Из работ Тарасенко В.В. и Свирского Я.И. [120], на которые мы опираемся, можно почерпнуть целый ряд коррелирующих между собой терминов: «самоподобие», «самореферентность», «самоорганизация», «самовозникновение», «самоусложнение», «самодостраивание». Этот ряд может быть продолжен, важно, что каждый из его терминов порывает с субъект-объектной оппозицией, вводя процедуры самоописания бытия и его саморазвертывания. Сюда же можно было добавить и отсутствие перспективы в мифологическом мышлении, присутствие «внутренней точки зрения на пространство», а не «внешней»[121]: «пространство само развертывается изнутри вовне»[122].

В каждом из этих понятий и выражений, начинающихся с «само…», мы имеем дело со «сляпым пятном» рационального мышления, которое не может увидеть своим умным взором те процессы и явления, которые сами не имеют структуры представления. Если в мифе «само…» является неотъемлемой характеристикой мира, то в итоге процесса самоутвержедения субъекта в западноевропейской философии мы получаем единственный центр и носитель «само-сти» – человека, а также традицию сводить различие между человеком и всем сущим к тому, что только человек обладает самосознанием. «Субъективность, самоудостоверяясь в своей истине, освобождается для себя самой. Сущее оказывается центрировано субъектом как своей основой… Единство круга предметности основано исключительно на субъекте, который несет в себе центр всякой связи, и только исходя из него образует сопрягающую связь с представленным»[123].

Юргенс. Х. и Пайтген Х проводят параллель между 1) внешним по отношению к простым явлениям полем, наделяющим их смыслом 2) онтологией наглядности, 3) линейной геометрией и 4) линейным письмом, в котором элементы (буквы) как и первоэлементы евклидовой геометрии не несут самостоятельного смысла: «индоевропейские языки базируются на алфавите с конечным числом букв … Буквы не несут в себе никакого смыслового значения до тех пор, пока они не соединены в слова. Точно так же евклидова геометрия состоит лишь из нескольких элементов (прямая, окружность и т.д.), из которых строятся сложные геометрические объекты, выражающие некий смысл». Противопоставление ведется в сравнении данного ряда с 1) внутренним полем смысла элементов во фрактальном языке геометрии(3), которое недоступно внешнему наблюдателю[124] (2), и самостоятельностью смыслов отдельных элементов фрактала, что дублируется в иероглифическом(4): «азиатские языки, например китайский, состоят из символов, которые сами по себе уже выражают смысловое значение. Аналогично можно рассматривать и фрактальную геометрию. Она состоит из бесконечного количества элементов, каждый из которых является завершенным и единственным в своем роде»[125]. Таким образом, ненаблюдаемость связана с рекурсивным самообращением смысловых конструкций, которые несут смысл сами по себе, а не вносятся наблюдающей инстанцией. Юргенс. Х. и Пайтген Х связали с линейной геометрией и «линейным» мышлением линейное письмо. Однако когда-то и в буквенных языках была стадия, включающая архаическое явление – медиальный залог. Он давал возможность выразить в языке процесс, имеющий собственную точку отсчета.

Процесс разворачивания в своих собственных глубинах фрактала очень напоминает то переживание реальности, которая «говорит сама за себя». Человек с мифологическим мышлением может только уподобиться ей в танце или пении, в ритуальном экстазе. Ритуальное соитие с реальностью не есть созерцание ее со стороны, и поэтому для него не подходит «окулярная» метафора, над которой иронизирует Рорти, предлагая другие метафоры: «Но было бы не бесполезно спрашивать, что являлось ответственным за взгляд на познание как на рассматривание чего либо (а, скажем, не почесывание его, растирание ногой по полу или половые сношения с ним)»[126]. В тексте Рорти предложенный примеры выглядят как насмешка, не более того, но как точно они описывают то, что происходит в ритуале вызывания грома топотом и криком, дождя – поливанием земли, или плодородия – вступлением в ритуальный половой акт. Сюда же относится обряд инициации, который магически соединяет человека с полем сакрального, наносит «разрезы» на кожу, через которые вместе с болью в него входит тайное знание, неподвластное наблюдению со стороны. В обряде инициации человек теряет свою самость, свою «чтойность», даже свое имя, перерастает свою собственную границу, умирает, и рождается другим. Он не выходит к каким-то предзаданным тренсценднетным истинам, но «выворачивается наизнанку» сам. И снова мы не находим термина в классической философии, адекватного этому процессу, а находим его в философии неклассической – это термин трансгрессия.

О том, как трансгрессия связана со всем тем полем смыслов фрактальной семиотики, которое мы обрисовали, можно проследить в таблице, в которой мы дали сопоставительный обзор рядов 1) линейная геометрия-классическая философия-структура представления (наблюдения) и 2) фрактальная геометрия-неклассическая философия-трансгрессия[127].

В последней строке мы видим выражение, введенное Я.И. Свирским в поле постклассического философского дискурса, существующего вокруг теории самоорганизации систем. Эта концепция является альтернативной «окулярной» оптике представления. Критики классической философии возводят понимание познания как «умо-зрения» к античности, указывая на Платона, который в «Тимее» описывает процедуру видения через проливание сквозь глаза чистого огня[132], родственного свету дня, и приводит еще множество метафор, легших в основу концепции истинного знания как «проливание света» на предмет в актах наблюдения[133]. Этот подход получил множество родственных именований: «зеркальный» подход[134], или «магические теория референции»[135], или «парадигма линзы»[136]. Подорога В.А. связывает прозрачность знания, получаемого в языке классического дискурса, с тем, что «сам зрительный акт не нуждается более в сопутствующем ему комментарии, языке, ибо последний уже составляет его высказывательную арматуру, без которой глаз бы не видел)»[137].

Фрактальный режим восприятия является хорошей альтернативой ясности и отчетливости линейного познания как умо-зрения, так как сам язык фракталов этому способствует: он не дает четкого представления, к нему нет прямого доступа, «он работает по-другому. Его задача – сформировать итерационный процесс формоообразования»[138]. Фракталы это не картинки, которые можно разглядывать, так как их рекурсивная структура предполагает постоянный рост и самоуглубление. Еще одной альтернативой окулярного подхода к зрительному восприятию является экологическая теория восприятия Гибсона, к которой также не применима критика Деннета картезианской теории сознания как «картезианского театра» в голове у человека, так как в концепции сознания Гибсона «вне головы нет никакого отправителя, а внутри нет никакого получателя» [139].