Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Преподавательскому составу школы запрещается предоставлять учащимся какую-либо информацию, не имеющую прямого отношения к преподаваемым предметам.
Данный указ выпущен на основании декрета об образовании № 26
Подпись:
Долорес Джейн Амбридж
Главный инспектор «Хогварца»
Указ стал поводом для множества шуток. Так, Ли Джордан сказал Кхембридж, что она, согласно своему же декрету, не должна отчитывать Фреда и Джорджа за игру в карты-хлопушки на защите от сил зла.
– Карты-хлопушки не имеют отношения к защите от сил зла, профессор! К вашему предмету!
Когда Гарри в следующий раз встретил Ли, у того сильно кровоточила тыльная сторона ладони. Гарри порекомендовал маринад горегубки.
Гарри казалось, что дерзкий побег из Азкабана собьет с Кхембридж спесь – должно же ей быть стыдно, что под самым носом у ее обожаемого Фуджа произошла катастрофа. Но Кхембридж лишь сильнее закрутила гайки, стремясь взять под контроль буквально все в «Хогварце», и, похоже, твердо решила в самое ближайшее время хоть кого-нибудь уволить. Непонятно было только, кого же – Трелони или Огрида.
Уроки прорицания и ухода за магическими существами проходили теперь исключительно в присутствии главного инспектора и ее любимого пергамента. Кхембридж стояла у камина в душном от благовоний классе прорицания, прерывала объяснения профессора Трелони (которая почти постоянно находилась на грани истерики); задавала немыслимые вопросы по орнитомантике и септологии; настаивала, чтобы Трелони заранее предсказывала ответы учеников; требовала продемонстрировать умение гадать на хрустальном шаре, чайной гуще и рунах. Гарри опасался, что профессор Трелони сломается под давлением. Он несколько раз встречал ее в коридорах – само по себе странно, прорицательница почти никогда не покидала свою башню; Трелони, возбужденно бормоча, заламывала руки и испуганно озиралась, при этом от нее несло кулинарным хересом. Бедняжку можно было только пожалеть, и Гарри непременно бы это сделал, не беспокойся он так сильно об Огриде. Раз уж одному из них суждено потерять работу, Гарри свой выбор сделал.
Увы, Огрид справлялся ничуть не лучше Трелони. Он внял советам Гермионы – после Рождества самым страшным существом из всех, что он приводил на урок, был хруп, неотличимый от джек-рассел-терьера, только с раздвоенным хвостом, – но куража явно лишился. На занятиях он отвлекался, дергался, терял нить, неверно отвечал на вопросы и все время опасливо косился на Кхембридж. С Гарри, Роном и Гермионой он держался отчужденно и решительно запретил им приходить в хижину после темноты.
– Ежели она вас поймает, нам всем головы не сносить, – твердо заявил он, и ребятам, которым не хотелось, чтобы Огрид потерял работу, пришлось распрощаться еще с одним удовольствием.
Казалось, Кхембридж задалась целью лишить Гарри всех радостей: визитов к Огриду, писем Сириуса, «Всполоха», квидиша. И он мстил ей единственно возможным способом – отдавая все силы Д. А.
После побега Упивающихся Смертью все его ученики, даже Захария Смит, стали заниматься усерднее прежнего, что несказанно радовало Гарри. Особенно заметных успехов достиг Невилл. Известие о том, что преступники, замучившие его родителей, находятся на свободе, произвело в нем странную, жутковатую даже перемену. Он ни разу не заговаривал с Гарри, Роном и Гермионой о встрече в больнице, и они, подстроившись, тоже молчали. Ни слова не было сказано и о побеге Беллатрикс Лестранж и ее сообщников. Собственно, на собраниях Д. А. Невилл теперь вообще толком не открывал рта, но без устали тренировался, овладевая каждым новым контрзаклятием или порчей. Сосредоточенно хмуря пухлое лицо и не замечая ни боли, ни неудач, он трудился старательнее всех и добился такого прогресса, что это просто пугало. Когда Гарри стал учить группу заградительному заклятию, которое отражает несильное колдовство так, что оно бумерангом возвращается к нападающему, одна Гермиона сумела овладеть им раньше Невилла.
Гарри многое бы отдал за подобные успехи в окклуменции. Занятия со Злеем, начавшись не самым удачным образом, точно так же и продолжались. Более того: Гарри казалось, что с каждым уроком становится хуже.
Раньше шрам саднил нечасто, обычно по ночам, иногда – от случайно пойманных мыслей или настроений Вольдеморта. Теперь лоб болел почти не переставая, и в Гарри часто вспыхивали злость или веселье, которые не имели ничего общего с его собственным настроением, зато всегда сопровождались особо резкой болью. У него создавалось кошмарное впечатление, будто он превращается в антенну, улавливающую малейшие колебания Вольдемортова настроения, и столь необыкновенная чувствительность появилась после первого же урока окклуменции. Хуже того, сны о коридоре и двери он теперь видел каждую ночь, и они неизменно заканчивались тем, что он стоял перед черной дверью, страстно мечтая проникнуть в департамент тайн.
– Может, это как болезнь, – озабоченно предположила Гермиона, когда Гарри пожаловался ей и Рону. – Горячка, например. Перед улучшением обязательно бывает ухудшение.
– От занятий со Злеем становится хуже, – твердо сказал Гарри. – Шрам болит – нет сил, и вообще, меня достало разгуливать по этому коридору. – Он сердито потер лоб. – Хоть бы дверь наконец открылась, обрыдло уже – стоишь и пялишься на нее как дурак…
– Не смешно, – строго оборвала Гермиона. – Думбльдор считает, что ты не должен видеть сны про коридор, иначе он не попросил бы Злея учить тебя окклуменции. Надо постараться…
– Я стараюсь! – раздраженно закричал Гарри. – Сама бы попробовала! Представь, что Злей лезет тебе в голову – каково?
– Может… – задумчиво проговорил Рон.
– Может, что? – довольно резко спросила Гермиона.
– Может, Гарри не виноват, что у него не получается блокировать сознание, – мрачно закончил Рон.
– Что ты хочешь сказать? – не поняла Гермиона.
– А то! Вдруг Злей на самом деле вовсе не помогает Гарри…
Гарри и Гермиона воззрились на Рона. Тот ответил тяжелым многозначительным взглядом и очень тихо продолжил:
– Что, если он, наоборот, хочет пошире приоткрыть ему сознание… чтобы Сами-Знаете-Кому было легче…
– Замолчи, Рон, – гневно перебила Гермиона. – Ох уж эти твои подозрения! Они ведь ни разу не оправдались! Думбльдор Злею доверяет, Злей работает в Ордене – чего еще нужно?
– Он был Упивающимся Смертью, – упрямо сказал Рон. – И у нас нет ни одного реального доказательства, что он теперь за нас.
– Думбльдор ему доверяет, – повторила Гермиона. – А если не верить Думбльдору – значит, верить совсем некому.
Тревоги не отпускали, дел навалилась целая куча – домашние задания, над которыми нередко приходилось засиживаться далеко за полночь, тайные встречи Д. А., занятия со Злеем, – и январь пролетел пугающе незаметно. Не успел Гарри оглянуться, как настал февраль, сырой, но уже не такой холодный. Надвигался второй поход в Хогсмед. Гарри, с тех пор как они с Чо договорились пойти туда вместе, толком с ней не разговаривал – и вдруг выяснилось, что День святого Валентина уже настал и его предстоит целиком провести в ее обществе.
Утром четырнадцатого числа Гарри оделся с особенной тщательностью. Они с Роном пришли на завтрак к утренней почте. Хедвиги не было, да Гарри ее и не ждал. Зато Гермиона как раз отнимала письмо у незнакомой неясыти.
– Наконец-то! Если бы не пришло сегодня… – Гермиона нетерпеливо разорвала конверт, достала листочек пергамента и быстро пробежала его глазами; губы ее растянула улыбка угрюмого удовлетворения. – Гарри, – сказала она, – это очень важно. Можешь около полудня прийти в «Три метлы»?
– Ну… не знаю, – неуверенно протянул Гарри. – Чо, наверно, рассчитывает, что я весь день буду с ней. Мы не обсуждали, что станем делать, но…
– Значит, приводи ее с собой, – не отступала Гермиона. – Придешь?
– Ну… ладно. А зачем?
– Сейчас некогда объяснять, надо срочно написать ответ.
И Гермиона убежала из Большого зала с письмом в одной руке и гренком в другой.
– А ты придешь? – спросил Гарри у Рона.
Тот мрачно покачал головой:
– Я вообще в Хогсмед не пойду. Ангелина хочет, чтобы мы весь день тренировались. Как будто это поможет! Мы – худшая команда в мире. Видел бы ты Слопера и Кёрка – сплошные слезы, даже хуже, чем я. – Рон тяжело вздохнул. – Не знаю, почему Ангелина не дает мне уйти.
– Потому что ты, когда в форме, играешь очень даже хорошо, – с раздражением бросил Гарри.
Сочувствовать Рону было трудно – сам Гарри отдал бы что угодно за возможность участвовать в матче против «Хуффльпуффа». Рон по тону Гарри, похоже, догадался и до конца завтрака о квидише не говорил. Попрощались они прохладно; Рон отправился на стадион, а Гарри, глядясь в чайную ложку, кое-как пригладил волосы и вышел в вестибюль, чтобы там встретиться с Чо. Он не знал, о чем с ней говорить, и вообще ужасно нервничал.
Она стояла чуть в стороне от парадных дверей, очень красивая – волосы она завязала в хвост. Гарри пошел к ней, с ужасом ощущая, какие огромные у него ноги, а уж руки… почему он раньше не замечал, до чего они дурацкие и как глупо болтаются при ходьбе?
– Привет, – сказала Чо.
– Привет, – ответил Гарри.
Они молча посмотрели друг на друга, а потом Гарри произнес:
– Ну что… пошли?
– А… да…
Они встали в очередь к Филчу, который по списку проверял уходивших. Оба переглядывались, смущенно улыбались друг другу, но молчали. Потом наконец оказались на улице, и Гарри обрадовался: молча идти рядом все-таки проще, чем просто стоять с глупым видом. Было свежо и немного ветрено. Проходя мимо стадиона, Гарри заметил, как над трибунами проносятся Рон и Джинни, и у него защемило сердце – как жаль, что он не с ними!
– Скучаешь без квидиша, да? – спросила Чо.
Он повернулся к ней и понял, что она внимательно за ним наблюдает.
– Да, – вздохнул Гарри, – очень.
– Помнишь, как мы первый раз играли друг против друга, в третьем классе? – спросила Чо.
– Конечно, – усмехнулся Гарри. – Ты все время меня блокировала.
– А Древ сказал: «Не время строить из себя джентльмена, скинь ее с метлы, если надо», – ностальгически улыбнулась Чо. – Я слышала, его взяли в «Младость Мимолеттона»?
– Нет, в «Малолетстон Юнайтед»; в прошлом году я видел его на кубке мира.
– Ой, мы же с тобой там встречались, помнишь? Мы жили в одном лагере. Здорово было, да?
Бесед о мировом чемпионате хватило до ворот и еще чуть-чуть. Гарри поражался, до чего легко разговаривать с Чо, – не труднее, чем с Роном или Гермионой. Но не успел он расслабиться и повеселеть, как мимо прошла стайка девиц из «Слизерина», в том числе Панси Паркинсон.
– Поттер и Чан! – скрипуче взвизгнула Панси, и ее слова потонули во взрыве презрительного хохота. – Ну и вкус у тебя, Чан! Диггори по крайней мере был красавчик!
Девицы быстро ушли вперед, вопя, хохоча и демонстративно оборачиваясь на Гарри и Чо. Те смущенно молчали. Гарри не знал, что еще сказать про квидиш, а покрасневшая Чо сосредоточенно смотрела себе под ноги.
– Ну… куда пойдем? – спросил Гарри, когда они вошли в Хогсмед. На Высокой улице было полно школьников: они лениво гуляли, глазели на витрины, группками стояли на тротуаре, оживленно болтали.
– Ой… мне все равно, – пожала плечами она. – Может… походим по магазинам?
Они медленно направились к «Дервишу и Гашишу». В витрине висело большое объявление; возле него стояли несколько деревенских жителей. Когда подошли Гарри с Чо, люди чуть отодвинулись, и Гарри опять увидел фотографии десяти беглецов. В объявлении, «по приказу министерства магии», предлагалось вознаграждение в тысячу галлеонов за любую информацию, которая поможет поймать преступников.
– Странно, – тихо сказала Чо, глядя на Упивающихся Смертью, – помнишь, когда бежал Сириус Блэк, повсюду было полно дементоров? Сейчас бежали десять человек – а дементоров нет…
– Да, – ответил Гарри, оторвал взгляд от Беллатрикс Лестранж и из конца в конец осмотрел Высокую улицу. – И правда странно.
Он ничуть не жалел об отсутствии дементоров, но, если подумать, оно говорило само за себя. Дементоры не только позволили приспешникам Вольдеморта сбежать, но даже не пытаются их разыскивать… Видно, они и впрямь больше не подчиняются министерству.
Десять беглецов смотрели на Гарри и Чо со всех витрин. Когда они проходили мимо магазина Шкрябенштюка, пошел дождь; холодные тяжелые капли били Гарри по лицу и падали за воротник.
– А не хочешь… выпить кофе? – потупив глаза, спросила Чо. Дождь усилился.
– Давай, – Гарри завертел головой. – А где?
– Там, дальше, есть замечательное место! Был когда-нибудь у мадам Пуднафут? – оживленно спросила Чо и повела Гарри в переулок к маленькому кафе, которого он никогда раньше не замечал. В тесном зальчике было очень жарко и абсолютно все украшено кружевами и бантиками. Гарри вспомнил кабинет Кхембридж, и ему стало неприятно.
– Миленько, правда? – с воодушевлением сказала Чо.
– Э-э… да, – неискренне согласился Гарри.
– Смотри, как она все украсила к Валентинову дню! – Чо показала на стайки золотых херувимчиков, которые порхали над круглыми столиками и время от времени осыпали посетителей розовым конфетти.
– Да-а…
Они заняли последний свободный столик у запотевшего окна. В полутора футах от них, держась за руки, сидели Роджер Дэйвис, квидишный капитан «Вранзора», и хорошенькая блондинка. При виде их Гарри сделалось не по себе, а потом, когда он обвел кафе взглядом и понял, что за столиками – одни парочки и все, решительно все, держатся за руки, ему стало и вовсе нехорошо. Наверно, Чо ждет, чтобы он тоже взял ее за руку?
– Что вам принести, мои дорогие? – Мадам Пуднафут, очень полная женщина с блестящими черными волосами, собранными в пучок, с превеликим трудом втиснулась между их столиком и столиком Роджера Дэйвиса.
– Два кофе, пожалуйста, – заказала Чо.
Когда они дождались кофе, Роджер Дэйвис и его подруга, склонившись друг к другу над сахарницей, уже начали целоваться. Гарри ужасно страдал; Дэйвис словно задавал некий стандарт поведения – Чо, вероятно, скоро захочет, чтобы он, Гарри, соответствовал. Гарри бросило в жар; он отвел глаза к окну, но оно запотело, и за ним ничего не было видно. Оттягивая момент, когда придется снова посмотреть на Чо, Гарри поднял глаза к потолку, будто проверяя, хорошо ли тот покрашен, и получил по физиономии розовым конфетти.
После нескольких минут тягостного молчания Чо заговорила о Кхембридж. Гарри вздохнул с облегчением, и они некоторое время дружно поносили главного инспектора, но, поскольку Кхембридж была предметом бесконечных обсуждений на встречах Д. А., тема быстро исчерпалась. Воцарилась тишина. Гарри отчетливо различал хлюпанье за соседним столиком и лихорадочно придумывал, о чем бы еще поговорить.
– Слушай… а ты не хочешь к обеду подойти в «Три метлы»? Я там встречаюсь с Гермионой Грейнджер.
Чо подняла брови:
– С Гермионой Грейнджер? Сегодня?
– Да. Понимаешь, она попросила… Вот я и думаю, надо бы. Пойдешь со мной? Она сказала, если ты тоже придешь, не страшно.
– О!.. Как мило с ее стороны.
Но по тону Чо было ясно – она вовсе не считает, что это мило; напротив, от ее слов сквозило холодком, а лицо посуровело.
Еще некоторое время прошло в гробовом молчании. Кофе исчезал с неимоверной быстротой – скоро Гарри понадобится вторая чашка. Роджер Дэйвис с девицей, видимо, навсегда приклеились друг к другу губами.
Рука Чо лежала на столе у чашки, и Гарри все яснее чувствовал, что ему просто необходимо до нее дотронуться. Возьми, и все, – твердил он себе. В груди фонтаном били эмоции – и жуть, и восторг, и трепет. Протяни руку и хватай! Поразительно: заставить себя дотянуться до неподвижно лежащей ладони – всего каких-то двенадцать дюймов – труднее, чем схватить несущегося на бешеной скорости Проныру…
Но, стоило Гарри двинуть рукой, Чо убрала ладонь со стола. И с легким интересом стала наблюдать за Дэйвисом и его подругой.
– А знаешь, он звал меня на свидание, – еле слышно сказала Чо. – Пару недель назад. Роджер. Я отказалась.
Гарри – чтобы как-то объяснить резкое движение рукой, ему пришлось схватить сахарницу – удивился: для чего она это рассказывает? Если ей жаль, что не она взасос целуется с Дэйвисом, зачем было идти на свидание с ним?
Он промолчал. Херувимчик швырнул в них еще одну горсть конфетти. Несколько кружочков упали в остывшую кофейную бурду, которую Гарри как раз собрался допить.
– В прошлом году мы были здесь с Седриком, – прошептала Чо.
Когда смысл ее слов дошел до Гарри, его сердце сковало льдом. Да как она может говорить о Седрике здесь, где целуются парочки и летают херувимчики?
Чо заговорила снова, пронзительнее:
– Я давно хотела спросить… Седрик… говорил что-нибудь… обо м-мне… перед смертью?
О чем о чем, а об этом Гарри разговаривать не хотелось вовсе – тем более с Чо.
– В общем… нет, – скованно ответил он. – Понимаешь… он и не успел бы. Эмм… так ты… так ты… на каникулах часто ходила на квидиш? Ты ведь болеешь за «Торнадо», да?
Голос его прозвучал неестественно бодро. К своему ужасу, он увидел, что глаза Чо полны слез, совсем как тогда, под омелой.
– Слушай, – в отчаянии сказал он, наклоняясь к Чо очень близко, чтобы его больше никто не услышал, – давай сейчас не будем о Седрике… давай лучше о чем-нибудь другом…
Кажется, именно этого говорить не стоило.
– Я думала, – пролепетала Чо, и на стол брызнули слезы, – думала, что ты… должен меня по… понять! Мне нужно об этом говорить! И тебе, конечно, то… тоже! Ты же это ви… видел!
Проклятье, да что же это такое! Роджер Дэйвис даже отклеился от девицы, чтобы посмотреть на рыдающую Чо.
– Я… уже говорил, – прошептал Гарри, – с Роном и Гермионой, но…
– Ах, с Гермионой! – взвизгнула Чо. Ее лицо блестело от слез. Еще несколько пар перестали целоваться и повернули к ним головы. – А со мной, значит, нельзя! Может, мы лучше… мы лучше… мы… расплатимся, и ты пойдешь к Гермионе Гре… Грейнджер! Тебе же только этого и хочется!
Гарри смотрел на нее в полнейшем потрясении. Она схватила со стола кружевную салфетку и стала вытирать мокрое лицо.
– Чо? – пролепетал Гарри, страстно желая, чтобы Роджер Дэйвис вспомнил про свою девицу и перестал таращиться.
– Давай, давай, иди! – Чо разрыдалась в салфетку. – Я вообще не понимаю, зачем ты меня приглашал! Чтобы после меня встречаться с другими?.. Сколько у тебя свиданий на сегодня, после Гермионы?
– Да все совсем не так! – воскликнул Гарри. Догадавшись наконец, почему она сердится, он почувствовал такое облегчение, что даже рассмеялся – а это, как стало понятно секунду спустя, тоже было ошибкой.
Чо выскочила из-за стола. Все кафе, замерев, жадно наблюдало за бурной сценой.
– До свидания, Гарри! – трагически вскричала Чо, всхлипнула, бросилась к двери, распахнула ее и выбежала под дождь.
– Чо! – крикнул Гарри, но за ней уже с мелодичным звоном закрылась дверь.
Воцарилась полнейшая тишина. Все взгляды были устремлены на Гарри. Он бросил на столик галлеон, стряхнул с головы розовое конфетти и вслед за Чо выбежал на улицу.
Там хлестал ливень. Чо нигде не было. Гарри не мог взять в толк, почему все так обернулось, – ведь полчаса назад они отлично ладили.
– Женщины! – в сердцах бросил он и, сунув руки в карманы, зашлепал по мокрой дороге. – И чего, спрашивается, ей понадобилось говорить о Седрике? Зачем она постоянно вспоминает такое, от чего превращается в живой поливальный шланг?
Он повернул направо и побежал, взметая фонтаны брызг, а через пару минут уже вошел в «Три метлы». До встречи с Гермионой было далеко, но он подумал, что в баре наверняка найдется, с кем провести время. Убрав с глаз мокрые волосы, Гарри огляделся и заметил в углу мрачного Огрида.
– Эй, привет! – поздоровался он, протиснувшись между забитыми до отказа столиками, и придвинул стул.
Огрид вздрогнул и поглядел сверху вниз, будто не узнавая.
– А, это ты, – протянул он затем. На лице красовались два свежих пореза и несколько новых синяков. – Как делишки?
– Нормально, – соврал Гарри; впрочем, по сравнению с израненным и глубоко несчастным Огридом ему действительно было не на что жаловаться. – А ты как?
– Я? – переспросил Огрид. – Шикарно, Гарри, прям-таки обалдеть.
Он заглянул в оловянную кружку размером с ведро и тяжко вздохнул. Гарри не знал, что сказать; они помолчали. Затем Огрид отрывисто произнес:
– Ну чего, снова мы в одной лодке, да, Гарри?
– Ммм… – неопределенно промычал Гарри.
– Да… я всегда говорю… изгои мы с тобой, оба два, – мудро закивал Огрид. – Оба сироты. Да… оба сироты.
И он основательно отхлебнул из кружки.
– Приличная семья – большое дело, – продолжал он. – Папаша у меня был приличный. И у тебя мама-папа приличные. Не помри они, жизнь пошла бы по-другому, да?
– Да… наверно, – осторожно согласился Гарри. Огрид был какой-то странный.
– Семья, – хмуро пробурчал Огрид. – Что ни говори, кровь – это важно… – И стер струйку этой самой крови с глаза.
– Огрид, – не удержавшись, спросил Гарри, – откуда у тебя эти раны?
– А? – перепугался Огрид. – Какие раны?
– Да вот эти! – Гарри показал на его лицо.
– А!.. Это, Гарри, обычные синяки да шишки, – наставительно сказал Огрид, – работа у меня такая. – Он осушил кружку и поднялся из-за стола. – Ну, пока, Гарри… не болей.
Огрид грустно похромал к двери и вышел под проливной дождь. Гарри понуро смотрел ему вслед. Огриду плохо, он что-то скрывает, но почему-то отказывается от помощи. В чем дело? Гарри не успел как следует об этом подумать, потому что услышал крик:
– Гарри! Гарри! Сюда!
Через весь зал ему махала Гермиона. Он встал, начал продираться сквозь толпу и, еще не дойдя, увидел, что Гермиона не одна и заседает с двумя самыми невообразимыми компаньонками: Луной Лавгуд и Ритой Вритер, бывшей журналисткой «Оракула», личностью, которую Гермиона откровенно ненавидела.
– Ты так рано! – Гермиона подвинулась, освобождая место. – Я думала, ты с Чо и придешь не раньше чем через час!
– С Чо? – заинтересовалась Рита. Она круто развернулась и с жадным любопытством воззрилась на Гарри. – С девочкой?
И запустила руку в сумочку из крокодиловой кожи.
– Хоть с тысячей девочек, вас это не касается, – холодно заявила Гермиона. – Так что уберите.
Рита – она почти уже достала из сумки ядовитозеленое перо – щелкнула замочком с таким видом, будто ее заставили выпить стакан смердосока.
– Что вы затеяли? – спросил Гарри, переводя взгляд от Риты к Луне и Гермионе.
– Перед тем как ты появился, маленькая мисс Совершенство как раз собиралась нас просветить. – Рита отхлебнула из стакана. – Надеюсь, разговаривать с ним можно? – поинтересовалась она у Гермионы.
– Можно, – невозмутимо отозвалась та.
Надо сказать, безработица не пошла Рите на пользу: волосы, некогда уложенные тугими кудрями, висели некрасивыми лохмами; красный лак на двухдюймовых ногтях облупился, с оправы очков осыпалась часть фальшивых бриллиантиков. Рита сделала еще один большой глоток и уголком рта пробормотала:
– Она хорошенькая, Гарри?
– Еще одно слово о личной жизни Гарри, и сделка отменяется! Это я вам обещаю, – раздраженно пригрозила Гермиона.
– Какая еще сделка? – Рита ладонью вытерла губы. – Ты ничего не говорила о сделке, мисс Идеал, ты просто позвала меня сюда, и все. О, когда-нибудь… – Она глубоко, судорожно вздохнула.
– Да-да, когда-нибудь вы напишете кучу гадостей обо мне и Гарри, – равнодушно бросила Гермиона. – Идите поищите, кому это интересно.
– В этом году про него и без меня понаписали кучу гадостей. – Рита поверх стакана скосила глаза на Гарри и хрипло зашептала: – Что ты при этом чувствовал? Что тебя предали? Не поняли? Обидели?
– Он злился, – жестко и четко произнесла Гермиона. – Он сказал министру магии правду, а этому идиоту не хватило мозгов поверить.
– Значит, ты продолжаешь утверждать, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся? – Пронзительные Ритины глаза впились в Гарри, а рука, отставив стакан, жадно потянулась к замочку сумки. – Ты подписываешься под этой чепухой, которую городит Думбльдор? Якобы Сами-Знаете-Кто возродился, а ты был единственным свидетелем?
– Не единственным, – огрызнулся Гарри. – Там еще было больше дюжины Упивающихся Смертью. Назвать их имена?
– Ну разумеется, – хищно выдохнула Рита и снова затеребила сумочку. Она смотрела на Гарри так, будто в жизни не видела ничего прекраснее. – Заголовок крупным жирным шрифтом: «Поттер обвиняет…» Подзаголовок: «Упивающиеся Смертью среди нас – Гарри Поттер называет имена». А под большой красивой фотографией – твоей, Гарри, – текст: «Гарри Поттер, неуравновешенный пятнадцатилетний подросток, переживший нападение Сами-Знаете-Кого, вызвал вчера возмущение общественности, обвинив уважаемых членов колдовского сообщества в принадлежности к Упивающимся Смертью…»
В ее руке как-то само собой оказалось принципиарное перо. Рита уже поднесла его ко рту, но тут ее восторг вдруг угас.
– Впрочем, – она опустила перо и испепелила Гермиону взглядом, – юная мисс Совершенство не захочет, чтобы подобная статья появилась в печати?
– На самом деле, – любезно ответила Гермиона, – это именно то, чего хочет юная мисс Совершенство.
Рита удивленно воззрилась на Гермиону. И Гарри тоже. А Луна, мечтательно промурлыкав «Уизли – наш король», помешала в коктейле маринованной луковкой на палочке.
– Хочет? Чего? Чтобы я написала, что он говорит о Том-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут? – глухо спросила Рита.
– Да, – подтвердила Гермиона. – Все как есть. Без исключения. И в точности так, как говорит Гарри. Он подробно все расскажет, назовет имена Упивающихся Смертью, которых там видел, опишет внешность Вольдеморта… ну что вы, держите себя в руках, – чуть брезгливо прибавила она и через стол швырнула Рите салфетку: услышав имя Вольдеморта, журналистка так вздрогнула, что вылила на себя полстакана огневиски.
Не сводя глаз с Гермионы, Рита промокнула грязный плащ. И ответила прямо:
– В «Оракуле» такой материал не примут. Может, ты не заметила, но его россказням никто не верит. Его считают психом. Вот если мне будет позволено повернуть историю под таким углом…
– Нам не нужна очередная статья про то, что у Гарри поехала крыша! – возмутилась Гермиона. – Нет уж, спасибо! Я хочу, чтобы у него появилась возможность рассказать правду!
– На правду нет спроса, – отрезала Рита.
– Вы хотите сказать, что «Оракул» этого не напечатает, потому что Фудж не позволит! – раздражилась Гермиона.
Рита посмотрела на нее долгим тяжелым взглядом. Затем, перегнувшись через стол, деловито сказала:
– Ладно, Фудж давит на «Оракул», да, но результат один, как ни поверни. Они не напечатают положительную статью о Гарри. Это никто не станет читать. Это идет вразрез с настроениями общественности. Побег из Азкабана и так всех напугал. Никто не хочет верить, что Сами-Знаете-Кто вернулся.
– Значит, цель существования «Оракула» – рассказывать людям то, что они хотят слышать? – процедила Гермиона.
Рита, подняв брови, выпрямилась и осушила стакан с огневиски.
– Глупая девочка. Цель существования «Оракула» – увеличение объема продаж, – ледяным тоном сообщила она.
– Мой папа считает, что это ужасная газета, – неожиданно вмешалась Луна и, посасывая луковку, вперила в Риту огромные, выпуклые, слегка безумные глаза. – А он публикует только то, что обязаны знать читатели. И на деньги ему плевать.
Рита окинула Луну презрительным взглядом.
– Полагаю, наш папа издает какую-нибудь идиотскую деревенскую газетенку? – осведомилась она. – «Двадцать пять способов слиться с муглами в экстазе» и даты сельских распродаж?
– Нет, – Луна снова окунула луковку в ледниколу, – папа – редактор «Правдобора».
Рита так громко фыркнула, что на нее стали оборачиваться.
– Стало быть, он публикует лишь то, что обязаны знать читатели? – презрительно повторила она. – Да его издание годится только на то, чтобы сады удобрять.
– Что ж, значит, у вас будет шанс немного поднять планку, – приятным голосом сказала Гермиона. – Луна говорит, что ее папа будет рад получить интервью Гарри. Вот кто его напечатает.
Рита некоторое время молча смотрела на них обеих, а потом разразилась хохотом.
– «Правдобор»! – заливалась она. – Думаете, если его интервью напечатают в «Правдоборе», публика ему поверит?
– Кто-то не поверит, – размеренно произнесла Гермиона. – Но в рассказе о побеге, опубликованном в «Оракуле», есть очевидные нестыковки. Мне кажется, многие уже задумались, нет ли другого объяснения, поэтому, если появится альтернативная версия, пусть даже в… – она покосилась на Луну, – в… скажем так, необычном журнале… думаю, многие захотят прочесть.
Рита помолчала, чуть склонив голову набок и внимательно глядя на Гермиону.
– Хорошо, предположим, я напишу статью, – отрывисто сказала она. – Сколько я за это получу?
– Папа обычно не платит авторам, – сонно проговорила Луна. – Они работают с ним потому, что печататься в нашем журнале – большая честь… Ну и конечно, чтобы увидеть в печати свою фамилию.
У Риты опять сделался такой вид, будто она наглоталась смердосока. Она гневно повернулась к Гермионе:
– То есть я что, должна работать бесплатно?
– В общем, да, – спокойно отозвалась Гермиона, отпив из своего стакана. – В случае отказа я, как вы понимаете, сообщу властям, что вы – незарегистрированный анимаг. Думаю, «Оракул» неплохо заплатит за репортаж из Азкабана.
Видно было, что Рита готова отдать что угодно за возможность засунуть бумажный зонтик из Гермиониного стакана ей же в нос.
– Очевидно, у меня нет выбора? – чуть дрогнувшим голосом пробормотала журналистка, открыла сумочку, достала пергамент и выжидательно подняла принципиарное перо.
– Папа будет очень рад, – ободрила ее Луна. Рита сжала челюсти.
– Ну что? – Гермиона повернулась к Гарри: – Готов поведать людям правду?
– Да, – ответил Гарри, глядя, как Рита ставит перо на пергамент.
– Тогда валяйте, Рита, – безмятежно улыбнулась Гермиона и выудила вишенку со дна своего стакана.
Глава двадцать шестая
Виденное – непредвиденное
Луна не сказала внятно, когда интервью с Гарри появится в «Правдоборе»; мол, в ближайшем номере папа планировал разместить огромную увлекательную статью – рассказы очевидцев о недавних встречах со складкорогими стеклопами. «А поскольку это очень важный сюжет, Гарри, может, придется подождать до следующего выпуска», – закончила Луна.
Вспоминать о возрождении Вольдеморта было нелегко. Но Рита старалась выудить мельчайшие подробности, и Гарри изо всех сил напрягал память, понимая, что обязан воспользоваться этим шансом, поскольку другого может и не быть. Интересно, как воспримут его историю? Надо полагать, многие лишь уверятся в его невменяемости – не в последнюю очередь потому, что интервью выйдет в журнале, где печатают бредовые россказни про складкорогих стеклопов. Но после побега Беллатрикс Лестранж и ее соратников Гарри сжигало желание сделать хоть что-нибудь, а уж поможет или нет – увидим…
– Прямо не терпится посмотреть, что скажет Кхембридж! – воскликнул потрясенный Дин за ужином в понедельник.
Шеймас сидел по другую сторону от него и жадно поглощал пирог с курицей и ветчиной, но чувствовалось, что он внимательно прислушивается.
– Ты правильно поступаешь, Гарри, – сказал Невилл, сидевший напротив. Он сильно побледнел, но все-таки очень тихо продолжил: – Тяжело было… наверное… вспоминать?
– Да, – пробормотал Гарри, – но люди должны знать, на что способен Вольдеморт.
– Вот именно, – кивнул Невилл, – и не только Вольдеморт, его приспешники тоже… все должны знать…
Невилл не договорил и стал доедать печеную картошку. Шеймас поднял глаза, но, встретившись взглядом с Гарри, вновь уткнулся в тарелку. Вскоре Дин, Шеймас и Невилл отправились в гриффиндорскую башню, а Гарри с Гермионой остались за столом ждать Рона, который еще не вернулся с тренировки.
В Большой зал вошли Чо Чан и ее подруга Мариэтта. У Гарри сразу подвело живот, но Чо, даже не обернувшись, уселась к нему спиной. Гермиона, посмотрев на стол «Вранзора», бодро поинтересовалась:
– Кстати, а что у вас произошло? Почему ты пришел со свидания так рано?
– Раз уж ты спрашиваешь… в сущности, – протянул Гарри, придвигая к себе блюдо с рассыпчатым пирогом из ревеня и накладывая добавку, – это было не свидание, а катастрофа.
И рассказал Гермионе о сцене в кафе мадам Пуднафут.
– …а потом, – закончил он, проглотив последний кусочек пирога, – она вскочила и говорит: «До свидания, Гарри»! И выбежала на улицу! – Гарри отложил ложку и удрученно посмотрел на Гермиону: – Ну вот скажи, что все это значит? А?
Гермиона, поглядев на затылок Чо, вздохнула.
– Ох, Гарри, Гарри, – она грустно покачала головой, – извини, но ты был довольно бестактен.
– Я бестактен? – возмутился Гарри. – А она? Все было хорошо, а она вдруг заявляет, что Роджер Дэйвис звал ее на свидание, и давай рассказывать, как ходила в это идиотское кафе обниматься с Седриком!.. А мне каково?
– Понимаешь, – сказала Гермиона с беспредельным терпением человека, который вынужден объяснять чрезмерно возбудимому полуторагодовалому малышу, что один плюс один будет два, – не надо было посреди свидания говорить, что ты хочешь встретиться со мной.
– Но, но, – захлебнулся Гарри, – но… Ты же сама просила, чтобы я пришел в двенадцать и привел ее с собой! Как бы я пошел?
– Надо было по-другому, – все тем же противным снисходительным тоном объяснила Гермиона. – Сказать, например, что это ужасно некстати, но я вынудила тебя пообещать, что ты придешь в «Три метлы», а тебе ужасно не хочется и вообще ты рассчитывал провести весь день с ней, но раз уж так вышло, то пожалуйста, пожалуйста, не могла бы она пойти с тобой, потому что, может быть, тогда тебе удастся пораньше от меня отделаться. И еще неплохо было бы сказать, какой уродиной ты меня считаешь, – подумав, добавила Гермиона.
– Но я вовсе не считаю тебя уродиной, – смутился Гарри.
Гермиона засмеялась.
– Гарри, ты еще хуже Рона… хотя, пожалуй, все-таки нет, – вздохнула она. В Большой зал как раз ввалился хмурый Рон, весь измазанный грязью. – Понимаешь… Когда ты сказал, что встречаешься со мной, Чо расстроилась и решила заставить тебя ревновать. Она хотела понять, сильно ли тебе нравится.
– Так вот оно что… – протянул Гарри. Рон рухнул на скамью напротив и начал подтаскивать к себе все стоявшие поблизости тарелки. – А не проще прямо спросить, кто мне нравится больше – ты или она?
– Девочки обычно таких вопросов не задают, – ответила Гермиона.
– А должны бы! – с чувством воскликнул Гарри. – Я бы тогда так и сказал: ты мне очень нравишься. И ей не пришлось бы впадать в истерику из-за смерти Седрика!
– Я не говорю, что ее поведение разумно, – заметила Гермиона. Тут к ним присоединилась Джинни, тоже вся в грязи и расстроенная. – Я пытаюсь объяснить, что она в тот момент чувствовала.
– Гермиона, тебе надо написать книжку для мальчиков, – изрек Рон, нарезая картошку, – с толкованиями девчачьих фортелей.
– Точно, – горячо поддержал Гарри, глядя на стол «Вранзора». Чо встала и, упорно не глядя на него, ушла. Огорченный, он повернулся к Рону и Джинни: – Как прошла тренировка?
– Кошмарно, – хмуро буркнул Рон.
– Брось, – сказала Гермиона и посмотрела на Джинни, – наверняка все было не так уж и…
– Так уж, так уж, – закивала Джинни, – даже хуже. Ангелина под конец чуть не плакала.
Рон и Джинни пошли мыться и переодеваться; Гарри и Гермиона вернулись в шумную общую гостиную к привычной горе домашних заданий. Гарри успел полчаса провозиться с новой звездной картой по астрономии, когда к нему подошли Фред и Джордж.
– Рона с Джинни нет? – Фред огляделся, подвинул себе стул и, когда Гарри помотал головой, продолжил: – Хорошо. Мы смотрели их тренировку. На матче из них сделают котлету. Без нас это не команда, а ерунда какая-то.
– Да ладно тебе, Джинни вполне ничего, – честно прибавил Джордж, усаживаясь рядом с Фредом. – Даже не знаю, как она умудрилась научиться, мы же ее вечно прогоняли.
– А она с шести лет залезала в сарай и тайком брала ваши метлы, по очереди, – раздался голос Гермионы из-за шаткой башни учебников по древним рунам.
– А-а, – протянул Джордж, слегка удивившись. – Тогда понятно.
– Рону удалось взять хоть один мяч? – Глаза Гермионы появились над «Магическими иероглифами и логограммами».
– Вообще-то, когда он забывает, что на него смотрят, у него все получается. – Фред закатил глаза к потолку. – Придется в субботу попросить народ поворачиваться к стадиону спиной, когда Кваффл будет пролетать возле Рона.
Он нервно вскочил, отошел к окну и уставился в темноту.
– Знаете, без квидиша в школе делать нечего.
Гермиона посмотрела на него укоризненно:
– А экзамены?
– Я же говорю, П.А.У.К. нас мало интересует, – ответил Фред. – Злостные закуски готовы. Мы теперь знаем, как избавляться от фурункулов: пара капель маринада горегубки – и порядок. Ли подсказал.
Джордж широко зевнул и печально посмотрел на облачное ночное небо.
– Даже не знаю, хочу ли я идти на этот матч. Представляете, что будет, если нас сделает Захария Смит? Я, наверно, убью себя.
– Лучше его, – отозвался Фред.
– Вот это в квидише и плохо, – рассеянно пробормотала Гермиона, склоняясь над переводом, – из-за него между колледжами возникает вражда.
Она подняла глаза, чтобы найти «Тарабарий Толковиана», и увидела, что Фред, Джордж и Гарри взирают на нее в недоуменном отвращении.
– А что? Так и есть! – упрямо мотнула головой Гермиона. – Это же всего-навсего игра!
– Гермиона, – покачал головой Гарри, – ты, конечно, хорошо разбираешься в чувствах, но в квидише ты ровным счетом ничего не смыслишь.
– Возможно, – мрачно согласилась Гермиона и снова взялась за перевод, – зато мое настроение не зависит от спортивных достижений Рона.
Гарри скорее бы спрыгнул с астрономической башни, чем согласился с Гермионой, но в субботу, наблюдая за игрой, понял, что готов отдать любые деньги за равнодушие к квидишу.
Лучшим в этом матче была его непродолжительность: агония гриффиндорских болельщиков продлилась всего двадцать две минуты. Что было худшим, сразу не скажешь: Рон совершенно по-идиотски пропустил четырнадцатый мяч; Слопер, метивший в Нападалу, попал битой Ангелине по губам; Кёрк при виде Захарии Смита с Кваффлом в руках завопил от страха и скатился с метлы… Правда, как ни удивительно, «Гриффиндор» проиграл всего десять очков: Джинни ухитрилась выхватить Проныру из-под носа хуффльпуффского Ловчего Соммерби, и счет в итоге стал 240: 230.
– Молодец, – похвалил Гарри. Все сидели в общей гостиной, печальные, как после похорон.
– Мне просто повезло, – пожала плечами Джинни. – Проныра был какой-то вялый, а Соммерби простужен, он как раз чихнул и закрыл глаза. А, ладно!.. Вот когда ты вернешься в команду…
– Джинни, мне запретили играть пожизненно.
– Не пожизненно, а пока в школе Кхембридж, – поправила Джинни. – Две большие разницы. Короче, когда ты вернешься, я хочу попробоваться в Охотники. Ангелина с Алисией в следующем году уйдут, а мне больше нравится забивать, чем гоняться за Пронырой.
Гарри поискал глазами Рона. Тот сидел в углу, глядя на собственные колени и сжимая в руке усладэль.
– Ангелина не дает ему уйти из команды. – Джинни словно прочитала мысли Гарри. – Говорит: я знаю, у тебя есть способности.
За такую веру Гарри был глубоко благодарен Ангелине, но в то же время считал, что гуманнее все-таки Рона отпустить. Сегодня бедняга опять ушел со стадиона под громогласную песню «Уизли – наш король!», которую с удовольствием горланили слизеринцы – нынешние фавориты квидишного кубка.
Подошли Фред с Джорджем.
– Язык не поворачивается над ним шутить, – сказал Фред, бросив взгляд на сгорбленную фигуру в углу. – Хотя… как он прошляпил четырнадцатый…
Фред бешено заколотил руками по воздуху, словно пытался стоя плыть по-собачьи.
– …ладно, прибережем шутки до лучших времен.
Очень скоро Рон встал и поплелся спать. Из уважения к его чувствам Гарри немного подождал, прежде чем отправиться наверх: если Рон хочет, пусть притворится спящим. И действительно, когда Гарри вошел в спальню, Рон громко – неправдоподобно громко – храпел.
Гарри лег и стал вспоминать матч. Как обидно наблюдать за игрой со стороны! Джинни играла неплохо, но сам он поймал бы Проныру значительно быстрее… был момент, когда мячик завис у лодыжки Кёрка; если бы Джинни не растерялась, «Гриффиндор» мог и выиграть…
На стадионе Кхембридж сидела несколькими рядами ниже Гарри и Гермионы. Пару раз она неуклюже оборачивалась и смотрела на него, растягивая широкую пасть в злорадной ухмылке. Эта картина так ясно всплыла в памяти, что Гарри бросило в жар от злости. Но потом он вспомнил, что перед сном нужно освободиться от всех эмоций – Злей неустанно напоминал об этом в конце каждого занятия окклуменцией.
Он попробовал успокоиться, но мысли о Злее и Кхембридж лишь разожгли обиду и раздражение. Как же сильно он ненавидит их обоих! Рон постепенно перестал храпеть, задышал ровно и глубоко. А Гарри еще долго не мог заснуть; уставшее тело молило об отдыхе, но мозг никак не желал отключаться.
Потом ему стала сниться Кстати-комната; профессор Макгонаголл играла на волынке, а Невилл и профессор Спарж вальсировали. Гарри, очень счастливый, за ними наблюдал, а затем решил пойти поискать остальных членов Д.А.
Но, выйдя из комнаты, он увидел не гобелен с Барнабасом Безбашенным, а голую каменную стену и горящий факел. Гарри медленно повернул голову влево. Вдалеке, в конце коридора, виднелась черная дверь.
Гарри направился туда. В груди ширилось волнение; отчего-то он был уверен, что сегодня наконец проникнет внутрь… он подошел совсем близко и, задохнувшись от возбуждения, обнаружил, что из-за двери, справа, льется неяркий голубой свет… Дверь чуть приоткрыта… Гарри протянул руку, намереваясь ее толкнуть…
Рон судорожно, оглушительно, по-настоящему всхрапнул, и Гарри проснулся. Он лежал, вытянув правую руку вверх – хотел открыть дверь, находящуюся в сотнях миль. Гарри огорченно и виновато опустил руку. Да, он не должен видеть эту дверь во сне, но… так хочется узнать, что за ней скрывается! Он злился на Рона – трудно было, что ли, захрапеть попозже?
Когда в понедельник утром Гарри, Рон и Гермиона вошли в Большой зал, совы как раз принесли почту. Теперь «Оракул» с нетерпением ждали все, а не только Гермиона – всю школу живо интересовали новости о беглых преступниках. Вопреки регулярным сообщениям о том, что их видели там или сям, Упивающиеся Смертью оставались на свободе. Гермиона, заплатив сове, поскорее развернула газету. Гарри тем временем спокойно наливал себе апельсиновый сок. За весь год он получил по почте одну-единственную записку, поэтому, когда перед ним на стол грузно плюхнулась первая сова, решил, что это ошибка.
– Ты к кому? – спросил он, лениво отодвигая сок от птицы и наклоняясь, чтобы прочитать адрес:
Гарри Поттер
Большой зал
Школа «Хогварц»
Он удивленно нахмурился и хотел взять письмо, но тут на стол стали садиться еще совы – вторая, третья, четвертая, пятая… Каждая хотела вручить свое письмо первой; совы пихались, толкались, наступали в масло, опрокинули соль…
– Что это?! – изумился Рон.
Гриффиндорцы, пытаясь понять, в чем дело, наклонились над столом и смотрели на Гарри. Возле него приземлились еще семь сов. Птицы кричали, ухали и хлопали крыльями.
– Гарри! – почти беззвучно воскликнула Гермиона, сунула руку в пернатое месиво и извлекла оттуда совку с длинной цилиндрической посылкой. – Кажется, я знаю… Открой сначала вот это!
Гарри сорвал коричневую упаковку, достал свернутый плотной трубкой мартовский номер «Правдобора» и, развернув, увидел на обложке собственное глупо улыбающееся лицо. По фотографии шла надпись большими красными буквами:
ГАРРИ ПОТТЕР ЗАГОВОРИЛ!
Дата: 2019-11-01, просмотров: 220.