B советской историографии решения XV съезда компартии (декабрь 1927г.) трактовались как курс на массовую коллективизацию деревни. Один из разделов фундаментальной 5 - томной "Истории крестьянства CCCP" (т.2, M., 1986г.) так и назван - "XV съезд ВКП(б) - съезд коллективизации".
Между тем если внимательно вчитаться в его резолюции, то станет очевидным, что здесь выдвигается задача осуществлять "постепенный (выделено нами - Ж.А.) переход распыленных крестьянских хозяйств на рельсы крупного производства..., всемерно поддерживая и поощряя ростки обобществленного сельскохозяйственного труда" (1). Ни методы, ни формы, равно как и какие-то темпы этого процесса, в документах съезда никоим образом не оговариваются.
Ho нельзя не признать, что съезд, хотя и полунамеками, дал понять "куда усиливается ветер и куда начинает клониться руководство страны". Партийные функционеры самого разного уровня чутко уловили это. Наученные практикой, что "забегание вперед" ненаказуемо, тогда как "промедление смерти подобно", они принялись, как говорилось в одной из газетных передовиц, "стимулировать колхозную инициативу".
Вскоре их "кипучая" деятельность была налицо. Менее чем за год (с середины 1927г. по июль 1928г.) численность колхозов в Казахстане увеличилась на 581 процент (с 324 до 1881) (2), хотя удельный вес колхозов во всем аграрном секторе оставался еще незначительным - 1,8 процента (3).
Предвосхищая события, чиновники - администраторы не ошиблись. Пунктирная линия колхозного движения начинала обретать вид все более "жирного" вектора.
B начале июня 1928г. в Москве открылся Первый Всесоюзный съезд колхозов (естественно, колхозных активистов). Подытоживая прозвучавшие на нем инсинуации о якобы "массовом устремлении крестьян в колхозы", нарком земледелия Я.А. Яковлев зачитал: "Снизу
167
возникает настоящее, массовое, здоровое (под "здоровым" в партии понималось лишь то, что "здорово" для ее руководства - Ж.А.) движение. И мы должны решить, какие меры производственной и организационной помощи наши органы должны принять, чтобы помочь этому идущему снизу движению" (4). "Помощь" была оказана быстро, но вовсе не в плане обеспечения колхозов материальными ресурсами. Таковая и при всем желании не могла иметь места, ибо "телегу запрягли впереди лошади": не индустриализация работала на коллективизацию, а наоборот. Действующие и даже перспективные мощности сельскохозяйственного машиностроения и близко не соответствовали "колхозному размаху". A как с сарказмом замечал по этому поводу H. Бухарин, даже если "соединить тысячу деревянных сох - трактора все равно не выйдет".
Содействие колхозному "буму" пришло именно в виде "организационной помощи". "Стихийность" была оформлена в план.
Разработанный весной 1928г. Наркомземом и Кол-хозцентром РСФСР первоначальный перспективный план предусматривал вовлечение в колхозы в l928-1932гг. 1,1 млн крестьянских хозяйств (по всей стране). Ha это в течение пятилетки должно было быть направлено 1 млрд. руб. капиталовложений (5) (заметим, что только в первый - 1928-1929 год пятилетки капиталовложения в госпромышленность составили в 5 раз большую сумму - 4775 млн. руб. (6), т.е. коллективизация давалась государству почти даром).
После съезда колхозов другая инстанция - Союз союзов сельскохозяйственной кооперации увеличила эту цифру в три раза (в колхозы - 3 млн. крестьянских хозяйств). При разработке контрольных цифр на пятилетку Госплан CCCP установил цифрууже в 5 млн. хозяйств. И, наконец, после рассмотрения первого пятилетнего плана на XVII партийной конференции (апрель 1929г.) окончательно сошлись на 4-4,5 млн. хозяйств, или 16-18 процентах от их общего числа (7).
Поскольку, как наставлял Сталин, "наши планы есть
168
не планы-прогнозы, не планы-догадки, а планы-директивы", то именно столько "добровольцев" и должно было набраться в колхозах. Таким образом, масштабы "доброй воли" заранее программировались властью (поистине, "партия - воля народа"), что лишний раз обнажало лицемерие ее разглагольствований по поводу "добровольности и самодеятельности колхозного движения".
Планка была установлена. Ho никто не запрещал "перепрыгивать" ее. C "развязанными руками" чиновная стихия вошла в "гуляй-поле" ударной кампании. Бюро Каз-крайкома ВКП(б) с удовлетворением констатировало, что на 1 октября 1929г. в республике в 5144 колхозах было коллективизировано 92 тысячи хозяйств, или 7,4 процента их общей численности (8).
Спираль кампании все более раскручивалась. B двенадцатую годовщину Октября (7 ноября 1929г.) газета "Правда" публикует статью И. Сталина "Год великого перелома", где с большой долей пафоса (но не истины) говорилось: "Крестьяне... массами покидают хваленое знамя "частной собственности" и переходят на рельсы коллективизации..." (9).
10-17 ноября 1929г. прошел Пленум ЦK ВКП(б), на котором "коллективизаторская" установка была дана с предельно ясной артикуляцией. Все точки над "i" расставил B. Молотов. Озвучивая мысли Сталина, человек №2 в партийном и государственном руководстве "бодрил" высший партийный синклит верой в то, что в "недалеком будущем, и уже в будущем году, мы сможем говорить не только о коллективизированных областях, но и коллективизированных республиках..." (10).
Отныне даже "твердолобые нэповские романтики" уяснили, в каком направлении нужно вести работу, а о партийных функционерах, верноподданически колебавшихся вместе с "генеральной линией партии", и говорить не надо было. He далее, как через месяц после Пленума секретарь обкома ВКП(б) Казахстана Голощекин посылает телеграмму (надо поспешить, чтобы инициативу не перехватили другие периферийные "вожди") на имя наркома земледелия (и одновременно председателя Bceco-
169
юзного Совета сельскохозяйственных коллективов) Я.А. Яковлева, зам. председателя Совнаркома (правительства) РСФСР TP. Рыскулова и председателя Колхозцентра РСФСР Г.Н. Калинского.
B ней, в частности, говорится, что в целях "решительного усиления темпа" республиканский план коллективизации на 1929-1930гг. пересмотрен таким образом, чтобы уже к осени 1930г. "охватить колхозами" не менее 350 тыс. хозяйств. Корректировки предполагают, что Kyc-танайский и Петропавловский округа, по два района Сыр-дарьинского, Семипалатинского, Уральского и Алма-Атинского, атакже один район Актюбинского округов должны быть коллективизированы на 80 процентов. Здесь сообщалось, что по зерновым районам дана установка "обобществить" весь рабочий скот и сельхозинвентарь плюс "50 процентов пользовательского скота", в животноводческих же - абсолютно весь скот. Для финансирования плана он просил 126 млн. руб., остальное (180 млн. руб.) вложит само население (сам себе яму копай - Ж.А.). Для "решительного усиления темпа" Ф. Голощекин настоятельно просил о "выделении Казахстану 2 тыс. человек из 25-тысячного контингента" (11) (имеются в виду городские активисты, направляющиеся партией в деревню для проведения коллективизации - Ж.А.).
"Колхозное творчество масс" обретало все более и более необузданныйхарактер. Ha вторую половину 1929г. численность уже созданных в Казахстане колхозов в два с лишним раза перекрывала весь пятилетний план Урала, приближалась к половине заданий, установленных Кол-хозцентром для Северного Казахстана (12).
B Москву шли депеши от местных руководителей , недовольных "заниженными" планами для их регионов и требовавших дать им возможность проявить инициативу. "Колхозная лихорадка" начинала давать явно обозна-чивавшиеся симптомы. Центр утрачивал контроль над движением.
C целью его упорядочения и большей предсказуемости было решено придать ему директивно-плановые рит-мо-режимные характеристики. B этой связи в начале де-
170
кабря 1929г. была создана специальная комиссия во главе с A. Яковлевым. По понятным причинам представляется важным заметить, что решением Политбюро ЦК ВКП(б) в ее состав, кроме других руководителей центральных и местных партийно-правительственных и хозяйственных органов, были включены зампред CHK РСФСР T. Рыску-лов и секретарь Казкрайкома Ф. Голощекин (13).
Комиссии вменялась задача выработать и представить на рассмотрение Политбюро документы и предложения по ряду вопросов коллективизации, которые после их утверждения предполагалось санкционировать уже в виде его резолюции. Как отмечал Сталин, такая "резолюция нужна для того, чтобы зафиксировать новые темпы колхозного движения, пересмотреть темпы, установленные в последнее время плановыми и прочими органами, и наметить более короткие сроки коллективизации по основным хлебным районам" (14).
B ходе работы комиссии наиболее острые дебаты развернулись по вопросу о сроках коллективизации. Некоторые ее члены предлагали придать колхозному строительству более радикальную динамику, аргументируя это тем, что иначе партия может оказаться в "хвосте" движения. Ho в конечном итоге возобладала точка зрения A. Яковлева. Его редакция, записанная в пункте 1 Проекта, предполагала, что зерновыерайоны могутзакончить коллективизацию за 2-3 года (т.е. в пределах пятилетки), а потребляющие - за 3-4. Что касается национальных районов, то здесь предусматривались гораздо более медленные темпы с выходом за пятилетие.
B пункте 3 Проекта очерчивались границы обобществления имущества в колхозах, частной собственности колхозников. Всего в проекте было девять пунктов, регламентирующих принципы организации колхозов (15).
Текст проекта был разослан членам Политбюро. 25 декабря 1929г. Сталин писалМолотову, который находился в это время вне Москвы: "Ha днях думаем принять решение о темпе колхозного строительства. Комиссия Яковлева дала проект. Проект, по-моему, неподходящий" (16).
B ответнойтелеграмме от 1 января 1930г. Молотов в
171
тон Сталину высказал следующие замечания: "Проект... местами с фальшивыми нотами, например, в пп. 3, 8 и 9... Обобщения для всего CCCP в первомпункте, по-моему, сейчас неуместны, ведут к бюрократическому планированию, особенно неуместному в отношении бурного широчайшего массового движения" (17). За этими обтекаемыми фразами явно обнаруживаются опасения Моло-това, что устанавливаемые сроки могут замедлить стихийные темпы коллективизации, "развившиеся" в столь неожиданно благоприятном для власти направлении.
Получив телеграмму Молотова, Сталин в тот же день сообщил ему: "Твои замечания целиком совпадают с критическими замечаниями наших друзей" (18).
2 января 1930г. в Политбюро И. Сталину и в президиум ЦКК ВКП(б) Г. Орджоникидзе с поправками на проект комиссии A. Яковлева была направлена записка заместителя председателя CHK РСФСР T. Рыскулова (в размноженном виде ее получили все члены Политбюро).
B ней он писал: "По линии технических культур (хлопка, льна, свеклы и др.) и животноводства поставлена задача всемерного развития этих отраслей... и принятия кардинальных мер по развитию животноводства. Такое расширение производства будет обеспечено, если в максимальной степени будет усилена коллективизация, а между тем эта коллективизация в указанных районах пока что в темпе своем отстает... Совершенно ничтожно количество специальных колхозов по животноводству. K середине 1929г. в колхозах (по РСФСР) было объединено меньше 1 процента от общего поголовья скота. Эти темпы коллективизации в районах специальных культур и скотоводства явно недостаточны, и не датьзадания в постановлении Политбюро по этому вопросу было бы неправильным".
B этой связи он рекомендовал в конце пункта 1 постановления "прибавить новый абзац в следующей редакции:
"Однако при этом бурном росте коллективизации в основных зерновых районах темп колхозного строи тельства в районах специальных культур и скотовод-
172
ства отстает, и по этим районам требуется усиление работы по коллективизации и оказание в этих целях специального содействия и помощи..."
B пункте 3 проекта комиссии Яковлева основной формой организации колхозного строительства признавалась "сельскохозяйственная артель, в которой коллективизированы основные средства производства (земля, инвентарь, рабочий скот, а также товарный продуктив ный скот) при одновременном сохранении в данных условиях частной собственности крестьянина на мелкий инвентарь, мелкий скот, молочных коров и т.п., где они обслуживают потребительские нужды крестьянской семьи" (выделено нами - Ж.А.).
T. Рыскулов по поводу данной редакции пункта 3 проекта постановления писал: "Обобществлять только "товарный скот" (понятие растяжимое) значит вообще затормозить обобществление скота, а давать категорическое указание вне всяких ограничений "сохранить в част ной собственности мелкий инвентарь, мелкий скот, молочных коров и т.д." значит тянуть события назад и дать явно неправильный лозунг. Эта установка объективно направлена на затягивание борьбы с индивидуалистическим стремлением крестьянства и затягивание "выкорчевывания корней капитализма"... Если это мотиивирует-ся тем, что индивидуальные хозяйства лучше сохраняют скот и увеличат товарность его, то было бы неправильно и означало бы доказывать преимущество индивидуального хозяйства, тогда как задача сохранения скота и увеличения его товарности лучше всего обеспечивается во всех отношениях лишь в условиях коллективного хозяйства. Что тут неблагополучно обстоит дело, видно и из того, что на заседании Комиссии т. Яковлева давалась установка... отом, чтобы выдавать крестьянам, обобществляющим скот, "премию", т.е. революционный характер колхозов подменять сугубой "добровольностью" всего дела".
Автор записки предлагал обобществлять не только "товарный продуктивный скот", а весь "основной продуктивный скот". Тот же абзац, где говорилось о "coxpa-
173
нении частной собственности крестьянина на мелкий инвентарь, мелкий скот, молочных коров и т.п." как обслуживающей "потребительские нужды крестьянской семьи", Рыскулов предлагал исключить вообще.
Свои поправки в этом вопросе он мотивировал тем, что по фактам из Урала, Нижней Волги и т.д. "там началось усиленное обобществление всего продуктивного скота, и происходит это путем вынесения решения колхозниками, и особых недоразумений на этой почве не наблюдается". Кроме того, следует учесть, писал он, что "постановлением CHK РСФСР от ll/XI с.г. по плану весенней сельскохозяйственной кампании уже предрешена необходимость "значительного повышения степени обобществления скота... Послеэтих постановлений, разосланных на места и уже приводящихся в исполнение, было бы совершенно неправильно отменять все это и дезориентировать колхозы... B специальной П/комиссии* (комиссии т. Яковлева) под председательством т. Гринько и при участии т.т. Каминского, Клименко, Беленькова, Вольфа иРыскулова также бьшо принято решение обобществить весь основной продуктивный скот, но это решение потом было изменено при окончательном редактировании проекта в основной комиссии" (19).
Ha своем заседании 5 января 1930г. Политбюро утвердило доработанный вариантпроекта комиссии A. Яковлева, а на следующий день он был опубликован в виде "Постановления ЦК ВКП(б) о темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству".
Итак, вся страна, словно театр военных действий, была поделена на ударные плацдармы и районы эшелонированного продвижения кампании. Казахстан волей сталинского руководства был отнесен к той региональной группе, где коллективизацию предполагалось завершить весной 1932г. (за исключением кочевых и полукочевых районов) (20).
Однако чиновный азарт уже невозможно было "вогнать" в какие-то рамки. "Процент" коллективизации ста-
* Подкомиссия.
174
новился критерием оценки партийно-политической и организационно-хозяйственной работы, главным мерилом деловых качеств местного аппарата, своеобразным"сеза-мом", перед которым открывались широкие ворота карьеры. B результате общественный организм стал испытывать приступ почти что параноидной процентомании. Газеты не успевали давать ежедневно меняющуюся информацию с "колхозного фронта", районы и округа республики соревновались друг с другом в насыщенности победных реляций.
Ha 20 февраля 1930г. в Казахстане насчитывалось уже 6722 колхоза, которые включали 441931 хозяйство, или 35,3 процента их общего числа (21).
Форсированными темпами протекала коллективизация в животноводческих районах. Здесь со всей очевидностью сказывалась идеология, выработанная под нажимом Голощекина Ф.И. еще на V Пленуме Крайкома (декабрь 1929г.). Поясняя ее суть, один из тогдашних секретарей Казкрайкома И. Курамысов говорил: "Вполне возможно, что коллективизация животноводческих хозяйств несколько сложнее, труднее, чем коллективизация зерновых хозяйств. Это ни в коей мере не означает, что мы в этом отношении помирились на меньшем темпе коллективизации, нежели это предусмотрено в отношении зернового хозяйства" (22). Отсюда резолюция: "Всемерно... стимулировать коллективизацию животноводческих хозяйств в таких же темпах, как по зерновому хозяйству" (23).
Детонатором "колхозного взрыва" послужила не крестьянская инициатива, как это пыталась представить пропаганда. Здесь прямо сказывались методы откровенного давления. Нарушения формально декларированного партийными постановлениями принципа добровольности и элементарной законности с самого начала приняли повсеместный характер.
Источники, например, отмечают, что очень часто во время проведения сельских сходов вместо обращения "кто хочет вступить в колхоз" проводники коллективизации, угрожающе "поигрывая" наганом, зловеще вопрошали:
175
"Кто против коллективизации?!". B тех случаях, когда крестьяне все же не проявляли "доброй воли" и не спешили избавляться от "буржуазной" частной собственности, к ним применяли иные "воспитательные" меры. Наиболее типичными и распространенными являлись такие приемы принуждения, как лишение избирательных прав, угрозы выселения за пределы района проживания или превентивный арест (24).
Информационные сводки сообщают и о таких изощренно-садистских приемах "коллективизации", как имитация расстрела (когда по несколько раз стреляли умышленно выше головы якобы приговоренного к расстрелу, что, естественно, доводило жертву до потери рассудка), раздевание на морозе, вождение под конвоем босыми по снегу через всю деревню, насильное заталкивание в ледяную прорубь и т.д.
Излюбленным средством наиболее рьяных коллекти-визаторов было огульное зачисление "колебавшихся" в так называемые подкулачники. Эта категория представлялась столь универсальной, что больная фантазия чиновных исполнителей могла подвести под нее кого угодно. Бывало, снять это обвинение можно было лишь "поплакавшись в жилетку" Всесоюзному старосте, что, конечно, удавалось отнюдь не каждому.
Понятно, что при таком "усердии" коллективизато-ров колхозная динамика просто обречена была "выписывать" крутую параболу. Однако если количественные характеристики вызывали на всех уровнях иерархической отчетности чувство оптимизма, то качественные аспекты начинали порождать в умах руководства заметное смятение. He случайно в документах того времени все чаще начинают пестреть эпитеты типа "бумажный", "дутый", "протокольный" колхоз.
Ho даже те колхозы, которые квалифицировались как вполне "реальные", на самом деле являли собой некие эфемерные образования, мало напоминающие сколько -нибудь нормально функционирующую организацию производства. Как и следовало ожидать, простое сложение производственного инструментария включавшихся в кол-
176
хоз крестьянских хозяйств в общую сумму отнюдь не давало преимуществ перед крепким индивидуальным хозяйством.
Попрание принципа оптимума (соотнесения производственных целей и возможностей хозяйствующего субъекта) приводило к тому, что колхозы лишь частично могли утилизовать предоставленные в их распоряжение земельные ресурсы. B этой связи характерно признание одного из 25 - тысячников, работавшего в колхозе "Путь Ленина" Уральского округа. Он пишет своим товарищам на завод: "Колхозом мы должны засеять 7 тыс. га всех культур... A что же имеется у нас налицо? Рабочего скота - 600 голов. Тогда как... нужно... 1200... Да и тот скот, который имеется,... в неблагонадежном состоянии... Надежда на тракторы очень плохая... Нам пока ничего не обещают". B резолюции общего собрания членов колхоза "Сакко и Ванцетти" Голощекинского района Сырдарьин-ского округа отмечалось: "... Земля, которая сейчас находится в колхозе... в количестве 364 га, полностью обработана имеющимися членами колхоза быть не может, а их - 42 человека" (25).
Весьма маломощным оказывался сам вектор соединенных в колхозе "распыленных средств производства и физических воль". Что касается "воль", то их набиралось достаточно, чего нельзя было сказать о стоящих за ними хозяйственных ресурсах, ибо в колхозы вступали главным образом батрацкие и бедняцкие слои, не имевшие другой жизненной альтернативы.
Оптимистические заверения, что "вслед за бедняком в колхозы двинулась и середняцкая масса" (26), оказались сильно преувеличенными. Ha конец 1930г. средняя величина удельного веса середняцких хозяйств в составе колхозов фиксировалась Казкрайколхозсоюзом на уровне 25 процентов (по данным 40 обследованных районов), а кое-где и наполовину ниже. Например, в Бескарагайском районе в колхозах насчитывалось 9,9 процента середняцких хозяйств, Зайсанском - 9,4, Уланском - 10,9, Жана-Семей-ском - 12,4, Кзыл-Танском- 9,8 и т.д. (27). B колхозе "Бир-лестик-Устем" (Чуйский район) из 196 хозяйств 168 были
177
батрацко-бедняцкими, в одном из проверенных колхозов Меркенского района их было 122 из общего числа в 135 хозяйств (28).
Такой расклад давал гораздо больше ассоциаций с пословицей "с миру по нитке - нищему на рубашку", нежели "песчинка к песчинке - рождает гору". Колхозное движение, будучи удовлетворительным в своей арифметике, получало "двойки" по "высшей математике" организации производства.
B свое время Дж. Скотт разработал концепцию крестьянской "моральной экономики". Ee исходным конструктом является признание фундаментальности того фактора, что в каждый момент над крестьянином зависает "дамоклов меч" голода. Поэтому в его сознании никогда не вытесняется перманентный страх перед нехваткой жизненных средств (прежде всего - продовольствия).
B свою очередь, это предопределяло то, что проблема существования, задача воспроизводства человека (но не вещей) становилась центральной установкой аграрной экономики, которую не случайно называют еще и "экономикой выживания". B рамках ее принцип "безопасность существования прежде всего" выступал базисной идеей всей мотивации крестьянина, определяя его экономическое и политическое поведение (29).
Условием же "безопасности существования" являлось наличие потребительского минимума. Именно право на него как гарантию выживания воспринималось в крестьянской этике императивной моральной нормой. Сквозь призму оценок отношения к этому праву - его уважения или ущемления трактовались действия государства и господствующих классов или групп, констатировалась степень их соответствия социальной справедливости.
Дж. Скотт особо подчеркивал, что крестьяне реагируют не просто на лишение средств существования, а на попрание их морально-экономического права на существование. Это далеко не тавтология или идентичные понятия.
Неурожаи и какие-то другие стихийные бедствия могут не вызвать их восстания, направленного вовне (раз-
178
ве что апелляция к богу или другим метафизическим силам). Ho если ущемляется само его право на получение минимального потребления, то открытый протест обязателен (30).
Социалистическое государство не посчиталось с морально-экономическим правом крестьянства на существование, посягнуло на гарантии обеспечения минимального потребления и тем самым выступило угрозой экономической и физической безопасности крестьянской семьи и как единицы производства, и как единицы потребления.
Оно "обобществило" средства производства - главный фактор и условие получения потребительского минимума. "Коллективизировало" общину - социальное пространство, в пределах которого крестьянин мог разделить риск, получая гарантию выживания через традиционные патерналистско-перераспределительные механизмы. "Закупорило" каналы достижения минимального потребления через включение в кабально-возмездные отношения найма-сдачи рабочей силы (кулацко-байские хозяйства ликвидировались). Позднее были блокированы и другие варианты, связанные, например, со сменой сферы занятости (паспортизация, а отсюда - и невозможность покинуть колхоз).
Последней "полосой безопасности" оставалась карликовая частная собственность (молочный и мелкий рогатый скот, птица, огороды и сады в пределах приусадебного участка и т.д.), обеспечивавшая самые необходимые потребительские нужды крестьянина. Однако и эта мелкая собственность, не получив какого-то специально оговоренного статуса в постановлении ЦК ВКП(б) от 5 января 1930г., а соответственно - и во всех последующих "колхозных" нормативных актах, подпала под метлу чиновной вакханалии "всеобщего обобществления".
B информации Казкрайколхозсоюза высшим директивным органам сообщалось, что "коллективизируются" не только "семена и пользовательный скот", но и "швейные машинки, охотничьи ружья, сберкнижки и облигации хлебного займа, продовольствие.., додумались даже
179
до обобществления кур", а "казахам оставляли лишь по одной верховой лошади" (31).
Таким образом, властьделала"двойнойудар": отчуждала морально-экономическое право крестьянина на существование и лишала его самих средств существования. B этих условиях он квалифицировал действия государства как неморальные и антиправовые, дающие ему "моральное право" выступить с демонстрацией открытого протеста против них.
B феврале 1930г. сильные крестьянские волнения начались в Зыряновском, Усть-Каменогорском, Самарском, Шемонаихинском, Катот-Карагайском районах Семипалатинского округа. Тревожные вести о конфликтах приходили из Бетпаккаринского и Наурзумского районов Кустанайского округа, Балхашского, Алма-Атинского и Иргизского, Сарысуйского районов. Всего по сводкам ОГПУ по Казахстану в это время имело место более трехсот крестьянских выступлений, часть которых квалифицировалась как "вооруженные мятежи" (32).
Пассивные формы неприятия политики власти находили выражение в процессе "раскрестьянивания". B некоторых районах, например, Петропавловского и Кустанайского округов ликвидировало свои хозяйства и выехало (скорее всего, в город) до 25 процентов сельского населения (33). Массовый характер приняли откочевки скотоводческих хозяйств, которыеуходили не только за пределы районов и округов, но и за границы CCCP (по преимуществу, в Западный Китай).
B Наркомзем CCCP и другие высшие органы, включая и секретариат Сталина, лавиной шли жалобы о творимом беспределе. B этой связи коллегия Наркомзема на своем заседании 28 февраля 1930г. выносит следующее ходатайство: "Просить редакцию "Правды" поместить статью против имеющих место случаев искажения линии партии в деле коллективизации" (34). 2 марта выходит статья Сталина "Головокружение от успехов". B ней он, как всегда, валил все с больной головы на здоровую. "Дразнить крестьянина - колхозника "обобществлением" жилых построек, всего молочного скота, всего мелкого ско-
180
та, домашней птицы.., разве не ясно, что такая "политика" может быть угодной и выгодной лишь нашим заклятым врагам?" - писал Сталин (35). Ho в постановлении ЦК ВКП(б) от 5 января об этом (о пределах обобществления) и "духом не пахло". Поэтому реакция местных работников на эту статью была одна: не поняли?!
B опубликованном в том же номере "Правды" примерном Уставе сельхозартели мелкая частная собственность крестьян выводились из разряда "обобществляемых средств производства". Однако определение "примерный" оставляло лазейки для "творческой революционной инициативы" функционеров от коллективизации, которые, делая удивленный вид, заявляли: "колхозники сами выходят за границы Устава, желая идти в деле обобществления еще дальше" (36).
10 и 14 марта Политбюро принимает резолюцию "O борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении". B ней опять говорилось о "забегании вперед", что такая "практика льет воду на мельницу контрреволюционеров и не имеет ничего общего с политикой нашей партии" (37). B очередной раз ЦК дезавуалировал (отказывался) свои прежние установки, как будто "ленинский штаб партии" вовсе и не являлся той самой призмой "искривлений", обвинения в которых "вешались" на места.
Местный аппарат, оказывается, неправильно понял и его документы по поводу пределов обобществления (хотя трудно понять то, чего не было и в помине). Поэтому в директиве ЦК предписывалось под "личную ответственность" партийных руководителей возвратить мелкую частную собственность, "если это требуют сами колхозники" (38).
Надо сказать, что документ от 10 марта 1930r направлялся на места под грифом "секретно". Й если статью в "Правде" в деревнях и аулах зачитывали "до дыр", то закрытые для печати директивы оставались вне гласности.
Ho в принципе это мало что меняло. B полифонии фальшивых звуков мартовских резолюций ЦК ВКП(б) ("перегибы", "искривления", "головокружение" и т.п.) явно прослушивался обертон: вперед!
181
Сам Сталин не скрывал этого в своем ответе на письмо M. Рафаила. Тот спрашивал, не являются ли постановления марта аналогией отступления по типу Бреста или нэпа? Ha это Сталин писал: "Никакой аналогии нет и не может быть... Там мы имели дело с поворотом в политике. Здесь, в марте 1930г., не было никакого поворота в политике. Мы одернули зарвавшихся товарищей - только и всего" (39).
Инерция "темпа" продолжалась. Чиновники"зубами вцепились в захваченные плацдармы". Проверенным арсеналом средств они препятствовали выходу из колхозов, воспрещали возвращать крестьянам "обобществленную" мелкую собственность.
B ответ на это крестьянское движение сопротивления еще более усилилось. Масштабы его были таковы, что 31 марта руководство Казкрайкома выслало Сталину телеграмму с просьбой разрешить задействовать в карательных операциях регулярные армейские части (40). "Добро", по-видимому, было дано, ибо для подавления массовых выступлений стали привлекаться войсковые подразделения Туркестанского и Заволжского военных округов, включая артиллерийско-пулеметные и броне-взводы. Ho и это не помогало: повстанческое движение ширилось (41).
Власть была напугана, что обнаруживалось в закрытом письме ЦК ВКП(б) от 2 апреля 1930г. B нем говорилось: "Поступившие в феврале сведения о массовых выступлениях крестьян в ЦЧО (Центрально-Черноземная область - Ж.А.), на Украине, в Казахстане, Сибири, Московской области вскрыли положение, которое нельзя назвать иначе как угрожающим. Если бы не были тогда немедленно приняты меры..., мы имели бы теперь широкую волну повстанческих крестьянских выступлений, добрая половина наших "низовых" работников была бы перебита крестьянами... и было бы поставлено под угрозу наше внутреннее и внешнее положение... Несмотря на указанные важнейшие директивы Центрального Комитета и по этому вопросу (директивы от 10 и 14 марта -Ж.А.)., до сих пор не устранены вопиющие ошибки...
182
Это заставляет Центральный Комитет обратить внимание... на серьезность положения... Факты повстанческого движения... в ряде округов Украины, в горных районах Северного Кавказа и в Казахстане с особенной силой подчеркивают опасное обострение политической обстановки в деревне... Наблюдающееся местами легкомысленное отношение к втягиванию частей Красной Армии в борьбу с массовыми выступлениями в деревне может не только ухудшить положение, но и повести к ослаблению боевой дисциплины в Красной Армии... Под угрозу поставлено дело коллективизации и социалистическое строительство в целом..." (42).
Резкие констатации письма сбили "коллективизатор-ский пыл". Под угрозой политического кризиса началось вынужденное отступление в колхозном движении. Этим сразу же воспользовалось крестьянство.
Если на 1 апреля 1930г. было коллективизировано 649,4 тыс. крестьянских хозяйств Казахстана, или 52 процента их общего числа, то июне их численность упала до 353,9 тыс. (28,5 процента). Следовательно, процент коллективизированных хозяйств в одночасье упал почти в два раза. Из колхозов республики вышло (правильнее было сказать, "сбежало без оглядки") около 300 тысяч крестьянскиххозяйств. Количество колхозов сократилось за этот период с 7019 до 5701 (43).
B течение апреля - июня местные органы "боролись завыпрямление партийнойлинии". Оказавшись "стрелочниками", многие мелкиефункционеры поплатились карьерой, получили партийные и административные взыскания. Часть их была исключена из состава ВКП(б), подпав под партийную чистку, кампания которой проводилась в Казахстане до мая 1930г.
Это вызвало в рядах периферийного аппаратанетоль-ко уныние, но и растерянность. Однако очень быстро "боевой коллективизаторский дух" был вновь опять востребован партией, о чем свидетельствовали передовицы "Правды" өт 7 и 29 августа 1930г. Задача "добиться нового мощного подъема колхозного движения" прямо ставилась в письме ЦК ВКП(б) (24 сентября 1930г.) крайко-
183
мам, обкомам и ЦК компартий национальных республик, которое называлось "O коллективизации" (44). Отлив заканчивался, на деревню накатывалась новая волна кампании. B предшествовавшей историографии утверждалось, что "новый подъем колхозного движения" обеспечивался следующими факторами: усилением процесса технической реконструкции сельского хозяйства, прежде - всего созданием широко разветвленной сети машинно-тракторных станций (MTC), демонстрацией преимуществ колхозной формы организации производства в плане материального благосостояния колхозников, массовой про-пагандистско-разъяснительной работой партийно-советских органов и, наконец, самое главное - возвращением к ленинским принципам добровольности в кооперативном строительстве.
Из всех перечисленных положений не вызывает критики лишь пункт об организационно-массовой работе: она действительно "кипела". Что касается "технической реконструкции", то вот данные: в 1930г. в Казахстане насчитывалось всего 6 MTC, а в 1931г. - 44. До конца 1932г. предполагалось довести их численность до 70 и передать им 665 грузовых автомашин и 120 комбайнов (45). Между тем уже на 1 января 1931 г. в Казахстане насчитывалось 7448 колхозов. Пропорции далеко не те, чтобы говорить о какой-то технической реконструкции, хотя бюро Каз-крайкома ВКП(б) восторженно констатировало, что MTC "производят полную революцию в сельском хозяйстве Казахстана" (46).
Материальное благосостояние колхозника как фактор привлекательности "коллективной формы труда" также не убеждало "единоличника". B сводке Казкрайкол-хозсоюза (ноябрь 1930г.) сообщалось, что, например, по Красноармейскому району средняя величина валового дохода на одного колхозника составила 843 руб., тогда как у единоличника - 274 (47).
Ho "единоличник" сам себе "бухгалтерия" - что заработал, то и получил. У колхозника же номинально на-
184
численная и реально полученная сумма дохода отнюдь не совпадали. Вот лишь один выявленный факт (а их множество): член колхоза "Победа" Джувалинского района Красноносов, имея шесть "едоков", выработал 638 трудодней и ему причиталось получить в денежном выражении 900 руб. 22 коп. При расчете, как указывалось в сообщавшем об этом документе, с него удержали: "a) паевых потребкоопераций -174 руб.; б) за радиоустановку -36 руб. 55 коп.; в) за облигации - 50 руб.; г) страховых платежей и сельхозналога 25 руб.; д) за общественное питание - 399 руб. 20 коп. Имея 2 трудоспособных члена семьи, он получил на руки только 216 руб. 47 коп., вследствие чего вышел из колхоза" (48). A это уже из письма в Колхозцентр CCCP члена коммуны "Червона Украина" Казахской ACCP: "Паек получаем от 10 фунтов до 35 фунтов (от 40 до 140 кг - Ж.А.) мороженой муки, и той до урожая не хватает..., приходится голодать..., новые коммунары разочаровываются и бегут..., а нас проклинают, вы, мол, уговариваете нас, что бедняку выход - колхоз, а нам приходится совершенно голодными работать..." (49).
Остается еще один момент, который действительно стал главным фактором наращивания "колхозного процента". Однако это вовсе не "возвращение к ленинским принципам добровольности в кооперативном строительстве".
Во-первых, кооперация и коллективизация, столь часто отождествляемые в литературе, абсолютно разнородные явления, поскольку колхозная форма организации производства ни по одному из имманентных критериев кооперации (мы об этом писали в третьей главе) не могла считаться таковой. Во-вторых, "возвращаться" было некуда. C нулевой отметки коллективизации добровольностью на ее действительно массовом уровне и "не пахло". Признавать обратное - значить допустить, что крестьянство CCCP под влиянием каких-то метафизических сил изменило генетический код своего сознания и вопреки всем другим землянам полностью атрофировалось в пла-
185
не восприятия личностно-собственнических интересов* (только у колхозников последующих поколений удалось подавить "частнособственнические инстинкты", превратив их в люмпенов духа и материи).
И все же следует признать, что "добровольное начало" присутствовало весьма заметно. Правда, при той "лишь" оговорке, что генерировалось оно опять-таки вынужденными обстоятельствами. "Невключенных" крестьян били уже "не в лоб, а по лбу". Коллективизация стала осуществляться не столько примитивными, откровенно грубыми силовыми способами, сколько системной мерой, претендующей на подобие экономического стимулирования.
Ha единоличников налагались повышенные налоги и обязательства по хлебозаготовкам. Постановлением Политбюро ставки сельхозналога на середняцкие хозяйства повышались на 15 процентов. Его же решением сумма самообложения на 1931 г. была установлена в размере 350 млн. руб. (против 240 млн. в 1930г.). Немногим более 40 процентов оставшихся по CCCP "единоличников" должны были уплатить из нее 230 млн. руб., а колхозники -120. Если один колхозный двор (благодаря налоговым льготам) платил 3 руб. сельхозналога, то единоличное хозяйство - 30. Специальный целевой сбор в первом квартале 1931г. предполагался в размере 250 млн. руб., при этом 80 процентов его взымалось с единоличников. 16 ноября 1932г. Политбюро ЦК ВКП(б) по инициативе B. Молотова ввело спецналог на единоличные хозяйства. C этого момента он вводился ежегодно. Причем сумма его постоянно росла, хотя количество единоличных хозяйств из года в год падало (50).
Витал над единоличниками и страх раскулачивания,
* B информационных сводках орготдела ВЦИК фиксировалось множество свидетельств крестьян против обобществления. Типичными были такие, например, высказывания: "Крестьянство зло на Советскую власть за принудительную коллективизацию. Нет человека, который не стремился бы к собственности"; "Свое хозяйство, хотя и плохонькое, - человек свободен" и т.д. (См.: Документы свидетельствуют". C.241).
186
под которое можно бьшо очень легко попасть, будучи даже трудовым семейным хозяйством. Иными словами, крестьянам просто не оставляли выбора: либо в колхоз, либо под пресс государства.
Декабрьский (1930г.) Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) уточнил новые задания по коллективизации на 1931г. B соответствии с его решениями в зерновых районах второй группы, куда входил Казахстан, должно было быть коллективизировано не менее 50-ти процентов крестьянских хозяйств Пленум определился и с понятием "сплошная коллективизация". Критерием ее завершения признавался 80 - процентный рубеж (51).
"Машина коллективизации" включала форсаж, стремительно набирая заданную высоту. Вскоре (сентябрь 1931г.) Казкрайком ВКП(б) рапортовал: "Признать, что в 42 основных зерновых и хлопководческих районах, объединивших в колхозы 81 процент хозяйств..., коллективизация в основном закончена". B 20-ти районах было коллективизировано 82 процента крестьянских хозяйств, но "качественное состояние колхозов" здесь вызывало сомнения у руководства, тем не менее оно констатировало, что эти районы имеют "все данные к тому, чтобы уже в текущем году" их можно было характеризовать как "в основном закончившие процесс коллективизации". Десять районов имели 85 процентов коллективизированных хозяйств, семнадцать - 61 и 26, по преимуществу чисто скотоводческих - 43 процента. Низкий процент в последних объяснялся в постановлении Казкрайкома "родовыми пережитками и байско-аткаминерским влиянием". Наконец, в семи "рыбацко-животноводческих районах" (определение более чем странное - Ж.А.) уровень коллективизации определялся в 55 процентов (52). Таким образом, установки декабрьского Пленума ЦК ВКП(б) на 1931 год были выполнены с лихвой. Уже на 1 сентября из 122 районов Казахстана 96 перешли "заданный партией" 50 -процентный рубеж, a 72 по формальным признакам могли быть отнесены к "районам сплошной коллективизации", ибо вышли за пределы восьмидесяти процентов.
Как видим, в скотоводческих казахских районах тем-
187
пы коллективизации мало уступали зерновым, а в ряде случаев и обгоняли их. Ф, Голощекин на "деле" доказывал, что все обвинения "национал-уклонистов" в "якобы присущих ему великодержавно-шовинистических замашках" ложны. Он - "истинный поборникленинской национальной политики" и делает все, чтобы вывести казахских шаруа на "рельсы социального прогресса", локомотивом которого выступали колхозы.
B августе 1931г. перед скотоводческими районами прямо ставилась задача "выйти на линию более высоких темпов коллективизации". При этом строго вменялось "основной формой колхозного движения в ауле... считать животноводческую сельскохозяйственную артель" (53). И это требование на местах было выполнено более чем оперативно: в 60 кочевыхиполукочевыхрайонахреспуб-лики из 2771 товарищества по обработке земли (ТОЗ) осталось всего 312, остальные были переведены на устав сельхозартели (54).
Население казахского аула весьма туманно представляло разницу между ТОЗом и колхозом (не случайно аббревиатура "ТОЗ", созвучная казахскому слову "тоз" ("разоряйся"), нередко так и воспринималась в среде степняков, как, впрочем, и "коллективизация" чаще ассоциировалась с уже знакомой "конфискацией").
Ho различие было, и довольно существенное. Как известно, колхоз предполагал более высокую степень обобществления. Если в ТОЗах основные средства производства (в частности, скот) оставалисьв индивидуальном пользовании, то в сельхозартелях они обобществлялись.
При этом в животноводческих колхозах мера обобществления перешагнула всякие допустимые пределы. Источником расширительного толкования процессов социализации служили категоричные команды вышестоящих организаций, в том числе того же Казкрайкома. B решениях одного из его пленумов записано. "B животноводческих и животноводческо-земледельческих районах основное внимание должно быть направлено на полное обобществление в сельхозартелях всего товарно-продук-
188
тивного стада" (55).
B духе этой установки тургайские работники, например, поставили задачу "весь скот обобществить, не оставляя ни одного козленка в индивидуальном пользовании". Другим показалось этого недостаточно, и они решили "в целях изжития мелкособственнической психологии колхозника передать скот одного колхоза другим колхозам" (из районных директив) (56).
"Большевистская атака на мелкобуржуазную собственность" очень скоро дала свои результаты. K февралю 1932 г. в Казахстане 87 процентов хозяйств колхозников и 51,8 процента единоличников полностью лишились своего скота (57).
Куда же девался скот? Будучи обобществленным на все 100 процентов, он собирался на так называемых колхозно-товарных фермах. Очень часто за этим громким названием в действительности значился участок степи, огороженный изгородью или колышками с арканами. Ho здесь надо иметь в виду, что, как и настаивал Казкрай-ком, в ходе коллективизации делалась ставка на "создание крупных животноводческих хозяйств" (58). A это понималось как механическое объединение нескольких сотен хозяйств в радиусе до 200 и более километров в единый колхоз-гигант. B Курдайском районе существовало немало сельхозартелей, обьединявших 600-800 хозяйств, в Келесском районе первоначальные 112 колхозов были обьединены в 35, в Арысском из 138 было создано 67 сельхозартелей, в Таласском районе в так называемые городки сгонялось до 300-400 хозяйств (59). Разумеется, в таких уродливых образованиях не могло быть и речи о соблюдении основного экосистемного принципа номадного (кочевого) способа производства - точной (симметричной) соотнесенности численности скота и природных водно-кормовых ресурсов.
Как отмечалось выше, во все времена кочевая община допускала концентрацию скота лишь до определенного оптимума (определявшегося кормовыми и водными ресурсами). Когда достигалась критическая масса стада, происходила спонтанная сегментация общины, что, co-
189
бственно, и обеспечивало непрерывность воспроизводства системы. Кроме того, в условиях среды постоянно "работал" такой механизм выживания, который во многом опосредовался через устоявшиеся ритмо-режимные характеристики организации процесса производства (посезонный цикл утилизации природных ландшафтов) (60).
Между тем хозяйственников "новой формации" все это мало интересовало. Вопреки народному опыту они всемерно поощряли любую концентрацию. Однако разрушение сложившейся организации производства с ее принципами концентрации (естественно, разумной) и дисперсности (пространственного рассеивания с целью рационального использования среды обитания) (61) не сопровождалось созданием другой, технологически приемлемой альтернативы.
Расплата за абсурдные решения не заставила себя долго ждать. Собранный в огромнейших концентрациях на колхозно-товарных фермах и не имевший возможности прокормиться, скот попросту погибал. Надо добавить, что и тот скот, который был собран по линии заготовок, в результате бескормицы и вызванных скученностью скота эпизоотий во многих случаях не доходил до потребителя, образуя на скотопрогонных путях гигантские "овечьи" кладбища.
B постановлении CHK и ЦК ВКП(б) от 6 мая 1932г. отмечалось, что, несмотря на засуху, хлебозаготовки прошли в 1931г. лучше, чем в 1928г, т.е. до коллективизации. Действительно, государство "заготовило" в этот год 600 млн. пудов зерновых, тогда как в 1928r - 300 млн. (62).
B самом деле, здесь стоило "благодарить" коллективизацию, однако отнюдь не в том смысле, что она якобы обеспечила динамизацию товарности сельскохозяйственного производства. "Благодарность" режима должна была исходить от осознания, что именно через коллективизацию сталинский Левиафан заполучил в свой арсенал "гениальное" орудие беспрепятственной и тотальной "выкачки" продукта (причем не только прибавочного, но и необходимого) из аграрного сектора. B 1931 г урожай зер-
190
новых культур в стране составил всего 69 млн. т, по хлебозаготовкам изъяли 22,8 млн., т.е. одну треть (63). B 1932г. в CCCP было заготовлено зерна на 32,8 процента больше, чем в 1930г., несмотря на то, что валовой сбор зерна 1932г. был гораздо меньше. Цифры эти могут означать только одно: государство проводило беспрецедентное по своим масштабам ограбление крестьянства. B этом и была "загадка" повышения товарности сельского хозяйства как отрасли в целом.
Понятно, что грабительская обираловка не могла не встречать сопротивления колхозов. Многие их руководители в то время еще не до конца осознали, что решения о форсированном расширении сельскохозартельной формы производства определялись прежде всего задачей обеспечения удобной и бесконфликтной "перекачки" продукта деревни на нужды индустриализации. Они еще не успели свыкнуться с мыслью, что общественные закрома должны рассматриваться не как элемект расширенного воспроизводства колхозной экономики и фактор повышения материального благосостояния членов сельхозартелей, а скорее как своеобразная транзитная база продвижения хлеба за кордон в целях получения валюты.
Поэтому в первое время находилось немало работников, наивно пытавшихся апеллировать к разумным пределам. Например, бюро Мендыгаринского райкома партии долго не соглашалось с твердыми заданиями по заготовкам, спущенными из Краевого комитета ВКП(б). Когда же нажим усилился, секретарь райкома заявил: "Hy что ж, раз так, то я возьму все до квашни, разую и раздену все колхозы, и они разбегутся". Из другого райкома (Ka-рабалыкского) сообщали: "Экономика района окончательно подорвана непосильнымипланами. Колхозники, атак-же бедняки и середняки не имеют перспективы своего существования. Мы оттолкнули от себя колхозников, они от нас уходят" (64).
Реакция Крайкома на многочисленные сигналы о заготовительном терроре была однозначна: "Все это не более как "кондратьевщина" и еще "не изжитые индивидуалистические настроения". Так, выступая в августе 1931г.
191
на Алма-Атинском городском партактиве, Голощекин разразился следующей тирадой: "B некоторых районах есть пониженная урожайность, и это определяет трудности, которые мы будем иметь. Трудности состоят не в том, что мы имеем пониженный урожай, а в том, что, где есть пониженный урожай, там он породил "кондратьевские" настроения, панику, размагничивание. Если райисполком, райком партии, ячейка начинают создавать панику, начинают составлять архиглупые "хлебофуражные" балансы (имеются в виду расчеты специалистов с мест о нереальности хлебозаготовительных планов - авт.), то тут со всей очевидностью встает угроза мобилизации колхозов на выполнение важнейшей задачи... - на выполнениехлебо-заготовительного плана". Далее, как всегда поменяв местами причину и следствие, свалив все с "больной головы наздоровую", Голощекин грозно предупредил партийных "челобитников" районного масштаба: "C такими райкомами, с такими секретарями, с сеющими панику ячейками мы должны драться и будем драться крепко, по-большевистски, будем рассматривать каждого такого паникера как дезорганизатора социалистического строительства" (65).
"Драка по-большевистски" обернулась вскоре снятием одной трети председательского корпуса колхозов. "Чистили" и секретарей райкомов ВКП(б). Например, одного назначенного секретаря исключили из партии прямо по дороге во вверенный ему район, так как он заявил: "Я не поеду на костях колхозников заготовлять хлеб для государства" (66). Ho применялись и более суровые репрессии. 14 декабря 1932г. было принято постановление ЦК ВКП(б) и CHK CCCP "0 хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области", которым вменялось применять по отношению к "саботажникам хлебозаготовок с партбилетом в кармане... осуждение на 5-10 лет заключения в концлагерь, а при известных условиях - расстрел" (67).
Когда стало ясно, что жалобы с мест рассматриваются в коридорах власти как "демарши капитулянтского оппортунизма" и, кроме негативной реакции, не возымеют
192
абсолютно никакого действия, в ход пошли всевозможные ухищрения. Для того, чтобы оставить себе на пропитание и семена хоть какую-то толику выращенного урожая, колхозники специально не ьыкашивали полосы хлеба у дорог, межей, арыков, недоочищали зернотока, пропускали зерно в мякину, оставляли на полях колосья, использовали умышленно неотрегулированные молотилки с целью пропуска колосьев в солому и т.д. (68).
Вскоре, однако, был вновь включен отработанный механизм государственного террора, и это стало пресекаться чрезвычайно суровыми мерами. После того как 7 августа 1932г. был принят закон "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и общественной (социалистической) собственности", за подобные дела грозил расстрел, а при "смягчающих обстоятельствах" -10 лет тюрьмы с конфискацией имущества (69).
Ha январском (1933г.) Пленуме ЦК и ЦК ВКП(б) нарком юстиции H. Крыленко докладывал, что за неполных пять месяцев со дня действия этого закона в стране было осуждено 54645 человек, к высшей мере наказания приговорено 2110, в отношении 1000 человек приговор был приведен в исполнение. Тут же он потребовал от судей, у которых рука устала подписывать драконовские решения, прекратить всякиепроявления"миндальничания". Откликаясь на эту установку, Казахское отделение Верховного Суда выговаривало своим судам: "... Уменьшение количества приговоренных к расстрелу в период с 5 мая по 1 августа 1933г. на 44,5 процента (с 305 до 163 человек) нельзя признать нормальным'", тут же констатируется, что "на 163 осужденных к расстрелу только 18 классовочуж-дых элементов" (последняя фраза дает понять, что социальная принадлежность могла служить оправданием для лишения человека жизни)
Поводом для жесткого наказания могли стать самые пустяковые провинности. Примеров тому буквально сотни. Приведем здесь лишь несколько наиболее характерных случаев из судебной практики того периода.
Так, нарсуд Курдайского района приговорил к 10 го-
193
дам лишения свободы одного из колхозников за одноразовое использование "общественных лошадей в поездке по личным делам"; Усть-Каменогорский суд дал тот же срок (ниже не было) другому несчастному за то, что его дети "украли" 6 кг проса, акрестьянину- середняку - за "кражу" 17 кг зерна (по-видимому, судьи квалифицировали данное "дело" как крупное хищение, ибо во многих случаях "народные" судьи не раздумывая судили и за несколько сот граммов); Сталинский нарсуд (совпадение глубоко символично) отправил в лагеря колхозников, посмевших не усмотреть, как на колхозную лошадь свалился стог сена и повредил ей глаз; тем же судом был обречен на ужасы ГУЛАГа их односельчанин, ударивший лопатой строптивого колхозного верблюда (70).
Опустошающим смерчем прошла коллективизация по казахскому аулу. Беспрецедентный урон понесло животноводство. B 1928n вреспубликенасчитывалось6509тыс. голов крупного рогатого скота, а в 1932г. - всего 965 тыс. Даже накануне войны, в 1941г. доколхозный уровень не был восстановлен (3335 тыс. голов). Еще больше поражают цифры по мелкому скоту: из 18566 тыс овец в 1932г осталось только 1386 тыс. (перед самой войной численность стада едва приблизилась к 8 млн. голов). Из конского поголовья, составляющего в 1928г. 3516 тыс., в 1941г. осталось 885 тыс. голов. Практически перестала существовать такая традиционная для края отрасль, как верблюдоводство: к 1935г. осталось всего 63 тыс. верблюдов, тогда как в 1928г их насчитывалось 1042 тыс. голов (71).
По некоторым скотоводческим районам картина была еще более страшной. Например, в Жана-Аркинском районе Карагандинского округа осталось на начало 1933 г. всего 343 лошади (в 1931г. - уже после многочисленных реквизиций - было 10666 голов), 453 единицы крупного рогатого скота (9971), мелкого рогатого скота - 665 голов (26620), верблюдов - 119 (4364) (72). Мнение T. Рыскуло-ва (по поводу проекта комиссии Яковлева), что "задача сохранения скота и увеличение его товарностилучше всего обеспечивается во всех отношениях лишь в условиях
194
коллективного хозяйства" (смотрите выше), оказалось ложным и это доказала жизнь, а, вернее, смерть сотен и сотен тысяч людей от голода. B своем мужественном письме на имя Сталина, раскрывающем картину страшной трагедии, он, может быть, не раз с горьким сожалением вспоминал о своем заблуждении на этот счет.
Как мы помним, многие честные работники и практики, лишенные карьеристских амбиций (поплатившиеся за это в дальнейшем своей жизнью), неоднократно пытались доказать Голощекину и его многочисленной креатуре, что все эти акции закончатся крахом экономики аула и деревни. Однако авторов "архиглупых хлебофуражных и скотозаготовительных балансов" (по выражению Голощекина) мало кто слушал, ограничиваясь заведением на ослушников партийных досье. Руководство края апеллировало к другим "по-марксистски научно выверенным балансам". B соответствии с ними численность ско-тавреспубликев 1932/ЗЗгг. должнабыладостигнуть 53381 тыс. голов (73). Ho говоря словами пролетарского поэта, "планов громадье" не сбылось: вместо желаемой динамики получили обвальный кризис. И именно потому, что планы задумывались и осуществлялись "по-марксистски".
Внушительные провалы вызывали некоторое замешательство в сталинскомруководстве. 17 сентября 1932г. выходит постановление "0 сельском хозяйстве", и в частности, животноводстве Казахстана (74), где давалась установка на "выпрямление перегибов". B научной литературе оно характеризовалось как "историческое", давшее "четкую программу действий".
Однако "программа" эта содержала в себе прямые установки на дальнейшее разрушение скотоводческого комплекса. Вся политика Казкрайкома признавалась в постановлении "правильной", что и позволило секретарю M. Курамысову, парируя критику с мест, заявлять: "Последнее постановление ЦК от 17 сентября одобряет линию Краевого Комитета партии, а вы знаете, что ЦК очень скуп на похвалы" (75). Поразительно, но в этом документе нет ни одной строки, ни одного намека на голод, охвативший республику, и крах животноводства.
195
Постановлением допускалась практика "индивидуального пользования колхозником до 2-3 коров, 10-20 голов баранов, 10-20 голов свиней и поросят нахозяйст-во", а в скотоводческих районах соответственно "100 голов овец, 8-10 голов рогатого скота, 3-5 верблюдов и 8-10 табунных лошадей на хозяйство".
Из 1117 сельхозартелей, имевшихся в кочевых и полукочевых районах в сентябре 1932г., осталось к 1934г. 168, остальные преобразовывались в тозы. Были расформированы 624 фермы, а скот их возвращен в личную собственность членов товариществ. Имтакже было продано колхозами и совхозами около 680 тыс. голов скота (76).
Ho основная масса хозяйств все равно оказалась лишенной скота. B этой связи характерны данные по Южному Казахстану. Так, напервую половину 1934г. в Тюль-кубасском районе 99,8 процента колхозников и 93,4 процента единоличников не имели ни одной лошади, 74,9-и 82,1 процента были без коров, в Чаяновском районе на 100 хозяйств колхозников приходилось лишь 36 голов крупного рогатого скота (у единоличников -7), 28 лошадей (22),-163 овцы (24), вСузакском районесоответствен-но 23 коровы (2), 29 лошадей (11), 444 овцы (у единоличников - 89) (77). Коллективизация нанесла последний удар по сельской экономике, окончательно разрушив как производительные силы аула, так и их функциональные структуры.
B статье с претенциозным названием "Год великого перелома", опубликованной в газете "Правда" в 1929r., Сталин, испытывая состояние эйфории, предрекал: "... Если развитие колхозов и совхозов пойдет усиленным темпом, то нет оснований сомневаться в том, что наша страна через каких-нибудь три года станет одной из самых хлебных, если не самой хлебной страной в мире" (78). Прошло три года. Темпы коллективизации обрели сверхдинамичный характер. Однако вместо обещанного Сталиным хлебного изобилия страна получила голод. B Казахстане масштабы и последствия его были ужасающими. Об этом можно судить уже хотя бы по тем пока еще немногочисленным документам, которые удалось
196
выявить в закрытых до сих пор архивах (гораздо большая часть свидетельств той страшной трагедии все еще малодоступна исследователям). Некоторые из них без каких-либо комментариев приводятся ниже.
Из информационной записки BP ПП ОГПУ* КазССР Миронова Ф. Голощекину (4 августа 1932г.): "B Атбасар-ском районе с 1 апреля по 25 июля зарегистрировано 111 случаев смертей. За это же время отмечено 5 случаев людоедства" (79).
Из докладной записки Представительства ОГПУ в КазССР (11 января 1932г.): "B Павлодарском районе, ... в ауле №1 на почве голода отмечено 40 случаев смертности, в большинстве детей, остальные для питания употребляют в пищу кошек, собак и другую падаль. Аналогичные случаи и в других аулах данного района" (80).
Из акта обследования санитарного состояния питательного пункта и общежития голодающих откочевников на ст. Чу (21 марта 1932г.): "Произвели обследование санитарного состояния питательного пункта и общежития откочевников в бараке№75..., причем нашли следующее: барак... в возмутительном антисанитарном состоянии: помещение переполнено истощенными, из них многие еле-еле двигаются. B помещении сыро, грязь, вонь, люди лежат на полу (около 100 человек) голодные, в углу при входе лежит труп. Территория барака загрязнена: всюду валяются кости, рваная одежда, человеческие отбросы, и с восточной стороны лежит 9 трупов. Восточнее расположения барака..., в яме лежит 5 трупов, не засыпанных землей, с обрезанными мышцами на нижних конечностях и кистях рук, что свидетельствует о людоедстве..." (81).
Из докладной записки помощнику прокурора Союза CCP о состоянии казахов-откочевников на территории Киргизской ACCP в период с ноября 1932г. по август 1933r.: "Появление откочевников из Казахской ACCP на территории Киргизии относится к сентябрю 1932г. K январю 1933г. гор. Фрунзе был окружен сплошным коль-
* ПП ОГПУ - Полномочное представительство ОГПУ в Казахстане.
197
пом казахскихюрт... Общая численностьих... около 1000... Среднее число жителей каждой юрты - 8 человек.. Частичная регистрация смертности приводит в следующим цифрам: с января по март... через больницу принято 123 трупа; с таянием снегов в феврале и марте было обнаружено большое количество трупов в самом городе и на его окраинах. B конце улицы Пушкинской обнаружено 53 трупа... B местечке Токульдош обнаружено 78 трупов, разбросанных на территории полукилометра, в период с 15 марта по 28 апреля натерритории города, кроме перечисленных выше..., подобрано 217 трупов; питательном пункте близ Фрунзе умерло 508 казахов... O состоянии смертности в районах точных данных мы не имеем, за исключением массового обнаружения трупов казахов в Таласском районе, когда казахское население в течение зимы 32/33 года пыталось пройти через горы... и вследствие истощения и голода на высоких горных перевалах умерло, в нескольких ущельях Таласского района... ежедневно подбиралось в январе, феврале и марте 5-7 трупов... Население, истощенное до последней степени, питавшееся травой, отбросами помойных ям, падалью, молотыми костями, подобранными на улицах, не обошли и случаи людоедства... B городе Токмаке на питательном пункте обнаружены два трупа девочек 5 и 6 лет, из которых одна была уже сварена в пищу в котле, а вторая - только приготовлена для употребления в пищу. B городе Беловодске... в погребе женщина-казашка снимала кожу с трупа ребенка... B Калининскомрайцентре... былзадержанказах, несший вареное мясо, которое, по заключению врачей, - человеческое..." (82).
Из докладной записки о стихийном переселении в пределы Западно-Сибирского края из KACCP и о положении переселившихся в крае (29 марта 1932г.): "Начиная с октября заметно усилился рост... переселения казахов: в Славгородском районе - около 10000..., в Баевском районе - около 1500, в Ребрихинском - 3500, в Алейском -более 3000. Значительный нажив в Послепелехинском, Шипуновском, Угловском, Годинском районах, на всей территории бывшего Рубцовского округа, очень много казахов в Ойротии, в Барнауле, Бийске, есть они в Ново-
198
сибирске... Как общее правило, казахи идут значительными группами, плохо для наших условий одеты, без каких-либо продовольственныхзапасов... Они голодают... Среди переселенцев широко распространились инфекционные заболевания, растет смертность. Голодные казахи употребляют в пищу что попало. B Славгородском районе отмечены случаи поедания павших животных, даже выкапывания из скотских могил уже закопанных трупов... По дорогам подбирают очень часто обмороженных казахов и много умерших" (83).
Из письма секретаря Западно-Сибирского Крайкома ВКП(б) M. Зайцева в Казкрайком ВКП(б) (9 февраля 1932г.): "C осени 1931г. стали наблюдаться случаи бегства казахов с территории Казахстана в смежные с ним районы Западно-Сибирского края. За последнее время это бегство приняло массовые размеры. Прибежавшие казахи в своем большинстве являются колхозниками... Только в одном Славгородском районе насчитывается до 10000 человек казахов..., из которых 6000 осели в самом городе Славгороде, в Баевском районе учтено до 1300 человек казахов ит.д.... Большинство из них буквально голодает, среди них развивается нищенство, появляются инфекционные заболевания. Отмечены массовые случаи употребления в пищу суррогатов, мяса павших животных. Милицией ежедневно на улицах подбираются больные и умершие от голода казахи. ...Столовые Славгорода переполнены нищенствующими казахами, которые там подбира-ютхлебные крошки, вылизываюттарелки..." (84).
Из сообщения прокурора транспортного отдела Typ-ксиба в транспортный отдел прокуратуры Верховного Суда CCCP о положении на станции Пишпек (27 апреля 1933r.: "Ha станции Пишпек... скопилось не менее 800 человек казахов-откочевников, в числе которых очень много детей и женщин... B течение этого времени (апрель) среди них подбиралось ежедневно шесть-семь трупов (а в один день поднято одиннадцать трупов) умерших от голода" (85).
Из докладной записки зампредседателя ЦК Общества Красного Полумесяца Мелькумова о положении беженцев, оказавшихся в Узбекистане (27 августа 1933г.):
199
"Устроено в детдома 3095 детей-казахов, умерло в августе в изоляторах Общества истощенных подобранных казахов 345 человек" (86).
Из письма Дуйсенбинова Нургали Председателю ВЦИК CCCP M. Калинину (10 февраля 1932г.) из Павлодарского округа: "B последнее время везде стала гибель, смерть населения, посев не родился, весь скот сдан государству, питаться населению нечем. B единоличном пользовании каждого хозяина и в колхозах ни одного скота, ни лошади не имеется, хлеба совсем не имеется... C этой гибелью, смертью, конфискацией, взятками и грабежом имущества население идет куда хотят, просят милостыни по нищете и даже в другой край или округ. Были такие случаи: отец, мать оставляют из-за голода своих малолетних ребятишек, сами идут. Это объясняет, что в дальнейшем в Казахстане население существовать не может, жить очень ужасно, трудно. Кроме того, местные власти проводят на этом голодном населении кампании разных заготовок, а население не может найти себе даже пищу, ни одного куска хлеба... Все население нашего района и других районов Казахстана из-за голода недовольно Советской властью. Кроме голода, очень голые - промышленными товарами не снабжают" (87).
Из докладной записки в ЦКК ВКП(б) (октябрь 1933 г.).
"...По неполным данным, откочевками затронут 71 район, из них 50 - кочевых и полукочевых, 21 -оседло-земледельческий... По неполным данным, ...снялись со своих мест и двинулись в другие районы внутри КАССР свыше 100 тыс.хозяйств (около 300-350 тыс.хозяйств) (88).
Сообщение Председателю CHK KACCP У.Исаеву (3 апреля 1932 г.): "Из Кегенского района откочевало 5856 хозяйств (26369), из них 5090 - в Китайскую республику, из Чиликского - 3300 хозяйств, из них в Китай - 1300, из Аксуйского - 2992 хозяйства, в Китай из них ушло 800, из Аягузского - 2300, из которых 600 хозяйств откочевало в Китайскую республику. Всего откочевало из 10 районов 25488 хозяйств" (89).
Ha Украине в это же время, также как и в Казахстане,
200
сотнями и сотнями тысяч умирали голодной смертью. B конце 1932 г. Сталин в разговоре с секретарем ЦК КП (б) Украины Р.Тереховым, писавшем ему о массовом голоде, сказал: "Нам говорили, что Вы, товарищ Терехов, хороший оратор, оказывается, Вы хороший рассказчик - сочинили такую сказку о голоде, думали нас запугать, но -не выйдет. He лучше ли Вам оставить пост секретаря обкома и ЦК КП (б) и пойти работать в Союз писателей; будете сказки писать, а дураки будут читать" (90).
Из докладной записки Комитета по оседанию при CHK KACCP в Казкрайкоме ВКП (Б) о положении Жана-аркинскогорайонаКарагандинскойобласти(23 июля 1933 г.): "...B связи с откочевками население просто бросило своих детей с расчетом, что их детей все-таки подберут. Вот таких детей в конце октября было собрано в райцентре 350 человек... K нашему приезду осталосьтолько 50, 300 умерли от голода. B ауле № 3 было 350 хозяйств, осталось только 17, часть умерли, часть откочевали. Аул № 7: из 500 хозяйств осталось 27. Аул № 9: из 343 хозяйств осталось 49... B этих аулах было распространено людоедство, люди выкапывали из могил, брали тех людей, которые умирали от оспы с расчетом, что трупы имеют больше жировых веществ, чем люди, умершие от голода. По сведениям ГПУ, умерших от голода насчитывается по району 3 612 человек. Ужасную картину голода можно было видеть в самом районном центре. Люди мертвыми лежали на улицах, во дворах, на крышах домов, в сенях, базах и даже в домах, где оставшиеся еще живыми люди спали вместе с мертвецами... B конце ноября-начале декабря, когда голодное население повалило на производство Караганды..., все трактовые поселки и аулы Нурин-ского. Акмолинского района на протяжении 300 верст были заняты голодными жанааркинцами, где они, не получая продпомощи, умирали; поднимая этих мертвецов, по дороге их ставили в снег в позе с вытянутой на восток правой рукой, в позе оратора, стоящего перед тысячной толпой.... наэтой вытянутой руке мертвеца мы находили небольшой клочок бумаги с надписью - "результат коллективизации" (90) (выделено нами - Ж.А.).
201
Дата: 2018-11-18, просмотров: 618.