Развитие литературы первой волны эмиграции можно разделить на два периода:
· 1920 — 1925 гг. — период становления литературы эмиграции, надежды на возвращение. Преобладает антисоветская, антибольшевистская тематика, ностальгия по России, гражданская война изображается с антиреволюционных позиций.
· 1925 — 1939 гг. — интенсивное развитие издательской деятельности, формирование литературных объединений. Надежды на возвращение утрачиваются. Большое значение приобретает мемуарная литература, призванная сохранить аромат утраченного рая, картины детства, народные обычаи; исторический роман, как правило, основывающийся на понимании истории как цепи случайностей, зависящих от воли человека; революция и гражданская война изображаются уже с более взвешенных позиций, появляются первые произведения о ГУЛАГе, концлагерях (И. Солоневич «Россия в концлагере», М. Марголин «Путешествие и страну Зе-Ка», Ю. Бессонов «26 тюрем и побег с Соловков»).
В 1933 г. признанием русской зарубежной литературы стала Нобелевская премия Бунину «за правдивый артистический талант, с которым Бунин воссоздал русский характер».
Вторая волна русской эмиграции была порождена Второй мировой войной. Она складывалась из тех, кто выехал из Прибалтийских республик, присоединенных к СССР в 1939 году; из военнопленных, опасавшихся возвращаться домой, где их могли ожидать советские лагеря; из угнанных на работу в Германию советских молодых людей; из тех, кто связал себя сотрудничеством с фашистами. Местом жительства для этих людей стала сначала Германия, затем США и Великобритания. Почти все сейчас известные поэты и прозаики второй волны начали свою литературную деятельность уже в эмиграции. Это поэты О. Анстей, И. Елагин, Д. Кленовский, И. Чиннов, Т. Фесенко, Ю. Иваск. Как правило, они начинали с социальных тем, но затем переходили к лирическим и философским стихам. Писатели В. Юрасов, Л. Ржевский, Б. Филиппов (Филистинский), Б. Ширяев, Н. Нароков рассказывали о жизни Советского Союза в преддверии войны, о репрессиях, всеобщем страхе, о самой войне и тернистом пути эмигранта. Общим для всех писателей второй волны было преодоление идеологической направленности творчества, обретение общечеловеческой нравственности. До сих пор литература второй волны остается мало известной читателям. Одним из лучших доступных произведений является роман Н. Нарокова «Мнимые величины», рассказывающий о судьбах советских интеллигентов, живущих по христианским законам совести в сталинские годы.
Третья волна эмиграции связана с началом диссидентского движения в конце 1960-х годов и с собственно эстетическими причинами. Большинство эмигрантов третьей волны формировались как писатели в период хрущевской «оттепели» с ее осуждением культа личности Сталина, с провозглашаемым возвращением к «ленинским нормам жизни». Писатели вдохнули воздух творческой свободы: можно было обратиться к прежде закрытым темам ГУЛАГа, тоталитаризма, истинной цены военных побед. Стало возможным выйти за рамки норм социалистического реализма и развивать экспериментальные, условные формы. Но уже в середине 1960-х годов свободы начали свертываться, усилилась идеологическая цензура, подверглись критике эстетические эксперименты. Начались преследования А. Солженицына и В. Некрасова, был арестован и сослан на принудительные работы И. Бродский, арестовали А. Синявского, КГБ запугивал В. Аксенова, С. Довлатова, В. Войновича. В этих условиях эти и многие другие писатели были вынуждены уехать за границу. В эмиграции оказались писатели Юз Алешковский, Г. Владимов, А. Зиновьев, В. Максимов, Ю. Мамлеев, Саша Соколов, Дина Рубина, Ф. Горенштейн, Э. Лимонов; поэты А. Галич, Н. Коржавин, Ю. Кублановский, И. Губерман, драматург А. Амальрик.
Характерной чертой литературы третьей волны было соединение стилевых тенденций советской литературы с достижениями западных писателей, особое внимание к авангардным течениям.
Крупнейшим писателем реалистического направления был Александр Солженицын, за время эмиграции написавший многотомную эпопею «Красное колесо», воспроизводящую важнейшие «узлы» истории России. К реалистическому направлению можно отнести и творчество Георгия Владимова («Верный Руслан», «Генерал и его армия»), Владимира Максимова («Семь дней творенья», «Заглянуть в бездну», автобиографические романы «Прощание из ниоткуда» и «Кочевье до смерти»), Сергея Довлатова (рассказы циклов «Чемодан», «Наши» и т.д.). Экзистенциальные романы Фридриха Горенштейна «Псалом», «Искупление» вписываются в религиозно-философское русло русской литературы с ее идеями страдания и искупления.
Сатирические, гротескные формы характерны для творчества Василия Аксенова («Остров Крым», «Ожог», «В поисках грустного бэби»), хотя трилогия «Московская сага» о жизни поколения 1930-40-х годов являет собой чисто реалистическое произведение.
Модернистская и постмодернистская поэтика ярко проявляется в романах Саши Соколова «Школа для дураков», «Между собакой и волком», «Палисандрия». В русле метафизического реализма, как определяет свой стиль писатель, а по сути в русле сюрреализма пишет Юрий Мамлеев, передающий ужас и абсурд жизни в рассказах цикла «Утопи мою голову», «Русские сказки», в романах «Шатуны», «Блуждающее время».
Третья волна русской эмиграции дала многочисленные и разнообразные в жанрово-стилевом отношении произведения. С распадом СССР многие писатели вернулись в Россию, где продолжают литературную деятельность.
Романы, написанные В. Набоковым на русском языке, принято делить на две группы. К первой из них относятся «Машенька», «Подвиг», «Дар». Сюжеты в них основаны на автобиографическом материале, Набоков делает героя либо носителем своего опыта, либо наделяет его своей профессией. В романах второй группы («Король, дама, валет», «Защита Лужина», «Камера обскура», «Отчаяние») ситуации условны, автор вступает с читателем в игру.
В прозе, особенно в первых произведениях В. Набокова, как и в стихах, ощущается русское начало. Но родина — лишь воспоминание, сон. Набоков был представителем «незамеченного поколения» русской эмиграции, он стал писателем уже за границей. Поэтому его Россия не похожа на ту, которую описывают Бунин, Шмелёв и др. 3. Шаховская обратила внимание на то, как Набоков описывает русскую природу: «Сияющие, сладкопевные описания его русской природы похожи на восторги дачника, а не человека, с землёю кровно связанного. Пейзажи усадебные, не деревенские: парк, озеро, аллеи и грибы — сбор которых любили и дачники (бабочки — это особая статья). Но как будто Набоков никогда не знал: запаха конопли, нагретой солнцем, облака мякины, летящей с гумна, дыхания земли после половодья, стука молотилки на гумне, искр, летящих под молотом кузнеца, вкус парного молока или краюхи ржаного хлеба, посыпанного солью... Всё, что знали Левины и Ростовы, всё, что знали как часть самих себя Толстой, Тургенев, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Бунин, все русские дворянские и крестьянские писатели, за исключением Достоевского». Но не только природу видит Набоков как барин-дачник. «Отсутствует в набоковской России и русский народ, нет ни мужиков, ни мещан. Далее прислуга некий аксессуар, а с аксессуаром отношений не завяжешь... Набоковская Россия очень закрытый мир, с тремя главными персонажами — отец, мать и сын Владимир». Россия для Набокова осталась в прошлом, та Россия, которая существовала в настоящем, не вызывала у него никакого интереса. Поэтому постепенно русская тема перестаёт быть главной в его творчестве, внимание писателя обращается к тому, что занимает его сегодня.
Такое видение мира было не похоже на то, что традиционно присутствовало в русской литературной классике, пропитанной социальным пафосом. Трагедия «лишнего человека» была связана с невозможностью реализации себя в определённых общественных условиях. Набокову такое понимание глубоко чуждо. Сама мысль об общественном служении или социальном пафосе литературы кажется ему кощунственной и недостойной художника. Внутренняя жизнь личности намного важнее, чем то, что происходит с человеком во внешнем мире. Трагедия человека не может, по Набокову, объясняться тем, что жизнь прошла мимо, как это было с чеховским Ионычем. Тем более не признавал он ни за кем права «судить» его героев — ни за общественностью, ни даже за его собственной совестью. Герои Набокова могут оказаться вообще вне нравственных законов, как Гумберт Гумберт, герой «Лолиты», или же герой «Камеры обскуры». Писателя совершенно не занимало даже мнение читателя о его творчестве. Он размышлял: «Зачем я вообще пишу? Чтобы получать удовольствие, чтобы преодолевать трудности. Я не преследую при этом никаких социальных целей, не внушаю никаких моральных уроков... Я просто люблю сочинять загадки и сопровождать их изящными решениями». Даже любовь к человеку, утверждавшаяся всегда в русской литературе как высшая ценность, у Набокова зачастую становится жалкой пародией.
Новизна творчества Набокова была столь очевидна, что первые же его произведения были встречены недоумением эмигрантской критики. Г. Иванов заявлял, что в романе «Король, дама, валет» «старательно скопирован средний немецкий образец», в «Защите Лужина» — французский и что суть писательской техники Сирина составляет идея перелицовывать наилучшие заграничные образцы. Современники отмечали, что достоинство произведений В. Сирина в их формальной стороне. В. Ходасевич считал, «что одна из главных задач его — именно показать, как живут и работают приёмы».
Характер творчества Набокова определили черты его личности, ведь для того, чтобы пойти наперекор гуманистическим традициям русской классической литературы и, соответственно, литературы эмигрантской, нужно было обладать и мужеством, и чувством глубочайшей внутренней независимости и самодостаточности.
И. А. Бунин. Творчество в эмиграции. «Митина любовь», «Темные аллеи», «Чистый понедельник»
Сразу после революции 1917 года Бунин создал ряд публицистических статей, где выступил против большевиков. В 1918 году он из Москвы переехал в Одессу, а в начале 1920 года навсегда покинул Россию.
Бунины поселились в Париже, где началась жизнь «на других берегах» — в состоянии душевного упадка, с горечью разрыва с родиной. Произведения писателя публиковались в газетах «Возрождение» и «Русь». Бунин возглавил Союз русских писателей и журналистов.
В эмиграции писатель создаёт рассказы преимущественно о русской жизни, — исполненные глубокой психологии и тонкой лирики, разрабатывает жанр философской и психологической новеллы («Тёмные аллеи»). Рассказы оп объединил в сборники «Митина любовь» (1925), «Солнечный удар» (1927), «Тень птицы» (1931).
Проза Бунина продолжает традиции И.С. Тургенева, И.А. Гончарова и Л.Н. Толстого. Экономное и действенное использование художественных средств, наглядная образность и психологическая проникновенность — вот черты стиля Бунина. Некоторые его рассказы благодаря совершенству формы принадлежат к лучшим произведениям мировой новеллистики. К. Г. Паустовский писал, что в языке Бунина слышно всё: «...от звенящей медью торжественности до прозрачности льющейся родниковой воды, от размеренной чеканности до интонаций удивительной мягкости, от лёгкого напева до медленных раскатов грома».
Понимание мира и своего места в нём Бунин выразил в характерной записи, относящейся к тому времени: «И идут дни за днями — и не оставляет тайная боль неуклонной потери их — неуклонной и бессмысленной, ибо идут в бездействии, всё только в ожидании действия и чего-то ещё... И идут дни и ночи, и эта боль, и все неопределённые чувства и мысли и неопределённое сознание себя и всего окружающего и есть моя жизнь, не понимаемая мной». И далее: «Мы живём тем, чем живём, лишь в той мере, в какой постигаем цену того, чем живём. Обычно эта цена очень мала: возвышается она лишь в минуты восторга — восторга счастья или несчастья, яркого сознания приобретения или потери; ещё — в минуты поэтического преображения прошлого в памяти». Таким «поэтическим преображением прошлого в памяти» и предстаёт творчество Бунина эмигрантского периода, в нём писатель ищет спасения от беспредельного чувства одиночества.
Мучительно переживая случившееся с Россией и свою отторженность от нее, он пытается найти объяснение и успокоение в обращении к событиям мировой истории, которые можно было бы соотнести с российскими: гибель могущественных древних цивилизаций, царств («Город Царя Царей»). И теперь, вдали от России, мучительно думая о ней, «люто», как он говорил, терзаясь, Бунин обращается к памяти, особо выделяя ее среди духовных ценностей: «Мы живем всем тем, чем живем, лишь в той мере, в какой постигаем цену того, чем живем. Обычно эта цена очень мала: возвышается она лишь в минуты восторга счастья или несчастья, яркого сознания приобретения или потери; еще - в минуты поэтического преображения прошлого в памяти».
В его памяти возникал образ России в ее давно прошедших временах, недавнем прошлом и современности. Такое совмещение разновременных планов было для него спасительным. Оно позволило Бунину, не принимая по-прежнему российскую современность, найти то родное, светлое, вечное, что давало ему надежду: березовый лес на Орловщине, песни, которые поют косцы («Косцы», 1921), Чехов («Пингвины», 1929). Память позволила ему связать современную Россию, где «настал конец, предел Божьему прощению», с вневременными, вечными ценностями. Помимо вечной природы, такой вечной ценностью для Бунина оставалась любовь, которую он воспел в рассказе «Солнечный удар» (1925), повести «Митина любовь» (1925), книге рассказов «Темные аллеи» (1943), любовь всегда трагическая, «прекрасная» и обреченная. Все эти темы - жизни, смерти, природы, любви - к концу 20-х гг. легли в основу его рассказов о России, какой она ему помнилась и какая ему была кровно дорога.
В 1927 г. Бунин начал писать роман «Жизнь Арсеньева», ставший еще одной художественной автобиографией из жизни русского дворянства наряду с такими классическими произведениями, как «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова-внука» С. Аксакова, «Детство», «Отрочество», «Юность» Л. Толстого. События детства, отрочества, жизнь в деревне, учеба в гимназии (80-90-е годы XIX в.) увидены в нем двойным зрением: глазами гимназиста Алексея Арсеньева и глазами Бунина, создававшего роман в 20-30-е гг. XX в. Говоря о России, «погибшей на наших глазах в такой волшебно краткий срок», Бунин всем художественным строем своего романа преодолевает мысль о конце и смерти. Такое преодоление - в бунинских пейзажах, в той любви к России и ее культуре, которая чувствуется в каждом эпизоде и ситуации романа: даже отца героя Бунин назвал Александром Сергеевичем. Ужас конца и смерти преодолевается авторской лирической исповедью, из которой становится ясно, как происходило становление одного из самых крупных писателей XX в. И, конечно, победой над «концом» стала пятая, последняя глава «Жизни Арсеньева», которая называется «Лика» и в которой Бунин вспоминает, как еще в 1889 г., когда он работал в «Орловском вестнике», его «сразила, к великому несчастью, долгая любовь». И любовь эта не была уничтожена временем...
Сила любви, преодолевающая мрак и хаос жизни, стала основным содержанием книги «Темные аллеи», написанной в годы второй мировой войны. Все составившие ее 38 новелл - о любви, чаще всего неразделенной и трагической. Здесь отразилось бунинское понимание любви: «Всякая любовь - великое счастье, даже если она не разделена». В книгу «Темные аллеи» входит и рассказ «Чистый понедельник», который Бунин считал лучшим из всего, что им было написано. «Благодарю Бога, - говорил он, - что он дал мне возможность написать «Чистый понедельник».
За несложной фабулой рассказа чувствуется присутствие какой-то скрытой значительности. Ею оказалась иносказательно, символически выраженная мысль об историческом пути России. Поэтому столь загадочна героиня рассказа, воплощающая не идею любви-страсти, а тоску по нравственному идеалу, столь значимо в ней сочетание восточного и западного начал как отражение этого сочетания в жизни России. Ее неожиданный, на первый взгляд, уход в монастырь символизирует тот «третий путь», который избрал Бунин для России. Он отдает предпочтение пути смирения, обуздания стихий и видит в этом возможность выйти за пределы западной и восточной обреченности, пути великих страданий, в которых Россия искупит свой грех и выйдет на свой путь.
Цикл рассказов под названием «Темные аллеи» посвящен извечной теме любого вида искусства – любви. О «Темных аллеях» говорят, как о своеобразной энциклопедии любви, которая вместила в себя самые различные и невероятные истории об этом великом и зачастую противоречивом чувстве.
И рассказы, которые вошли в сборник Бунина, потрясают своими разнообразными сюжетами и необычайным слогом, именно они – главные помощники Бунина, желающего изобразить любовь на пике чувств, любовь трагическую, но от этого – и совершенную.
Особенность цикла «Темные аллеи»
Само словосочетание, что послужило названием для сборника, было взято писателем из стихотворения «Обыкновенная повесть» Н. Огарёва, которое посвящено первой любви, у которой так и не случилось ожидаемого продолжения.
В самом же сборнике есть рассказ с таким названием, но это не говорит о том, что этот рассказ – основной, нет, это выражение – олицетворение настроения всех рассказов и повестей, общий неуловимый смысл, прозрачная, почти невидимая ниточка, связывающая рассказы между собой.
Особенностью цикла рассказов «Темные аллеи» можно назвать моменты, когда любовь двух героев по каким-то причинам не может больше продолжаться. Зачастую палачом пылких чувств героев Бунина становится смерть, порой непредвиденные обстоятельства или несчастья, но самое главное – любви никогда не дано осуществиться.
В этом и состоит ключевая концепция представления Бунина о земной любви между двумя. Он желает показывать любовь на пике ее расцвета, он желает подчеркнуть ее настоящее богатство и наивысшую ценность, то, что ей нет надобности превращаться в жизненные обстоятельства, как свадьба, брак, совместная жизнь…
Женские образы «Темных аллей»
Особое внимание стоит уделить необычным женским портретам, которыми так богаты «Темные аллеи». Иван Алексеевич выписывает образы женщин с таким изяществом и оригинальностью, что женский портрет каждого рассказа становится незабываемым и по-настоящему интригующим.
Мастерство Бунина состоит в нескольких точных выражениях и метафор, которые мгновенно рисуют в сознании читателя описываемую автором картину с множеством цветов, оттенков и нюансов.
Рассказы «Руся», «Антигона», «Галя Ганская» являются образцовым примером различных, но ярких образов русской женщины. Девушки, истории которых созданы талантливым Буниным, отчасти напоминают те истории любви, которые они переживают.
Можно сказать, что ключевое внимание писателя направлено именно на два этих элемента цикла рассказов: женщины и любовь. И истории любви такие же насыщенные, неповторимые, порой – роковые и своевольные, порой – до такой степени оригинальные и невероятные, что в них тяжело поверить.
Мужские образы в «Темных аллеях» слабовольные и неискренние, и это тоже обуславливает роковое течение всех историй о любви.
Особенность любви в «Темных аллеях»
Рассказы «Темных аллей» раскрывают не только тему любви, они раскрывают глубины человеческой личности и души, и само понятие «любви» представляется, как основа этой непростой и не всегда счастливой жизни.
И любовь не обязательно должна быть взаимной, чтобы приносить незабываемые впечатления, любовь не обязательно должна превращаться во что-то вечное и неустанно продолжающееся, чтобы радовать и делать человека счастливым.
Бунин проницательно и тонко показывает лишь «мгновения» любви, ради которых и стоит переживать все остальное, ради которых стоит жить.
Рассказ «Чистый понедельник» - это загадочная, и не до конца понятная история любви. Бунин описывает пару молодых влюбленных, которые, казалось бы, внешне идеально подходят друг другу, но загвоздка состоит в том, что их внутренние миры не имеют ничего общего.
Образ молодого человека прост и логичен, а образ его возлюбленной – недосягаемый и сложный, поражающий ее избранника своей противоречивостью. Однажды она говорит о том, что хотела бы уйти в монастырь, и у героя это вызывает полное недоумение и непонимание.
И конец этой любви так же сложен и непонятен, как сама героиня. После близости с молодым человеком она молча покидает его, затем – просит его ни о чем не спрашивать, а вскоре он узнает, что она ушла в монастырь.
Решение она приняла в Чистый понедельник, когда произошла близость между возлюбленными, и символ этого праздника – символ ее чистоты и мук, от которых она хочет избавиться.
Рассказ «Темные аллеи» дал название всему одноименному сборнику И. А. Бунина. Написан он был в 1938 году. Все новеллы цикла связывает одна тема – любовь. Трагичность и даже катастрофичность природы любви открывает автор. Любовь – дар. Она неподвластна человеку. Казалось бы, банальная история о встрече пожилых людей в молодую пору горячо любивших друг друга. Простой сюжет рассказа – богатый молодой красавец-помещик обольщает, а затем бросает горничную. Но именно Бунину удается поведать с помощью этого незамысловатого художественного хода о простых вещах волнующе и впечатляюще. Короткое произведение - мгновенная вспышка памяти об ушедшей молодости и любви.
Иван Сергеевич Шмелев. Самое известное его произведение, написанные до революции называлось «Человек из ресторана» и можно сказать, что в этом произведении он нашел то особенное, что отличало его от других писателей. Повествование ведется от первого лица, причем от лица официанта. И даже не просто официанта, а официанта старого пошиба, который носит баки, такой немножечко чинный, в отличие от официантов более позднего времени, более юрких что ли. Он настолько точно изобразил эту речь, что вся история, рассказанная этим официантом произвела очень сильное впечатление на современников. Более того, в трудные годы, когда он в Крыму будет голодать, официанты, которые в Крыму были и знали это произведение, они бесплатно его кормили.
Так вот, особенность Шмелева в том, что у него был хороший слух на устную речь, причем он мог воспроизводить разных людей. У него могли своим голосом говорить интеллигенты, какая-нибудь необразованная «Няня из Москвы» – это известный его роман, написанный в эмиграции и так далее. Самые знаменитые книги «Лето Господне» и «Богомолье» — повествование ведется от лица мальчика, маленького мальчика. Здесь нельзя сказать, что это такой же сказ, как называется такая речь с характерными признаками, как в других произведениях, но признаки сказа здесь сохранены. Но голоса других людей, которые мы слышим, они проходят как бы сквозь сознание мальчика и даются таким образом.
Что подвигло Шмелева оказаться за границей. По началу в годы смуты он не хотел никуда уезжать, даже купил маленький домик в Алуште, там он написал очень известное произведение, можно сказать, что это написано сказом, похожим на духовный «Неупиваемая чаша», но именно в Крыму он потерял своего сына. Он был расстрелян красными, хотя вроде бы ему была обещана амнистия, как вообще не участвовавшему в боевых действиях и после этого – это действительно душевная рана, поскольку для Шмелева сын… он к сыну относился, как обычно матери относятся – с трепетом. Он уехал за границу, хотя еще даже все равно какие-то надежды на то, что была случайность у него теплились довольно долго. Но первое произведение, написанное за границей, называется «Солнце мертвых» — это как раз описана крымская жизнь. Сказать, что там есть твердый сюжет – нет – основное, что происходит – это ослепительное солнце, ликующая природа, внизу колышется моря, а здесь страшный голод, и умирают люди, и звери, и птицы. И этот мир умирающий при таком ликующем солнце был воссоздан настолько поразительно, книга сразу была переведена на очень многие языки.
И после этого произведения он становится европейски известным писателем, почему он тоже был одним из претендентов на Нобелевскую премию. Он написал довольно много за рубежом, но он был писатель не ровный и не все одинаково получалось.
Самые его известные книги – это «Лето Господне» и «Богомолье». На свет они появились очень своеобразным образом. У него был племянник – полуфранцуз, полурусский — Ив Жантийом. Именно для него он попытался по началу рассказать, что такое были эти самые церковные праздники, которые отмечались в России и глазами именно ребенка, то есть вспоминая себя самого. И так был написан сначала очерк «Яблочный Спас», потом появился следующий-следующий. По началу – это были маленькие очерки, которые печатались в газете «Возрождение» — одной из ведущих газет русского зарубежья. Постепенно стало понятно, что появляется книга, рождается и по началу он пишет «Лето Господне», потом вспоминает одно паломничество, которое он мальчиком совершил вместе с семьей в Троице-Сергиевскую лавру и другой сюжет прочерчивается – маленькое путешествие и так появится книга «Богомолье».
«Богомолье» было написано довольно быстро, а вот «Лето Господне» потихонечку-потихонечку появлялось в виде отдельных очерков, потом собиралось в книгу. И закончено будет аж в 1948 году. Две книги, которые взаимно дополняют друг друга, потому что «Богомолье» — это из Москвы в Троицу, такая линия прочерчена, линейная композиция. А «Лето Господне» идет по календарному циклу с остановкой на основных церковных праздниках. И подзаголовок «Лето Господне. Праздники — Радости – Скорби». Начало книги действительно полна детских радостей от восприятия мира. Начинается с Великого поста – Великий пост изображается, как тоже совершенно особый и радостный мир. А заканчивается скорбями, потому что в конце книги – это сюжет о том, как погиб его отец. Его сбросила необъезженная лошадь, после чего в сущности несколько глав посвящены тому, как он уходит из жизни и, что происходит вокруг и мир вокруг мрачнеет. Книга как раз на мрачной ноте заканчивается, в отличие от «Богомолья», которая наоборот полна света.
Получилось так, что эти взаимно дополняющие книги произвели очень сильное впечатление на очень многих русских за рубежом – это стало настольной книгой, например, Константина Бальмонта. Он держал ее у кровати рядом с Евангелием. Старейший писатель Владимир Иванович Немирович-Данченко – брат известного театрального режиссера очень высоко ценил. И даже противница Шмелева литературная – Зинаида Николаевна Гиппиус, прочитав «Богомолье» написала ему совершенно восторженное письмо, что именно Ваша душа могла это все схватить и это все вернуть. В сущности, что сделал Шмелев в этих книгах – он воскресил эту старую Москву, старокупеческую Москву, но не то купечество, которое мы знали по Островскому, которое вошло в русскую литературу, как «мир темного царства», а как раз другая купеческая среда – очень религиозная, построенная на очень таких нравственных принципах, поскольку купец, если дает слово, он должен его выполнить. То есть эта вся среда воспроизведена очень точно. И один из тоже очень важных персонажей – это его дядька Горкин, который как бы воплощает в себе черты человека, похожего на святого и который наставник этого маленького Вани, собственно главного героя этого произведения.
Надо сказать, что биография Шмелева в эмиграции тоже как-то соприкасается, он там стал человеком очень верующим и на православной основе пытался построить и свой художественный мир, что не так часто удается. Ему в основном это удалось, в лучших, по крайней мере книга. И мир он воспринимал совершенно своеобразным образом в 1943 году во время бомбардировки Парижа он остался… позже встал, нежели надо и в это время произошел взрыв, когда он еще находился в постели. Окна были выбиты, стеклами был посечен его кабинет. То ли действительно был голос сына, который его остановил, то ли ему потом стало казаться, что это было так. Но он воспринимал, что сын оттуда его остановил в этот день. В разбитое окно влетела репродукция Богоматери художника XV века Бальдовинетти и на календаре в этот день он увидел отрывочек из одного из своих сочинений, посчитал, что это был какой-то особый знак.
Надо сказать, что именно особенность Шмелева в эмиграции, что такие знаки он пытался замечать и его произведения наполнены некими знаками, которые заставляют задуматься не только о сиюминутном, но и о чем-то большем и важном в жизни человека.
Иосифа Бродского называли последним классиком XX века — и обвиняли в бездушии и механичности стиха, гением, вобравшим в себя лучшие традиции отечественной поэзии, — и поэтом, лишенным национальных корней. Но даже самые ревностные противники Иосифа Бродского не отрицали одного — его таланта и его роли в развитии пусть чуждых, но все равно значительных тенденций в литературе.
Сама судьба Бродского, пятого русского писателя — Нобелевского лауреата (1987), словно слепок с судьбы целого поколения людей 50— 70-х годов. Выходец из интеллигентной ленинградской семьи, он по окончании восьми классов ушел из школы, поменял более 10 профессий: работал на заводе, участвовал в геологоразведочных экспедициях. Уже будучи известным в кругах любителей поэзии, по ложному обвинению в тунеядстве в феврале 1964 года, поэт был арестован, и после позорного судилища приговорен к высылке в отдаленную северную деревню на 5 лет с привлечением к физическому труду. Ссылка продлилась только полтора года, и по общему признанию, это время стало рубежным для всего творчества поэта: архангельские морозы словно проникли в его стихи. Некогда романтичные и стремительные, они стали гораздо более сдержанными, нередко даже рассудочными. Переживание, боль прятались в броню иронии или достаточно прихотливых рассуждений: стихи поэта все чаще требовали не сочувствия, сопереживания, а со-размышления, будили скорее мысль, чем эмоцию.
Этот процесс «остывания» лирики усилился тогда, когда летом 1972 года Бродский вынужден был эмигрировать в Америку. Позднее, в 1975 году, он судьбу поэта сравнит с судьбой ястреба, так высоко поднявшегося над долиной Коннектикута, что уже не в состоянии вернуться обратно на землю ("Осенний крик ястреба", 1975).
Ястреб — гордая, одинокая, хищная птица, одновременно парящая высоко над землей, благодаря своему острому зрению видящая то, что недоступно, к примеру, зрению человека — и неспособная жить без земли... Это необычное и непростое для понимания стихотворение только еще раз ясно показало, на каких непримиримых противоречиях держится поэтический мир И. Бродского. Ведь, может, самая главная его загадка состоит в том, что почти всякий читатель из значительного наследия поэта может найти себе то, что окажется по-настоящему близким ему самому, как и то, что вызовет у него резкое неприятие. Можно найти Бродского патриота — и космополита, оптимиста и мрачного пессимиста, даже циника, Бродского — поэта метафизического, религиозного — и поэта-атеиста... Дело здесь вовсе не в беспринципности художника, не в отсутствии у него устоявшейся точки зрения. Как раз взгляды поэта достаточно ясны и несущественно изменились за десятки лет.
Бродский всегда избегал, а с годами особенно, не только чересчур прямолинейных излияний своих чувств и убеждений, вуалируя их в прихотливую стихотворную форму, в хитросплетение метафор и синтаксиса. Не меньше он избегал назидательности, истин в последней инстанции и никогда не путал откровенность с пресловутой «душой нараспашку», прекрасно понимая ответственность поэта за каждое сказанное слово. Того же он требовал и от своего читателя, зная, что истинное понимание — тяжелый духовный труд и требует от человека напряжения всех своих умственных и душевных сил. Многие вещи Бродского тяжелы для восприятия, их трудно читать «залпом», «взахлеб»: за каждым словом, даже знаком препинания стоит мысль, которую надо услышать, прочувствовать, пережить.
Самое важное в поэзии Бродского — это его удивление перед жизнью, ее обыденным чудом, сбереженное автором и в архангельской ссылке, и в изгнании. Благодарность рождается из ощущения, что жизнь существует скорее вопреки законам вселенной, чем в согласии с ними. Завороженность чудом возникновения жизни проявилось и в особом отношении поэта к празднику Рождества. Из стихов разных лет выстраивается целый цикл произведений, посвященных одной, особенно важной для поэта теме — теме Рождества, иногда напрямую раскрывающейся на материале евангельской истории (смотрите, например, «Рождество 1963», «Рождественская звезда»), иногда лишь связанной с ней глубинными смысловыми связями. Пример последнего — стихотворение «1 января 1965 года».
Дата: 2018-09-13, просмотров: 2212.