и сокращению инвестиций, но и вызвал необходимость технологической переориентации всей промышленной базы. В долгосрочной перспективе это имело позитивное значение.

Сокращение потребления нефти заставило более интенсивно разрабатывать и внедрять энергосберегающие технологии. За счет расширения добычи и использования угля, развития атомной энергетики более сбалансированной стала структура потребления энергоносителей. Разработка новых место­рождений нефти на шельфе Северного моря и на Аляске в дальнейшем пошатнула гегемонию ОПЕК на мировом нефтяном рынке. Однако для этихизменений требовалось время и немалые дополнительные инвестиции.

Менее чем через год после «нефтяного шока» экономика западных стран была ввергнута в кризис перепроизводства - первый классический кризис за весь послевоенный период. Увеличение издержек производства, связанных с повышением цен на нефть, привело к росту себестоимости продукции почти всех отраслей хозяйства. Когда товарные запасы, имевши­еся осенью 1973 г.. закончились, то начался стремительный рост оптовых и розничных цен. Вызванное им сокращение платежеспособного спроса всочетании с ухудшением инвестиционного климата привело к снижению уровня производства на протяжении девяти месяцев 1974 г. Падение про­мышленных показателей в США составило 15%, в Италии и Франции - 14%, в ФРГ - 8 %, в Великобритании - 7%. Кризис перепроизводства вызвал рост безработицы, что, в свою очередь, еще больше сокращало потребительский спрос и уровень инвестиционной активности.

Особенностью кризиса 1974 г. стало быстрое ухудшение конъюнкту­ры именно в передовых, науко- и капиталоемких отраслях. Под ударом оказались предприятия и кампании, связанные со всемирно известными крупнейшими корпорациями и банками. Поэтому кризис 1974 г. не стал обычным «фильтром», отсеивающим наименее конкурентоспособных про­изводителей. Он породил общую долговременную стагнацию индустриаль­ной производственной системы.

В 1976-1979 гт. в странах Запада наметился экономический подъем, но его темпы (средний ежегодный рост на 2,4 %) были несравнимы с динамикой предыдущих лет. По-прежнему были сильны инфляционные процессы, высок уровень безработицы. Накапливались бюджетные дефици­ты. В конце 1970-х гг. произошел второй «нефтяной шок» - после сверже­ния в 1979 г. шахского режима в Иране и начала ирано-иракской войны страны ОПЕК повысили цены на нефть в два раза. В этой ситуации наиболее пострадали развивающиеся страны. Их внешняя задолженность выросла к концу 1981 г. до беспрецедентной суммы в 530 млрд долл. Ведущие страны Запада оказались в более выигрышном положении. Боль­шая часть доходов стран ОПЕК была размещена на депозитах в западных банках. США для компенсации финансовых потерь с успехом использовали наращивание банковских процентных ставок и рост курса доллара. Но эти факторы не смогли предотвратить наступление нового циклического кризи­са. В 1980-1981 гг. суммарный объем промышленного производства вновь существенно снизился. Масштабы кризиса оказались меньшими, чем в 1974-1975 гг., но и они превосходили обычные для послевоенного периода рецессии. В ведущих индустриальных странах сокращение объема произ­водства достигало 7-8 %. Становилось очевидно, что негативная динамика экономического развития отражает процессы более глубокие, нежели коле­бания нефтяного рынка. В основе ее лежала долговременная тенденция перенакопления капитала.

Признаки относительного перенакопления капитала начали проявляться уже на рубеже 1960-1970-х гг. Тогда начала уменьшаться скорость прироста производительности труда в промышленных отраслях, повысились удельные издержки производства (опережающий рост цен материальных издержек производства по сравнению с ростом цен на готовую продукцию). В то же время основной показатель относительного перенакопления - снижение нор­мы прибыли - долгое время не проявлялся. Это являлось результатом широ­комасштабного вмешательства государства в экономическую сферу. Стимули­рующая налоговая политика, льготное изменение нормы процента, прямое инвестирование со стороны государства, а также прямое или косвенное стимулирование потребительского спроса позволяли сохранять общий объем прибыли на достаточно высоком уровне. В свою очередь, это укрепляло стремление предпринимателей удерживать высокую норму накопления капи­тала, сохранять прежние темпы роста производственных мощностей. Таким образом, срабатывал обычный для монополизированной экономики механизм искусственного замедления перепроизводства-. Предприниматели, не желая терять рынки сбыта и сохраняя уверенность в модели массового производства и потребления, до последней возможности пытались компенсировать сниже­ние эффективности производства ускоренным ростом его объема. Кейнсианс- кая система государственного регулирования, впервые столкнувшаяся с нара­станием структурных противоречий, не столько лечила эту болезнь, сколько загоняла ее вглубь.

Стремление предпринимателей искусственно сохранить норму на­копления капитала вело к изменению структуры прибыли. Снижение доли самофинансирования в общем объеме капиталовложений, сокращение собственных внутренних ресурсов накопления вело к возрастанию роли внешних источников финансирования - банковских займов, государствен­ных кредитов, дополнительного акционирования. Но это увеличивало и долю гак называемой «распределенной прибыли», которая передавалась внешним инвесторам и акционерам. Такое скрытое снижение нормы прибыли прослеживалось уже в конце 1960-х гг. А с 1969-1970 гг. начинается и прямое сокращение показателей нормы прибыли. События 1973 г. лишь ускорили этот процесс. Последовавший за ними скачок цен и начало циклического кризиса перепроизводства стали, таким образом, классическим прологом структурного экономического кризиса. Очередная «кондратьевская волна» завершилась.

Структурный кризис 1970-х гг. был вызван снижением эффективности «смешанной экономики», основанной на сочетании массового производства, монополистической конкуренции и кейнсианского регулирования. Сработали все разрушительные особенности «Великой депрессии» - «замораживание» совокупного предложения и спроса под воздействием структурных особенно­стей монополизированной экономики, невозможность «ценового выхода» из кризиса. Но если в 1930-х гг. эти противоречия были преодолены с помошью государственного стимулирующего вмешательства, то теперь государствен­ное регулирование превратилось в еще один кризисный фактор.

Пагубное влияние кейнсианского регулирования выразилось в совер­шенно новом экономическом явлении -стагфляции (сочетание стагнации производства с ростом инфляции). Инфляция никогда не возникала в ходе обычных кризисов перепроизводства. Увеличение потребительских цен было невозможно на фоне общего снижения платежеспособного спроса и активизации ценовой конкуренции производителей. Но во второй половине XX в. инфляционные процессы коренным образом изменились. Уже в 1950- 1960-х гг. умеренная инфляция (так называемая «ползучая инфляция» - в пределах 2-3 % в год) стала нормой. В начале 1970-х гг. ее уровень начал достигать 8-10% (так называемая «ин тенсивная инфляция»), С началом же структурного кризиса инфляция не только не уменьшилась, но и перешагну­ла 10 %-ную отметку (так называемая «галопирующая инфляция»).

Устойчивое наращивание инфляции было результатом самых распрос­траненных кейнсианских методов регулирования - стимулирования сово­купного спроса посредством дефицитной бюджетной политики, создания избыточных кредитных денег (развития различных форм кредита, опережа­ющего реальный рост доходов населения). Кейнс считал, что такая инфля­ционная политика не приведет к обвалу рынка, поскольку стимулирует реальное производство, за счет налогообложения которого рано или поздно будет ликвидирован и бюджетный дефицит. Но долговременное «накачива­ние» рынка массой избыточных денежных средств в 1960-х гг. создало кумулятивный эффект. Инфляция начала развиваться по спирали - эмиссия денежных знаков вызывала рост цен, рост цен требовал для обращения увеличения денежной массы, новый виток эмиссии порождал очередную волну инфляции и т.д. «Замкнутый инфляционный бег» подрывал механизм саморегулирования рыночной экономики. Особую остроту этой ситуации придавала проблема хронического бюджетного дефицита.

Образование устойчивого бюджетного дефицита в большинстве стран Запада также было следствием роста бюджетных расходов в эпоху расцвета «государства благосостояния». Из европейских стран только Швеции удава­лось в 1960-1970-х гг. сохранять положительное сальдо бюджета. В Италии удельный вес государственного долга по отношению к ВВП только в 1970- 1976 гг. вырос с 29 до 60 %, в Австрии - с 19 до 30 %, в ФРГ - с 18 до 27%. Энергичные меры позволили правительствам некоторых стран улучшить саль­до госбюджета в 1970-х гг., но сам государственный долг практически нигде не был ликвидирован. Так, например, в Нидерландах удельный вес долга в ВВП сократился за это время с 68 до 39 %, в Великобритании - с 86 до 62 %.

25. Восток после распада СССР: основные тенденции социально-экономического и внутриполитического развития.

За годы, прошедшие после развала СССР и краха мирового социализма, в странах Востока произошли и происходят разнонаправленные события, на которые следует лишь указать, не выстраивая их в какой-то логический ряд.

Первое. Исчезли с политической сцены страны социалистической ориентации, уменьшилось, но не сошло на нет влияние в обществах стран Востока социалистической идеи. В целом ряде стран, которые мы считали странами социалистической ориентации, у власти находятся все те же партии, что и раньше. Многие партии афро-азиатского мира, включая и правящие, входят в Социалистический Интернационал (Социнтерн). Не отказались от социалистической идеи Китай, Вьетнам и Лаос. Вполне возможно, что идея социализма в том или ином обличье («новый социализм», «третий путь» и пр.) в афро-азиатском мире в ближайшем будущем обретет второе дыхание. Что уже происходит в странах Латинской Америки. Проявится ли эта тенденция на других континентах под влиянием мирового кризиса, сказать трудно.

Второе. Ускорилась дифференциация афро-азиатских стран по уровню развития. Этому в немалой мере способствовал набирающий обороты процесс глобализации. По-прежнему называющий себя развивающейся страной Китай вот уже 30 лет демонстрирует редкие в мировой истории, тем более для такой огромной страны, темпы роста ВВП (в среднем 10 % в год) и промышленного производства (до 15 % в год). Ускорилось развитие (8–9 % – ежегодный рост ВВП) второй крупнейшей страны мира – Индии. Пережив глубокий финансовый и политический кризис, четвертая в мире по численности населения страна – Индонезия добилась в последние годы значительных успехов и вошла в число «новых индустриальных стран» третьего поколения. В клуб развитых стран уже фактически вступила Республика Корея, с каждым годом увеличивающая ассортимент и объем высокотехнологичной продукции. Быстрый рост характерен практически для всех «новых индустриальных стран». Зоной социально-экономического застоя являются лишь несколько азиатских стран, и в частности Мьянма (бывшая Бирма).

В арабском мире завидный прогресс демонстрируют богатые нефтью страны Персидского залива, и в первую очередь Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты (ОАЕ), умело использовавшие высокие цены на нефть для ускорения своего развития. Успехи Саудовской Аравии в экономическом развитии (помноженные на огромные запасы нефти) обеспечили ей место в «группе двадцати» (G20), где она стала единственной страной арабского мира. В то же время целый ряд арабских стран (Алжир, Йемен и др.) по-прежнему стоят перед острыми социально-экономическими проблемами, что сказывается на их политической стабильности.

Неожиданно для многих на африканском континенте в числе наиболее быстро растущих стран оказалась Южно-Африканская Республика, в которой долгое время царил режим апартеида и расовой дискриминации. Сказалась мудрость последнего белого президента Фредерика Де Клерка, который в 1991 г. отменил закон о сегрегации и вместе с проявившим не меньшую мудрость Нельсоном Манделой взял курс на создание условий для формирования в ЮАР многорасового общества. Став в 1994 г. президентом, Мандела не стал ущемлять белое меньшинство и, в частности, вытеснять его из экономической и общественной жизни (как это, например, имело место в Зимбабве). Напротив, он активно продолжал взятый на формирование многорасового общества курс, который успешно продолжает сменивший его на посту президента (1999) Табо Мбеки. И как результат, ЮАР стала единственной африканской страной, которая вошла в «группу двадцати» (G20).

Пока еще большинство стран Тропической Африки находятся в бедственном положении. Именно это стало основной причиной многочисленных кровавых этнических конфликтов и гражданских войн, появления партизанских движений и террористических организаций. На смену ушедших в прошлое тиранических режимов в Уганде, Центрально-Африканской Республике и некоторых других странах пришли новые тиранические режимы, и прежде всего в Судане и Зимбабве.

От повстанческих движений, террористических организаций и особенно терактов не свободны и страны других регионов. В числе этих стран Алжир, Индия, Пакистан, Шри-Ланка, Египет, Индонезия, Турция и др. Некоторые авторы высказывают сомнительную мысль о том, что в такую брутальную форму перерастает национально-освободительное движение.

По сходной логике можно утверждать, что оно, национально-освободительное движение, «перетекает» в развитые страны. Сопровождавшиеся бессмысленными поджогами машин и разрушением объектов социальной инфраструктуры бунты иммигрантов – выходцев из бывших французских колоний в пригородах Парижа и других крупных городов осенью 2005 г. (так называемая «Осенняя интифада-2005») – это тоже, пусть и извращенная, но борьба за свои права, только уже в метрополии. Бунты арабо-мусульманской молодежи перекинулись и на некоторые другие европейские страны, хотя и не получили там широкого размаха. Весной 2007 г. бунты в пригородах Парижа повторились, хотя и не в прежних масштабах. Их повторение возможно и в будущем.

Мир поистине стал неделим, и беды бывших колоний неизбежно будут давать о себе знать (и уже дают!) в бывших метрополиях и развитых странах вообще. Даже если резко уменьшить приток иммигрантов из бывших колоний в западные страны, то и в этом случае численность выходцев с «бедного Юга» будет неуклонно увеличиваться по отношению к коренному населению за счет быстрого естественного прироста. Поэтому если «богатый Север» хочет сохранить нынешнюю политическую и социальную стабильность, то он, с одной стороны, должен повернуться лицом к «бедному Югу», а с другой – серьезно заняться проблемой интеграции выходцев с «Юга» во все структуры общества, а в перспективе – в каких-то странах – возможно, формированием многорасового общества, как это имеет место в США.

Третье. В условиях резко ускорившейся глобализации наибольших успехов добиваются те страны, которые, используя свои естественные преимущества (скажем, богатые запасы ценного сырья, в большей или меньшей степени развитую инфраструктуру, квалифицированную и/или дешевую рабочую силу, вековые навыки ремесла, выгодное географическое положение и пр.), активно включаются в глобальную экономику и занимают свои ниши в мировом разделении труда. На этих принципах выросли «азиатские драконы». Фактически на этих же принципах состоялось и «экономическое чудо» Китая. Рост инновационного сектора экономики Индии тоже покоится на этих принципах.

В то же время глобализация как объективный процесс, направляемый, однако, наиболее развитыми странами, во главу угла ставит конкурентоспособность технологий, товаров, услуг, национальных экономик в целом. В этих условиях наименее развитые страны оказываются в чрезвычайно трудном положении. Собственными силами они не могут найти себе достойного места в мировом разделении труда. Ибо далеко не у всех есть такие естественные преимущества, которые позволяют им сформировать конкурентоспособные производства, не говоря уже о конкурентоспособных экономиках. Сохранившаяся монокультурная направленность экономики может быть преодолена только с помощью развитых стран. Бедственное положение многих бывших колоний, конечно, имеет ряд причин. Но одной из очевидных является то, что когда мировая система социализма потерпела крах, наиболее бедные развивающиеся страны, за выбор общественного пути которых боролись две мировые общественные системы, на долгое время выпали из сферы интересов великих держав.

Четвертое. В постсоветскую эпоху в странах Востока возникла угроза появления новых ядерных стран (КНДР, Иран). Став единственной в мире сверхдержавой и посчитав себя вершителем судеб мира, США под фальшивым предлогом совершили агрессию против Ирака и пригрозили расправой с государствами «оси зла», в число которых включили КНДР и Иран. Все это, с одной стороны, заставило эти страны ускорить разработку ядерного оружия, привело к победе на президентских выборах в Иране самого радикального кандидата в президенты, «заморозило» трансформацию северокорейского изоляционистского режима, а с другой стороны, способствовало превращению до этого, по существу, светского Ирака в рассадник исламского фундаментализма.