У политической науки не раз возникали некоторые проблемы с утверждением своего статуса в качестве рациональной науки, имеющей собственное исследовательское поле, методологию и основания. Как подчеркивает академик В.С. Стёпин: «В каждой специальной области науки (в каждой подсистеме развивающегося научного знания) - физике, химии, биологии и т.д. ( и теория международных отношений не является исключением – ТАА) - в свою очередь, можно обнаружить многообразие различных форм знания: эмпирические факты, законы, гипотезы, теории различного типа и различной степени общности. Все эти разнообразные виды знания организованы в целостность благодаря основаниям, на которые они опираются. Основания определяют стратегию научного поиска и опосредуют включение его результатов в культуру соответствующей исторической эпохи[314]».

Признаком нередко возникавшей растерянности, в том числе, и по поводу оснований, стали периодически вспыхивающие дебаты вокруг отношений между идеями и материальными условиями, деятельностью агентов ( людей, групп, институтов, государств и т.д.) и социальной структурой, натурализмом ( т.е. философским направлением, которое рассматривает природу как универсальный принцип объяснения всего сущего), и антинатурализмом, эмпиризмом и субъективизмом и т.д. Неспособность окончательно разрешить эти споры даже вызвала к жизни повторяющийся скептицизм в отношении самой способности науки о политике к научному познанию и прогрессу.

Философские основания всякой науки – это своего рода «мост» между философским и научным знанием. Философские идеи и принципы обосновывают онтологические постулаты науки, а также идеалы и нормы познания. Именно они раскрывают эвристику научного поиска и позволяют обосновать, узаконить полученные в его процессе выводы, т.е. новые онтологии и представления о возможном методе поиска истины. При этом, характер оснований науки предполагает как статичные (сложившийся образец, от которого отталкиваются исследователи), так и динамичные элементы (познавательно активные элементы, предполагающие появление качественно нового, открывающего дорогу будущим научным революциям). Множественность оснований, при этом, может способствовать открытости научного знания.

Стремясь определить фундамент для своей области знания, политологи обычно обращаются к философии науки. Однако это обращение не всегда приносило нужную уверенность. Философия науки – относительно молодая дисциплина, по существу она начала складываться лишь с середины Х1Х столетия, т.е. фактически ненадолго опередила и затем развивалась параллельно с политологией как самостоятельной наукой. Более того, споры и сегодня затрагивают чуть ли не все социальные науки, - признают современные западные исследователи, - например, не только социальную философию ( Ричард Рорти, Хиллари Патнэм, В. Квайн и др.), но также антропологию ( Клиффорд Геерц и Виктор Тёрнер), историю ( Хэйден Уайт), социологию ( вся теория познания и этнометодология), герменевтику ( Мартин Хайдеггер, Ханс-Георг Гадамер и Жак Деррида), теорию права ( Барбара Х. Смит, Уолтер Михаэлс, Стивен Кнапп и т.д.[315] Нечто подобное разворачивается и в российской философии науки. Среди политологов, таким образом, может быть проведена разделительная линия между теми из них, кто предполагает наличие общего фундамента, основания, позволяющего сравнивать, сопоставлять и оценивать ( фундаментализм), и теми, кто считают, что такого основания нет или его роль минимальна ( антифундаментализм). 

 На практике чуть ли не каждый подход в исследовании политики и политического хотя бы пытается найти хорошо обоснованное философское основание для того, чтобы узаконить и подтвердить легитимность своих теоретических построений. И, тем не менее, политологам придется признать тот факт, что не существует Архимедовой точки опоры, из которой они могли бы сдвинуть Землю – дебаты вокруг философских оснований теорий и подходов не могут быть разрешены раз и навсегда, а стало быть, будут и впредь постоянно сопровождать политические исследования. Отсюда – неизбежный вывод о том, что создание единой теории политических отношений бесполезно, поскольку не существует единого взгляда на реальность. 

 Понятно, что у всякого философского подхода есть свои преимущества, как есть и недостатки. Философские ответы демонстрируют разнообразие возможных вариантов ответов, «открытость» познания, что не только не исключает, а наоборот, предполагает, логичность и обоснованность шагов исследователя, строгость методологии и продуманность избираемых оснований для рассмотрения той или иной научной проблемы.

Таким образом, кем бы ни были мыслители, рассуждавшие о политических х проблемах, - учеными, философами, теологами, историками, государственными деятелями или военными теоретиками, в любом случае, никто из них не обладает монополией на истину и высшую мудрость. Даже то, что представляется ересью сегодня, в более ранние времена могло быть ортодоксией. Отсюда множественность опорных точек и фундаментов для рассуждений о политике. Кроме того, ученые обычно используют сочетание разных подходов, что позволяет найти наиболее адекватную позицию по отношению к каждой анализируемой проблеме. 

Обратим внимание на то, что наука обращается к использованию только некоторых идей и методов, имеющихся в данной эпохе, которые она адаптирует к потребностям определенной сферы научного знания, а затем, переосмыслив и уточнив, вновь возвращает их в философию, обогатив ее новым знанием и новыми идеями.

Таким образом, философские основания науки, в том числе, и политической науки, - это система идей и принципов, дающих представление о философской картине мира, идеалах и нормах научного знания, а также условиях его включенности в культуру соответствующего исторического периода. Поэтому речь может идти не только о философских, но и о социокультурных основаниях науки как цивилизационных, так и культурологических. Разумеется, в наибольшей степени наука в процессе своего развития взаимодействует с философией, которая не только постоянно принимает участие в формулировании теорий, но и в свою очередь, впитывает в себя достижения конкретных наук.