Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Гарри пришлось перечитать это предложение несколько раз, дабы убедиться, что понял правильно. С каких это пор Сириус стал гением вокала?
На протяжении четырнадцати лет Сириуса Блэка считают виновным в убийстве двенадцати ни в чем не повинных муглов и одного колдуна. После отчаянного побега Блэка из Азкабана два года назад министерство магии развернуло невиданных масштабов охоту на этого человека, и ни у кого нет ни малейших сомнений, что Блэк должен быть схвачен и передан дементорам.
НО ТАК ЛИ ЭТО?
Недавно раскрылись новые сенсационные данные, из которых следует, что Сириус Блэк, возможно, не совершал преступлений, за которые был осужден. По словам Дорис Муркисс, проживающей в Литтл Нортоне по адресу: бульвар Синглициний, дом № 18, Блэк, вероятно, вообще не мог присутствовать на месте совершения злодейского преступления.
«Никто не понимает, что Сириус Блэк – не настоящее имя, – заявляет миссис Муркисс. – Так называемый Сириус Блэк – на самом деле не кто иной, как Сценни Тьянтер, лидер популярной группы “Хобгоблины”, который около пятнадцати лет назад, после прискорбного инцидента, когда во время концерта в зале при соборе Литтл Нортона в него кинули большой репой и попали по уху, был вынужден завершить свою певческую карьеру. Но я сразу же узнала его по фотографии в газете. Так вот, Сценни никак не мог совершить этих преступлений, потому что в то самое время у нас с ним был романтический ужин при свечах. Я уже сообщила об этом министру магии и надеюсь, что очень скоро он снимет со Сценни, сиречь Сириуса, все обвинения».
Гарри дочитал, но продолжал в изумлении смотреть в текст. Наверно, это розыгрыш, решил он, наверно, в этом журнале печатают всякие шутки. Он пролистал назад и нашел статью о Фудже.
Министр магии Корнелиус Фудж категорически отрицает, что намеревается взять на себя правление банком «Гринготтс», и утверждает, что единственной его целью было и остается лишь «мирное сотрудничество» с теми, кто охраняет наше золото.
НО ТАК ЛИ ЭТО?
Как мы узнали из достоверных источников, в близких к министру кругах хорошо известно, что захват гоблинских золотых запасов является хрустальной мечтой Фуджа, и для достижения этой цели наш министр готов пойти на все, в том числе и на применение силовых методов.
«А что, не в первый раз, – сказал наш источник в министерстве. – Друзья вообще называют министра “Корнелиус Фудж, гроза гоблинов”. Знали бы вы, что он болтает, когда думает, будто его не слышат посторонние… Только и разговоров, что о гоблинах, с которыми он разделался: утопил, сбросил с крыши, запек в пироги…»
Гарри не стал читать дальше. Фудж, конечно, не сахар, но чтобы он приказывал запекать гоблинов в пироги?.. Нет. Гарри полистал еще, через каждые несколько страниц натыкаясь на очередную сенсацию. «Торнадо» из Татшилла добыли свою победу в Квидишной лиге посредством шантажа, пыток и незаконных махинаций с метлами! Эксклюзивное интервью с колдуном, который на «Чистой победе 6» долетел до луны и в доказательство привез оттуда мешок лунных лягушек! Также Гарри попалась статья о древних рунах – она, по крайней мере, объясняла, почему Луна читала «Правдобор» вверх ногами: если верить журналу, перевернутые древние руны читались как заклинание, превращающее уши ваших врагов в груши. Одним словом, по сравнению с прочими статьями «Правдобора» гипотеза о том, что Сириус – не Сириус, а лидер «Хобгоблинов», казалась вполне здравой.
– Есть что-нибудь интересненькое? – полюбопытствовал Рон, когда Гарри захлопнул журнал.
– Откуда? – не дав Гарри ответить, презрительно бросила Гермиона. – Всем известно, что в «Правдоборе» одна чушь!
– Прошу прощения, – резко сказала Луна. От ее мечтательности не осталось и следа. – Мой папа – его главный редактор.
– Я… Ой, – смутилась Гермиона, – ну… конечно, там бывают кое-какие любопытные… в смысле он довольно-таки…
– Я его заберу, не возражаешь? – холодно проговорила Луна. Она выхватила «Правдобор» у Гарри из рук, со страшной скоростью пролистала до страницы пятьдесят семь, решительно перевернула журнал и спряталась за ним, как раз когда дверь купе открылась в третий раз.
Гарри оглянулся. Появления гнусно ухмылявшегося Драко Малфоя и его верных телохранителей Краббе и Гойла он ожидал, но от этого обрадовался им ничуть не больше.
– Что? – рявкнул он, не дав Малфою раскрыть рта.
– Повежливее, Поттер, а то накажу, – лениво протянул Малфой, унаследовавший от отца гладкие светлые волосы и острый подбородок. – Видишь ли, я, в отличие от тебя, назначен старостой, и, следовательно, я, в отличие от тебя, имею право на карательные санкции.
– Понятно, – кивнул Гарри. – Но поскольку ты, в отличие от меня, редкостное дерьмо, выйди поскорее за дверь и не воняй.
Рон, Гермиона, Джинни и Невилл засмеялись. Губы Малфоя изогнулись.
– Лучше расскажи-ка мне, Поттер, каково это – быть хуже Уизли? – вкрадчиво спросил он.
– Прекрати, Малфой! – гавкнула Гермиона.
– Кажется, я попал в больное место, – ухмыльнулся тот. – Ладно, Поттер, пока и будь очень, очень осторожен, потому что я буду следить за каждым твоим шагом, как собака.
– Выйди отсюда! – крикнула Гермиона вставая.
Не переставая ухмыляться, Малфой в последний раз угрожающе посмотрел на Гарри и удалился. Краббе и Гойл следовали за ним по пятам. Гермиона с грохотом закрыла дверь и повернулась к Гарри, который по ее лицу сразу понял, что слова Малфоя напугали и ее.
– Кинь еще шокогадушку, – попросил Рон – он явно ничего не заметил.
Говорить в присутствии Невилла и Луны было невозможно, поэтому Гарри лишь еще раз тревожно переглянулся с Гермионой и стал смотреть в окно.
Еще минуту назад он считал, что в Сириусовой прогулке на вокзал нет ничего страшного, но теперь она показалась ему ненужной, даже опасной бравадой… Гермиона права… Сириус зря пошел с ними. А вдруг мистер Малфой узнал черного пса и сказал Драко? А вдруг он понял, что Уизли, Люпин, Бомс и Хмури знают, где скрывается Сириус? Или все-таки Малфой по случайности сказал «как собака»?
Они продвигались все дальше и дальше на север, а погода так и не определилась, что ей делать. То по стеклам неохотно стучал дождь, то из-за туч выглядывало хилое солнце, а затем снова скрывалось за набежавшими облаками. Стало темно, в купе зажглись лампы. Луна скатала «Правдобор» в трубочку, аккуратно убрала его в рюкзак и принялась пристально рассматривать своих спутников.
Гарри сидел, прижавшись лбом к забрызганному стеклу, и старался разглядеть вдалеке башни «Хогварца», однако ночь была безлунная, а окно к тому же грязное.
– Пора переодеваться, – сказала наконец Гермиона.
Они с Роном аккуратно прикололи на грудь значки. Гарри увидел, как Рон посмотрелся в черное оконное стекло.
Поезд начал замедлять ход, и из-за двери послышался обычный шум: пассажиры повскакали, принялись доставать вещи, собирать животных и готовиться к выходу. Рону и Гермионе полагалось следить за порядком, и они ушли, оставив Косолапсуса и Свинринстеля на попечение Гарри и остальных.
– Если хочешь, я могу понести сову, – предложила Гарри Луна, потянувшись за Свинринстелем. Невилл прятал Тревора во внутренний карман.
– Э… ммм… спасибо. – Гарри отдал клетку и поудобнее пристроил в руках Хедвигу.
Ребята вышли из купе в переполненный коридор и ощутили первое касание холодного ночного воздуха. К выходу продвигались очень медленно. До Гарри долетал запах сосен, что росли вдоль тропинки к озеру. На платформе он оглянулся, рассчитывая услышать знакомое: «Пер’клашки, сюда».
Но не услышал. Вместо этого до него донесся совсем другой голос, женский, решительный:
– Первоклассникам построиться здесь, пожалуйста! Все первоклассники – ко мне!
К Гарри, раскачиваясь, поплыл фонарь, и в мерцающем свете он увидел выдающийся подбородок и седой ежик профессора Гниллер-Планк, которая в прошлом году недолго замещала Огрида на занятиях по уходу за магическими существами.
– Где же Огрид? – вслух проговорил Гарри.
– Не знаю, – отозвалась Джинни, – но все равно надо идти, а то мы мешаем…
– А, ну да…
Продвигаясь по платформе к выходу, Гарри и Джинни потеряли друг друга. В толпе школьников Гарри щурился, надеясь в темноте увидеть Огрида. Он должен быть здесь – встречи с Огридом Гарри ждал едва ли не больше всего. Но Огрида нигде не было.
Он не мог уволиться, – говорил себе Гарри, медленно переставляя ноги и вместе со всеми шагая по узкому переходу к дороге. – Он, наверно, простудился или еще что…
Гарри заозирался в поисках Рона или Гермионы – хотел узнать, что они думают по поводу появления на станции профессора Гниллер-Планк, – но обоих не нашел, и толпа вынесла его на темную размытую дорогу от станции Хогсмед.
На дороге стояло около ста безлошадных карет, в которых все школьники, кроме первоклассников, добирались до замка. Гарри посмотрел на них, отвернулся еще раз поискать взглядом Рона и Гермиону, а затем повернулся обратно и уставился на кареты.
А ведь они больше не безлошадные. В них запряжены очень странные существа. Если бы понадобилось как-нибудь их назвать, Гарри, пожалуй, сказал бы, что это кони, но какие-то ящероподобные. Совсем без мускулов, под черными шкурами отчетливо прорисована каждая кость. Головы – как будто драконьи, а белые распахнутые глаза лишены зрачков. У коней росли крылья – огромные, черные, кожистые, как у гигантских летучих мышей. Безмолвно застыв во мгле, они будто излучали что-то зловещее. Непонятно, зачем впрягать в кареты этих жутких коней, если кареты вполне способны передвигаться самостоятельно.
– Где Свин? – раздался голос Рона.
– Он у этой Луны, – ответил Гарри, быстро оборачиваясь – хотелось обсудить с Роном отсутствие Огрида. – Как думаешь, где…
– Огрид? Понятия не имею, – с явным беспокойством сказал Рон. – Надеюсь, жив-здоров…
Неподалеку Драко Малфой, окруженный небольшой свитой (Краббе, Гойл и Панси Паркинсон), отталкивал от облюбованной кареты оробевших второклассников. Спустя мгновение из толпы выскочила запыхавшаяся Гермиона.
– Там, на станции, Малфой прямо затерроризировал одного первоклашку. Честное слово, я этого так не оставлю, я о нем доложу! Не успел получить значок, а уже травит людей хуже прежнего… Где Косолапсус?
– У Джинни, – ответил Гарри. – Вон она…
Тут появилась и Джинни – она обнимала вырывающегося Косолапсуса.
– Спасибо тебе. – Гермиона забрала кота. – Пошли, может, сядем вместе, пока не все кареты заняты…
– Я еще не нашел Свина, – сказал Рон, но Гермиона уже направилась к ближайшей пустой карете. Гарри остался с Роном. Мимо них потоком текли школьники.
– Что это за существа, не знаешь? – спросил Гарри, кивнув на страшных коней.
– Какие существа?
– Да кони эти…
Появилась Луна с клеткой в руках. Крохотный Свинринстель, как всегда, возбужденно щебетал.
– Вот твоя сова, – сказала Луна. – Она очень миленькая.
– Э-э… да… он ничего себе, – проворчал Рон. – Ну что, пошли садиться?.. Что ты там говорил, Гарри?
– Я говорил, что это за страшные кони? – повторил тот. Они втроем направились к карете, где уже сидели Джинни и Гермиона.
– Какие кони?
– Кони, запряженные в кареты! – нетерпеливо пояснил Гарри. В самом деле, что это с Роном? Кони, выкатив пустые белые глаза, стояли в каких-то трех футах! Рон, однако, посмотрел на Гарри озадаченно:
– Ты о чем?
– Я?.. Вот об этом! Смотри!
Гарри схватил Рона за руку и развернул. Рон посмотрел прямо на крылатого коня, а потом на Гарри:
– И что я должен увидеть?
– Как что? Вот же, между оглоблями! Запряжены в карету! Прямо перед…
Но Рон по-прежнему недоумевал, и Гарри пришла в голову очень странная мысль.
– Ты… их не видишь?
– Кого?
– Того, кто запряжен в карету?
Рон явно встревожился:
– Гарри, ты себя хорошо чувствуешь?
– Я?.. Да…
Гарри ужасно растерялся. Конь стоял прямо перед ним, его шкура лоснилась в неясном свете станционных окон, из ноздрей валил пар… И, однако, Рон, если не притворяется – а если притворяется, то это весьма дурацкая шутка, – их не видит…
– Ну так что, садимся? – неуверенно спросил Рон, с тревогой глядя на Гарри.
– Да, – кивнул Гарри, – да. Пошли…
– Не бойся, – произнес мечтательный голос подле Гарри, когда Рон уже скрылся в темноте кареты. – Ты не сошел с ума. Я тоже их вижу.
– Да? – в ужасе переспросил он. И увидел отражение крылатых коней в выпуклых серебристых глазах.
– Да, – подтвердила Луна. – С самого первого дня. Их всегда запрягают в кареты. Не волнуйся, ты такой же нормальный, как я.
Слегка улыбаясь, она исчезла в затхлом полумраке кареты. Гарри полез следом. Не сказать чтобы он успокоился.
Глава одиннадцатая
Новая песнь Шляпы-Распредельницы
Гарри не хотел признаваться, что у них с Луной одинаковые галлюцинации – если это галлюцинации, – поэтому, усевшись в карету и захлопнув дверцу, не сказал больше ни слова о конях, но все же не мог оторвать глаз от их зловещих силуэтов, двигавшихся за окошком.
– Видели Гниллер-Планк? – спросила Джинни. – Почему она снова здесь? Ведь Огрид же не уволился?
– Если уволился, я только обрадуюсь, – отозвалась Луна. – Он не очень хороший учитель.
– Очень даже хороший! – сердито воскликнули Гарри, Рон и Джинни.
Гарри гневно воззрился на Гермиону. Она откашлялась и поспешила согласиться: – Э-э-э… да… очень хороший.
– А у нас во «Вранзоре» считают, что он не учитель, а просто смех, – ответила Луна, нимало не обескураженная.
– Странное у вас во «Вранзоре» чувство юмора, – огрызнулся Рон. В это время скрипнули колеса, и карета пришла в движение.
Грубость Рона, по всей видимости, нисколько не задела Луну; совсем наоборот, она еще посмотрела на него, словно он был небезынтересной телепередачей.
Вереница карет, громыхая и покачиваясь, катила вверх по дороге, и скоро они миновали ворота меж двух каменных колонн, увенчанных крылатыми боровами. Кареты въехали на школьную территорию. Гарри наклонился к окну и попытался разглядеть, горит ли свет в хижине Огрида на опушке Запретного леса, но на школьном дворе царила кромешная тьма. Между тем замок «Хогварца» как будто сам стремительно надвигался, грозно нависая над головами: гигантский, угольно-черный на фоне темного неба массив башен, а кое-где алмазно сияли окна.
Кареты, лязгнув рессорами, остановились у парадных дубовых дверей. Гарри выпрыгнул из кареты первым и снова повернулся к Запретному лесу, рассчитывая все-таки увидеть освещенные окна, но в хижине Огрида определенно не было никаких признаков жизни. Тогда крайне неохотно – сказать по правде, Гарри очень надеялся, что за время пути кони куда-нибудь денутся, – он перевел взгляд на этих малоприятных скелетоподобных животных. Те, выпучив пустые, мерцающие белые глаза, неподвижно стояли на ночном холоде.
Однажды с Гарри уже случалось, что он видел то, чего не видел Рон, но тогда это было отражение в зеркале – оно и вообще иллюзорно, не то что сотня вполне осязаемых животных, которым хватает сил везти реальные кареты с реальными людьми. Если верить Луне, эти кони возили кареты всегда – то есть были невидимы. Что же произошло? Почему теперь Гарри их видит, а Рон нет?
– Ты идешь или как? – спросил Рон.
– А… да, – опомнился Гарри, и они влились в толпу, поднимавшуюся по каменным ступеням в замок.
В вестибюле, залитом светом факелов, разносилось эхо шагов – школьники по каменным плитам пола спешили к двойным дверям справа, в Большой зал, на пир в честь начала учебного года.
В Большом зале, под черным беззвездным потолком – точной копией неба за высокими окнами – стояли четыре длинных стола, и они быстро заполнялись людьми. Над столами в воздухе плавали зажженные свечи. Они заставляли серебристо мерцать силуэты привидений и озаряли лица ребят – те оживленно болтали, обменивались летними впечатлениями, громко здоровались с приятелями из других колледжей, поглядывали на новые наряды и прически однокашников. И опять Гарри увидел, что, едва он проходит мимо, все начинают шептаться. Он сжал зубы и постарался сделать вид, будто ничего не замечает и плевать хотел.
Луна уплыла к столу «Вранзора». У стола «Гриффиндора» Джинни окликнули одноклассники, и она села с ними; Гарри, Рон, Гермиона и Невилл нашли в середине стола четыре свободных места между Почти Безголовым Ником, гриффиндорским привидением, и Парвати Патил с Лавандой Браун. Последние приветствовали Гарри с легкомысленным радушием, и ему сразу стало ясно, что они прекратили судачить о нем всего секундой раньше. Впрочем, для нервов сразу нашелся повод посерьезнее: Гарри поверх голов посмотрел на учительский стол.
– Его нет.
Рон и Гермиона тоже оглядели учительский стол, хотя в этом не было необходимости: человек габаритов Огрида заметен в любой толпе.
– Не мог же он уволиться, – встревоженно проговорил Рон.
– Конечно, не мог, – твердо сказал Гарри.
– Как вы думаете, он не… ранен, нет? – испуганно спросила Гермиона.
– Нет, – отрезал Гарри.
– И где же он тогда?
Они помолчали. Затем Гарри очень тихо, чтобы не услышали ни Невилл, ни Парвати с Лавандой, сказал:
– Может, он еще не вернулся? Ну, понимаете… с задания. Которое ему поручил Думбльдор.
– Точно… точно, наверняка, – с облегчением сказал Рон. Но Гермиона, прикусив губу, смотрела на учителей, словно надеясь найти среди них более разумное объяснение отсутствию Огрида.
– А это кто? – вдруг спросила она, указывая в середину стола.
Гарри проследил за ее взглядом и в центре, в золотом кресле с высокой спинкой, увидел профессора Думбльдора в усеянной звездами темно-фиолетовой мантии и такой же шляпе. Голова его склонялась к женщине, сидевшей рядом, а та шептала ему на ухо. Женщина была низенькая, с короткими мышастыми кудряшками, которые она, на манер Алисы в Стране чудес, повязала кошмарной розовой лентой под цвет пушистой кофты, надетой поверх колдовской мантии. Походила она на какую-то всеобщую тетушку, старую деву. Женщина слегка повернулась, сделала деликатный глоточек из кубка – и Гарри с ужасом узнал мертвенное жабье лицо и выпуклые глаза с набрякшими мешками.
– Это же она! Кхембридж!
– Кто? – переспросила Гермиона.
– Она была на слушании, работает у Фуджа!
– Милая кофточка, – ухмыльнулся Рон.
– Работает у Фуджа? – нахмурившись, повторила Гермиона. – А здесь она что забыла?
– Понятия не имею…
Гермиона сощурилась на учительский стол.
– Нет, – пробормотала она, – нет, конечно нет…
Гарри не понял, о чем она, однако спрашивать не стал; его внимание привлекла профессор Гниллер-Планк, только что появившаяся позади других учителей. Она прошла до конца стола и заняла место Огрида. Это могло означать лишь одно – первоклассники переплыли озеро и прибыли в замок. Действительно, через несколько секунд двери распахнулись. Из вестибюля в зал длинной колонной вошли первоклассники, ведомые профессором Макгонаголл. Она несла табурет со старой-престарой колдовской шляпой, сильно залатанной и с широкой прорехой на тулье.
Гул стих. Первоклассники выстроились перед учительским столом лицом к остальным школьникам. Профессор Макгонаголл аккуратно поставила перед ними табурет и отошла.
В свете свечей лица детей бледно сияли. Маленький мальчик в самой середине шеренги мелко дрожал. Гарри на мгновение вспомнил, как боялся сам, пока стоял там и ждал неведомого испытания, которое решит, в какой колледж его определят.
Все в зале затаили дыхание. Затем прореха на Шляпе-Распредельнице раскрылась наподобие рта, и из нее полилась громкая песня:
В те времена, когда была я новой,
А «Хогварц» только-только основали,
Создатели сей благородной школы
Судьбы своей пока еще не знали.
Объединенные одной высокой целью,
Они питали страстное желанье:
Потомкам передать все без изъятья —
Уменья, опыт и магические знанья.
«Мы вместе будем и учить и строить!» —
Решили эти верные друзья,
Но в страшном сне им не могло присниться,
Сколь непроста им выпадет стезя.
Дружили Слизерин и Гриффиндор,
Ни перед чем их братство не сдавалось.
Любезнее, чем Вранзор с Хуффльпуфф,
Подруг на свете не существовало.
И как же все могло так повернуться?
Как дружба крепкая распалась, умерла?
Печальную историю разрыва
Я вам поведаю, поскольку там была.
Рек Слизерин: «Лишь тех, в чьих жилах
Течет кровь магов, будем обучать»,
Но Вранзор объявила: «Только умных
Мы станем в школе нашей привечать».
А Гриффиндор вскричал: «Лишь храбрецы
У нас учиться заслужили право!»
«Я буду обучать всех без различий», —
На это Хуффльпуфф сказала здраво.
Впервые разгоревшись, эти споры
Не изменили положенья дел,
Поскольку каждый маг-сооснователь
В той школе колледж собственный имел.
И Слизерин себе в ученики
Брал только тех, чья кровь была чиста,
У Гриффиндора обучались смельчаки,
Чьи души отличала прямота,
И Вранзор наставляла умных магов,
Как им острее разум отточить,
А славной Хуффльпуфф меж тем досталось
Без счету прочих волшебству учить.
И до поры дружили маги в школе,
И братства дух в стенах сиих витал.
И годы миновали беспечально,
В гармонии наш «Хогварц» процветал.
Затем, однако, начался разброд.
Меж колледжей, что как столпы творенья
Поддерживали школы основанье,
Вдруг вспыхнули раздоры, споры, тренья.
Средь прочих каждый захотел стать первым —
Нет выхода из замкнутого круга.
Казалось, нашей школе жить недолго:
Дуэли, драки… Друг восстал на друга.
Но Слизерин одним печальным утром
Отбыл навек из школы, и тогда
Вмиг прекратились споры и раздоры,
Но знали мы, что к нам пришла беда.
И с той поры, когда четыре друга
Тремя друзьями стали поневоле,
Былого единения умов
Не наблюдалось боле в нашей школе.
И вот теперь я, Шляпа, перед вами —
Вам всем известно, для чего нужна я:
По колледжам я вас Распределю,
Как только ваши души я познаю.
Но вспоминайте впредь мои слова
И днем, и по ночам, и поутру:
Я развожу вас на четыре дома,
Но мнится мне, что это не к добру.
Я, исполняя долг свой неизбежный,
Боюсь, что вновь беда грядет,
Что косность устоявшихся традиций
К печальному концу нас приведет.
Внимайте знакам, как история диктует,
Учитесь быть настороже вдвойне
И помните, что школе нашей славной
Ужасные враги грозят извне.
Должны мы меж собой объединиться,
Иначе счастия нам больше не видать.
Я вас предупредила, все сказала…
Пора к Распределенью приступать.
Шляпа смолкла и замерла. Раздались аплодисменты, но впервые на памяти Гарри они перемежались бормотанием и шепотками. По всему залу школьники делились впечатлениями со своими соседями, и Гарри, хлопавший вместе с остальными, прекрасно понимал, о чем они говорят.
– Что-то на этот раз больно развесисто, – подняв брови, заметил Рон.
– Да уж, – отозвался Гарри.
Обычно Шляпа-Распредельница ограничивалась описанием качеств, необходимых для поступления в разные колледжи «Хогварца», и объясняла свою роль в Распределении. Гарри не помнил, чтобы прежде Шляпа давала школьникам советы.
– А раньше она, интересно, о чем-нибудь предупреждала? – с легкой тревогой произнесла Гермиона.
– Вообще-то да, – со знанием дела ответил Почти Безголовый Ник, наклоняясь к ней сквозь Невилла (Невилл поморщился: не очень-то приятно, когда сквозь тебя проходит привидение). – Шляпа считает делом чести предостерегать «Хогварц», если чувствует, что…
Но тут профессор Макгонаголл, которая дожидалась тишины, чтобы начать вызывать первоклассников на Распределение, окинула болтунов таким обжигающим взглядом, что Ник немедленно приложил к губам прозрачный палец и сел очень прямо. Гомон в зале мгновенно стих. Профессор Макгонаголл, в последний раз недовольно оглядев все четыре стола, опустила глаза к длинному пергаментному свитку и выкрикнула первое имя:
– Аберкромби, Юэн.
Перепуганный мальчик, на которого Гарри уже обратил внимание, шагнул вперед и надел на голову Шляпу-Распредельницу; упасть до самых плеч ей помешали его торчащие уши. Шляпа поразмыслила, потом открыла прореху и объявила:
– «Гриффиндор»!
Гарри вместе со всеми гриффиндорцами громко похлопал Юэну Аберкромби, который, спотыкаясь, дошел до их стола и сел с таким видом, точно ему было бы значительно приятнее провалиться сквозь пол и никогда больше не показываться никому на глаза.
Постепенно строй первоклассников редел. В паузах, пока Шляпа обдумывала свое решение, Гарри слышал, как у Рона громко урчит в животе. Наконец, «Целлер, Розу» определили в «Хуффльпуфф», профессор Макгонаголл унесла табурет со Шляпой, а профессор Думбльдор поднялся из-за стола.
Хотя Гарри и был обижен на Думбльдора, самый вид директора подействовал умиротворяюще. Отсутствие Огрида, кони-ящеры – все эти неприятные сюрпризы, как неожиданные фальшивые аккорды в любимой песне, испортили давно предвкушаемое возвращение в «Хогварц». А теперь все наконец пошло как положено: директор школы встал из-за стола, чтобы поздравить учеников с началом учебного года.
– Всем новичкам, – звучно заговорил Думбльдор, улыбаясь и приветственно простирая руки, – добро пожаловать! Добро пожаловать и всем старым знакомым! Бывают обстоятельства, в которых уместны длинные речи. Сейчас не тот случай. Поэтому садитесь – и налетайте!
Раздался одобрительный смех и взрыв аплодисментов. Думбльдор с достоинством опустился в кресло и перекинул через плечо длинную бороду, чтобы та не лезла в тарелку, – ибо на столах появились всевозможные кушанья: мясо, пироги, овощи, хлеб, разнообразные соусы, кувшины с тыквенным соком…
– Отличненько, – хищно простонал Рон и, схватив первое попавшееся блюдо, принялся перекладывать отбивные к себе на тарелку. Почти Безголовый Ник тоскливо за ним наблюдал.
– Что ты говорил перед Распределением? – спросила призрака Гермиона. – Шляпа и раньше предостерегала?
– Ах да. – Ник, похоже, был рад поводу отвести глаза от Рона, с почти неприличной жадностью поглощавшего жареную картошку. – Я сам несколько раз слышал. Шляпа так поступает, когда чувствует, что школе угрожает опасность. Совет у нее, разумеется, всегда один: быть вместе и крепить ряды.
– Окузанаит фо шкули гржат паснасана ляпа? – спросил Рон.
Рот у него был набит до отказа, и то, что он сумел издать хоть какие-то звуки, Гарри расценил как подвиг.
– Прошу прощения? – вежливо переспросил Почти Безголовый Ник. Гермиона брезгливо скривилась. Рон, гулко сглотнув, повторил:
– Откуда она знает, что школе угрожает опасность, если она – Шляпа?
– Представления не имею, – ответил Ник. – Но она живет в кабинете Думбльдора и, осмелюсь предположить, слышит там немало.
– И при этом хочет, чтобы все колледжи подружились? – Гарри с сомнением посмотрел на слизеринский стол, где безраздельно царил Драко Малфой. – Разбежалась.
– Зря вы так, – укорил Ник. – Мирное сотрудничество – вот ключ к успеху. Мы, привидения, хотя и принадлежим к разным колледжам, стараемся поддерживать дружеские связи. Скажем, я, невзирая на соперничество между «Гриффиндором» и «Слизерином», ни за что не позволил бы себе вступить в спор с Кровавым Бароном.
– Это потому, что ты его боишься до ужаса, – сказал Рон.
Почти Безголовый Ник сильно оскорбился:
– Боюсь? Я? Сэр Николас де Мимси-Порпингтон? Никто и никогда не смел обвинить меня в трусости! Благородная кровь, текущая в моих жилах…
– Какая кровь? – спросил Рон. – У тебя что, осталась…
– Это фигура речи! – Ник так рассердился, что его голова мелко затряслась на полуотрубленной шее: того и гляди, отвалится набок. – Я, конечно, не могу вкушать еду и напитки, но, надеюсь, вы не станете отказывать мне в праве на свободу слова? И меня, поверьте, не заденут колкости неразумных детей, потешающихся над моею кончиной! Я привык.
– Ник, он вовсе не хотел над тобой смеяться! – заверила Гермиона, разъяренно глядя на Рона.
У того, к несчастью, рот опять был набит так, что щеки грозили разорваться, поэтому он сумел лишь выдавить: «Ниител казать ичо похо». Ник, видимо, не счел это удовлетворительным извинением. Взвившись над ними, он поправил шляпу с пером, уплыл на другой конец стола и сел между братьями Криви, Колином и Деннисом.
– Молодец, Рон, – огрызнулась Гермиона.
– Чего? – возмутился Рон, наконец сглотнув. – Нельзя уже задать простой вопрос?
– Молчи лучше, – раздраженно отмахнулась Гермиона, и остаток ужина оба дулись.
Гарри давно привык к подобным сварам и не пытался их помирить, решив, что гораздо умнее будет спокойно доесть пирог с мясом и почками, а после умять целое блюдо любимых пирожных с патокой.
Когда все наелись и в зале снова загудели голоса, Думбльдор поднялся из-за стола. Разговоры сразу же стихли, все головы повернулись к директору. Гарри одолевала сытая сонливость. Наверху его ждет кровать под балдахином, такая мягкая и теплая…
– Поскольку мы уже перевариваем это великолепное пиршество, уделите мне несколько минут – я скажу то, что всегда говорю в начале учебного года, – обратился к школе Думбльдор. – Во-первых, первоклассникам следует усвоить, что лес, окружающий школьную территорию, под запретом для всех учащихся… Позволю себе также выразить надежду, что к настоящему моменту этот факт дошел и до сознания некоторых старшеклассников.
Гарри, Рон и Гермиона ухмыльнулись.
– Далее. Школьный смотритель мистер Филч просил меня напомнить вам в четыреста шестьдесят второй, как он уверяет, раз, что вам запрещено колдовать на переменах в школьных коридорах. Также запрещено и многое другое – список висит на двери кабинета мистера Филча… Кроме того, в этом году в нашей школе произошли некоторые изменения в преподавательском составе. Мы очень рады вновь приветствовать в этих стенах профессора Гниллер-Планк, которая будет вести занятия по уходу за магическими существами, и счастливы представить вам профессора Кхембридж, нового преподавателя защиты от сил зла.
Раздались вежливые, но довольно кислые аплодисменты. Гарри, Рон и Гермиона в панике переглянулись: Думбльдор не сказал, долго ли пробудет с ними профессор Гниллер-Планк.
Тот между тем продолжил:
– Испытания для желающих попасть в квидишные команды состоятся…
Он осекся и вопросительно посмотрел на профессора Кхембридж. Поскольку из-за ее роста трудно было догадаться, стоит она или сидит, поначалу никто не понял, отчего директор замолчал, но, когда профессор Кхембридж откашлялась: «Кхе-кхем», – стало ясно, что она, оказывается, встала и вознамерилась произнести речь.
Думбльдор растерялся лишь на мгновение, а затем элегантно опустился в кресло и внимательно воззрился на профессора Кхембридж, словно для него не было в жизни большего счастья, чем услышать ее выступление. Остальной преподавательский состав не сумел столь ловко скрыть удивление. Брови профессора Спарж уползли под пышные волосы, а рот профессора Макгонаголл сжался в тончайшую полоску. Никогда раньше новый учитель не осмеливался перебивать директора. Многие школьники усмехались; эта женщина явно незнакома с порядками в «Хогварце».
– Благодарю вас, директор, – жеманно заулыбалась профессор Кхембридж, – за теплые слова приветствия.
Голос у нее был высокий, с придыханием, девчачий, и Гарри вновь ощутил острую неприязнь, которую и сам не мог объяснить; но он твердо знал, что ненавидит в этой женщине все, от идиотского голоска до пушистой розовой кофты. Она еще раз откашлялась («кхе-кхем») и продолжила:
– Должна сказать, что я очень рада вернуться в «Хогварц»! – Она улыбнулась, обнажив мелкие острые зубки. – И очень рада видеть ваши милые счастливые личики!
Гарри поглядел вокруг и не увидел ни одного счастливого личика. Напротив, все были неприятно поражены тем, что с ними разговаривают как с малышней.
– Я очень хочу поближе познакомиться со всеми и уверена, что мы непременно станем добрыми друзьями!
Все переглянулись; некоторые с трудом сдерживали ухмылки.
– Друзьями? Так уж и быть, только если не придется одалживать у нее эту жуткую кофту, – шепнула Лаванде Парвати, и обе залились беззвучным смехом.
Профессор Кхембридж в очередной раз откашлялась («кхе-кхем»), а когда снова заговорила, придыхание почти исчезло, а голос зазвучал скучно и заученно:
– Министерство магии придавало и придает вопросу образования юных колдунов и ведьм огромное, жизненно важное значение. Редкий дар, которым каждый из вас наделен от рождения, не будучи взлелеян путем надлежащего обучения и наставления, может пропасть втуне. Мы не имеем права допустить, чтобы древние умения, уникальное достояние колдовского сообщества, исчезли навсегда, а потому должны бережно передавать их из поколения в поколение. И благородное призвание педагогов – охранять и пополнять драгоценную сокровищницу магических знаний, накопленных нашими предками.
Профессор Кхембридж сделала паузу и слегка поклонилась своим коллегам, однако те и не подумали кивнуть ей в ответ. Темные брови профессора Макгонаголл сошлись на переносице, отчего она сильно походила на ястреба, и Гарри отчетливо видел, как при очередном «кхе-кхем» она многозначительно переглянулась с профессором Спарж. Профессор Кхембридж продолжила:
– Все директора и директрисы «Хогварца» привносили нечто новое в трудное дело руководства этой прекрасной школой с ее многовековой историей, и это правильно, ибо там, где отсутствует прогресс, неизбежно наступают стагнация и разрушение. В то же время мы не можем себе позволить поощрять прогресс только ради прогресса, ибо наши древние, проверенные временем традиции чаще всего не нуждаются в поправках. А значит, равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традициями и инновациями…
Гарри почувствовал, что не в состоянии больше слушать, – мысли как будто куда-то соскальзывали. Когда говорил Думбльдор, в Большом зале всегда царила почтительная тишина, но сейчас она рассеивалась: школьники склонялись друг к другу, шептались, хихикали. За столом «Вранзора» Чо Чан оживленно болтала с подружками. Неподалеку от нее Луна Лавгуд достала из рюкзака «Правдобор». Хуффль пуффец Эрни Макмиллан не сводил глаз с профессора Кхембридж, но взгляд у него был остекленелый, и Гарри не сомневался, что Эрни не слушает, а лишь притворяется, дабы не потерять лицо и быть достойным новенького значка старосты.
Профессор Кхембридж ничего не замечала. Наверное, даже если бы у нее под носом вспыхнуло восстание, она продолжала бы невозмутимо бубнить. Учителя между тем слушали Кхембридж очень внимательно, как и Гермиона, которая впитывала каждое слово, хотя, судя по ее лицу, слова эти были ей совсем не по вкусу.
– …ибо всегда оказывается, что некоторые изменения – к лучшему, а другие по прошествии времени признаются ошибочными. Некоторые старые традиции мы обязаны сберечь, и это естественно, другие же, отжившие свой век, следует оставить и забыть. Итак, давайте вместе настроимся сохранять то, что надлежит сохранить, совершенствовать то, что нуждается в совершенствовании, и искоренять то, что вопиет об искоренении, и устремимся вперед, к новой эре, эре открытости, эффективности и ответственности.
Она села. Думбльдор захлопал. Преподаватели последовали его примеру, но Гарри заметил, что некоторые лишь раз-другой сдвинули ладони. К рукоплесканиям присоединилась и часть школьников; впрочем, большинство не слушали речь, не поняли, что она закончилась, и пока сообразили зааплодировать, Думбльдор снова встал.
– Большое спасибо, профессор Кхембридж, это было весьма познавательно, – сказал он, поклонившись ей. – Итак, как я говорил, испытания для желающих попасть в квидишные команды…
– Именно что весьма познавательно, – тихо проговорила Гермиона.
– Только не говори, что тебе понравилось, – так же тихо ответил Рон, переводя на нее мутный взор. – В жизни не слышал такой нудятины – а я, заметь, рос с Перси!
– Я сказала, «познавательно», а не «интересно», – сказала Гермиона. – Эта речь многое объясняет.
– Да? – удивился Гарри. – А мне показалось, полный бред.
– Среди бреда было кое-что важное, – мрачно произнесла Гермиона.
– Правда? – отупело переспросил Рон.
– Как вам «мы не можем себе позволить поощрять прогресс только ради прогресса»? А «искоренять то, что вопиет об искоренении»?
– Ну и что это значит? – нетерпеливо спросил Рон.
– Я тебе скажу, что это значит, – зловеще промолвила Гермиона. – Это значит, что министерство вмешивается в дела «Хогварца».
Вокруг загрохотало: очевидно, Думбльдор распустил собрание, и теперь все готовились уходить. Гермиона испуганно вскочила.
– Рон, мы ведь должны показать первоклассникам, куда идти!
– Ах да, – сказал Рон, который явно об этом забыл. – Эй! Эй, вы! Лилипуты!
– Рон!
– А что? Они такие мелкие…
– Все равно, нельзя называть их лилипутами!.. Первоклассники! – командным голосом заорала Гермиона. – За мной, пожалуйста!
Новые ученики робко двинулись к ней по проходу между гриффиндорским и хуффльпуффским столами, причем каждый изо всех сил старался не оказаться впереди остальных. Дети и правда выглядели крошечными; Гарри был твердо уверен, что сам он, когда пришел в первый класс, таким маленьким не был. Он улыбнулся малышам. Светловолосый мальчик рядом с Юэном Аберкромби буквально окаменел, потом ткнул Юэна в бок и зашептал ему на ухо. Юэн, тоже перепуганный, украдкой бросил на Гарри боязливый взгляд, и тот почувствовал, что улыбка, как смердосок, сползает с лица.
– До встречи, – сказал он Рону и Гермионе и пошел прочь из Большого зала, стараясь не обращать внимания на перешептывания, пристальные взоры и указующие персты. Глядя прямо перед собой, он пробрался к выходу, торопливо взошел по мраморной лестнице и, в двух местах срезав путь через тайные переходы, скоро оставил толпу далеко позади.
Чего же и ждать, сердито думал он, шагая по коридорам верхних этажей, где почти никого не было. Естественно, все на него таращатся: каких-то два месяца назад он на глазах у всей школы с телом Седрика появился из лабиринта, где проводилось последнее испытание Тремудрого Турнира, и заявил, что видел возрождение лорда Вольдеморта. А вскоре школу распустили на каникулы, и у Гарри не было времени объясниться, даже если бы он и захотел предоставить отчет об этих ужасных событиях.
Он сам не заметил, как по коридору дошел до двери в гриффиндорскую гостиную, скрытой за портретом Толстой Тети; сообразив, что не знает нового пароля, он остановился как вкопанный.
– Эмм… – промычал он, хмуро уставившись на Толстую Тетю. Та разгладила складки шелкового розового платья и в свою очередь сурово уставилась на него.
– Нет пароля – нет доступа, – надменно сообщила она.
– Гарри, я знаю! – пропыхтели у него за спиной. Гарри обернулся и увидел, что к нему трусит Невилл. – Знаешь какой? Я наконец-то смогу запомнить!.. – Он помахал своим кактусом-пеньком. – Мимбулюс мимблетония!
– Правильно, – сказала Толстая Тетя, и портрет открылся, обнаружив за собой круглую дыру в стене.
Гриффиндорская гостиная – уютная круглая комната, заставленная ветхими мягкими креслами и старыми шаткими столиками, – встретила их как всегда приветливо. В очаге весело потрескивал огонь, и кто-то грел над ним руки; в другом углу Фред с Джорджем вешали на доску какое-то объявление. Гарри всем помахал и направился прямиком в спальню: у него не было настроения ни с кем разговаривать. Невилл пошел за ним.
Дин Томас и Шеймас Финниган добрались до спальни первыми и сейчас развешивали по стенам у своих кроватей плакаты и фотографии. Когда Гарри распахнул дверь, они разговаривали, но мигом замолчали, увидев его. Гарри заподозрил, что говорили о нем; потом заподозрил, что у него паранойя.
– Привет, – сказал он, открывая свой сундук.
– Привет, Гарри, – ответил Дин, надевая пижаму уэстхэмских цветов. – Как каникулы?
– Неплохо, – пробормотал Гарри. На рассказ о его каникулах ушла бы целая ночь, а у него не было сил. – А у тебя?
– Нормально, – хмыкнул Дин. – Во всяком случае, лучше, чем у Шеймаса.
– А что такое? – бережно поставив мимбулюс мимблетонию на тумбочку, спросил Невилл Шеймаса.
Шеймас ответил не сразу – прежде он убедился, что «Кенмарские коршуны» висят ровно. Потом, не поворачиваясь к Гарри, сказал:
– Мама не хотела, чтобы я возвращался в школу.
– Что? – Гарри, снимавший мантию, застыл.
– Не хотела, чтобы я возвращался в «Хогварц».
Шеймас отвернулся от плаката и, по-прежнему не глядя на Гарри, достал из своего сундука пижаму.
– Но… почему? – поразился Гарри. Мама Шеймаса – ведьма, как же она могла опуститься до такого дурслеизма?
Шеймас не отвечал, пока не застегнул пижаму на все пуговицы.
– Я думаю, – размеренно произнес он, – что… из-за тебя.
– В смысле из-за меня? – вскинулся Гарри.
Сердце забилось очень-очень быстро; словно что-то надвигалось и грозило поглотить Гарри целиком.
– Ну-у, – протянул Шеймас, избегая на него смотреть, – она… э-э… в общем, это не только из-за тебя, из-за Думбльдора тоже…
– Так она верит «Оракулу»? – сообразил Гарри. – Верит, что я врун, а Думбльдор – старый осел?
Шеймас наконец посмотрел ему в глаза:
– Что-то в этом духе.
Гарри промолчал. Он швырнул на тумбочку волшебную палочку, снял мантию, с досадой бросил ее в сундук и натянул пижаму. Как же все это надоело! Все эти взгляды и пересуды! Побывали бы они в его шкуре!.. Понимали бы, каково это… Миссис Финниган ничегошеньки не понимает… Дура, свирепо закончил он про себя.
Он забрался в постель и потянулся задернуть полог, но тут Шеймас сказал:
– Слушай… А что на самом деле было, когда… Ну, ты понимаешь… С Седриком Диггори и вообще?
В голосе его звучало опасливое любопытство. Дин, который перерывал сундук в надежде отыскать тапочку, тотчас замер и явно навострил уши.
– А чего ты у меня спрашиваешь? – огрызнулся Гарри. – Почитай «Оракул», как твоя мамочка! Там написано все, что вам положено знать.
– Оставь в покое мою маму, – рассердился Шеймас.
– С какой стати мне оставлять в покое тех, кто называет меня лжецом? – гневно бросил Гарри.
– Нечего со мной так разговаривать!
– Как хочу, так и разговариваю, – отрезал Гарри. Кровь бросилась ему в голову, и он сам не заметил, как схватил волшебную палочку. – А если тебе страшно спать со мной в одной комнате, валяй к Макгонаголл, пусть тебя переведут… Чтоб мамуля не беспокоилась…
– Я тебе сказал, Поттер, не трогай мою маму!
– Что тут такое?
В дверях появился Рон. Он вытаращился на Гарри, который на коленях стоял на кровати, целя в Шеймаса волшебной палочкой, затем поглядел на Шеймаса, грозно сжавшего кулаки.
– Он издевается над моей матерью!
– Чего? – не поверил Рон. – Гарри не стал бы… Мы знаем твою маму, она нам понравилась…
– Только это было до того, как она стала верить всему, что пишет обо мне «Оракул»! – во весь голос заорал Гарри.
– А, – судя по лицу, до Рона дошло. – А… Понятно.
– Знаете что?! – с жаром вскричал Шеймас, бросив на Гарри злобный взгляд. – Он прав! Я больше не хочу жить с ним в одной комнате, он псих!
– Ну, это уже перебор, Шеймас. – Уши Рона засветились малиновым – верный сигнал опасности.
– Ах, перебор?! – завопил Шеймас. Он, наоборот, сильно побледнел. – Ты сам-то веришь? Всей этой ерунде, которую он наплел про Сам-Знаешь-Кого? Это что, правда, по-твоему?
– Да, верю! – гневно воскликнул Рон.
– Значит, ты и сам псих, – с отвращением бросил Шеймас.
– Да? Ну и пожалуйста. Зато, дружок, я, – Рон потыкал себя в грудь пальцем, – к твоему глубокому огорчению, староста! Так что, если не хочешь отбывать наказание, думай, прежде чем рот открывать, понял?
Шеймас постоял молча, явно склоняясь к мысли, что наказание – невеликая цена за шанс высказать все, что вертится на языке. Однако, подумав, презрительно фыркнул, развернулся, кинулся в постель и с такой яростью задернул полог, что тот оторвался и пыльной кучей свалился на пол. Рон свирепо посмотрел на Шеймаса, потом повернулся к Дину и Невиллу.
– Чьи еще родители недовольны Гарри? – воинственно спросил он.
– Мои родители вообще муглы, – пожал плечами Дин. – Они и не знают, что в «Хогварце» кто-то погиб. Что я, дурак – им рассказывать?
– Ты не знаешь моей мамы, она из кого угодно что угодно вытянет! – рявкнул Шеймас. – И вообще, твои родители не читают «Оракул» – они не в курсе, что директора твоей школы вышибли из Мудрейха и из Международной конфедерации чародейства за то, что у него шарики за ролики заехали…
– Ба считает, что это чушь, – подал голос Невилл. – Говорит, что это «Оракул» рехнулся, а не Думбльдор. Она отменила подписку. Мы верим Гарри, – просто добавил он. Потом забрался в постель, натянул одеяло до самого подбородка и по-совиному уставился на Шеймаса. – Ба всегда говорила, что Сами-Знаете-Кто однажды вернется. И еще она говорит: раз Думбльдор сказал, что Сами-Знаете-Кто вернулся, значит, он вернулся.
Гарри охватила глубокая благодарность к Невиллу. Больше никто не произнес ни слова. Шеймас достал палочку, починил полог и скрылся за ним. Дин молча лег и повернулся на бок. Невилл, которому, видимо, нечего было добавить, любовался на свой кактус в лунном свете.
Гарри опустился на подушку. У соседней постели возился со своими вещами Рон. Ссора потрясла Гарри – Шеймас всегда ему очень нравился. Сколько же еще народу считает, что он врет или чокнулся?
Бедный Думбльдор! Ему, наверное, пришлось этим летом пережить то же самое, когда его выкинули сначала из Мудрейха, а потом и из конфедерации. Наверное, потому он и злится на Гарри, потому и не хочет с ним общаться… Ведь они оба замешаны. Думбльдор поверил Гарри и рассказал его версию событий всей школе, а потом и всей колдовской общественности. Значит, все, кто считает, что Гарри врет, должны считать, что врет и Думбльдор – или что Думбльдора одурачили…
Рон лег в постель и погасил последнюю свечу в спальне. Когда-нибудь они поймут, что мы говорили правду, в отчаянии подумал Гарри. Однако сколько еще нападок придется пережить, пока наступит это «когда-нибудь»?
Глава двенадцатая
Профессор Кхембридж
Утром Шеймас оделся с невероятной скоростью и вылетел из спальни еще до того, как Гарри успел натянуть носки.
– Он что, боится от меня заразиться? – громко спросил Гарри, когда подол мантии Шеймаса, взметнувшись, исчез за дверью.
– Не парься, – пробормотал Дин, вскидывая на плечо рюкзак, – он просто…
Однако, не сумев точно сформулировать, что именно «просто», Дин после неловкой паузы тоже ушел.
Невилл и Рон посмотрели на Гарри. На их лицах было написано невысказанное «бывают же дураки на свете, но тебе-то какое до них дело». Гарри это совершенно не утешило. И много еще такого предстоит?
– В чем дело? – спросила пять минут спустя Гермиона, нагоняя Гарри и Рона в общей гостиной на полпути к двери. – Вид у вас абсолютно… Еще чего не хватало.
Она уставилась на доску объявлений. Там появился большой новый плакат.
ГАЛЛОНЫ ГАЛЛЕОНОВ!
Давно не виделись с карманными деньгами?
Хотите подзаработать?
С нашей помощью вы сделаете это быстро, просто и практически безболезненно!
Спрашивайте в гриффиндорской гостиной Фреда и Джорджа Уизли.
(Предупреждение: все работы – на ваш страх и риск.)
– Вот чума, – сумрачно произнесла Гермиона и сняла плакат. Близнецы повесили его поверх объявления о первых выходных в Хогсмеде, назначенных на октябрь. – Рон, придется с ними поговорить.
Рон явно перепугался:
– Зачем?
– Затем, что мы – старосты! – воскликнула Гермиона. Они полезли в дыру за портретом. – И прекращать подобные вещи – наша обязанность!
Рон промолчал, но по убитому выражению его лица было ясно, что его отнюдь не привлекает перспектива встать на пути у Фреда с Джорджем.
– Так в чем дело-то, Гарри? – уже на лестнице продолжила Гермиона. Они шли вниз мимо портретов старых колдунов и ведьм – те были поглощены разговорами и не обращали на ребят внимания. – Ты какой-то ужасно злой.
– Шеймас считает, что он врет про Сама-Знаешь-Кого, – без обиняков сказал Рон, когда Гарри не ответил.
Гермиона вопреки ожиданиям Гарри не возмутилась, а лишь тяжко вздохнула:
– Да, Лаванда тоже.
– Ах, так вы с ней успели обо мне поболтать? Врушка я или не врушка и хочу ли я внимания? – взвился Гарри.
– Нет, – спокойно ответила Гермиона. – Если уж ты хочешь знать, я велела ей заткнуться. Но вообще, было бы очень мило, если бы ты перестал по любому поводу вцепляться нам с Роном в глотку, потому что – на случай, если ты не заметил, – мы на твоей стороне.
Последовала короткая пауза.
– Извините, – пробормотал Гарри.
– Ничего страшного, – с достоинством ответила Гермиона, а потом покачала головой: – Ты забыл, что сказал Думбльдор на пиру в конце прошлого года?
Гарри и Рон посмотрели на нее пустыми глазами, и Гермиона опять вздохнула.
– Про Сами-Знаете-Кого? Думбльдор сказал, что он «обладает великим даром повсюду сеять вражду и раздоры. У нас есть лишь один способ борьбы – крепкие узы дружбы и доверия»…
– Как тебе удается все это запоминать? – восхитился Рон.
– Потому что я слушаю, Рон, – не без раздражения ответила Гермиона.
– Я тоже слушаю, но все равно не вспомню, что…
– Дело в том, – громко перебила Гермиона, – что Думбльдор говорил ровно об этом. Сами-Знаете-Кто всего два месяца как вернулся, а мы уже ссоримся между собой. Кстати, и Шляпа-Распредельница предупреждала: будьте вместе, объединяйтесь…
– Про это Гарри вчера уже все сказал, – в свою очередь перебил Рон. – Если это значит, что нам теперь надо обниматься со «Слизерином», то вот прям разбежались.
– А по-моему, очень жаль, что колледжи даже не пытаются объединиться, – проворчала Гермиона.
Они дошли до подножия мраморной лестницы. По вестибюлю гуськом шли четвероклассники из «Вранзора». Увидев Гарри, они сбились тесной кучкой, будто опасались, что он бросится на отставших.
– Вот с кем мне позарез нужно подружиться, – саркастически бросил он.
Вслед за вранзорцами они вошли в Большой зал и первым делом непроизвольно посмотрели на учительский стол. Профессор Гниллер-Планк дружески болтала с профессором Синистрой, преподавательницей астрономии, Огрид же бросался в глаза исключительно своим отсутствием. Зачарованный потолок, безнадежно затянутый дождевыми облаками, очень хорошо отражал настроение Гарри.
– Думбльдор даже не сказал, на сколько эта Гниллер-Планк тут останется, – пробурчал он, направляясь к гриффиндорскому столу.
– Может быть… – задумчиво сказала Гермиона.
– Что? – хором спросили Гарри и Рон.
– Может быть, он… не хотел привлекать внимание к тому, что Огрида нет.
– Что значит – не хотел привлекать внимание? – почти смеясь, спросил Рон. – Как это можно не заметить?
Не успела Гермиона ответить, к Гарри решительно подошла высокая чернокожая девочка с длинными косичками.
– Привет, Ангелина.
– Привет, – деловито сказала та, – как провел каникулы? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Слушай, меня назначили капитаном гриффиндорской квидишной команды.
– Это приятно, – улыбнулся Гарри; зная Ангелину, можно было надеяться, что она не станет перед игрой толкать нудные речи, которыми славился Древ, а это, безусловно, плюс.
– Да. Короче, Древа теперь нет, и нам нужен новый Охранник. Испытания в пятницу в пять, и я хочу, чтобы присутствовала вся команда, хорошо? Чтобы все сразу увидели, устраивает их новый человек или нет.
– Ладно, – кивнул Гарри.
Ангелина улыбнулась и ушла.
– Я и забыла, что Древ закончил школу, – рассеянно произнесла Гермиона, усаживаясь рядом с Роном и придвигая к себе блюдо с гренками. – Видимо, в команде теперь все будет по-другому?
– Видимо, – сказал Гарри, садясь напротив. – Он был хорошим Охранником…
– Ну, свежая кровь никогда не повредит, верно? – заметил Рон.
Тут в верхние окна зала с шумом и свистом влетели совы. Они закружили над столами, разбрасывая письма и посылки и орошая тарелки каплями воды – на улице, очевидно, лило. Гарри ничего не получил, но не очень этому удивился – едва ли у Сириуса, его единственного корреспондента, могли за сутки появиться свежие новости. Гермионе же пришлось быстро отодвинуть апельсиновый сок и освободить место для большой промокшей сипухи, которая держала в клюве отсыревший номер «Оракула».
– Зачем ты продлеваешь подписку? – вспомнив Шеймаса, раздраженно спросил Гарри. Гермиона сунула бронзовый кнуд в кожаный кошелечек на лапке совы. Получив деньги, птица немедленно снялась с места и улетела. – Я вот бросил… сплошная чушь.
– Врага надо знать в лицо, – недобро изрекла Гермиона, развернула газету, исчезла за ней и не появлялась до конца завтрака. – Ничего, – коротко сообщила она потом, свернула газету и положила рядом с тарелкой. – Ни про тебя, ни про Думбльдора, ни про что.
Подошла профессор Макгонаголл и выдала им новое расписание.
– Вы посмотрите, что у нас сегодня! – застонал Рон. – История магии, пара зельеделия, прорицание и пара защиты от сил зла… Биннз, Злей, Трелони, страшная тетка Кхембридж – и все в один день! Эх, скорее бы Фред с Джорджем доделали злостные закуски!..
– Что я слышу? Или мой слух меня обманывает? – раздался голос Фреда. Они с Джорджем только что подошли к столу и втиснулись на скамейку рядом с Гарри. – Старостам «Гриффиндора» нельзя мечтать прогуливать уроки!
– Вы гляньте, какие уроки, – проворчал Рон, сунув Фреду под нос свое расписание. – Худший понедельник за всю историю «Хогварца».
– Не поспоришь, братишка, – согласился Фред, проглядев расписание. – Ну что тебе сказать?.. Можешь взять кусочек нуги-носом-кровь. Недорого.
– Почему недорого? – подозрительно спросил Рон.
– Потому что кровь будет идти, пока весь не иссохнешь. У нас еще нет противоядия, – ответил Джордж, угощаясь копченой рыбой.
– Спасибо. – Рон хмуро сунул расписание в карман. – Я уж лучше на уроки.
– Кстати о злостных закусках. – Гермиона воззрилась на Фреда и Джорджа. – Вы не имеете права развешивать на доске в гостиной приглашения для испытателей.
– Кто сказал? – поразился Джордж.
– Я сказала, – ответила Гермиона. – И Рон.
– Меня не впутывай, – поспешно отрекся тот.
Гермиона яростно сверкнула на него глазами. Близнецы заржали.
– Ничего, Гермиона, скоро ты запоешь по-другому, – сказал Фред, густо намазывая маслом сдобную лепешку. – Вы уже в пятом классе, скоро сама начнешь выпрашивать злостные закуски.
– Как связаны пятый класс и злостные закуски? – поинтересовалась Гермиона.
– В пятом классе сдают С.О.В.У., – напомнил Джордж.
– И?..
– И на носу у вас экзамены! А учителя еще будут постоянно тыкать вас этим самым носом в эти самые экзамены, и уж кожу-то точно пообдерут! – с жестоким удовлетворением объяснил Фред.
– У нас перед экзаменами на С.О.В.У. у половины класса были нервные срывы, – радостно сообщил Джордж. – Без конца то слезы, то истерика… У Патрисии Стимпсон вечно голова кружилась…
– А Кеннет Таулер покрылся фурункулами, – ностальгически подхватил Фред.
– Ну, это потому, что ты подсыпал ему в пижаму бульбадоксальный порошок, – возразил Джордж.
– Ах да, – ухмыльнулся Фред, – я и забыл… Всего уж и не упомнишь, а?
– Короче, пятый класс – это ужас, – продолжал Джордж. – Конечно, если вам не безразличны результаты экзаменов. Мы-то с Фредом хвост держали пистолетом.
– Да уж, – вставил Рон. – Сколько вы сдали? По три экзамена на брата?
– Угу, – нисколько не смущаясь, отозвался Фред. – Академическая карьера – не наше будущее.
– Мы даже всерьез обсуждали, стоит ли идти в седьмой класс, – с воодушевлением добавил Джордж, – раз мы получили…
Он замолчал, поймав предостерегающий взгляд Гарри: тот догадался, что Джордж вот-вот помянет его приз за Тремудрый Турнир.
– …раз мы получили С.О.В.У., – выкрутился Джордж. – В смысле я что хочу сказать: на кой нам П.А.У.К.? Но мама точно не переживет, если мы бросим школу… Учитывая, что Перси оказался выдающимся придурком.
– Но мы не намерены тратить этот год зря. – Фред любовно обвел глазами Большой зал. – Мы посвятим его маркетинговым исследованиям, выясним, какие хохмазинные товары потребляют учащиеся «Хогварца», тщательно проанализируем результаты и тогда обеспечим предложение, которое удовлетворит спрос.
– Откуда у вас деньги на хохмазин? – скептически спросила Гермиона. – Вам же понадобится сырье, материалы… да и помещение…
Гарри не смотрел на близнецов. Кровь бросилась ему в лицо, он нарочно уронил вилку, полез за ней под стол и оттуда услышал голос Фреда:
– Не хочешь, чтоб тебе врали, Гермиона, – не задавай лишних вопросов. Пошли, Джордж! Если придем на гербологию пораньше, успеем продать парочку подслушей.
Вынырнув из-под стола, Гарри увидел удаляющихся близнецов – оба уносили с собой горку гренков.
– Это еще что значит? – Гермиона перевела взгляд с Гарри на Рона. – «Не хочешь, чтоб тебе врали…» Значит, у них уже есть деньги на хохмазин?
– Мне и самому интересно, – нахмурил брови Рон. – Летом они купили мне новую парадную мантию. Не пойму, откуда они взяли столько денег…
Гарри решил, что пора срочно уводить разговор от скользкой темы:
– А это правда, что пятый класс трудный? Из-за экзаменов?
– О да, – вздохнул Рон. – Ну а как? Это же важно, влияет на дальнейшую работу и все такое. В этом году профориентация, мне Билл сказал. Чтобы в следующем мы выбрали, по чему сдавать П.А.У.К.
– А вы уже знаете, чем хотите заниматься после «Хогварца»? – спросил Гарри, когда они вышли из Большого зала и отправились на историю магии.
– Да не то чтобы, – неопределенно протянул Рон. – Кроме… пожалуй…
Он слегка смутился.
– Кроме чего? – настаивал Гарри.
– Ну, наверно, круто было бы стать аврором, – с деланой небрежностью ответил Рон.
– Это точно, – горячо поддержал Гарри.
– Но авроры – это типа элита, – сказал Рон. – Надо быть на уровне. Гермиона, а ты что?
– Не знаю, – ответила та. – Но я хотела бы заниматься чем-то взаправду стоящим.
– Аврор – это стоящее! – воскликнул Гарри.
– Стоящее, но не единственное, – задумчиво проговорила она. – Вот если бы можно было развивать П.У.К.Н.И…
Рон и Гарри постарались друг на друга не смотреть.
История магии общепризнанно считалась самой скучной из известных колдовскому миру дисциплин. Профессор Биннз, учитель-призрак, обладал голосом нудным и одышливым, способным за десять минут (а в теплую погоду – за пять) гарантированно усыпить любого слушателя. Урок всегда проходил одинаково: Биннз безостановочно вещал, а ученики либо записывали, либо – что случалось значительно чаще – сонно пялились в пространство. Сдавать этот предмет Гарри и Рон ухитрялись лишь потому, что за несколько дней до экзамена переписывали конспекты Гермионы. Она одна умела противостоять снотворному воздействию голоса Биннза.
Сегодня их классу пришлось пережить три четверти часа бубнежа о войнах с гигантами. За первые десять минут Гарри успел понять, что в устах другого учителя этот материал мог бы быть довольно интересным, но затем мозг отключился, и еще тридцать пять минут Гарри провел, играя с Роном в виселицу на полях пергамента, а Гермиона бомбардировала их свирепыми взглядами.
– Интересно, что будет, – холодно спросила она, когда они втроем вышли на перемену (Биннз вылетел из класса сквозь доску), – если в этом году я возьму и не дам вам конспекты?
– Мы не получим С.О.В.У., – ответил Рон. – Вот нужен тебе такой груз на совести?
– И поделом бы вам, – сердито сказала Гермиона. – Вы ведь даже не пытаетесь слушать!
– Очень даже пытаемся, – возразил Рон. – Просто у нас нет твоих мозгов, или твоей памяти, или твоей внимательности – короче, ты умнее нас, но тебе обязательно тыкать этим нам в нос?
– Ой, ну что за ерунда, – отмахнулась Гермиона, но все же лицо ее чуть смягчилось, когда она первой вышла на мокрый школьный двор.
С неба сеялся дождик, больше похожий на туман, и контуры ребят, группками стоявших во дворе, казались размытыми. Гарри, Рон и Гермиона выбрали уединенный уголок под балконом, с которого текла вода, на сентябрьском холоде подняли воротники мантий и принялись гадать, чем встретит их Злей на первом в году уроке. Едва они успели сойтись на том, что он непременно выдумает нечто ужасно трудное и возьмет их тепленькими после двухмесячного ничегонеделания, как из-за угла кто-то появился.
– Привет, Гарри!
Пришла Чо Чан – и, что удивительно, опять одна. Очень необычно: Чо всегда окружала стайка хихикающих подружек. В памяти Гарри были еще свежи прошлогодние мучения: он пытался застать ее в одиночестве, чтобы пригласить на рождественский бал.
– Привет, – сказал Гарри; в лицо бросился жар. По крайней мере, на этот раз ты не в смердосоке, – напомнил он себе. Чо, видимо, подумала о том же.
– Значит, тебе удалось отчиститься, да?
– Да. – Гарри постарался улыбнуться, словно это смешное, а не болезненное воспоминание. – Ну что… э-э… хорошо провела лето?
Сказал и сразу пожалел: Чо и Седрик были влюблены друг в друга, из-за его гибели она, наверное, вообще не заметила каникул. Ее лицо напряглось, но она ответила:
– А, ничего, нормально…
– Это эмблема «Торнадо»? – вдруг спросил Рон, показывая на ее небесно-голубой значок с золотой сдвоенной буквой «Т». – Ты что, за них болеешь?
– Болею, – ответила Чо.
– А ты всегда за них болела или только с тех пор, как они начали выигрывать? – спросил Рон с упреком – чрезмерным, отметил Гарри.
– Я болею за них с шести лет, – холодно ответила Чо. – Ладно… До свидания, Гарри.
И ушла. Гермиона дождалась, пока Чо отойдет на середину двора, а потом набросилась на Рона:
– Ты такой бестактный!
– А чего? Я только спросил…
– Ты не понял, что она хотела поговорить с Гарри наедине?
– Ну и говорила бы. Я не мешал…
– Что ты на нее напал из-за какой-то квидишной команды?
– Напал? Я не напал, я просто…
– Какое тебе дело, болеет она за «Торнадо» или нет?
– Ну, знаешь, половина народу купили такой значок в последнем сезоне…
– Да какая разница?
– Такая, что они не настоящие фанаты, а примазываются к победителям…
– Колокол, – устало сказал Гарри. Рон с Гермионой пререкались так громко, что сами не услышали. Всю дорогу до подземелья Злея они ругались, и Гарри успел поразмыслить о том, что с такими товарищами, как Невилл и Рон, ему если и удастся поговорить с Чо больше двух минут, то потом срочно придется эмигрировать.
Тем не менее, думал он, присоединяясь к очереди перед классом Злея, она все-таки подошла поговорить. Чо вполне могла бы ненавидеть Гарри за то, что выжил он, а не Седрик… А она обращается с ним вполне по-дружески и, видимо, не считает его лжецом или психом, не винит в гибели Седрика… Надо же, сама подошла, второй раз за два дня… От этой мысли у Гарри поднялось настроение. Даже зловещий скрип двери в подземелье Злея не смог проколоть надувшийся в груди воздушный шарик надежды. Вслед за Роном и Гермионой Гарри, как обычно, прошел к задним рядам и сел между друзьями, не обращая внимания на их недовольное фырканье.
– Приготовьтесь, – ледяным тоном сказал Злей, захлопнув дверь.
В призыве к порядку не было необходимости: едва услышав стук закрывающейся двери, ученики прекратили возню и затихли. Как правило, один только вид Злея гарантировал полную тишину в классе.
– Прежде чем приступить к сегодняшнему уроку, – начал Злей, стремительно подходя к доске и оборачиваясь к классу, – полагаю уместным напомнить, что в июне вам предстоит очень важный экзамен, где вы должны будете показать, насколько хорошо научились готовить и использовать волшебные снадобья. И хотя, бесспорно, некоторые из вас отличаются редкостным слабоумием, я надеюсь, что при сдаче экзаменов на С.О.В.У. вы все сумеете получить как минимум «нормально». В противном случае я буду… крайне вами недоволен.
Его взгляд задержался на Невилле. Тот судорожно сглотнул.
– Разумеется, по окончании этого года многие из вас распрощаются с моим предметом, – продолжал Злей. – П.А.У.К. по зельеделию будут сдавать только лучшие, а это, как вы понимаете, означает, что большинству из вас мне придется сказать «до свидания».
Его глаза остановились на Гарри; губы изогнулись в ядовитой улыбке. Гарри злобно уставился на учителя, с мрачным удовольствием думая о том, что после пятого класса сможет забыть об уроках зельеделия навсегда.
– Впрочем, до расставания у нас еще целый год, – вкрадчиво продолжал Злей. – Поэтому, вне зависимости от того, намерены вы сдавать П.А.У.К. или нет, я рекомендую вам сосредоточить все усилия на том, чтобы в конце этого года получить наивысший возможный балл, ибо даже при сдаче экзамена на С.О.В.У. я привык ожидать от своих учеников соответствия определенным стандартам… Сегодня вам предстоит изготовить зелье, которое очень часто встречается на экзаменах на Совершенно Обычный Волшебный Уровень: миротварево, снимающее беспокойство и возбуждение. Но учтите: если вы проявите неловкость при обращении с ингредиентами, сон человека, принявшего ваше зелье, будет тяжел, а в некоторых случаях и непробуден, поэтому вам следует проявить предельное внимание. – (Слева от Гарри Гермиона выпрямилась и застыла в крайней сосредоточенности.) – Состав и способ приготовления, – Злей чуть заметно взмахнул палочкой, – на доске перед вами, – (на доске возник рецепт), – а все, что нужно, вы найдете, – он опять взмахнул палочкой, – в шкафу, – (дверь шкафа распахнулась). – На приготовление отводится полтора часа… Приступайте.
Как и было предсказано, зелье оказалось невероятно трудным и капризным. Ингредиенты следовало добавлять в котел в точно установленном порядке и в тщательно отмеренных объемах, а затем помешивать определенное количество раз, сначала по часовой стрелке, потом против часовой. Пламя, на котором варилось зелье, за указанное число минут до добавления последнего ингредиента требовалось уменьшить до некоего конкретного уровня.
– Сейчас над вашим зельем должен появиться серебристый парок, – сказал Злей за десять минут до конца урока.
Гарри, давно и обильно потевший, в отчаянии обвел глазами подземелье. Над его собственным котлом клубился темно-серый пар, котел Рона плевался зелеными искрами. Шеймас лихорадочно тыкал волшебной палочкой под свой котел: там отчего-то потух огонь. Над зельем Гермионы, однако, поднимался красивый серебристый туман, и Злей, проходя мимо, лишь молча посмотрел поверх крючковатого носа, а это означало, что он не нашел повода для критики. Зато у котла Гарри Злей остановился и с отвратной ухмылкой заглянул внутрь.
– Скажите-ка мне, Поттер, что, собственно, вы намеревались приготовить?
Слизеринцы, сидевшие в первых рядах, с любопытством обернулись – они обожали слушать, как Злей отчитывает Гарри.
– Миротварево, – напряженно ответил Гарри.
– А скажите-ка мне, Поттер, – вкрадчиво продолжал Злей, – умеете ли вы читать?
Драко Малфой засмеялся.
– Умею, – ответил Гарри. Его пальцы впились в палочку.
– В таком случае, будьте любезны, прочтите вслух третью строчку рецепта.
Гарри, прищурившись, посмотрел на доску. Сквозь клубы разноцветного пара, наполнявшего подземелье, разглядеть написанное было нелегко.
– «Добавить порошок лунного камня, помешать три раза против часовой стрелки, оставить на медленном огне на семь минут, затем добавить две капли чемеричного сиропа».
Сердце его оборвалось. Он забыл про чемеричный сироп и после семи минут на медленном огне сразу перешел к четвертому пункту.
– Вы выполнили все, что сказано в третьем пункте, Поттер?
– Нет, – очень тихо ответил Гарри.
– Простите, не расслышал?
– Нет, – громче повторил Гарри. – Я забыл чемеричный сироп.
– Знаю, что забыли, Поттер, а это означает, что ваша бурда абсолютно бесполезна. Эванеско.
Зелье Гарри исчезло, а сам он остался как дурак у пустого котла.
– Тех из вас, кто умеет читать, прошу сдать для проверки пузырьки с образцами зелья. Не забудьте четко надписать свое имя, – сказал Злей. – Домашнее задание: двенадцать дюймов пергамента о свойствах лунного камня и его использовании в зельеделии, сдать в четверг.
Пока все вокруг переливали зелье в пузырьки, Гарри, от ярости дымясь, собирал вещи. Неужели его зелье хуже зелья Рона, которое уже остро воняло тухлыми яйцами? Или зелья Невилла, которое приобрело консистенцию свежезамешанного цемента, – Невиллу пришлось выдалбливать его из котла? Между тем только Гарри получит за сегодняшнюю работу ноль баллов. Он сунул волшебную палочку в рюкзак, плюхнулся на стул и стал наблюдать, как остальные несут Злею закупоренные пузырьки. Наконец прозвонил колокол. Гарри выскочил из подземелья первым и, когда Рон и Гермиона дошли до Большого зала, успел начать есть. Небо посерело еще гуще. В высокие окна хлестал дождь.
– Он поступил ужасно несправедливо, – утешительно сказала Гермиона, садясь рядом с Гарри и накладывая себе картофельную запеканку с мясом. – У Гойла зелье получилось намного хуже твоего. Когда он перелил его в пузырек, все взорвалось, а мантия Гойла загорелась.
– Да провались он, – отозвался Гарри, прожигая взглядом тарелку, – когда это Злей поступал со мной справедливо?
Ни Рон, ни Гермиона не ответили: все трое прекрасно знали о непримиримой взаимной вражде, связавшей Злея и Гарри с их самой первой встречи.
– Вообще-то я надеялась, что в этом году он будет чуточку лучше, – разочарованно проговорила Гермиона. – Из-за… сам понимаешь… – Она осторожно огляделась. По обе стороны от них было по меньшей мере полдюжины пустых мест, и никто не проходил мимо. – …Из-за Ордена и всего прочего.
– Черного колдуна не отмоешь добела, – мудро изрек Рон. – И потом, я всегда считал, что Думбльдор просто сумасшедший, что доверяет Злею. Где у него доказательства, что Злей больше не работает на Сами-Знаете-Кого?
– Если Думбльдор не делится с тобой, это еще не значит, что доказательств нет, – отрезала Гермиона. Но, едва Рон открыл рот, чтобы привести контраргумент, Гарри рявкнул:
– Слушайте, да замолчите вы наконец!
Рон и Гермиона застыли, рассерженные и обиженные.
– Спокойно пожить не можете? – продолжил Гарри. – Грызетесь, грызетесь, достали уже. – И, бросив недоеденный пастуший пирог, перекинул рюкзак через плечо и ушел.
Перепрыгивая через ступеньки, против потока школьников, спешивших на обед, он взбежал по мраморной лестнице. Гнев, вспыхнувший так внезапно, горел внутри, и Гарри с глубочайшим удовлетворением вспоминал потрясенные лица Рона и Гермионы. Так им и надо, думал он, трех минут не могут провести не поссорившись… вечно собачатся… от них кто угодно на стенку полезет…
На лестничной площадке он миновал большой портрет рыцаря сэра Кэдогана; тот обнажил меч и с вызовом наставил его на Гарри, который, впрочем, не обратил на это внимания.
– Назад, шелудивый пес! Встречай свою смерть достойно! – заорал сэр Кэдоган. Из-под забрала его голос звучал приглушенно. Гарри, не оборачиваясь, решительно шагал дальше. Сэр Кэдоган попытался преследовать его и даже перебежал на соседнюю картину, но был остановлен тамошним обитателем, большим недовольным волкодавом.
Остаток обеденного перерыва Гарри в одиночестве просидел под люком на вершине Северной башни и, когда колокол возвестил начало урока, первым взобрался по серебряной лесенке в класс прорицания.
Прорицание, после зельеделия, было самым нелюбимым предметом Гарри – главным образом из-за того, что преподавательница, профессор Трелони, имела дурную привычку на каждом уроке предсказывать ему неминуемую безвременную кончину. Сибилла Трелони, очень худая женщина, задрапированная множеством шалей, обвешанная бесчисленными бусами и носившая очки, от которых ее глаза казались огромными, напоминала Гарри какое-то насекомое. Когда он вошел, она раскладывала книжки в потрепанных кожаных переплетах по шатким столикам, расставленным по всему классу. Свет ламп, накрытых шарфами, и тихо тлеющего огня в камине, источавшего тошнотворный аромат благовоний, был так слаб, что преподавательница не заметила Гарри, и тот бесшумно скользнул в уголок. Через пять минут подтянулись и остальные. Рон вынырнул из люка, внимательно осмотрелся и, заметив Гарри, направился прямо к нему – ну насколько позволяли столики, креслица и пуфики, преграждавшие путь.
– Мы с Гермионой перестали спорить, – сообщил он, сев рядом.
– Молодцы, – буркнул Гарри.
– Но Гермиона сказала, что было бы хорошо, если бы ты перестал срывать на нас злость.
– Я не…
– Я только передал, – перебил Рон. – Но, по-моему, она права. Мы не виноваты, что Шеймас и Злей с тобой так обошлись.
– Я и не говорил, что…
– Добрый день, – заговорила профессор Трелони своим загадочным, мечтательным голосом, и Гарри умолк, слегка сердясь и устыдившись. – Я очень рада вновь приветствовать вас на занятиях по прорицанию. Конечно, в каникулы я пристально следила за вашими судьбами, и мне отрадно видеть, что все вы возвратились в «Хогварц» целыми и невредимыми… Разумеется, я знала, что так и будет… На столах перед вами книга Иньиго Имаго «Толмач сновидений». Разгадка снов играет принципиально важную роль в предсказании будущего, поэтому, скорее всего, именно это вас и попросят проделать при сдаче экзаменов на С.О.В.У. Вы, конечно, понимаете, что, когда речь заходит о священном искусстве прорицания, результатам экзаменов нельзя придавать ни малейшего значения. Для того, кто обладает Внутренним Взором, дипломы и оценки – пустой звук. Однако, коль скоро директору нужно, чтобы вы сдавали экзамен…
Ее голос стих, фраза деликатно повисла в воздухе, но ни у кого не было сомнений, что профессор Трелони считает свой предмет выше столь низменных материй.
– Откройте, пожалуйста, введение и прочитайте, что говорит Имаго о толковании снов. Затем разделитесь на пары и с помощью «Толмача сновидений» разберите последние сны друг друга. Приступайте, прошу вас.
Единственный плюс прорицания – урок не был сдвоенным. Когда они дочитали введение, на толкование осталось едва ли десять минут. Дин за соседним столиком выбрал себе в пару Невилла, и тот незамедлительно пустился в пространное повествование о своем кошмаре, в котором гигантские ножницы надели лучшую шляпку его бабушки. Гарри с Роном лишь мрачно переглянулись.
– Никогда снов не запоминаю, – сказал Рон. – Давай лучше ты.
– Ну хоть один-то ты наверняка вспомнишь, – нетерпеливо возразил Гарри.
Он не собирался никому рассказывать свои сны. Он и так прекрасно знал, что означает его еженощный кошмар про кладбище, и не нуждался в разъяснениях – ни от Рона, ни от профессора Трелони, ни тем более от идиотского «Толмача сновидений».
– Ладно. Позавчера мне снилось, что я играю в квидиш, – припоминая, Рон мучительно скривился. – И что это значит, по-твоему?
– Наверное… что тебя… съест гигантская зефирина… – проговорил Гарри, без интереса листая «Толмач». Выискивать там обрывки снов было очень скучно, и Гарри совершенно не обрадовался, когда профессор Трелони задала на дом целый месяц вести дневник сновидений. Вскоре прозвонил колокол, и Гарри с Роном стали спускаться вниз по лестнице. Рон громко ворчал:
– Ты понимаешь, сколько нам уже всего назадавали? Во-первых, сочинение на полтора фута по войнам с гигантами для Биннза, во-вторых, фут по лунному камню для Злея, а теперь еще целый месяц вести этот дурацкий дневник! Фред и Джордж не наврали про этот год! Ну, пусть только тетка Кхембридж попробует что-нибудь задать!..
Профессор Кхембридж уже сидела за столом в аудитории защиты от сил зла. На ней была вчерашняя пушистая розовая кофта и черный бархатный бант на голове. Гарри опять вообразил огромную муху, которая неосторожно села на голову огромнейшей жабы.
Ученики входили в класс очень тихо. Пока что профессор Кхембридж – темная лошадка, и непонятно, насколько она строга.
– Ну-с, здравствуйте! – воскликнула она, когда все наконец расселись.
Кое-кто в ответ пробормотал «здрасьте».
– Ц-ц-ц, – поцокала языком профессор Кхембридж. – Так дело не пойдет. Прошу вас, хором и громко: «Здравствуйте, профессор Кхембридж!» Итак, еще разочек, дружно. Здравствуйте, ребята!
– Здравствуйте, профессор Кхембридж! – пропел класс.
– Так-то лучше, – сладко мурлыкнула профессор Кхембридж. – Совсем не трудно, правда? А теперь уберите палочки и достаньте перья.
Многие угрюмо переглянулись: просьба убрать палочки никогда еще не предвещала интересного урока. Гарри сунул палочку в рюкзак и достал перо, чернила и пергамент. Профессор Кхембридж открыла сумочку, вынула свою палочку – на редкость короткую – и крепко постучала ею по доске. Там мгновенно появились слова:
ЗАЩИТА ОТ СИЛ ЗЛА
Дата: 2019-11-01, просмотров: 206.