Развитие промышленности вело к увеличению численности рабочих, концентрировавшихся компактными массами на окраинах больших городов, в рабочих поселках при фабриках и заводах. Именно в эти места устремлялись социалистические агитаторы, стремившиеся подчинить рабочую массу своему влиянию и заставить их действовать в соответствии с планами марксистов. Экономические условия жизни у большинства рабочих были достаточно тяжелыми, что делало рабочую массу очень восприимчивой к разговорам о «правде» и «справедливости». В нелегальных листовках и брошюрах немало о том писалось.

«Почему, – обращаясь к рабочим, вопрошали авторы очередного подпольного листка, – вы живете бедно, ютитесь в каморках и казармах, в то время как хозяин вашей фабрики живет во дворце, одевает свое жену в шелка и бархат, а для вас купить жене ситцевый платок – большая трата? Почему ваш хозяин штрафует вас за всякий проступок? Разве это справедливо?» «Потому, – восклицали марксисты, – что капиталисты ничего не боятся, потому что их охраняют полиция, армия, министры! Вы, рабочие, должны объединиться, только тогда станете настоящей силой, способной заставить богачей с собой считаться! Защищайте свои права! Требуйте правды и знайте, что хозяева и власти государства ваши враги! Только когда объединитесь, добьетесь свержения царской власти, только тогда наступит настоящее улучшение вашей жизни!»

Основную часть рабочих России составляли выходцы из деревни, вчерашние крестьяне, предки которых испокон веков жили в среде сельской общины, где уравнительное распределение урожая, налогов, повинностей было нормой, где вместе пахали, помогали друг другу. Там почти все были равны. Богатых было мало, и они не пользовались уважением. Перебравшись в город, устроившись на завод или фабрику, выходцам из села было очень непросто в новой обстановке. Здесь каждый был сам по себе, каждый должен был «урывать» лишнюю копейку, и часто за счет другого. Многие такой жизни не понимали и не принимали. Они хотели, чтобы все было поровну, все было «по правде». Крестьянские представления о справедливости не выдерживали столкновения с капиталистической действительностью.

Поэтому немалое число рабочих внимательно читало всякие нелегальные газетки и листки, которые попадали к ним. Традиционное на Руси уважение к печатному слову мастерски использовали сочинители подпольных изданий. Премудрости политической экономии рабочим были неведомы, о законах образования и обращения капитала они не имели никакого представления, но то, что видели перед глазами, часто возмущало. Забастовки, прокатившиеся по разным районам России в конце XIX – начале XX в., отразили это возмущение.

Несмотря на все призывы и «разъяснительную работу» социалистов, рабочие никаких требований изменить политическое устройство страны не выдвигали. Выступать против власти царя значило выступать против Бога. На такое могли отважиться лишь самые отчаянные. Уважение к царской власти оставалось сильным.

Но не только социалисты, ненавистники порядка и государственных устоев, увидели в рабочих силу, способную в будущем стать мощным политическим оружием. Такую опасность осознавали и многие монархисты, понимавшие, что власть не может оставаться в стороне от рабочего вопроса, не может отдавать рабочих под воздействие все более наглевшей социалистической агитации.

Одним из таких деятелей стал полковник С. В. Зубатов, имя которого в истории неразрывно связано с так называемым периодом «полицейского социализма». Именно он стал инициатором создания «рабочих союзов» под покровительством и при содействии Департамента (управления) полиции.

Полковник С. В. Зубатов возглавлял в 1896–1902 гг. Московское охранное отделение, а затем занял в центральном аппарате Министерства внутренних дел пост начальника Особого отдела, занимавшегося борьбой с политическими преступниками. В молодости Зубатов увлекался революционным движением, но затем разочаровался в нем и стал убежденным сторонником самодержавия, считая, что гибель монархии станет гибелью России. «Те, кто идут против монархии в России, – наставлял С. В. Зубатов, – идут против России; с ними надо бороться не на жизнь, а на смерть».

Широко мыслившие монархисты, к числу которых относился и жандармский полковник, еще задолго до 1905 г. разглядели новую и невиданную раньше опасность – рабочее движение, которое постепенно разрасталось, охватывало новые районы, новые группы наемных тружеников. Рабочая среда становилось угрожающим «взрывным материалом». С целью предотвратить подчинение рабочего движения социалистическим группам С. В. Зубатовым была предложена идея создания под контролем властей легальных союзов, выражающих и отстаивающих интересы рабочих.

Этот замысел базировался на представлении, что русский царь находился вне партий, был главой всего русского народа, а не какой‑то отдельной его части. Поэтому беды рабочих не должны оставаться безразличны властям, монархом поставленным. Власть не имеет права оставаться в стороне в конфликте между рабочими и хозяевами, обязана стать бесстрастным арбитром в их спорах, дать рабочему люду надежду и поддержку против «акул капитализма» и «хищников наживы». По мысли «полицейского социалиста», рабочие союзы должны были отстаивать профессиональные интересы трудового люда и не заниматься политикой.

Первая зубатовская организация появилась в 1901 г. в Москве, и ее опекал дядя царя московский генерал‑губернатор, великий князь Сергей Александрович. Она носила название «Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве».

После Москвы подобные ассоциации появляются и в других городах – Минске, Одессе, Киеве. Самой же крупной стало «Собрание русских фабрично‑заводских рабочих Санкт‑Петербурга», возникшее в начале 1904 года. К концу года она уже имела 17 отделений (отделов) во всех рабочих районах столицы. Задача общества состояла в том, чтобы способствовать трезвому и разумному времяпрепровождению, укреплению русского самосознания, правовому просвещению. Члены организации платили небольшие взносы, имели возможность пользоваться бесплатной юридической консультацией, библиотекой, посещать лекции, концерты.

Собирались рабочие в специальных помещениях, клубах или чайных, где и происходили встречи и беседы. Такие собрания посещали тысячи человек. Постоянно перед ними выступал уроженец Полтавской губернии, выпускник Петербургской Духовной академии священник Георгий Гапон, страстно клеймивший хищников‑хозяев, рисовавший проникновенные картины общественной несправедливости, что вызывало живой отклик у слушателей.

«Батюшка» быстро прослыл радетелем за «народное дело».

В конце 1904 г. на одном из собраний возникла идея идти в царю и просить у него «правды и защиты». Как позже выяснилось, к этому времени Гапон уже был убежденным провокатором, попавшим под влияние различных «революционных борцов» и особенно известного деятеля террористической партии эсеров П. М. Рутенберга. Втайне от рабочих «батюшка» и его «социалистические наставники» вынашивали замысел организовать общественные беспорядки.

В начале января 1905 г. на крупнейшем предприятии Петербурга – Путиловском заводе – вспыхнула стачка, вызванная увольнением нескольких рабочих. Забастовка быстро начала распространяться, и к ней начали примыкать рабочие других предприятий и районов. Это событие ускорило ход дел, и рабочие почти единогласно принимали решение идти к царю с петицией, но с полным перечнем самих требований рабочие в массе своей ознакомлены не были; он был составлен небольшой «группой уполномоченных» под председательством Гапона.

Рабочие лишь знали, что они идут к царю просить «помощи бедному люду». Между тем наряду с экономическими пунктами в петицию втайне от рабочих был включен ряд политических требований, некоторые из них затрагивали основы государственного устройства и носили откровенно провокационный характер. В их числе созыв «народного представительства», полная политическая свобода, «передача земли народу».

Гапон и кучка его социалистов‑приспешников знала, что выдвигают требования, заведомо невыполнимые, что сам акт «народного шествия» может привести к непредсказуемым результатам. Они и надеялись как раз на это. Составители петиции не только выдвигали перечень требований, но и желали, чтобы царь тут же перед толпой «поклялся выполнить их», что было совершенно невероятно.

Экстремистам, а к числу их несомненно принадлежал и непосредственный организатор, всегда, во все времена нужна кровь, нужно насилие, способные сделать нереальное реальным, разрушить незыблемое для достижения их бредовых и безумных целей. Провокация 9 января 1905 г. удалась.

Власти военные и полицейские показали свою беспомощность и, вместо того чтобы изолировать десяток организаторов, долго полагались на «слово Гапона», уверявшего их, что шествие не состоится. Самого Николая II в эти дни в Петербурге не было, и идея вручить ему петицию в Зимнем дворце была просто абсурдна. Власти, наконец, уразумели, что Гапон ведет двойную игру, и 8 января приняли решение ввести в столицу большой контингент войск и блокировать центр города. В конце концов, более ста тысяч человек все‑таки прорвались к району Зимнего дворца. В разных местах города была открыта стрельба и имелись жертвы: было убито 96 и ранено 333 человека. Враги же трона и династии во много раз завысили количество погибших и называли «тысячи убитых».

Царь, находившийся в Царском Селе, узнав о событии, горько переживал. В дневнике записал: «Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!»

Но изменить уже ничего было нельзя. Престиж власти в глазах очень многих был серьезно поколеблен. Недовольство и возмущение охватили даже тех, кто не был замешан в антигосударственной деятельности. Как могло все это случиться? Почему власти проявили такую нераспорядительность? Как могла полиция поддерживать такого негодяя, как Гапон? Наивность и безответственность некоторых высших чиновников вызывала негодование. Был уволен начальник петербургской полиции, ушел в отставку министр внутренних дел, но эти меры многих не удовлетворили. Революционеры в своей беспощадной борьбе с властью получили такую сильную «козырную карту», о которой они еще совсем недавно и мечтать не могли. Упоминания событий «Кровавого воскресенья» стали широко использоваться революционными демагогами всех мастей.