В работе М.Н. Борисовой с соавторами (1963) сшибка получила значимые или приближающиеся к значимым корреляции еще с целой группой показателей, коррелирующих между собой и составивших при факторной обработке ядро одного из выделенных факторов, куда, кстати, вошла и сшибка. Во всех этих показателях так или иначе выражаются временные (скоростные) параметры работы нервной системы, что оправдывает их экспериментальное изучение в контексте проблемы подвижности.

Эти показатели следующие:

1) критическая частота мельканий (КЧМ) при интенсивности стимула в 15 раз выше индивидуального порога,

2) скорость восстановления световой чувствительности после «засвета»,

3) соотношение между порогами появления и исчезновения светового пятна при измерении зрительной чувствительности,

4) адекватная оптическая хронаксия (АОХ). Сопоставлению этих показателей между собой и с другими показателями в рамках указанного коллективного исследования предшествовали работы, в которых сопоставления происходили попарно. И.В. Равич-Щербо и Л.А. Шварц (1959) нашли, что корреляция рангов между АОХ и КЧМ составила для 20 испытуемых 0,64 (р < 0,01). Весьма высокие корреляции установила Л.А. Шварц (1963) для КЧМ и скорости восстановления порога после засвета (р = 0,87; р < 0,001), а также для КЧМ и расхождения между порогами появления и исчезновения светового пятна (р = 0,82; р < 0,001). Высокие корреляции между АОХ и КЧМ (р = 0,57; р < 0,01) и между КЧМ и расхождением порогов появления и исчезновения (р = 0,51; р < 0,01) найдены также 3.Г.Туровской (1963 б). Эти корреляции подтвердились и в коллективной работе, где они обусловили, как уже говорилось, выделение одного из двух найденных факторов и составили основу его теоретической интерпретации.

В этой интерпретации авторы исходили из того, что показатели отмеченной группы, отражающие либо скорость возникновения, либо скорость прекращения нервного процесса, лишь очень слабо коррелировали с переделкой фотохимических реакций, не говоря уже о двигательной переделке. Поскольку переделку авторы в согласии с традицией, хотя и с указанием на сложность физиологических механизмов этого испытания, сочли возможным продолжать рассматривать в качестве показателя свойства подвижности, они должны были допустить, что комплекс показателей, относящихся к скорости возникновения и прекращения возбудительного процесса, представляет какое-то другое свойство нервной системы. Что же это за свойство? Авторы предположили, что в этих показателях, возможно, проявляется баланс нервных процессов или сила нервной системы, однако существенных обоснований этому не было предложено.

Обобщая результаты работы М.Н. Борисовой с соавторами, 3.Г.Туровской, а также ряда предшествовавших публикаций, Б.М. Теплов (1963, 1964) предложил рассматривать качество деятельности нервной системы, характеризуемое скоростью возникновения и прекращения нервного процесса, как особое ее свойство, которое «можно условно называть лабильностью нервной системы, не предрешая пока, как относится это свойство нервной системы к лабильности в понимании Н.Е. Введенского». Далее Б.М. Теплов указывает: «Пока мы не имеем оснований сводить это свойство к балансу нервных процессов или к силе их. Самостоятельность его мы можем, однако, лишь гипотетически постулировать, но никак не считать доказанной» (1963, с. 39–40).

За последнее время появились, однако, данные, которые сильно поддерживают взгляд на лабильность как особое и самостоятельное свойство нервной системы. Мы имеем в виду прежде всего материалы совместной работы Э.А. Голубевой и Л. – А. Шварц, сопоставивших индикаторы реакции навязывания ритма с КЧМ и быстротой восстановления зрительных порогов после засвета (1965). Оказалось, что наиболее высокие корреляции, значимые на 1 – 2 %-ном уровне, наблюдаются в тех случаях, когда показатели КЧМ и восстановления порогов сравниваются с суммарными индексами навязывания высоких частот стимуляции (35 – 80 имп/с); когда же эти показатели сопоставляются с индексами навязывания частот, соответствующих тета- и дельта-ритму, корреляции практически отсутствуют. При сопоставлении реакции навязывания с АОХ значимые корреляции наблюдаются между АОХ и навязыванием самых высоких из примененных – частот (для частот 60 и 80 имп/с соответственно г = -0,530; р < 0,01 и г = -0,441; р < 0,05); однако значимые корреляции того же порядка были отмечены и для низких частот стимуляции – 3 и 4 имп/с (данные Э.А. Голубевой; В.Д. Небылицын и др., 1965). Для объяснения последнего факта у нас нет пока достаточного материала. Отметим, однако, что АОХ, по данным той же работы, положительно коррелирует с сохранением реакции при угашении с подкреплением (г = 0,434; р < 0,1) и, вероятно, есть индикатор не только лабильности, но и силы. А от неоднозначного индикатора можно ждать и неоднозначных корреляций.

Таким образом, индикаторы, гипотетически принятые в качестве показателей свойства лабильности нервных процессов, показывают удовлетворительную связь как раз с теми характеристиками навязывания ритма, которые многими авторами еще прежде связывались с уровнем лабильности корковых клеток (Р.С. Мнухина, 1952; Н.Н. Зислина, 1955; А.Г. Копылов, 1956). И дело здесь, очевидно, не просто в совпадении терминов, а, видимо, в действительном существовании такого параметра нервного субстрата, который отвечает за функцию воспроизведения частоты следующих один за другим раздражений, определяя быстроту возникновения и прекращения вызываемых раздражителем циклов возбуждения. Синдром лабильности полностью еще далеко не изучен; нерешенными остаются многие весьма важные относящиеся сюда вопросы. Не ясно, например, является ли это свойство общим для всей мозговой деятельности в целом, или оно представляет собой функцию только зрительного анализатора с его специфически затянутым вследствие протекания фотохимических процессов последействием. Вероятно, более справедливо первое допущение, однако соответствующими доказательствами мы еще не располагаем. Не ясно также, можно ли говорить о лабильности тормозного процесса как параметре, аналогичном и в определенном смысле симметричном параметру лабильности возбуждения. Здесь вопрос упирается в проблему вызова и регистрации внешних, активных, положительных проявлений тормозного состояния нервной ткани, а эта проблема, как известно, сама по себе является предметом острых дискуссий.

Однако наибольшую актуальность имеет сейчас другой вопрос, а именно: каково отношение параметра лабильности к параметру подвижности в исходном павловском значении этого последнего термина? Следует ли считать эти свойства различными факторами мозговой деятельности, или, может быть, различными этими терминами описываются явления совпадающей физиологической сущности? Анализируя результаты работы М.Н. Борисовой с соавторами (1963), Б.М. Теплов (1963) указывает, что «в порядке гипотезы» свойство лабильности следует отличать от того свойства, которое характеризуется переделкой знаков раздражителей, и рассматривать его как особое. Но все дело в том, что сама переделка, равно как и другие обычно употребляемые индикаторы, как это было видно из изложенных выше данных, едва ли может служить монометрическим показателем подвижности, неся в себе значительное влияние параметра силы нервной системы. Отсюда и вытекает вопрос: не есть ли то несомненно физиологическое, а не биологическое свойство, которое обозначается термином «лабильность», как раз та самая «подвижность», которая фигурирует в качестве основного свойства в павловских классификациях, но определяется с помощью недостаточно точно выбранных индикаторов, имеющих, скорее, биологический, а не физиологический смысл? Вопрос этот, несомненно, не является только терминологическим, так как от того или иного ответа на него зависит, очевидно, и выбор соответствующих экспериментальных критериев, а с ним – и содержание заключений. Учитывая значительную специфичность индикаторов лабильности и ее, по-видимому, все-таки относительно малую связанность с основными процессами, определяющими поведение, в частности динамику условных рефлексов, на этот вопрос следует, вероятно, ответить отрицательно; лабильность, видимо, следует принять в качестве особого свойства нервной системы, отдельного от традиционной «подвижности».

Но тогда оказывается в некотором смысле вакантным место, занимаемое этой традиционной «подвижностью», измеряемой при помощи переделки и запаздывания, в классификации свойств нервной системы. Поскольку нельзя отрицать важности скоростных моментов в осуществлении процессов высшей нервной деятельности, это вакантное место должно быть занято свойством со скоростным содержанием и с такими индикаторами, которые были бы, во-первых, непосредственно физиологическими, а во-вторых, имели бы прямое отношение к процессам высшей нервной деятельности.