Идея эмоциональной мертвости характерна для описания состояний, которые могут быть обозначены такими терминами как деперсонализация и дереализация. Не вдаваясь на данный момент в разбор различных нюансов, связанных с этими двумя состояниями (которые, как правило, сопровождаются депрессией), можно отметить следующее. Эти состояния могут возникать в тех случаях, когда деятельность человека вступает в конфликт с глубинными основами личности и фундаментальными законами, на основании которых развивается мироздание (созидательная жизнь личности может быть блокирована и в результате сильного стресса).

Кто-то может не согласиться с мыслью, что столь мучительные состояния могут иметь в основе своего происхождения духовные, этические причины. Кто-то может сказать, что духовные причины здесь ни при чем, что в случае деперсонализации и дереализации речь идет о психических расстройствах. Но что такое психические расстройства и как именно они возникают? На этот вопрос люди, отрицающие влияние духовных причин, могут ли ответить? А если не могут, то на каком основании они утверждают свое отрицание?

Чтобы показать возможность появлений этих двух мучительных состояний в связи с духовными или, выражаясь по-иному, – психологическими предпосылками, будут приведены некоторые мысли из научной литературы.

Так психиатр Бруно Беттельхейм в своей книге «Просвещенное сердце» описывал процесс стирания индивидуальности человека в условиях концентрационных лагерей и тоталитарной системы. Человек терял себя, если утрачивал мужество признаться себе в своей неправоте, если начинал оправдывать зло, совершаемое им, если в своих поступках начинал ориентироваться на внешний источник (мнение диктатора), а не на голос своей совести. Бруно Б. писал, что «конечная цель тоталитарной системы – деперсонализация». В результате реализации процессов, направленных на «стирание» индивидуальности, тоталитарное общество наполнялось массой «накормленных, обутых, одетых, хорошо функционирующих трупов, знающих только как умирать, а не как жить». Так, по мнению Бруно Б., комендант концлагеря «Освенцим» Гесс [принимавший активное участие в уничтожении многих и многих тысяч людей] был настолько лишен «чувств и характера, что он, практически, уже мало отличался от машины, начинающей работать только после щелчка командного переключателя».

Человек может быть опредмечен не только в условиях концлагеря или тоталитарного строя. Опредмечен человек может быть и тогда, когда его, как писал психиатр Виктор Франкл, рассматривают с позиций психоанализа. С позиций психоанализа личность человека рассматривается как арена борьбы между «я», сверх «я», и «оно». Эти постулируемые психоанализом три элемента становятся как бы самостоятельными инстанциями [определяющими поведение человека], сама же личность словно исчезает. «В той мере, в какой психоанализ «персонифицирует инстанции», он деперсонализирует пациента»[19].

Чувство утраты личности может, по мнению Франкла, возникнуть также и в результате форсированного рефлексивного акта. Форсированный рефлексивный акт может вызвать «расстройство «Я» в форме деперсонализации»[20]. Как можно понять из текста, речь идет не о здоровом самонаблюдении, а о «излишнем самонаблюдении».

Склонность к «форсированному рефлексивному акту» наблюдалась, например, у Раскольникова – персонажа романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Раскольников – весь в себе, в своих болезненных переживаниях. Люди, целиком и полностью погруженные в свои болезненные переживания, со временем начинают воспринимать мир как нереальный и далекий.

Ощущение иллюзорности бытия описано в составе симптомокомплекса, называемого «Болезнь колючей проволоки». У заключенного с этим симптомокомплексом возникает «ощущение необычности мира по ту сторону колючей проволоки». На людей, находящихся по ту сторону, заключенный смотрит, как на людей, принадлежащих к иному миру. Себя же он ощущает так, будто он «выпал» из мира. «Мир не-заключенных предстает перед его глазами примерно так, как его мог бы видеть покойник, вернувшийся с того света: нереальным, недоступным, недостижимым, призрачным». Для данного симптомокомплекса характерны также: безразличие, ощущение утраты будущего, тотальная апатия. Узник, освобожденный из лагеря, «подвержен своего рода ощущению деперсонализации. Он еще не может по-настоящему радоваться жизни – он должен сначала научиться этому, он этому разучился»[21].

Нечто подобное наблюдал и Виктор Франкл, когда находился в качестве заключенного в концентрационном лагере (он не совершал преступлений и попал в лагерь потому, что нацисты решили уничтожать тех, кто по тем или иным причинам им был нежелателен). «То, что испытали освобожденные лагерники, – писал он, – в психологическом аспекте можно определить как выраженную деперсонализацию. Все воспринималось как иллюзорное, ненастоящее, казалось сном, в который еще невозможно поверить»[22].

Деперсонализация выражается в том, что человек свою жизнь не воспринимает как свою. Он смотрит на нее с позиции отстраненного наблюдателя, но это совсем другое, испорченное видение. Человек как будто и не живет, ощущая полный мрак и внутреннее бесчувствие в отношении всего, что его окружает. Даже когда он общается с родственниками, которых когда-то любил или принимает пищу, ранее доставлявшую ему удовольствие – он ничего не чувствует. Человек, страдающий деперсонализацией эмоционально мертв, он не вовлечен в происходящее.

Состояние дереализации проявляется следующим образом: человек начинает искаженно воспринимать внешнюю реальность, которая может казаться ему просто сюжетом мультфильма или фильма, где он является неким персонажем. Эти состояния крайне мучительны, и всегда сопровождаются отчуждением человека от собственной жизни и от окружающих его людей. Страдающий дереализацией с трудом воспринимает звуки из внешнего мира – они доносятся до него словно из глухого колодца, и он ощущает себя так, будто отгорожен от мира «ватной» стеной. Такой человек почти ничего не чувствует и ощущается себя роботом, движущимся по определенной программе. Возможно, по этой причине в нем зарождается стремление к «крутым поворотам» и «вулкану страстей». Он пытается вызвать эмоциональную бурю, надеясь, что буря, ударив по груди, пробьёт глухую ватную стену, отделяющую его от мира. Но так как на этих путях человек вовлекается в деятельность, противоречащую глубинными основами личности, то следствием такой стратегии является усиление мучительного переживания.

В качестве комментария к данной теме можно привести некоторые мысли из рассказа о себе самом одного человека. Этот человек, будучи христианином, стал посещать кружок спиритов. Некоторые члены кружка пригласили его в сатанинскую секту. Человек принял предложение и начал посещать собрание секты. Через некоторое время ему было предложено пройти инициацию и вступить в союз «сыновей Люцифера». Чтобы вступить в союз, он должен был кровью подписать прошение, в котором он вручал Люциферу свои тело и душу и просил Люцифера принять его в число своих «сыновей». После инициации человеку показалось, что что-то оборвалось в его груди, что сердце окаменело. «У меня не было ни радости, ни раскаяния», – рассказывал он. Когда он пришел домой, то в ответ на обеспокоенность супруги его болезненным видом он, как мог, успокоил её. Жена показалась ему «совершенно чужим человеком». Когда утром дети подбежали к нему, он должен был внутренне убедить себя, что это – его дети, у него «пропала любовь к ним». «Я, – говорил он, – как артист, играл любящего супруга и отца, а в сер­дце желал, чтобы моя супруга и дети умерли или оставили меня»[23].

Находящийся в подобном состоянии человек, выбирая жёсткие и яркие (но так или иначе – разрушительные, об этом позже) формы реализации своих страстей, стремится хоть на некоторое время почувствовать себя «живым». Примером такого рода развлечений может послужить знаменитая «русская рулетка» (нельзя забывать, что речь идет, как правило, о эгоистически настроенных натурах, ничего не знающих о той глубине радости, которая рождается в любящем сердце человека, вставшего на путь борьбы с эгоизмом).

Те, кто играют со смертью, настолько не заинтересованы в жизни, что их не трогает голос совести. И только в момент смертельной опасности, когда курок уже спущен, срабатывает инстинкт самосохранения: «не надо, не делай этого». Всё внутри содрогается, душа бьётся в конвульсиях. Только такая «шоковая терапия» даёт отрешённому человеку что-то почувствовать.

Но опустошение не всегда следует за увлечением смертельно опасными занятиями или азартными играми. Это случается и тогда, когда человек нарушает законы мироздания, описанные в Евангелии. Например, «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5:7), что это значит? Будешь милостивым – милосердие станет качеством твоей природы. Блаженство станет твоим внутренним состоянием, которое продолжит развиваться. Также и с любой другой заповедью блаженства.

На этот счет можно привести историю одного профессионального военного. Будучи в разводе с супругой, он сошелся с одной замужней женщиной. Совесть обличала его в незаконной связи, но не смотря на обличения совести он продолжать придерживаться избранного им пути.

Со временем его способность реагировать на происходящее угасла, и как-то тошно стало жить. У него появилось специфическое восприятие самого себя, словно он – мультипликационный персонаж, за действиями которого в мультфильме он наблюдал со стороны.

На фоне эмоционального омертвения у него сохранилась память о том, что когда-то он мог радоваться жизни. И вот он начал думать о том, как эту способность к эмоциональному отклику вернуть. Чтобы вернуть своему сердцу способность откликаться на происходящее, он решил отправиться на войну.

В качестве наёмника он решил принять участие в одном из вооруженных конфликтов, который происходил в пустыне. Когда он прибыл к месту несения службы, его сердце так и не пробудилось к жизни. Обстановка была довольна жесткая: большие потери личного состава, специфическое отношение к человеческой жизни, мат-перемат, невкусная еда, наконец. Вновь прибывших предупреждали, что за отказ выполнить приказ им прострелят колени и оставят на поле боя.

Он уже морально приготовился погибнуть. Гибель виделась реальной перспективой вследствие того, что подразделение, в котором он нес службу, должно было штурмовать одну высоту. План атаки, утвержденный начальством, не предполагал прикрытия флангов, против чего рассказчик, имевший опыт боевых действий, протестовал (начальство дистанционно руководило боем с безопасной для себя позиции и потому, возможно, некоторые аспекты боя не учитывались). Протест вылился в открытые словесные выпады в адрес начальства, и рассказчик ждал, что его за такие слова просто убьют. Либо – смерть в результате неподчинения приказу, либо смерть в результате штурма высоты – такими виделись дальнейшие перспективы.

От чувства безысходности он начал молиться. Его слова о обращении к молитве перед лицом критических обстоятельств наводят на мысль о том, что на определенном жизненном этапе он от молитвы отпал. О молитве он, как христианин, имел представление. Но что-то, по всей видимости, в его жизни пошло не так, раз возник такой сильный крен в сторону занятий, не совместимых с христианской нравственностью. Связь с замужней женщиной, поездка на войну в качестве наёмника (одно дело, когда человек принимает участие в боевых действиях, имея целью защитить свою страну, другое дело, когда воюет и, тем более, убивает по иным причинам – деньги или «раскачка» эмоционального состояния), – все это свидетельствовало о его удалении от здоровых основ жизни. И вот на фоне реальной перспективы смерти мысль о возвращении к основам жизни, от которых он удалился, явственно встала перед его сознанием.

Он нашел Псалтирь и стал ежедневно читать псалмы. Постепенно в его душе стало словно что-то оживать, появилась какая-то надежда.

Однажды ночью за ним приехал автомобиль, и он подумал, что час его пробил – вывезут в овраг и там застрелят. Однако вместо того, чтобы везти его к оврагу машина повезла его в медицинскую часть. В медчасти царила антисанитария. Огнестрельные ранения зашивались «наживую» и чуть ли не в грязи. Людей, которые могли еще держать оружие в руках «латали» и вновь выставляли на передовую. Уехать они, даже будучи ранеными, не имели возможности. При посадке в аэропорту, с которого они отравлялись к месту несения службы, где велись боевые действия, у них отнимали загранпаспорта. Без паспорта, в пустыне, наполненной враждебными боевиками, куда они могли идти?

С театра военных действий могли эвакуировать только тех бойцов, которые имели очень тяжелые ранения. Потому рассказчик даже и не думал о возможности эвакуации для него.

Когда он прибыл в медчасть, доктор, осмотрев его живот, сказал: «Этого – на самолет». Рассказчик не мог поверить, что его вопрос разрешился через эвакуацию, так как у него никаких особых проблем со здоровьем не было. Да, у него имелась паховая грыжа, но наличие подобных заболеваний в тех условиях не учитывалось.

Чудесным образом он живым вернулся домой (через некоторое время подразделение, в котором он служил, было уничтожено вследствие бомбардировки). Но так как факт отклонения от здоровых основ жизни до конца осмыслен им не был, ощущение эмоциональной мертвости не прошло.

На данный момент мы не имеем возможности рассматривать структуру всех нитей, из которых сплетается канат, ухватившись за который человек начинает выбираться из поглотившей его ямы. В данной статье ставится задача проследить траекторию хотя бы одной нити. Но, делая шаг в сторону от основной линии, кратко можно сказать о других аспектах преодоления состояния отчужденности (на более подробный разбор проблемы преодоления состояния отчужденности нацелен цикл статей «Преодолеть отчуждение», основанный, в том числе, и на материалах лекций с одноименным названием).

Человек, начавший изменять себе, фундаментальным законам мироздания, стремится к самооправданию. Ложь формирует в нем подобие экрана, который закрывает от него реальное положение вещей. Чтобы выйти из этого состояния, человек должен «прийти в себя», вернуться к тем законам мироздания, которые он в себе и для себя оболгал (на этот счет речь шла в лекциях «Познать свое призвание и следовать ему» (например, – пункты 6б-7а), в лекциях «Горение сердца»).

Причем речь должна идти не о каком-то единичном акте, например, – об отказе от незаконной связи. Хотя, конечно, в данном случае такой отказ – необходимая и первая ступень, без которой говорить о дальнейшем выздоровлении личности не представляется возможным. Нужно учесть, что сам по себе отказ без дальнейшего продвижения к добродетели не исцеляет человека. Да, создаются предпосылки для выздоровления, но выздоровление не приходит к человеку автоматически в ответ на единичный акт.

Человек начинает выбираться из поглотившей его ямы не тогда, когда сосредотачивается исключительно на вопросе преодоления психического расстройства. А тогда, когда деятельно ставит вопрос о изменении всей жизни в целом. Должна быть выработана определенная духовная культура, включающая в себя и культуру мысли, и деятельность по изменению нежелательного поведения, и воспитание определенных навыков, связанных с представлениями о добродетели. Положительные изменения должны затронуть весь строй жизни человека, а не какой-то один её аспект. «Как корабль, не имея чего-либо необходимаго в нем, не может плавать: – пишет авва Исаия, – так и душе невозможно преплыть волны страстей, если она не имеет какой-либо добродетели». Один из образов, употребляемых аввой Исаей в отношении монаха, может быть весьма понятен военнослужащему. «Как воин, исходя на брань против врагов царя, не может устоять против них, если не имеет чего либо из всеоружия: так невозможно монаху противостоять страстям, не имея какой либо из добродетелей»[24].

И хотя он только совсем недавно убедился, что на войне жизнь в нем не проснулась, он решил подписать новый контракт и снова отправиться на войну. Когда он думал о новой поездке «в горячую точку», у него возникла мысль позвонить в одну обитель, в которую ранее он несколько раз приезжал потрудиться.

В один из своих приездов он накричал на одного из насельников по следующей причине. Он угостил насельника шоколадкой, а тот отдал её первому проходившему мимо человеку. И человек с той самой шоколадкой в руках буквально в течение минуты попался на глаза рассказчику, и рассказчик вспыхнул гневом на насельника. С гневом он выговаривал насельнику за то, что тот, как выразился сам рассказчик, «цинично» отдал его подарок первому встречному.

Когда в преддверии подписания нового контракта он позвонил в обитель, так сложилось, что трубку взял тот самый насельник. Рассказчик представился, и, насельник, узнав его, сказал в трубку: «Привези мне шоколадку, я при тебе её съем». Когда рассказчик услышал эти слова, что-то дрогнуло в его душе, и он решил ехать не на войну, а в монастырь.

Приехал он в монастырь во время многодневного поста. Выдержав пост и исполнив епитимью, данную ему священником, он причастился Святых Христовых Тайн. Первое время по приезде его лицо напоминало неподвижную страшную маску (гипомимия). Через некоторое время лицо его стало оживать. Оно вновь, как и в первые его приезды, стало отражать то добродушие, которое было ему свойственно, но которое было погребено под пеплом греха. «Пленка отчуждения», отделяющая человека от мира, постепенно стала исчезать. Жизнь перестала казаться мультфильмом.

Истории, подобные этой, могут развиваться в двух направлениях. Люди, выбирающие один из двух путей, приходят, каждый, – к определенному результату. О том, к какому именно результату может прийти человек, выбирающий тот или иной путь, можно судить по двум приведенным ниже примерам.

Первый пример представлен рассказом одной женщины о себе самой. В ее рассказе видны корни происхождения мучительного состояния, описание которого обладает чертами поразительного сходства с научными описаниями состояния деперсонализации. Также видны и пути выхода из этого мучительного состояния измененного восприятия себя (более подробно история женщины разбирается во второй части статьи «Преодолеть отчуждение»[25]).

«Долгое время я страдала, – пишет женщина, – душевным расстройством, приобретённым мной в результате блудных фантазий [речь идет не только о фантазиях, но и о реальных действиях, изменах]. Ощущение пустоты, холода на фоне физического удовлетворения были страшными. Закончилось это полным опустошением.

Я перестала чувствовать себя женщиной. Чтобы каким-то образом реанимировать себя, я стала смотреть на женщин с вожделением. Все женщины стали для меня только сексуальными объектами для моих фантазий. Я не могла справиться с этими наваждениями.

[И в итоге] я перестала быть вообще. Перестала вообще ощущать себя человеком.

Мой путь к выздоровлению лежал через исповедь, причастие, посты, молитву. Но самой большой Божией милостью ко мне была встреча с сестрами милосердия в хосписе. Они приняли меня как сестру. Всё вернулось как бы в детство, в чистоту.

Я избегаю эротических зрелищ, книг, рассказов [эротического содержания], зная, что всё-таки имею след этого греха, и не хочу его возвращения. Это очень страшно – холод вместо любви, удовлетворение вместо радости» [также она решила хранить верность своему супругу].

Эта история является живым воплощением некоторых мыслей преподобного Марка Подвижника. Он писал, что зло (грех), с услаждением обращаемое в мыслях, огрубляет сердце (делает его каменным). Воздержание же с надеждой, «истребляя зло, умягчают сердце (стирают в порошок)». Необходимо отметить, что преподобный Марк отмечает два вида истирания сердца. Правильное и полезное истирание каменности сердца выражается в умилении [то есть сердце, умягчившись, становится способным к глубоким переживаниям]. Второй вид истирания, беспорядочный и вредный, приводит «только к поражению»[26].