За тридцатилетний период царствования Николая I немалое число людей, занятых делами управления (их еще называли «государственными людьми», или «государственными мужами»), проявили себя как способные деятели. Помимо М. М. Сперанского и П. Д. Киселева к ним принадлежал и граф Александр Христофорович Бенкендорф (1781 или 1783–1844).

Он происходил из семьи прибалтийских немцев‑дворян, перешедших при Петре I на русскую службу после включения в состав России восточных районов Балтийского побережья. Его отец генерал от инфантерии X. И. Бенкендорф при Павле I являлся военным губернатором города Риги.

Получив обычное для своего времени светское образование, А. Х. Бенкендорф в 1798 г. поступил на военную службу, участвовал в различных военных кампаниях во время войны с Наполеоном. В 1819 г. получил свой первый заметный пост – стал начальником штаба Гвардейского корпуса.

Стремительный взлет карьеры Бенкендорфа начался при императоре Николае I. С первого дня воцарения Николая Павловича Бенкендорф оказался рядом с ним, деятельно помогал подавить мятеж 14 декабря 1825 г. Он считал, что «преступное выступление против власти» стало следствием того, что некоторые дворяне забыли свой священный долг: верно, преданно, самозабвенно служить своему государю и империи.

Бенкендорф верил в силу и блестящие перспективы страны: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно; что же касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение», и в том не сомневался. Но неизменное условие для благополучия и процветания страны, по его твердому убеждению, – порядок и спокойствие в огромной империи. И граф почти два десятка лет являлся ревностным хранителем общественного порядка.

Еще во время царствования Александра I молодой генерал обращался к нему с особыми записками, где рекомендовал: во‑первых, запретить все нелегальные политические собрания (о них власти знали, но смотрели на это сквозь пальцы), а во‑вторых, создать тайную полицию, которая бы следила за подобной деятельностью, вовремя пресекая ее. Россия в тот период была единственной страной в Европе, где не было сколько‑нибудь развитой системы тайного сыска. Но эти предложение тогда не нашли поддержки. Лишь когда на престол взошел Николай I, когда случился бунт на Сенатской площади, тогда и наступила пора претворять в жизнь проекты Александра Христофоровича. Новый царь взял эту деятельность под свое непосредственное покровительство.

Среди высших государственных органов империи существовала «Собственная Его Императорского Величества Канцелярия», занимавшаяся личной перепиской императора. При Николае I Канцелярия быстро разрослась. Она была разделена на несколько подразделений («отделений»), и корреспонденцией монарха занималось теперь лишь I отделение; во II были сосредоточены дела законодательные, IV отделение занималось благотворительными учреждениями (школами, приютами, больницами).

Наиболее значительная роль отводилась III отделению. Его основная функция – борьба с антиправительственными движениями отдельных лиц и различных групп. Другая важная задача III отделения – следить за законностью действий должностных лиц и о всех злоупотреблениях немедленно сообщать руководству.

III отделению, осуществлявшему высший полицейский надзор, передавались функции цензуры, организация розыска и следствия по всем политическим и уголовным делам. Оно просуществовало более полувека и было ликвидировано в 1880 г.

26 июля 1826 г. А. Х. Бенкендорф был назначен на должность «Главного начальника III отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии». Еще раньше он был назначен шефом Корпуса жандармов, т. е. военизированных полицейских подразделений, осуществлявших контроль на местах. Теперь же задача усложнялась: помимо контроля и недопущения беспорядков надлежало держать под наблюдением и политические настроения различных групп населения. Сделать это можно было лишь скрытыми методами.

III отделение стало прибегать к практике, широко распространенной в других странах (Франции, Англии, Пруссии, Австрии), но почти неизвестной до того в России. Оно стало вербовать тайных сотрудников‑осведомителей, «внедрять» доверенных людей в те организации и кружки, которые могли представлять опасность для власти. Руководитель III отделения был уверен, что если бы подобная служба существовала в России ранее, то не было бы мятежа на Сенатской площади.

Круг занятий III отделения не ограничивался только слежкой, сыском и дознанием. Глава его представлял царю доклады, содержавшие анализ общего положения в стране и рекомендации по принятию конкретных мер общегосударственного характера: о необходимости построить железную дорогу между Петербургом и Москвой (1838), неудовлетворительной организации рекрутских наборов (1838), необходимости государственной заботы о народном здравии (1841), о недовольстве высоким таможенным тарифом (1842) и др.

Максимальное число служащих III отделения во время А. Х. Бенкендорфа составляло 32 человека. (Уместно заметить, что в эпоху так называемой «мрачной николаевской реакции» в огромной империи в 1836 г. жандармский корпус насчитывал всего 5164 человека.) Для чиновников III отделения на дела, связанные с политическими преступлениями, приходилась лишь малая часть повседневных занятий. Ежегодно сюда поступали тысячи прошений, каждое из которых подлежало рассмотрению (в отдельные годы этот показатель далеко превышал десятитысячный рубеж).

Около 10 % всех дел состояли из жалоб на жестокое обращение помещиков со своими крепостными. Основную же массу составляли дела, касающиеся выдачи пенсий, пособий, наград, рассрочек в погашении долгов; здесь же рассматривались и случаи личных оскорблений, супружеской неверности, обольщения девиц, публичных развратных действий и т. д. Наиболее важные и громкие случаи доводились до сведения монарха.

Деятельность ведомства, возглавляемого А. Х. Бенкендорфом, с самого начала вызвала недовольство различных лиц. Особенно тех, кто занимал заметные должности в государственном аппарате, поскольку главнейшая функция III отделения состояла в выявлении и пресечении служебных злоупотреблений. Если раньше любой управляющий считал себя чуть ли самодержавным правителем в своем ведомстве, теперь бесконтрольность и вызываемые ею злоупотребления не оставались незамеченными. Служба Бенкендорфа, это «недремлющее око государя», всегда была начеку, и любой подданный мог передать туда информацию о неблаговидных поступках должностных лиц. Граф, которого Николай I искренне уважал и высокого ценил, немедленно доводил подобные сведения до монарха. Следовали различные кары – от выговора до изгнания с должности, лишения положения и пенсии.

Петербургское высшее общество, где как раз и задавали тон сливки чиновного мира, не могло понять и принять новые правила жизни и службы. Бенкендорф стал объектом беспощадной критики и поношения. В глаза всесильному начальнику ничего не говорили (боялись «могущественного временщика»), но в своем кругу обвиняли его чуть ли не во всех смертных грехах.

Конечно, наушничество, доносительство, возведенные на уровень государственной политики, не могли не считаться злом. Но с другой стороны, безопасность государства надежно охранялась, и за все тридцать лет правления Николая I возник лишь один значительный заговор, который удалось быстро раскрыть. Это был кружок «петрашевцев» – по имени его организатора – М. В. Петрашевского. Участники нелегальных собраний вынашивали планы создания тайного общества, с тем чтобы путем крестьянского восстания свергнуть царскую власть и установить республику. Членов тайного общества арестовали в апреле 1849 г. По делу петрашевцев к следствию привлекли 123 человека, 21 из которых были приговорен к расстрелу. Царь отменил смертный приговор, участников сослали на разные сроки на каторгу в Сибирь. (Одним из обвиняемых по делу проходил Ф. М. Достоевский.)

А. Х. Бенкендорф пользовался неизменным расположением царя, что выражалось в особых знаках внимания: в 1826 г. Бенкендорф стал сенатором, в 1828 г. произведен в генералы от кавалерии, в 1831 г. назначен членом Государственного совета, а в 1832 г. ему был пожалован титул графа. Когда в 1837 г. Бенкендорф тяжело заболел, то царская семья окружила его необычным вниманием. Сам император часами неотлучно находился при нем. За жизнь царского любимца переживало и немалое число простых людей, видевших в графе (принимавшего в своем петербургском кабинете как именитых, так и безвестных просителей) бескорыстного защитника против произвола начальства. Бенкендорф выздоровел и верно прослужил «своему государю» еще несколько лет. Скончался А. Х. Бенкендорф в 1844 г.

В эпоху николаевского царствования взошла звезда еще одного известного государственного деятеля – Сергея Семеновича Уварова (1786–1855). Это был один из образованнейших людей своего времени, прекрасно владевший новыми и древними языками, интересовавшийся археологией, философией, историей. Из‑под его пера вышел ряд научных работ. В 1811–1822 гг. С. С. Уваров занимал должность попечителя Петербургского учебного округа, в 1818 г. стал президентом Российской Императорской академии наук и на этой должности оставался до самой смерти. Более пятнадцати лет – с 1833 по 1849 г. – он являлся министром просвещения. За свои служебные заслуги Уваров получил редкое поощрение: в 1846 г. ему был «высочайше пожалован» титул графа.

Уваров прекрасно понимал значение просвещения и образования и старался содействовать развитию начального образования среди населения, а также превращению высших учебных заведений – университетов – в действительно научные и просветительские центры. К началу 30‑х гг. XIX в. число университетов было невелико: в Петербурге, Москве (самый старый), Казани, Гельсингфорсе (Хельсинки, Финляндия), Харькове, Дерпте (Тарту), Вильно (Вильнюс), Варшаве. В 1834 г. открылся университет в Киеве. Лучших студентов обязательно посылали за счет государства за границу, главным образом в известнейшие университетские центры Германии, для продолжения обучения. Самым крупным учебным заведением являлся Московский университет, где в 1831 г. обучалось 814 студентов, или почти 30 % всего их числа по России. При университете имелся Благородный пансион с шестилетним курсом обучения. В него принимались дети дворян, которые по окончании курса имели право поступать в университет. При университете существовал еще и особый Педагогический институт, готовивший учителей для школ и гимназий. В 30–40‑е гг. XIX в. в Московском университете обучались или преподавали видные ученые, составившие славу русской науки. В их числе и известнейшие историки М. П. Погодин, Т. Н. Грановский, С. М. Соловьев.

Однако деятельность С. С. Уварова в памяти потомков запечатлелась не конкретными служебными делами, а тем, что он сформулировал так называемую «теорию официальной народности», которую ненавистники Российского государства потом неизменно называли «реакционной». Собственно, никакой «теории» (стройной системы обобщающих положений) Уваров не создавал. В 1832 г. в циркуляре попечителям (начальникам) учебных округов министр высказал требование, чтобы воспитание подрастающего поколения основывалось на истинно охранительных началах «православия, самодержавия, народности». Смысл наставления состоял в том, чтобы противопоставить модным теориям о «равенстве» и «свободе» особое понимание русской государственности, неповторимого духовного облика русской нации.

Еще раньше эти же мысли высказал Николай I, после восшествия на престол заявивший: «Говорят, что я – враг просвещения. Есть два просвещения: западное развращает их, я думаю, самих; совершенное просвещение должно быть основано на религии». Эту задачу – ликвидацию невежества с одновременным формированием государственных духовно‑нравственных принципов – и должен был решать С. С. Уваров.

Свое «деловое кредо» министр народного просвещения сформулировал вполне отчетливо: «Мы, то есть люди девятнадцатого века, в затруднительном положении: мы живем среди бурь и волнений политических. Народы изменяют свой быт, обновляются, идут вперед. Никто здесь не может предписывать своих законов. Но Россия еще юна, девственна и не должна вкусить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить ее юность и тем временем воспитать ее. Вот моя политическая система… Если мне удастся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории, то я исполню мой долг и умру спокойно».

В уваровской формуле «православие» олицетворяло понятие «мировоззрения», «самодержавие» – форму государственного устройства, а понятие «народности» подчеркивало, что «православие» и «самодержавие» отвечали духу народа, его представлениям об устройстве страны и мира.

Соединение трех этих элементов и создавало удивительный исторический феномен, называемый «Россия». По сути дела, Уваров лишь призывал русских людей не превращаться в «умственных рабов» иностранных учений, уважать прошлое, дела предков и не забывать, что в империи двуглавого орла слишком много неповторимого, своеобразного.