Поскольку электромагнитная запись терапевтических сеансов является теперь общепризнанной и используется во всех психотерапевтических направлениях, пожалуй, будет уместно рассказать, как я пришел к этой идее. Каждая новая идея имеет свой собственный генезис, которая обычно связана с личностью мыслителя, ни одна идея не возникает из ничего, хотя несведущему, которому не известны муки первооткрывателя, и может так показаться.

Между 1921 и 1925 годами я занимался одновременно двумя вещами, с одной стороны, исследованием электромагнитных полей и изобретением записывающего прибора, и, с другой стороны, исследованием спонтанности и креативности, а также создания инструментов для «изучения спонтанности» (см. «Театр импровизации», 1924). Хотя эти две идеи кажутся несовместимыми, именно благодаря их комбинации возникла идея электромагнитной записи терапевтических сеансов.

В сотрудничестве с Франком Лорнитцем мы начали с того, на чем остановился датский инженер Паульсен. Мы предложили следующие усовершенствования: а) заменить проволочную ленту Паульсена стальным диском; б) использовать обе стороны диска, одну для акустических, другую для оптических записей; в) использовать устройство не только как «электромагнитный граммофон», но и, присоединив его к радио и телевизору, иметь возможность создать «теле- и радиоконсерв». По этой причине это изобретение получило название «радиофильм». Сообщение об изобретении было передано по телеграфу агентством Ассошейтед Пресс из Вены, а газета «Нью-Йорк Таймс» первой сообщила об этом американским читателям («Нью-Йорк Таймс», пятница, 3 июля 1925):

Один американский концерн содействовал изобретению и в октябре 1925 года доставил нас вместе с моделью в Соединенные Штаты. То есть я приехал в США не в связи с социометрией или психодрамой, а в связи с изобретением электромагнитного записывающего прибора. Идея записи терапевтических сеансов — как возможности, крайне важной для уточнения и объективизации терапевтического исследования и необычайно полезной для психических больных, — сразу пришла мне в голову. Вначале я самым решительным образом отказался от этой идеи по следующим причинам: это противоречило клятве Гиппократа не предавать огласке истории болезни пациентов и, в частности, сведения конфиденциального характера. Электромагнитная запись терапевтических процессов и их последующее воспроизведение казались неэтичными и полностью пренебрегали духом клятвы Гиппократа. Кроме того, повсеместно господствовало и по-прежнему господствует представление, что лечению пациентов, которые обращаются к психотерапевтам за советом, наносится значительный вред, если они знают, что все, о чем они говорят, записывается. Считалось, что это препятствует спонтанности их проявлений и тем самым снижает терапевтический эффект консультационной беседы. Казалось также, что у пациента будет веская причина привлечь к судебной ответственности врача, который такими записями и их воспроизведением компрометирует его частную жизнь и подрывает социальный статус. Поэтому первый моей реакцией на эту мысль было: «Нет, этого делать нельзя». Кроме того, при организации лаборатории для исследования спонтанности в Театре Импровизации в Вене я столкнулся с похожей проблемой. В театре импровизации не существует заранее написанного текста. В обычном театральном процессе проблемы фиксации не существует, поскольку рукопись драматурга и указания режиссера уже заранее представлены в письменной форме. Любая постановка должна быть на сто процентов вариантом представления, уже разработанного драматургом и режиссером. Дополнительная запись представления является излишней. Напротив, в театре импровизации возникла необходимость в определенных средствах документации, чтобы творения момента можно было сохранить как для студентов, так и для пациентов. Шагом в этом направлении являлась моя запись межличностных постановок при помощи межличностных и позиционных диаграмм. Хотя они являлись хорошим приемом измерения, они были слишком неполными и безжизненными, стерильными. Электромагнитная запись допускает воспроизведение не только подлинных слов и диалога, но и живого голоса участников.

Кроме того, исследователь-клиницист получает гораздо больше возможностей для анализа, когда у него есть полная акустическая картина сеанса, чем когда в его распоряжении имеются только фрагментарные, сделанные после сеанса записи событий. Идеи, которые пришли ко мне позже, явились логическим следствием записи: а) производить содержательный анализ тезауруса каждого участника; я выдвинул гипотезу, что объем слов, которые произносятся во время сеанса, показывает степень агрессии или жертвенности данного индивида; б) количественный анализ эмоционального и идеологического содержания постановки (см. «Who Shall Survive?», стр. 186–190); в) продолжительность сеанса и соотношение действия и пауз.

Поэтому я предложил, что «говорящая машина должна фотографировать процесс» и «что мы должны систематически использовать это техническое оборудование для записи особенностей личности». И далее, что "любые реакции, наблюдаемые психологом, и данные, сообщаемые индивидууму во время случайного или запланированного интервью, малоценны, по крайней мере с точки зрения совместного, поддающегося контролю исследования, поскольку они являются просто впечатлениями, оставшимися в памяти наблюдателя после события. Предложенные субъективистами-психологами многообразные интерпретации не имеют настоящей доказательной силы и возможности проверки, пока они не фиксируют момент».

С другой стороны, «исследования возможности применения электромагнитной записи побудили автора и сотрудников уделять особое внимание записи спонтанного поведения в специально продуманных ситуациях, которые не являлись подготовленными и ожидаемыми для испытуемых» ¹.

Я указывал также на то, что благодаря «записи мимических проявлений реакции, которые в спешке, возможно, были недооценены, имеются в распоряжении исследования. Знаки, которые психолог предпочитает и, следовательно, выделяет, зафиксированы теперь вместе со знаками, которые он, возможно, не заметил. Умственная одаренность может выражаться в большой способности к мимическому выражению, а может наблюдаться одновременно со сравнительно малой способностью к вербальному самовыражению, или наоборот, и, таким образом, может быть соответственно оценена. Это несоответствие между вербальными и прочими проявлениями испытуемого указывают на то, что использование одних только свободных вербальных ассоциаций зачастую является причиной разочарования в результатах исследования. Многие жесты и движения, непроизвольные или произвольные, остаются незамеченными испытателями во время теста благодаря тому, что сам процесс поглощает все их внимание. Эти действия часто имеют определенное влияние на субъекта. Во время последующего просмотра фильма каждое малейшее отклонение поведения может стать значимым наряду с ключом к противоречивым тенденциям между действующими лицами" ².

¹ См. эти цитаты в работе «Application of the Group Method to Classification», опубликованной Национальным комитетом тюрем, 1931 и 1932 гг., стр. 16–18.

² «Консервы» теста всегда можно повторить (playback), кроме того, для воспроизведения подбираются не только явные симптомы, но и не фиксируемый иначе процесс мимических проявлений» (сочетание акустической записи с кино).