Тысячи американских ирландцев, откликнувшихся на призыв приютившей их страны, относились к службе под звездно-полосатым флагом как к борьбе, предшествующей войне за независимость, которая, как они надеялись, однажды освободит Ирландию от британского ига. И эта надежда усиливала отвагу и боевой энтузиазм прославленной ирландской бригады, входившей в состав Потомакской армии. Сыны Эрина (поэтическое название Ирландии. — Прим. пер.) хорошо осознавали тесную связь между Британией и Конфедерацией, и именно на это делал упор командир ирландской бригады Фрэнсис Мигер, который сказал одному волонтеру: "Каждый удар, который вы наносите, сражаясь за дело Союза, нацелен на союзников Англии — врага вашей страны и народа".

Блестящая репутация Мигера принесла ему должность командира бригады, которой он командовал на протяжении всей кампании на полуострове и во время атаки на Санкен-Роуд у Анти- тама. Через два месяца после этого самого кровавого дня войны, когда ряды бригады сильно поредели, а зеленые флаги (зеленый — национальный цвет Ирландии. — Прим. ред.) свисали клочьями, ее моральный дух был укреплен двумя событиями.

Разодранные полотнища скоро заменили новыми ирландскими знаменами, а единственный полк в ирландской бригаде, состоящий из коренных американцев — 29-й Массачусетский полк, — поменялся местами с 28-м Массачусетским полком — ирландско-американским подразделением в составе 9-го корпуса. Возглавляемые полковником Ричардом Бернсом, приверженцем строгой дисциплины, солдаты из Массачусетса все еще воевали под зеленым флагом, украшенным арфой на фоне солнечных лучей — символом их далекой, угнетаемой Британией родины.

23 ноября Бернс прибыл на службу в 28-й Массачусетский полк, объединенный с 63-м, 69-м и 88-м Нью-Йоркскими и 11-м Пенсильванским полками. Хотя 28-й полк насчитывал менее 450 человек, он был в два раза крупнее большинства других полков в бригаде. К тому моменту, когда генерал Бернсайд готовился вести Потомакскую армию против оборонительных рубежей генерала Ли у Фредериксберга, пять полков Мигера насчитывали лишь 1200 человек личного состава, то есть чуть больше численности одного регулярного полка. Но сильные физически и морально ветераны были настроены не посрамить своей репутации, сражаясь в составе 1-й дивизии 2-го корпуса под командованием генерал-майора Уинфилда Скотта Хэнкока.

Прохладным туманным утром 12 декабря 1862 года ирландская бригада, выстроившись в колонну по двое, прошла по понтонному мосту через реку Раппаханнок и остановилась на улицах разрушенного войной Фредериксберга. Тела солдат — северян и южан — лежали среди развалин, являясь свидетельством беспощадного боя за каждый дом, который и обеспечил переправу федеральных сил.

На следующий день Бернсайд начал свое злополучное наступление на высоты Мерис-Хайтс. Главный кряж ощетинился артиллерией мятежников и был полон пехоты, занявшей позиции в ложбине, укрывшись за толстой каменной стеной. Это было отчаянное и опасное наступление, и пока Мигер выступал перед своими войсками с вдохновляющей речью, штабные офицеры раздавали ветки самшита, чтобы каждый солдат пошел в бой с зеленой веточкой, прикрепленной к фуражке.

Выстроившись в колонну, ирландская бригада прошла через город и вышла в район сосредоточения войск у подножия холмов. "Зрелище было ужасное, — писал бригадный историк капитан Д.П. Конингхэм, — полдень превратился в сумерки из- за снарядных разрывов и дыма сражения". Наступление дивизии генерала Уильяма X. Френча полностью провалилось, как и атака головной бригады под командованием бригадного генерала Самюеля К. Зука из дивизии Хэнкока. Простреливаемый склон был покрыт беспорядочно лежащими телами убитых и раненых вперемежку с сотнями уцелевших и растерянных солдат.

Две фотографии поля боя у Фредериксберга, сделанные в 1864 году, оказались чрезвычайно ценными при реконструкции местности у Мерис-Хайтс городских церквей и жилых домов того времени. На одной из фотографий запечатлено открытое пространство, по которому продвигались ирландская бригада и другие части федеральных сил. Полоска деревьев на горизонте отмечает расположение знаменитой ложбины и каменной стены, над которой возвышается Мерис-Хайтс. На второй фотографии изображен вид на Фредериксберг со стороны южных земляных укреплений. Квадратный кирпичный дом, видимый на обоих изображениях, был окружен ранеными северянами, которые тщетно пытались найти укрытие за этим домом.

От настоящего знамени 28-го Массачусетского полка осталась лишь часть. Это было единственное ирландское знамя во время наступления при Фредериксберге. Чтобы нарисовать знамя, Трояни пришлось сравнивать уцелевшие фрагменты со знаменем 69-го Нью-Йоркского полка, у которого был идентичный рисунок. На обоих знаменах было больше вышивки, чем рисунка. Трояни достал настоящий виргинский самшит, чтобы точно изобразить веточки на кепи. Фотографии того времени помогли при изображении панорамы Фредериксберга и окружающего ландшафта, которые претерпели изменения в послевоенный период. Одна из двух городских колоколен (которые сохранились сегодня) в то время была сооружена из неоштукатуренного кирпича, как и изображено на картине.

Для того чтобы пять полков ирландской бригады могли развернуться, им необходимо было пересечь канал у подножия Мерис-Хайтс. Они двигались колонной по узкому мосту, в то время как орудийный огонь косил их плотные ряды. Первым переправился 69-й Нью-Йоркский полк, остальные части подошли к линии огня одновременно — 88-й Нью-Йоркский, 28-й Массачусетский, 11-й Пенсильванский и на левом фланге бригады 63-й Нью-Йоркский полк. Возможно, именно из-за их яркого зеленого флага солдаты полковника Бернса из Массачусетского полка заняли почетную позицию в центре бригады. Ранцы и скатки с одеялами были сброшены, и в течение десяти минут люди ждали неизбежного. Наконец генерал Мигер, спешившись и поглаживая раненое колено, взмахнул саблей и закричал: "Ирландская бригада, вперед! Вперед, бегом! Равнение на центр! Марш! Марш!" С ружьями наперевес бригада двинулась вперед. Среди оглушительной какофонии боя слышен был старый ирландский призыв: "Faugh-a-Ballagh!" — "Прочь с дороги!" — девиз 28-го Массачусетского полка. (Ирландский диалект. Клич ирландцев во время войн с англичанами в XVII в. — Прим. ред.)

Когда на помощь подошла бригада во главе с генералом Джоном К. Колдуэллом, ирландская бригада продвинулась вперед, пройдя через груды тел, и оказалась в дыму и пламени, охвативших несущую смерть высоту. Разрывы артиллерийских снарядов проделывали бреши в их рядах, но они снова смыкались и продолжали пробиваться вперед. Когда в действие вступила пехота южан, бойня стала еще страшнее. Капитан Конингхэм описал сражение как "загон на бойне, в которой исчезали целые полки". (Один современник писал, что полки северян исчезали, как снег, падающий на теплую землю. — Прим. ред.)

Они прорвались через две ограды (имеются в виду изгороди загонов для скота. — Прим. ред.), но перед каменной стеной атака захлебнулась в грудах мертвых тел и корчившихся в муках раненых. Майор Джеймс Кавано из 69-го Нью-Йоркского полка закричал: "Не жалейте патронов и держитесь, парни!" И оставшиеся в живых, лежа или с колена, начали посылать выстрел за выстрелом в своих противников. Сержант-знаменосец 116-го Пенсильванского полка размахивал знаменем перед врагом, пока не был прошит пятью пулями. Группа солдат из 88-го Нью-Йоркского полка во главе с майором Уильямом Хорганом сумела пробиться к стене и к ложбине на расстояние в несколько ярдов, но все они были убиты, майор также был сражен пулей, пробившей ему голову.

Бригада Колдуэлла подошла к оборонительным рубежам южан, но и ей пришлось не легче. Те, кто мог, пробирались в тыл и собирались вокруг своих полковых знамен. Многие не смогли покинуть поле боя и остались там на всю ночь (в том числе раненый офицер из Мэна Джошуа Чемберлен, который впоследствии на Литтл Раунд Топ под Геттисбергом спас армию северян и тем самым, по мнению многих историков, спас Соединенные Штаты. — Прим. ред.). Смелая атака провалилась, ирландская бригада потеряла при этом 545 человек из 1200. Очевидец писал: "Их преданность делу была безгранична. Люди шли на смерть, как на праздник".

Пикет федеральной кавалерии

Зима

Кавалерийские дозоры, или "видетты" ("videttes" — дозор (фр.). — Прим. пер.) — так они назывались в конных войсках, в которых несли караульную службу самые "глазастые" солдаты, — прикрывали армию от разведки неприятеля. "Бдительность кавалерии, защищающей армию в месте ее дислокации, имеет огромное значение, — писал генерал союзных войск Уильям У. Аверелл, — и отсутствие или недостаточное количество дозоров иногда приводит к самым печальным последствиям". Конные "видетты" представляли собой первую линию обороны в случае неожиданного приближения противника — самый первый звонок в ряду сигналов тревоги, без которого любой командующий был бы отдан на милость врага.

В течение долгих длинных месяцев, когда пехотинцы сидели в наспех сколоченных хижинах, а активные военные действия уступали место передышке и восстановлению боеспособности войск, кавалерия не бездействовала. Страдая от холода на своих одиноких заставах, солдаты всегда были qui vive — начеку (qui vive? — "Кто идет?" (фр.). — Прим. пер.), хорошо осознавая, какую важную роль они играют, являясь "глазами армии".

Дальний пикет

Укутавшись в шинели от холода, федеральные кавалеристы наслаждаются горячим кофе на заставе в горах Теннесси. Зимой крупные операции были редки, но опасность набегов кавалерии мятежников оставалась постоянной.

Свидетельства доблести

Полковые знамена были символами тех идей, за которые сражались солдаты Конфедерации. И вполне естественно, что эти драгоценные стяги, пробитые пулями и часто пропитанные кровью павших, были украшены названиями сражений, в которых принимала участие воинская часть. Удивительно, что эта практика украшения полковых знамен знаками боевой славы получила официальное одобрение правительства в Ричмонде лишь в 1862 году.

23 июля 1862 года Военный департамент Конфедерации дал указание полевым командирам "выносить на видное место штандарта названия сражений, в которых принимали участие полки, батальоны или отдельные отряды".

В действительности некоторые знамена уже были украшены названиями сражений. За год до этого официального разрешения граждане Миссисипи подарили 11-му пехотному полку своего штата знамя с красочной надписью "МАНАССАС", а в июне 1862 года генерал Джеймс Лонг-стрит дал разрешение полкам, участвовавшим под его командованием в обороне Ричмонда, прикрепить к флагу полоски ткани с надписью "СЕВЕН-ПАЙНС".

Следуя директивам Военного департамента, полки начали украшать свои знамена внушительными списками сражений. Когда стало ясно, что полоски материи выглядят на полотнище флага не очень изящно, некоторые солдаты начали вышивать знаки почета буква за буквой, а другие приглашали художников, которые рисовали эти надписи.

Вскоре после сражения при Фредериксберге было решено, что разорванные или захваченные неприятелем знамена в армии Северной Виргинии, возглавляемой Ли, должны заменяться новыми, на которых знаки боевой славы будут стандартизированы — они должны наноситься небольшими буквами голубого цвета интендантской службой в Ричмонде.

В раннем варианте картины "Свидетельства доблести" солдатхудожник 8-го полка штата Джорджия наносит названия сражений на полковое знамя, используя белую краску. Когда исследования, проведенные историком Говардом Мадаусом, показали, что надписи голубой краской были добавлены в последнюю очередь, нарушая таким образом временную последовательность сражений, Трояни написал второй вариант картины.

С начала 1863 года войска Ли, дивизия за дивизией, начали получать такие новые знамена, но эта практика была недолговечной. Возможно, это объяснялось недостатком материала для полотнищ, но вскоре после битвы при Геттисберге украшением полковых знамен опять стали заниматься на местах.

Именно так и обстояло дело в 8-м пехотном полку штата Джорджия, который начал свой славный путь на равнинах Манассаса и в начале 1863 года входил в бригаду бригадного генерала Джорджа Андерсона (которого называли Тигром). Бригада входила в дивизию Худа в корпусе генерала Лонгстрита. Солдаты 8-го полка штата Джорджия украсили свое знамя знаками боевой славы, где названия были белого цвета, последним из них была надпись "ФРЕДЕРИКСБЕРГ" — крупными буквами по верху полотнища. Когда заметили, что художник пропустил названия "Раппаханнок" и "Сарафэ-Гэп" — бои во время второго сражения у Манассаса, — белой краски уже больше не было. Но имелась голубая краска, которой и воспользовался художник.

1863

Генерал Роберт Э. Ли

Ни один из ветеранов армии Северной Виргинии никогда не забудет свою первую встречу с генералом Робертом Э. Ли. У майора Роберта Стайлса эта встреча произошла во время кампании на полуострове, вскоре после того как Ли принял командование армией, которую ему суждено было повести к бессмертию. "Высокое штабное начальство прибыло со стороны Ричмонда. Во главе группы скакал великолепно дер жавшийся в седле человек, которого можно было назвать прирожденным королем среди обычных людей", — вспоминал Стайлс. (Женщины-южанки называли Ли "Король Артур". — Прим. ред.) Генерал Ли был исключительно красивым мужчиной, особенно великолепно он смотрелся в седле, и в то утро все в нем — каждая деталь его обмундирования, как и сбруя его коня, — все было безукоризненным".

Джон С. Вайс, курсант Виргинского военного училища, подтверждает оценку Стайлса: "Невозможно говорить о генерале Ли и избежать преувеличений. Внешний вид Роберта Э. Ли не подлежал никаким сравнениям, по крайней мере в моих глазах. Впечатление, производимое генералом на окружающих, и его лидерство нельзя описать иным словом, кроме одного — величие".

Полковник Гарнет Уолсли, британский военный наблюдатель, был одним из многих современников, кто разглядел в благородной простоте Ли разительное сходство с силой духа, которую всегда отмечали в Джордже Вашингтоне. Англичанин был приятно удивлен отсутствием какой-либо помпы и пышности, которыми отличались штаб-квартиры европейских армий. Ли и его штабные офицеры жили в скромных условиях: в обычных брезентовых палатках, и при нем "не было толпы слоняющихся без дела адъютантов", что было обычным явлением у европейских командующих. Уолсли, получивший впоследствии рыцарство, звание фельдмаршала и вступивший в командование Британской армией, считал Роберта Ли "одним из двух величайших людей", которых он когда-либо знал. Другим был Чарльз Гордон, британец, участник обороны Хартума (убит махдистами (исламскими фанатиками) после падения Хартума в 1885 г., который Гордон оборонял в качестве египетского генерала. — Прим. ред.).

Ли проезжал верхом по улицам южного города в сопровождении генералов Лонгстрита и А. П. Хилла, а также своих преданных штабных офицеров — Вальтера Тэйлора и Чарльза Маршалла, и царственная осанка этого человека, называемого в войсках "Богом войны", делала его центром всеобщего внимания. Когда оркестр конфедератов играл для Ли, музыканты вложили в свое исполнение не только патриотический дух, но и всю душу, так как этот человек являлся олицетворением того дела, за которое они рисковали своими жизнями. (Для американцев Роберт Ли является величайшим полководцем всех времен. Хотя он как военачальник, безусловно, превосходил не только всех генералов Гражданской войны, как Севера, так и Юга, но и европейских современников, все же мировым военным гением масштаба Наполеона или Ганнибала он не был, да и не претендовал на это, будучи человеком скромным и глубоко порядочным. Сам он был противником раскола (сецессии) Союза и рабовладения, но, будучи виргинцем, отверг предложение Линкольна возглавить армию Севера. "Я не могу поднять оружие против родного штата", — сказал он. Его имение Арлингтон было всю войну занято северянами. Впоследствии в отместку за смерть своего сына в бою против войск Ли генерал-северянин отвел территорию имения Ли под кладбище солдат Союза. А своего сына похоронил в любимом розарии жены Ли. Так было основано всемирно известное Арлингтонское мемориальное кладбище. — Прим. ред.)

Врожденное чувство собственного достоинства, аристократическая сдержанность и спокойная решимость Ли вызывали у его подчиненных почти инстинктивное уважение. "Страх вызвать его недовольство всегда усиливал усердие", — писал алабамский полковник Уильям Оутс. Действительно, малейшее выражение недовольства со стороны Ли могло оказаться гораздо более неприятным, чем язвительные упреки или бурные вспышки гнева других генералов.

Но, помимо внешнего достоинства и способностей лидера, Ли обладал и другими ценными качествами: он был талантливым руководителем военных кампаний, великолепным тактиком и смелым стратегом. Трезво оценивая неблагоприятные условия, в которых находилась Конфедерация, он всегда готов был пойти на риск, чтобы достичь победы. До прихода на пост главнокомандующего У. С. Гранта (Уллис Симпсон Грант (Ulysses Simpson Grant). — Прим. ред.) лишь немногие из федеральных командующих могли сравниться с ним в отваге и дерзости. Умение Ли разделить свои силы перед лицом численно превосходящего противника, а затем неожиданно атаковать его с флангов или с тыла (как он сделал во втором сражении у Манассаса и в битве при Чанселорсвилле) ставит его вровень с величайшими в истории военачальниками. Как выразился штабной капитан Джозеф Айвс: "Ли — воплощенная смелость".

На своей картине Дон Трояки изобразил нескольких подчиненных и штабных офицеров, составивших окружение Ли. Он также собирался поместить на полотне разнообразные инструменты, входившие в состав военного оркестра 1860 года, и с этой целью Троями консультировался с коллекционером и историком Марком Элродом, который собрал внушительную коллекцию инструментов той норы. Следует отметить, что большинство духовых инструментов военного оркестра середины XIX века направлялось так, чтобы звуки неслись назад, в сторону войска, марширующего позади оркестра.

Артиллерист-конфедерат генерал Э. Портер Александер, чья выдающаяся военная карьера воплотила в себе и триумф, и трагедию армии Северной Виргинии, отмечал: "Я уверен, что ни в какой армии солдаты не испытывали большей уверенности в своем командующем, чем в армии генерала Ли. При нем мы были так же уверены в победе, как в том, что завтра солнце снова взойдет".

В своих военных мемуарах Портер Александер описал волну чувств, которая захлестнула ряды присутствующих во время смотра артиллерии корпуса Лонгстрита. "Каждый, казалось, чувствовал ту связь, которая объединяла всех нас с Ли. Это было как военная клятва, давая которую мы ручались своими жизнями". Когда капеллан сказал адъютанту Ли — полковнику Чарльзу Винейблу: "Наверно, генерал испытывает гордость, видя, как эти люди любят его", Винейбл ответил: "Не гордость, а трепет".

Весной 1863 года, когда Ли готовился к проведению одной из самых блестящих своих кампаний против сильного и честолюбивого противника, и он сам, и его армия были абсолютно уверены в своих возможностях. Но даже в горьком конце пути, когда деморализованные остатки армии Ли были близки к поражению у Аппоматтокса, эта связь почтения и любви между солдатами и их командующим оставалась прочной и нерушимой.