В этой связи нам близка позиция Ю. Хабермаса по поводу трактовки понятия «интеракция», которое понимается им не просто как «социальное взаимодействие» (Дж. Мид), но как глубинная содержательная коммуникация в личностно значимой ее артикуляции. Если «стратегическое поведение» ориентировано, по Хабермасу, на достижение цели, что неизбежно предполагает ассимметричную субъект-объектную процедуру и прагматическое использование Другого в качестве объекта (средства), то «коммуникативное поведение» принципиально субъект-субъектно и, предполагая принятие Другого в качестве самодостаточной ценности, может рассматриваться в категориях самодостаточной процессуальности, исключающей какие бы то ни было цели, помимо

81См.: Ясперс К. Введение в философию... С. 235. ⁸² Чуковский К.И. От двух до пяти... С. 76.

84

самого акта своего осуществления. В этом отношении наивное философствование реализуется как «интеракция», в контексте которой формулируются определенные идеалы и цели.

Однако каковы основания самих наличных форм «коммуникативного» поведения проявляющихся в наивном философствовании? Это становится понятным, исходя из предположения, что наивное философствование находит себя в систематической реконструкции интуитивного, дотеоретического знания участников коммуникации и тем самым способствует актуализации потенциала рациональности, заложенного в коммуникативном действии. Например, ребенок как наивный философ посредством удивления, сомнения, вопрошания противостоит институциональному и культурному принуждению здравого смысла, навязывающему «ложное» согласие. Наивное философствование как «интеракция» стремится к «подлинному» (рациональному) консенсусу, который достигается посредством дискурса - диалогически равноправной процедуры аргументации - и представляет собой универсальное (значимое для всех субъектов коммуникации) согласие. Мы полагаем, что между жизненным миром как ресурсом, из которого черпает коммуникативное действие, и жизненным миром как его продуктом посредством наивного философствования устанавливается круговой процесс.

Как известно, Хабермасом выделяются следующие модусы
коммуникации: когнитивный, интеракционный и экспрессивный; при
этом тематизируются соответственно: пропозициональное
содержание, интерперсональное отношение, намерение говорящего;
тематизация определяется следующими притязаниями на значимость:
истина, правильность, правдивость. Говорящий и слушатель своими
иллокутивными актами выдвигают притязания на значимость и
требуют их признания. Поскольку же притязания на значимость
имеют когнитивный характер, они доступны проверке. Отсюда тезис
Хабермаса: «В конечном счете говорящий может иллокутивно
воздействовать на слушателя, а последний, в свою очередь, на
говорящего потому, что типичные для речевого действия
обязательства связаны с когнитивными и доступными проверке
притязаниями на значимость, т.е. потому, что взаимные обязательства
имеют рациональную основу». По схеме Хабермаса,

83См.: Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2000. С. 216. 84Там же. С. 242.

85

коммуникативная практика на фоне определенного жизненного мира нацелена на достижение, сохранение и обновление консенсуса, который покоится на интерсубъективном признании доступных критике притязаний на значимость. Внутренне присущая этой практике рациональность обнаруживается в том, что коммуникативно достигаемое взаимопонимание является в конечном счете обоснованным.⁸⁵ Для коммуникативного действия только такие речевые действия являются конститутивными, с которыми говорящий связывает доступные для критики притязания на значимость. Когда речь идет о взаимопонимании, имеется в виду экспликация дотеоретического знания компетентных речевых субъектов, в связи с чем «коммуникативное действие» и «жизненный мир» определяются как взаимодополнительные понятия: жизненный мир предстает как смысловой горизонт процессов коммуникации, являясь как бы «врожденным коммуникативным опытом».

По мысли К.-О. Апеля, философски-рефлексивный дискурс является необходимым условием аргументативного дискурса вообще. Если посредством консенсуально-коммуникативной рациональности устанавливаются «правила игры», благодаря которым координируется стратегическая деятельность «актеров», то по­средством философского дискурса выясняются правила, по которым функционирует сама коммуникативная рациональность.⁸⁶ Вступающий в философский дискурс принимает участие в трансцендентальной языковой игре человеческой коммуникации, посредством которой открывается путь к любым тем или иным частным языковым играм.

В связи с этим объяснимо повышенное внимание авторов и разработчиков программы «Философия для детей» к таким понятиям как «сообщество исследователей» (community of inquiry) и «озабоченное мышление» (caring thinking). H.C. Юдина в книге «Философия для детей» дает терминологические пояснения. В частности, термин «community of inquiry» она переводит как «сообщество исследователей», однако считает, что более точное его значение - «сообщество изыскателей истины» или «сообщество любознательных».⁸⁷ В чем заключается методологическое значение

85См.: Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие... С. 52. 86См.: Назарчук А.В. Понятие рациональности в философии К.-О. Апеля // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. 2003. № 3. С. 57. ⁸⁷ Юлина Н.С. Философия для детей. М., 2005. С. 15.

86

этого термина? Согласно М. Липману, многие ошибки и

заблуждения, являющиеся источником конфликтов, причем не только

среди детей, но и среди взрослых, проистекают из-за того, что,

сталкиваясь с теми или иными проблемными ситуациями, люди не

умеют хорошо рассуждать.⁸⁸ Юлина   комментирует: «Они в

надлежащей мере не усвоили навыки приводить основания своих

суждений, пользоваться критериями, избегать логических ошибок,

анализировать смыслы понятий, их зависимость от контекста и т.д. И

не овладели искусством вести дискуссию, разрешать конфликты,

достигать компромисса и коллегиальных решений. Им легче

разрешать ситуацию на основе стереотипа, предрассудка, эмоций и

конфликтных действий, нежели пускаться в трудоемкую работу

обоснованного рассуждения и диалога. Легкость, как правило,

чревата неоправданными обобщениями, путаницей причин и

следствий, фактов и ценностей и т.п., делающими уязвимым

принятое решение».⁸⁹ По мысли разработчиков и адептов программы

«Философия для детей» лучшим противоядием от такого рода

«ложной» социальной тактики является философствование в форме

«сообщества исследователей», которое необходимо всячески

практиковать.

«В сообществе исследователей, - пишет Юлина, - действует демократический принцип равенства возможностей и свободы каждого на самовыражение и высказывание своей точки зрения, какой бы абсурдной она не казалась другим».⁹⁰ Поскольку свободное самовыражение таит опасность превращения философской работы в болтовню, разработчиками программы вводятся достаточно жесткие правила, относящиеся как к когнитивной, так и к социально-этической структуре диалога. Например, «свобода мнений сопряжена с требованием их обоснованности; конкуренция взглядов - с признанием авторитета сильного аргумента; возможность фантазировать - с интеллектуальной ответственностью; право на критику других - с умением выслушивать критику в свой адрес; право на отстаивание принципов - с искусством достигать компромиссов; право на индивидуальность - с обязанностью вносить вклад в кооперативный поиск истины и т.д.».⁹¹ При этом для

88Юдина Н.С. Философия для детей... С. 180.

89Там же.

90 Там же. С. 182. 91Там же.

87

участников сообщества исследователей, по утверждению Я. ван Гильса, философствование - это радостное переживание, в котором они «обретают единство с собой, с другими и сопряженность с окружающим миром».⁹² Сообщества исследователей выполняют еще другую, стратегическую роль в плане коммуникации. Они, по словам Липмана, «являются микрокосмом демократии не просто потому, что они представляют собой самоуправляемые группы, но и потому, что их способы саморегуляции и самокоррекции могут передаваться от маленьких групп к более крупным сообществам».

Что касается понятия «озабоченное мышление» (caring thinking),
то авторы программы «Философия для детей» заостряют внимание на
трех его аспектах: во-первых, неравнодушие, в общепринятом смысле
слова: любовь и уважение по отношению к другим, желание помочь
им совершенствоваться или же непосредственное участие в этом
процессе; во-вторых, создание ценностных принципов:
формирование собственных убеждений человека, основанное на
длительных размышлениях над какой-либо идеей, и принятие
соответствующих решений; в-третьих, внимание к мыслям,
предполагающее серьезное отношение к принимаемым решениям.⁹⁴
Как утверждает Липман, «если в мышлении отсутствует
озабоченность, то оно лишено ценностного компонента».⁹⁵ Следует
отметить также и эмоциональный компонент, характеризующий
понятие «озабоченное мышление». Э.М. Шарп поясняет, что
озабоченное мышление объединяет в себе мышление эмоциональное
и когнитивное, аналогично тому, что в повседневной речи
соответствует   выражениям   «думать   сердцем»    или

«руководствоваться собственными ценностями».⁹⁶

Итак, обосновываемый авторами и разработчиками программы «Философия для детей» статус понятий «сообщество исследователей» и «озабоченное мышление» свидетельствует о близости их идей с «теорией коммуникативного действия» Ю.

92Юлина Н.С. Философия для детей... С. 183.

⁹³ Там же. С. 184.

⁹⁴ См.: Бардик-Шеферд С.А. Как воспитать неравнодушие: исторический анализ концепции
«сознательного мышления» в философии для детей // Философия - детям. Человек среди
людей: Материалы II Международной научно-практической конференции. 25-28 мая 2006 г.
М., 2006. С. 22.

95Там же. ⁹⁶ Шарп Э.М. Сообщества исследователей в школе, воспитание чувств и предотвращение насилия // Философия - детям. Человек среди людей: Материалы II Международной научно-практической конференции. 25-28 мая 2006 г. М., 2006. С. 77.

88

Хабермаса. Для нас это является еще одним свидетельством необходимости рассмотрения воли к коммуникации как основания наивного философствования наряду с удивлением, сомнением и душевным потрясением (переживанием). Хотя, вслед за Ж.-Ф. Лиотаром, мы считаем консенсус Хабермаса - «устарелой ценностью». 97 Следовательно, необходимо идти к идее и практике справедливости, которая не была бы столь жестко привязана к консенсусу. Признание гетероморфности языковых игр есть первый шаг в этом направлении. Следующим является такой принцип: если достигнут консенсус по поводу правил, определяющих каждую игру, и допустимых в ней «приемов», то этот консенсус следует рассматривать в качестве локального, то есть полученного ныне действующими партнерами и подверженного возможному расторжению. Необходимо допускать множественность конечных аргументов.

Подведем итоги. Объективным началом наивного философствования следует считать установки здравого смысла как совокупности взглядов ребенка на окружающую действительность и самого себя, используемые в его повседневной практической деятельности. Это та «питательная среда», те условия жизненного мира ребенка, из которых «произрастает» наивное философствование. Однако в мире повседневности зачастую происходит «смещение границ», «наложение пластов» одной реальности на другую, тогда ребенку открывается новое переживание мира. Наивное философствование является рефлексией неких «пограничных зон» жизненного опыта, за которыми лежит пространство непознанного, таинственного, стоящего под вопросом. Сама возможность реальности «без Я» является для ребенка жгучей проблемой. Особенно остро данная проблема встает, когда ребенок пытается осознать переживания моментов перехода из одной реальности в другую, например, перехода из состояния сна в состояние бодрствования. Проблема «сна и бодрствования» в наивном философствовании ребенка расширяется до проблемы многомерности мира, проблемы множественности реальностей.

Сосредоточенность наивного философствования на феномене восприятия связана с постоянной необходимостью конституривания ребенком мира в силу высокой динамики изменчивости функций его

97Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.; СПб., 1998. С. 157.

89

тела, обусловленных, прежде всего, процессами роста, развития. Тело порождает смысл, проецируя его на свое материальное окружение и определяя тем самым горизонт экзистенциального пространства человека, его возможности понимания мира, других и себя самого. Подверженное изменениям тело ребенка постоянно ускользает от режима, который ему «хочет навязать» мир повседневности. А поскольку объективное тело - это непременное условие конституирования объекта, тело, изменяясь, увлекает за собой «интенциональные нити», которые связывают его с его окружением, и в итоге являет нам как нового воспринимающего субъекта, так и новый воспринимаемый мир, В связи с этим, наивное философствование становится насущной потребностью ребенка, выражающейся, прежде всего, в снятии противоречия восприятия и суждения о нем, коренящегося в проблеме универсального единства сознания-тела, влекущей за собой первоначальные антропоморфные интерпретации.

Наивное философствование характеризует устойчивый интерес
к «пограничным зонам» жизненного мира. Психологической
составляющей этого интереса является риск и связанное с ним
удовольствие, интеллектуальной же составляющей является
насущность познания, в силу стремительности приближения и
вхождения этих зон в сферу повседневности ребенка в связи с
высокой       динамикой      физиологических,        психических,

социокультурных перемен, происходящих в его жизни. Например, долгое время для ребенка такой «пограничной зоной» является все, что связанно с «тайной» его появления на свет. Наивное философствование выстраивает специфические мифические в своей основе «теории» соотношения Я и Другого, «теории» обусловленности пола и тендера. Если даже сообщить ребенку «правду» о рождении, это нисколько не разрушит его привычные мыслительные схемы и образы. Наоборот, новая информация будет органично ассимилирована. Это свидетельствует о том, что парадигмы знания очень устойчивы и простая информированность в той или иной области при отсутствии глобальной перестройки привычного жизненного мира, никак не влияет на само знание и его структуру. Обращает на себя внимание та легкость, с которой ребенок разрешает подобные интеллектуальные проблемы. Спонтанное выдвижение «рабочих гипотез» является для ребенка и

90

познавательным поиском, и интеллектуальной игрой, и также некой акцией, протестом, действием.

Основания самой субъективной предрасположенности ребенка к
наивному философствованию мы связываем с такими
концептуальными аффектами как удивление, сомнение и душевное
потрясение. В удивлении ребенок осознает свое незнание. Это
вовлекает его в интеллектуальную игру, в ходе которой заявляет о
себе сомнение. Ребенок, прибегая к сомнению, пытается радикально
воплотить его в жизнь, либо в жажде отрицания вплоть до
агностицизма, либо, задаваясь вопросом: где же обрести уверенность,
неподвластную никакому сомнению и способную выдержать любую
критику? В сомнении как основании наивного философствования
ребенок обретает достоверность собственного Я. Постепенно ребенок
приходит к осознанию себя в «пограничной ситуации». Здесь
познание сопряжено с глубоко переживаемым душевным
потрясением. Но наивное философствование дает ребенку
интеллектуальное удовлетворение. Оно может стать условием для
коммуникации. Это с самого начала проявляется уже в том, что
философствование в форме интеллектуальной игры предполагает
общение, ребенок выражает себя, хочет быть услышанным, сущность
его философствования есть сама сообщаемость.                        

91