Проблемы историографии

Образование и развитие Древнерусского государства нашло широкое отражение в научной литературе. Историки XVIII–XX вв. детально изучили различные аспекты истории древней Руси. Однако много вопросов и по сей день являются дискуссионными и активно обсуждаются учеными и людьми, интересующимися историей России.

Среди спорных проблем историографии важное место занимает определение общественно-экономического строя Киевской Руси. В научной литературе можно выделить несколько точек зрения. По этому вопросу. Для ученых XIX в. (С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин и др.) характерно мнение о вотчинном характере государства, эволюционировавшего из родового быта. На рубеже XIX–XX вв. Н. П. Павлов-Сильванский доказывал феодальное развитие социально–экономической системы Руси, аналогичное европейскому социализму. В разработку проблемы внесли значительный вклад историки XX в. В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов, П. Н. Милюков, советские исследователи Б. Д. Греков, В. В. Мавродин, Л. В. Черепнин и др.

В современной историографии можно выделить четыре основные зрения на характер социально-экономической системы Киевской очки Руси:

1. Феодальная система (школа Б. Д. Грекова, В. В. Мавродин,
В. Л. Янин и др.);

Дофеодальная, многоукладная система (школа И. Я. Фроянова); Раннефеодальная система, переживающая процесс становления феодализма (В. Б. Кобрин, A. M. Сахаров, А. Н. Сахаров и др.); Полисная система по типу полисов древней Греции (Г. В. Вернадский, Л. И. Семенникова и др.).

В зависимости от концепции в их работах доказывается или отрицается наличие феодальных или рабовладельческих институтов в экономике и социальной структуре Киевской Руси.

Неоднозначно характеризуется и политическая система древнерусского государства. Если в работах Б.А. Рыбакова она оценивается как раннефеодальная монархия, то В. Б. Кобрин доказывает коллегиальное управление государством: «все светлые и великие князья», а А.Н. Сахаров и
А. П. Новосельцев считают, что Русь IX–X вв. представляла собой федерацию полунезависимых княжеств, подчиненных великому князю (хакану) русскому. Особое место занимает позиция американского ученого
Г. В. Вернадского. Как в экономике, так и в политической системе древней Руси он видел сходство с античным полисом и характеризовал древнерусское государство совершенно иначе, чем российские историки: «Киевскую Русь можно считать как в экономическом, так и в политическом отношении, наряду с Византией, еще одним продолжением капиталистического строя античности, противостоящим феодальной эпохе, с той разницей, что в отличии от Византии Русь в политическом смысле тоже следовала греческим демократическим традициям классического периода» (Г. В. Вернадский. «Киевская Русь». – Тверь, 1997, с. 233). Мнение Г. В. Вернадского разделяет другой американский историк С. Г. Пушкаров, который считает, что «Киевская Русь в IX – XII вв. не была ни единым государством, ни политической федерацией... Каждый князь и внутри своей волости, и в междукняжеских отношениях держал себя как независимый государь»
(С. Г. Пушкаров. Обзор русской истории. – Ставрополь, 1993, с. 49).

Разнообразие мнений о политической системе древней Руси связано с различной оценкой соотношения княжеской и вечевой ветвей власти в древнерусских городах. Да и в целом роль городов в историческом развитии Киевской Руси и их специфика, отличия от западноевропейского средневекового города, оцениваются в научной литературе неоднозначно.

Важными проблемами историографии является также крещение Руси и его исторические последствия, место и роль русской православной церкви в истории древней Руси, православие как фактор самобытности русской истории. Эти проблемы рассматриваются как в произведениях церковных историков (Е. Е. Голубинский, А. В. Карташев, Макарий и др.), так и в научных исследованиях светских ученых (Д. С. Лихачев, О. М. Рапов,
А. Г. Кузьмин и др.).

Источниками для изучения истории древнерусского государства являются, прежде всего, летописи: «Повесть временных лет» (ПВЛ) и Новгородская первая старшего извода.

Важные сведения о социально–экономическом развитии Киевской Руси содержит «Русская правда» – первый памятник древнерусского права. Отдельную группу источников составляют жития святых, церковные уставы и произведения церковных деятелей «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона и «Память и похвала Владимиру» Иакова Мниха. Интересные данные о Киевской Руси содержат произведения византийских авторов Льва Диакона, Константина Багрянородного, а такжезападноевропейские хроники IX – XII вв.

Образование и развитие древнерусского государства

Итак, согласно ПВЛ, в 879 г. в Новгороде умер Рюрик, оставив малолетнего сына Игоря, вместо которого стал управлять родственник князя Олег. Дата эта, как и другие в ПВЛ, разумеется, условная. Но, в отличие от Рюрика, историчность Олега и Игоря никаких сомнений не вызывает. Вряд ли приходится сомневаться и в общей канве дальнейших событий, описанных ПВЛ, прежде всего в походе Олега на юг. По пути северный правитель закрепился в земле кривичей (Смоленске) и других пунктах вдоль «пути из варяг в греки». Уже это ясно показывает направленность действий Олега. По словам ПВЛ, Олег, достигнув Киева, обманом умертвил Аскольда и Дира, и сам закрепился в южном городе, объявив его «матерью городов русских». Несомненно, этот термин более позднего происхождения (он – калька с греческого), но сам факт захвата Олегом Киева сомнений не вызывает.

Именно с конца IX в. можно говорить о начале сложения большего государства, которое получило название Русь и появилось в результате прежде всего объединения двух главных политических центров восточных славян – южного с Киевом и северного с Новгородом. Последний, скорее всего, и возник в это время, сменив более старое поселение, возможно, на так называемое Рюриковом городище, возле Новгорода. Олег постепенно так или иначе присоединил к Киеву большую часть восточнославянских земель. Из летописи видно, что ему к концу правления подчинились поляне, словене (новгородские), чудь, кривичи, меря, древляне, радимичи, северяне, белые хорваты, дулебы и тиверцы. Впрочем, подчинение хорват и дулебов сомнительно, равно как и западных кривичей (полочан). В любом случае под властью Киева оказался прежде всего «путь из варяг в греки» с его ответвлениями на Десну и Западную Двину.

Олег получил прозвище Вещего, что возможно, просто перевод на славянский язык его (скандинавского) имени Олег (ск. Хелги), что означает Святой, Вещий.+

О других событиях его времени нам почти не известно, исключая рассказ летописи о походе на Царьград и договорах с Византией, из которых полностью до нас дошел текст договора 911/912 гг., тогда как договор 907 г. летопись сохранила лишь в изложении. Это дало основание, наряду с повторением ряда статей, некоторым исследователям признавать существование лишь одного русско-византийского договора. Скорее всего, их было два и второй как бы подтверждал первый, который явился результатом похода Олега на Константинополь. Это было грандиозное предприятие, в котором, по летописи, участвовали 2000 судов, т.е. около 80000 воинов (русский корабль вмещал 40 воинов). Летописец, очевидно, пользовался какими-то преданиями, к которым и восходит рассказ о том, как Олег поставил корабли на колеса и ветер погнал их к стенам византийской столицы. Испуганные греки запросили мира, в итоге которого русы получили огромную дань и, кроме того, оговорили очень выгодные условия торговли. Предание гласит, что победоносный князь прибил к воротам Царьграда свой щит.

Более детально все это перечислено в полном тексте договора 911/912 гг. На Руси память об Олеге, очевидно, сохранялась долго, хотя о времени его смерти и даже месте погребения мы точно не знаем. Одна из версий смерти князя – укус змеи – была использована Пушкиным в «Песне о вещем Олеге». Но в XI в. были известны и другие версии кончины князя – в Ладоге или где–то за морем.

Наследник Олега князь Игорь продолжил его политику. Ему, впрочем, снова пришлось воевать с древлянами — «Иде Игорь на деревляны, и победив а (их), и возложи на ня дань болши Олговы». В борьбе с древлянами он и погиб. В 945 г., взяв с древлян дань, он с небольшой дружиной (чтобы на долю каждого досталось больше) вернулся за дополнительной данью. По летописному преданию, древляне решили на совете, что если волк повадится в стадо, то пока не убьют его, перетаскает всех овец. «Аще не убьем его, то вся ны погубить». Игорь был убит, а древлянский князь Мал (несомненно, славянский, а не варяжский князь) отправил к вдове Игоря Ольге послов, предлагая ей выйти за него замуж. Речь шла, разумеется, о династическом браке: взяв в жены вдову убитого врага, Мал тем самым распространял свою власть и на Полянскую землю, и на всю Русь. Однако Ольга жестоко расправилась с древлянскими послами и пошла войной на Древлянскую землю. Ей удалось победить древлян, столица их Искоростень была сожжена, знать истреблена, часть древлян обращена в рабство, на остальных наложена дань.

Сын Игоря и Ольги Святослав больше внимания уделял не внутренним, а внешним делам. Князь–воин, сражавшийся со своей дружиной и в Поволжье, и в Дунайской Болгарии, он был редким гостем в Киеве, в чем его даже упрекали киевляне:«Ты, княже, чюжеи земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабив» (т. е. пренебрегаешь). Однако ему удалось подчинить своей власти еще одну восточнославянскую племенную группу, находившуюся на самой далекой северо–восточной периферии, – вятичей.

При жизни Святослав сделал своим наместником в Киеве старшего сына Ярополка, а Древлянскую землю передал второму сыну – Олегу. Третьего – Владимира призвали к себе новгородцы. Он считался ниже своих братьев как сын рабыни (его матерью была ключница княгини Ольги Малуша, сестра дружинника Добрыни), и тем не менее именно он одержал победу в междоусобиях, начавшихся после гибели Святослава, и захватил Киев (980). Оба же старших брата нашли смерть в борьбе за власть.

За время усобиц княжеская власть расшаталась, во всяком случае, Владимиру пришлось дважды воевать с вятичами, а затем с их соседями–радимичами.

Междоусобицы не прекратились и после смерти Владимира.Он был еще жив, когда княживший в Новгороде его сын Ярослав отказался повиноваться отцу. Владимир собрался в поход, но заболел и умер (1015).

На киевском престоле сел его старший сын Святополк. Опасаясь младших братьев, он предательски убил двоих из них – Бориса и Глеба (правда, в скандинавских источниках сохранилось известие, что смерть Бориса была делом рук служивших Ярославу варягов). Несколько лет продолжалась кровопролитная борьба между братьями. Каждый из них опирался на иноземную помощь: варяжские наемники у Ярослава, войска польского короля у Святополка и т.д. Только в 1019 г. Ярославу удалось окончательно сесть на киевском престоле. Прозванный «Окаянным» Святополк бежал за пределы Руси и погиб.

Таким образом, первые известные нам по летописям княжеские междоусобия кончились не разделением страны, а гибелью или бегством побежденных и победой одного из князей.

Вопрос о социально–политическом строе Древнерусского государства является достаточно спорным. Чтобы рассмотреть его, необходимо сначала кратко остановиться на тех источниках, которыми мы располагаем для его характеристики. Древнейшим сводом законов Руси является Русская Правда. Под этим общим названием известны три памятника: Краткая Правда, являющаяся древнейшей; Пространная, относящаяся ко второй половине XII в.; и Сокращенная, основанная как на Пространной Правде, так и на некоторых не дошедших до нас законодательных актах более раннего времени. В свою очередь, Краткая Правда делится на Правду Ярослава (ок. 1016), Правду Ярославичей (вторая половина XI в.) и дополнительные статьи. Естественно, Краткая Правда — наиболее существенный источник для характеристики социального строя Древнерусского государства, но и в более поздней Пространной Правде записаны нормы права, которые хотя и были кодифицированы лишь в XII в., но восходят к более раннему времени. Отдельные юридические нормы содержатся и во включенных в текст летописи договорах Олега (911) и Игоря (944) с Византией. В этих договорах упоминается и «закон русский», который учитывался в делах, затрагивавших споры византийцев и русских. Древнейшая дошедшая до нас летопись – «Повесть временных лет»—также дает материал для изучения социального строя, хотя основная часть ее сведений относится к политической истории.

Система наказаний, приведенная в Русской Правде, показывает, что в Древнерусском государстве существовали еще пережитки родоплеменного общества. Правда Ярослава допускает кровную месть, институт, типичный для эпохи, когда не существует государства, берущего на себя функцию наказания за преступления. Впрочем, в статье о кровной мести уже видна тенденция к ее ограничению: законодатель точно определяет круг близких родственников, имеющих право мстить: отец, сын, брат (в том числе двоюродный i и племянник. Тем самым ставится предел бесконечной цепи убийств, истребляющих целые семьи. Ограничение показывает пережиточный характер кровной мести в первой половине XI в. В Правде Ярославичей кровная месть уже запрещена, а взамен нее введен денежный штраф за убийство (вира), который дифференцировался в зависимости от социального положения убитого в широких пределах: от 80 до 5 гривен.

Основным населением страны были свободные общинники, «люди», как их называет Русская Правда. В источниках содержится немало упоминаний о древнерусской общине – верви. Это была, видимо, уже не родовая община: она обладала определенной территорией (так, вервь отвечает за убитого неизвестными человека, найденного на ее земле). В ней выделились отдельные экономически самостоятельные семьи: Русская Правда подробно разбирает случаи, когда община помогает попавшему в беду своему члену и когда он должен платить сам, «а людем не надобе».

Многие авторы полагали, что основным крестьянским населением страны были не раз упоминающиеся в источниках смерды. Однако Русская Правда, говоря об общинниках, постоянно употребляет термин «люди», а не «смерды». За убийство людина полагался штраф в размере 40 гривен, за убийство же смерда – всего 5. Смерд не имел права оставить свое имущество непрямым наследникам – оно передавалось князю. Существует много гипотез о социальной сущности смердов, но большинство исследователей признают, во-первых, тесную связь смердов с князем, зависимость от него, во–вторых, считают смердов ограниченной, хотя и довольно широкой, общественной группой. Вероятно, смерды были несвободными или полусвободными княжескими данниками, сидевшими на земле и несшими повинности в пользу князя.

Значительное место Русская Правда уделяет рабам. Они были известны под разными названиями—челядь (единственное число— челядин), холопы (женский род—роба). Термин «челядин» встречается уже в договоре Олега с Византией: речь там идет о похищении или бегстве русского челядина («аше украден будеть челядин рускый или ускочит»). Главным источником рабов был плен. Когда, согласно Повести временных лет, Святослав перечислял добро («благая»), идущее из Руси, то, наряду с мехами, медом и пушниной, он называл и челядь. Уже в древнейшей части Русской Правды – Правде Ярослава описана процедура судебного разбирательства по делу о краже челядина. Исследователями по–разному решается вопрос о соотношении челядинной и холопьей зависимости. Вероятно, «челядь» – термин более раннего периода, который некоторое время сосуществовал с более новым термином – «холоп».

Русская Правда рисует тяжелое положение холопов, которые были полностью бесправны. Холоп, ударивший свободного, если даже господин уплатил за него штраф, мог быть при встрече убит обиженным, а в более позднее время – жестоко телесно наказан. Холоп не имел права свидетельствовать на суде. Беглого холопа, естественно, наказывал сам господин, но тяжелые денежные штрафы накладывались на тех, кто поможет беглому, указав путь или хотя бы накормив. За убийство своего холопа господин не отвечал перед судом, а подвергался лишь церковному покаянию.

Особенно детально вопрос о холопстве излагается уже в Пространной Правде, где мы находим фактически целый устав о холопах. В это время (XII в.) уже известны два вида холопства: обельное (полное) и неполное. Источником обельного холопства был не только плен. Многие сами продавали себя в холопство. Холопом становился, если не заключал с господином специального договора («ряда»), и тот, кто поступал в услуже­ние на должность тиуна (управляющего) или ключника. Терял свободу (если, не было особого «ряда») и человек, женившийся на рабе. Обельное холопство, единое по своему юридическому статусу, было вместе с тем разнородным по своей реальной социальной структуре. Разумеется, основную массу составляли рядовые рабы, выполнявшие тяжелую работу на своего господина. За их убийство полагался самый низкий штраф – 5 гривен. Однако уже Правда Ярославичей знает княжеского сельского и ратайного (т.е. пашенного) старосту, за убийство которого полагалось уплатить 12 гривен. 80 гривнами (в 2 раза дороже, чем жизнь свободного человека) защищалась жизнь княжеского тиуна (а тиуны были, как отмечалось выше, холопами). Купцы использовали холопов для торговли, хотя несли полную материальную ответственность за их операции. Холоп-тиун мог «по нужи» (т. е. по необходимости) выступать и как свидетель в суде.

Большое внимание, уделяемое холопам, в двух основных законодательных актах – Краткой и Пространной Правдах свидетельствует о важной роли рабов в социальной структуре русского общества X–XII вв.

Наряду с обельными холопами, Пространная Правда знает закупов, воспринимавшихся как неполные, необельные холопы. Это сравнительно поздняя категория зависимых людей, возникшая только в XII в. Закуп – разорившийся общинник, пошедший в долговую кабалу к князю или его дружиннику. Он получал какую–то ссуду («купу») и за нее (вернее, за проценты с суммы долга) должен был работать на господина – либо на его пашне («ролейные» закупы), либо как слуга. Хозяин имел право подвергать закупа телесным наказаниям, а попытка бегства наказывалась превращением в обельного холопа. Вместе с тем закуп отличался от раба. Прежде всего он имел право (хотя, вероятно, формальное) выкупиться на волю, вернув купу. Закон специально оговаривал, что не считается бегством, если закуп отправится открыто («явлено») на заработки («искать кун»), чтобы выплатить свой долг. Но важнее другое обстоятельство: закуп продолжает вести свое, отдельное от господина хозяйство. Закон предусматривает случай, когда закуп отвечает за утрату господского инвентаря при работе на себя («орудья своя дея»). Закуп несет материальную ответственность перед господином, следовательно, он платежеспособен, его хозяйство – не собственность господина. К сожалению, источники не дают ответа на вопрос, насколько были распространены отношения закупничества, но большое число статей в Пространной Правде, посвященных им, убеждает, что закупы – не редкое явление на Руси XII в.

По Русской Правде нам известны еще некоторые категории зависимого населения. В Краткой и Пространной Правдах по одному разу упоминается рядович (или рядовник), жизнь которого защищена минимальным пятигривенным штрафом. Вероятна его связь с «рядом» (договором). Возможно, рядовичами были не пошедшие в холопство и заключившие ряд тиуны, ключники и мужья рабынь, а также дети от браков свободных с рабынями. Судя по другим источникам, рядовичи часто исполняли роль мелких административных агентов своих господ.

Также по одному разу в Краткой и Пространной Правдах упоминается изгой. Речь идет о человеке, лишившемся своего социального статуса. Так, князьями-изгоями называли князей, не имевших собственного княжества: изгои Русской Правды, видимо, люди, порвавшие со своей общиной, а также, возможно, холопы, отпущенные на волю.

Спорным остается вопрос о времени возникновения феодального землевладения в Древней Руси. Некоторые авторы относят его появление к IX–X вв., но большинство полагает, что в X в. существовали лишь отдельные княжеские села, хозяйство в которых носило более скотоводческий (быть может, даже уже – коневодческий) характер, а уже во второй половине XI – первой половине XII в. образуется феодальная вотчина. В IX – первой половине XI в. князья собирали дань со свобод­ных общинников. Сбор дани осуществлялся во время полюдья, когда князь со своей дружиной приезжал в определенный центр, где и получал дань с местного населения. Размер дани первоначально был не фиксирован, что и привело к столкновению Игоря с древлянами. По сообщению летописи, Ольга после этого установила точный размер дани («уроки») и места ее сбора («погосты»). Собранную дань князь делил между дружинниками.

Преобладание среди непосредственных производителей мате­риальных благ свободных общинников, значительная роль рабского труда и отсутствие феодального землевладения послужили основаниями для выдвижения гипотезы о том, что Древнерусское государство еще не было феодальным. Защищающий эту точку зрения И. Я. Фроянов полагает, что в древнерусском обществе IX–XI вв. существовало несколько социально–экономических укладов, ни один из которых не был преобладающим. Дань, собираемую с местного населения, он рассматривает не как особый вид феодальной ренты, а как военную контрибуцию, наложенную на покоренные киевскими князьями племена. Однако большинство исследователей считает Древнерусское государство раннефеодальным.

Раннефеодальное общество не тождественно феодальному. В нем еще не развились до зрелого состояния основные характерные черты феодальной экономики и существуют многие явления, характерные для предшествующих систем. Речь идет не столько о преобладании в данный Момент того или иного уклада, сколько о тенденции развития, о том, какой из укладов развивается, а какие постепенно сходят на нет. В Древнерусском государстве будущее принадлежало именно феодальному Укладу.

Безусловно, в дани были элементы и военной контрибуции и общегосударственного налога. Но вместе с тем дань собиралась с крестьянского населения, отдававшего князю и его дружинникам часть своего продукта. Это сближает дань с феодальной рентой. Отсутствие же феодальных вотчин могло компенсироваться распределением дани среди дружинников, совокупного господствующего класса. На признании государства в лице князя верховным собственником всей земли в стране основана концепция «государственного феодализма», выдвинутая Л. В. Черепниным, согласно которой крестьянство Киевской Руси подвергалось эксплуатации феодальным государством.

Политический строй Древнерусского государства сочетал в себе институты нового феодального общества и старого, родового. Во главе государства стоял наследственный князь. Киевскому князю подчинялись владетели других княжеств. По летописи нам известны немногие из них. Однако договоры Олега и Игоря с Византией содержат упоминания о том, что их было немало. Так, в договоре Олега говорится, что послы отправлены «от Олга, великаго князя рускаго, и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь». По договору Игоря послы отправлены от Игоря и «от рсякоя княжья», причем названы послы от отдельных князей и княгинь.

Князь был законодателем, военным предводителем, верховным судьей, адресатом дани. Функции князя точно определены в легенде о призвании варягов: «володеть и судить по праву». Князя окружала дружина. Дружинники жили на княжеском дворе, пировали вместе с князем, участвовали в походах, делили дань и военную добычу. Отношения князя и дружинников были далеки от отношений подданства. Князь советовался с дружиной по всем делам. Игорь, получив от Византии предложение взять дань и отказаться от похода, «созва дружину и нача думати». Дружина же Игоря посоветовала ему отправиться в несчастный поход на древлян. Владимир «думал» с дружиной «о строи земленем, и о ратех, и о уставе земленем», т. е. о делах государственных и военных. Святослав, когда мать Ольга убеждала его принять христианство, отказывался, ссылаясь на то, что над ним будет смеяться дружина. Дружинники могли не только советовать князю, но и спорить с ним, требовать от него большей щедрости. Летописец рассказывает, что дружинники Владимира роптали на князя, что им приходится есть деревянными, а не серебряными ложками. В ответ Владимир «повеле исковати» серебряные ложки, ибо «сребромъ и златом не имам налести (т. е. не смогу найти) дружины, а дружиною налезу злата и сребра».

Вместе с тем и князь был нужен дружине, но не только как реальный военный предводитель, а и как некий символ государственности. Независимость формальной воли князя от его возраста проявилась во время битвы киевской дружины с древлянами. Битву должен был начать князь. Малолетний Святослав действительно «суну копьем.,, на деревляны», но его детских сил хватило лишь на то, чтобы оно пролетело между ушей коня и ударилось, ему в ноги. Однако знак к началу битвы был подан, главные дружинники Свенельд и Асмуд возгласили: «Князь уже почал; потягнете, дружина, по князе».

Наиболее уважаемые, старшие дружинники, составлявшие постоянный совет, «думу», князя стали именоваться боярами. У некоторых из них могла быть и своя дружина. Для обозначения младшей дружины применялись термины «отроки», «чадь», «гриди». Если бояре выступали в роли воевод, то младшие дружинники исполняли обязанности административных агентов: мечников (судебных исполнителей), вирников (сборщиков штрафов) и т. д. Княжеская дружина, оторвавшаяся от общины, делившая между собою дань, представляла собой будущее сословие феодалов.

Появление дружины как постоянной военной силы было шагом на пути изживания характерного для периода родоплеменного строя всеобщего вооружения народа. Однако незрелость феодальных отношений проявлялась, в частности, в том, что народные ополчения продолжали играть важную роль. Наряду с дружинниками, «вой» постоянно упоминаются на страницах летописи. Более того, они порой более активно участвовали в военных действиях, чем дружинники, которых князь берег. Так, во время столкновения Мстислава и Ярослава Владимировичей Мстислав поставил в центре своих войск воев северян, а на флангах дружину. После битвы он радовался тому, что вой северяне погибли, а «дружина своя цела».

Княжеская власть была ограничена и элементами сохранившегося народного самоуправления. Народное собрание – «вече» действовало активно в IX–XI вв. и позднее. Народные старейшины – «старцы градские» – участвовали в княжеской думе, и без их согласия было, видимо, трудно принять то или иное важное решение.

До середины X в. господствующей религией оставалось язычество. Так, в договоре Олега с Византией 911 г. говорится, что он заключен «межи Христианы и Русью». И далее «Русь»-язычники противопоставляются грекам-«христианам». Однако уже к 40-м гг. положение изменилось. Договор Игоря не случайно заключен «межю Греки и Русью», ибо в нем не только упоминаются живущие в Византии «хрестеяне Руси», но и среди послов названы те, кто «крещен или некрещен». Вдова Игоря Ольга была, видимо, первой христианкой в княжеской династии, приняв крещение во время посещения Константинополя. Однако ее сын Святослав отказался принять христианство, и его дружина была чисто языческой: в договоре с византийским императором русские клянутся только Перуном и Волосом.

Языческая религия, для которой характерно многобожие, не отвечала развивающимся феодальным отношениям и усилению княжеской власти. Окружающие Русь страны, где уже господствовал феодализм исповедовали монотеистические религии (христианство, мусульманство, иудаизм). Вместе с тем на первых порах языческие традиции были слишком сильны. Владимир пытался вначале реформировать язычество: он создал возле своего киевского дворца единый пантеон языческих богов разных племен, причем один из них – Перун – был сделан как бы глав­ным. Были даже восстановлены человеческие жертвоприношения. Однако вопрос о принятии новой религии, лучше приспособленной к государственному объединению, не был снят с повестки дня.

«Повесть временных лет» посвятила обширный рассказ сомнениям Владимира и его бояр при выборе веры. Сообщается о прибытии миссионеров из Византии, из Дунайской Болгарии (мусульман) и Хазарии (иудаистов), о неудовлетворенности Владимира проповедями всех, кроме византийца, о посылке бояр в разные страны для выбора лучшей веры и о конечном решении остановиться на христианстве византийского обряда. Вряд ли это повествование достоверно. Тесные политические, экономические и культурные связи с Византией, проникновение на Русь в качестве альтернативы язычеству именно христианства, причем в его восточном, византийском варианте, достаточно жестко обусловили выбор новой религии. Особенно привлекательны для князя Владимира были отношения церкви и власти, сложившиеся в Византии. В отличие от римского Папы, чья власть была выше королевской, патриарх занимал второе место после императора Византии. Именно такая система господства светской власти над церковной, по мнению Г.В. Вернадского, и обусловила выбор Владимира. Существуют и другие летописные варианты рассказа о принятии христианства.

В 988 г. христианство стало официально признанной господствующей религией. Сначала крещение принял Владимир и его дружина, затем – киевляне и остальное население. Однако христианство победило далеко не сразу. Служители языческой религии—волхвы упоминаются даже в XII в. Христианство на Руси восприняло некоторые черты язычества.