ЗАНЯТИЯ ПО ТЕХНИКЕ АППАРИРОВАНИЯ
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Все, кто достиг или достигнет 17-летия до 31 августа сего года включительно, могут пройти 12-недельный курс техники аппарирования с инструктором из министерства магии.

Просим желающих внести свою фамилию в список внизу.

Стоимость: 12 галлеонов.

Гарри и Рон влезли в толпу около объявления и по очереди записались. Рон как раз вынимал перо, чтобы поставить свою фамилию под Гермиониной, но тут подкравшаяся сзади Лаванда закрыла ему глаза руками и пронзительно пропела:

– Ронюсик, угадай кто?

Гарри обернулся, увидел решительно удаляющуюся Гермиону и догнал ее, не имея ни малейшего желания оставаться с Роном и Лавандой. К его удивлению, Рон поравнялся с ними почти сразу за портретной дырой, очень недовольный и с ярко-красными ушами. Гермиона, не говоря ни слова, ускорила шаг и ушла вперед, к Невиллу.

– Значит, аппарирование, – сказал Рон. По его тону было абсолютно ясно, что обсуждать случившееся запрещается. – Повеселимся?

– Не знаю, – протянул Гарри. – Может, когда сам аппарируешь, оно и ничего, а вместе с Думбльдором мне не очень понравилось.

– А я и забыл, что ты уже аппарировал… Мне надо бы сдать экзамен сразу, – с некоторой тревогой произнес Рон. – Фред с Джорджем сдали.

– Но Чарли-то провалился?

– Да, но он больше меня. – Рон растопырил руки, как горилла. – Так что по его поводу Фред и Джордж не очень-то выступали… в глаза, по крайней мере…

– А когда нужно сдавать?

– Как только исполнится семнадцать. То есть мне – уже в марте!

– Но ты ведь не сможешь аппарировать в замке…

– Не важно, главное, все будут знать, что я могу, если захочу.

Предстоящие занятия волновали не только Рона. Весь день шестиклассники лишь об этом и говорили; возможность пропадать и появляться где хочешь казалась неоценимым преимуществом.

– Здорово будет, когда мы сможем просто… – Шеймас щелкнул пальцами, изображая исчезновение. – Мой двоюродный брат Фергюс вечно меня этим дразнит. Но ничего, я ему отомщу… ни минуты покоя ему теперь не светит…

Погрузившись в счастливые видения, он слишком сильно взмахнул палочкой, и из нее вместо заданного фонтанчика чистой воды забила мощная брандспойтная струя. Ударив в потолок, она обрушилась на профессора Флитвика, и тот упал ничком.

Когда профессор Флитвик высушился мановением волшебной палочки и велел сконфуженному Шеймасу много раз подряд написать: «Я колдун, а не бабуин с дубиной», Рон сообщил:

– А Гарри уже аппарировал! Думб… э-э… один человек брал его с собой. Ну, знаешь, параллельное аппарирование.

– Ух ты! – шепотом воскликнул Шеймас.

Он, Дин и Невилл приблизили головы к Гарри, чтобы выслушать его впечатления. До конца дня Гарри осаждали просьбами описать, что испытываешь при аппарировании. Узнав, насколько это неприятно, все впадали в благоговейный ужас, но ничуть не теряли энтузиазма, и без десяти восемь вечера Гарри все еще терзали бесконечными расспросами. Чтобы вовремя попасть на занятие, ему пришлось соврать, что он должен срочно вернуть книгу в библиотеку.

В кабинете Думбльдора горели лампы; портреты бывших директоров и директрис мирно посапывали в своих рамах; дубльдум стоял наготове на письменном столе. Руки Думбльдора покоились по бокам чаши, правая – по-прежнему черная и обугленная. Почему она не вылечивается? Гарри в сотый раз задумался, откуда могло взяться настолько серьезное увечье, но спрашивать не стал; Думбльдор обещал в свое время рассказать, и к тому же Гарри хотел обсудить совсем другое. Впрочем, не успел он заговорить о Злее и Малфое, как Думбльдор спросил:

– Я слышал, в каникулы ты встречался с министром магии?

– Встречался, – подтвердил Гарри. – Он остался мной недоволен.

– Да, – вздохнул Думбльдор, – мной тоже. Однако, Гарри, нам придется свыкнуться с этим несчастьем и жить дальше.

Гарри хмыкнул:

– Он хотел, чтобы я всем рассказал, какие они в министерстве молодцы.

Думбльдор улыбнулся:

– Видишь ли, изначально это идея Фуджа. Под конец он отчаянно цеплялся за свой пост и хотел встретиться с тобой, попросить о поддержке…

– После всех его прошлогодних подвигов? – взвился Гарри. – После Кхембридж?

– Я говорил Корнелиусу, что ничего не выйдет, но с его уходом затея не умерла. Уже через пару часов после назначения Скримджер потребовал у меня встречи с тобой…

– Так вот о чем вы поспорили! – вырвалось у Гарри. – Это было в «Оракуле».

– Что ж, иной раз и там пишут правду, – сказал Думбльдор, – пусть даже случайно. Да, мы спорили об этом. Итак, Руфус нашел способ до тебя добраться.

– Он обвинил меня в том, что я – «человек Думбльдора до мозга костей».

– Как грубо с его стороны.

– А я сказал, что так и есть.

Думбльдор открыл было рот, но затем снова закрыл. За спиной Гарри феникс Янгус тихо, нежно, мелодично вскрикнул. Гарри вдруг увидел, что яркие голубые глаза Думбльдора несколько увлажнились, страшно смутился и уткнулся взглядом в колени. Однако вскоре Думбльдор заговорил, и его голос был вполне тверд:

– Я очень тронут, Гарри.

– Скримджер хотел знать, где вы бываете, когда вас нет в школе, – сообщил Гарри своим коленям.

– Да, это его живо интересует. – Думбльдор явно повеселел, и Гарри решился поднять глаза. – Он даже установил за мной слежку. Смешно, в самом деле. Посадил мне на хвост Давлиша. Очень недобрый поступок. Как-то раз я был вынужден навести на Давлиша порчу; теперь, к величайшему сожалению, пришлось проделать это снова.

– А они так и не узнали, где вы бываете? – полюбопытствовал Гарри, рассчитывая хоть сколько-нибудь прояснить этот таинственный вопрос, но Думбльдор лишь улыбнулся и взглянул на Гарри поверх очков-полумесяцев:

– Нет, и тебе пока тоже ни к чему… А сейчас предлагаю приступить к занятию, если нет других…

– Вообще-то есть, сэр, – сказал Гарри. – Это касается Малфоя и Злея.

– Профессора Злея, Гарри.

– Да, сэр. На вечере у Дивангарда я случайно… то есть на самом деле я за ними проследил…

Думбльдор выслушал Гарри невозмутимо. Затем после паузы изрек:

– Спасибо, что рассказал мне, Гарри, но предлагаю тебе все это забыть. Не так уж это важно.

– Не так важно? – не веря своим ушам, повторил Гарри. – Профессор, да вы понимаете?..

– Да, Гарри, феноменальные умственные способности позволили мне понять все, что ты рассказал, – резковато ответил Думбльдор. – Не исключена даже вероятность, что я понимаю несколько больше тебя. Повторюсь: я рад, что ты со мной поделился, но, позволь заверить, я не услышал ничего такого, о чем бы стоило беспокоиться.

Гарри молча сверлил директора возмущенным взглядом. В чем дело? Думбльдор действительно приказал Злею выяснить, что затевает Малфой, и давно знает обо всем от Злея? Или он просто притворяется, что ничуть не встревожен?

– Значит, сэр, – Гарри надеялся, что его голос звучит спокойно и вежливо, – вы по-прежнему доверяете?..

– Я, кажется, проявил достаточно терпимости, многократно отвечая на этот вопрос, – сказал Думбльдор уже без намека на терпимость. – Мой ответ неизменен.

– А как же иначе, – раздался ехидный голос; очевидно, Финей Нигеллий только делал вид, что спит. Думбльдор не обратил на него внимания.

– Гарри, я настаиваю, чтобы мы приступили к занятиям. Нам необходимо обсудить куда более важные вещи.

Гарри одолевали мятежные мысли. Что, если он не желает менять тему, а хочет говорить о Малфое, отстаивать свою позицию? Словно прочитав его мысли, Думбльдор покачал головой:

– Ах, Гарри, Гарри, как часто это случается, даже между лучшими друзьями! Каждый считает, что его сведения гораздо важнее тех, которыми располагают прочие!

– Я не считаю, что ваши сведения не важны, сэр, – сухо ответил Гарри.

– Ты прав, они очень важны, – легким тоном отозвался Думбльдор. – Сегодня я должен показать тебе еще два воспоминания. Оба добыты с величайшим трудом, причем второе, с моей точки зрения, существеннее всех, что мне удалось собрать.

Гарри ничего не ответил; он все еще злился, что Думбльдор пренебрег его рассказом, однако не понимал, чего можно добиться, если спорить дальше.

– Итак, – звучно заговорил Думбльдор, – мы продолжаем рассказ о Томе Реддле, которого в прошлый раз оставили буквально на пороге «Хогварца». Ты, разумеется, помнишь, с каким восторгом Реддль узнал о том, что он колдун, как он отказался от моего сопровождения в поездке на Диагон-аллею и как я предупредил его, что в «Хогварце» не терпят воровства… Начался учебный год. Том Реддль, тихий ребенок в поношенной одежде, прибыл в школу и вместе с другими выстроился в очередь на Распределение. Его зачислили в «Слизерин» практически сразу, как только Шляпа коснулась его головы. – Думбльдор взмахнул почерневшей рукой, указывая на полку, где неподвижно лежала древняя Шляпа-Распредельница. – Когда он узнал, что знаменитый основатель его колледжа тоже умел разговаривать со змеями, не могу сказать – возможно, в тот же вечер. Но воображаю, что новость эта немало потешила Реддля и сильно повысила его самооценку… Не знаю, пытался ли он в общей гостиной пугать или удивлять соучеников своим необычным даром, – до преподавателей такие слухи не доходили. Реддль не был наглым или агрессивным. Необычайно одаренный, очень красивый, к тому же сирота – естественно, он привлекал внимание и с первых дней в школе пользовался симпатией учителей. Он казался спокойным, вежливым, очень хотел учиться и почти на всех производил весьма благоприятное впечатление.

– А вы никому не рассказывали, какой он был в приюте? – спросил Гарри.

– Нет. Реддль, похоже, нисколько не раскаи-вался, но я не исключал, что он стыдится былых грехов и хочет начать жизнь с чистого листа. Я решил дать ему шанс.

Думбльдор замолчал и вопросительно посмотрел на Гарри. Тот открыл рот, собираясь заговорить. Вот вам, пожалуйста: вопреки здравому смыслу Думбльдор готов доверять всякому негодяю! Но затем Гарри кое-что вспомнил.

– Но вы не доверяли ему по-настоящему, да? Он сам говорил… Реддль, который вышел из дневника… «Думбльдор никогда не любил меня, в отличие от прочих учителей».

– Ну, скажем… не безоговорочно, – ответил Думбльдор. – Как ты помнишь, я решил за ним последить. Но, признаюсь, вначале мало что узнал. Том был настороже – видимо, понимал, что в эйфории от осознания своей истинной сущности слишком со мной разоткровенничался. Он старался больше ничего не выдавать, однако не мог забрать обратно ни своих слов, ни рассказа миссис Коул. Впрочем, ему хватало ума не пытаться меня очаровать, как он это проделывал со многими моими коллегами… За годы обучения он собрал вокруг себя группу преданных друзей; называю их так за неимением лучшего слова – как я уже говорил, Реддль не питал к ним теплых чувств. Их компания обладала зловещим, но притягательным шармом. Пестрое собрание; к Реддлю тянулись слабые в поисках защиты, амбициозные – в надежде разделить его славу и агрессивные, которые нуждались в лидере, способном научить высшей, утонченной жестокости. Иными словами, подобие его нынешней гвардии; и после «Хогварца» некоторые действительно стали первыми Упивающимися Смертью… Реддль жестко их контролировал, и они никогда не совершали злодеяний открыто, однако те семь лет были отмечены многочисленными неприятными инцидентами, хотя причастность окружения Реддля никогда не удавалось установить наверняка. Самым серьезным преступлением было, разумеется, открытие Тайной комнаты, которое привело к смерти девочки. Как ты помнишь, в этом ошибочно обвинили Огрида… Я собрал совсем немного сведений о Реддле в «Хогварце», – сказал Думбльдор, положив сморщенную руку на дубльдум. – Мало кто был готов поделиться воспоминаниями: люди слишком боялись. Все, что я знаю, добыто уже после того, как он закончил «Хогварц», ценой многих усилий. Кого-то я разговорил хитростью, что-то почерпнул из старых записей, что-то узнал из допросов свидетелей, как муглов, так и колдунов… Те, кого я сумел разговорить, поведали, что Реддль был одержим своим происхождением. Вполне объяснимо, конечно: он вырос в приюте и, естественно, хотел знать почему. Он тщетно искал Тома Реддля-старшего на табличках в трофейной, изучал списки старост в школьных архивах и даже штудировал учебники колдовской истории. В конце концов он вынужден был смириться и признать, что его отец никогда не переступал порог «Хогварца». Мне представляется, что именно тогда он отрекся от своего имени, назвался лордом Вольдемортом и занялся поисками прежде презираемой семьи матери – которая, напоминаю, с его точки зрения, не могла быть ведьмой, коль скоро поддалась столь постыдной человеческой слабости, как смерть… В приюте ему сообщили, что отца его матери звали Ярволо; только на это и приходилось опираться. Реддль упорно просматривал родословные книги древних колдовских фамилий и наконец узнал о существовании потомков Слизерина. На шестнадцатом году жизни, летом, он покинул приют, куда возвращался ежегодно, и отправился на поиски своих родственников, Монстеров. А теперь, Гарри, встань, будь любезен…

Думбльдор поднялся из-за стола, и Гарри увидел у него в руках хрустальный пузырек с клубящимися перламутровыми воспоминаниями.

– Мне очень повезло, что я это достал, – сказал Думбльдор, выливая поблескивающую субстанцию в дубльдум. – После ты все поймешь. Ну что, поехали?

Гарри шагнул к чаше и послушно наклонился. Его лицо коснулось поверхности воспоминаний; он привычно полетел в пустоту и вскоре опустился на грязный каменный пол. Кругом была почти полная темнота.

Он узнал это место лишь спустя несколько секунд – Думбльдор успел приземлиться рядом. В доме Монстеров царило невообразимое запустение; Гарри никогда такого не видел. Потолок толстым слоем затянула паутина; пол покрывала пленка жирной пыли; на столе вперемежку с чешуйчатой от грязи посудой гнила заплесневелая еда. Единственным источником света служил огарок, стоявший у ног мужчины с настолько длинными волосами и бородой, что они полностью закрывали его глаза и рот. Мужчина обмяк в кресле у камина – Гарри даже показалось, что он мертв. Но тут раздался громкий стук в дверь, и человек, вздрогнув, проснулся. Он угрожающе воздел руки: в правой волшебная палочка, в левой – короткий нож.

Дверь заскрипела, отворилась. На пороге, держа старинную лампу, стоял юноша, которого Гарри сразу узнал: высокий, бледный, темноволосый и очень красивый Том Реддль.

Вольдеморт медленно обвел глазами лачугу и остановил взгляд на человеке в кресле. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем мужчина шатко поднялся, свалив пустые бутылки, которые теснились у его ног. Бутылки зазвенели и покатились по полу.

– ТЫ! – взревел он. – ТЫ!

И пьяно пошел на Реддля, выставив нож и палочку.

– Стой.

Это было сказано на серпентарго. Человек наткнулся на стол, опрокинув на пол замшелые кастрюли, и уставился на Реддля. Воцарилось молчание; хозяин и гость мерили друг друга глазами. Первым заговорил мужчина:

– Ты знаешь этот язык?

– Да, – ответил Реддль и вошел в дом. Дверь за ним захлопнулась.

Гарри невольно, хоть и с досадой, восхитился – Вольдеморт явно не боялся ничего. На лице его было написано лишь отвращение и, пожалуй, разочарование.

– Где Ярволо? – спросил он.

– Умер, – последовал ответ. – Уже давно, не знал?

Реддль нахмурился:

– А ты кто?

– Я Морфин, не знал?

– Сын Ярволо?

– Он самый, а кто ж?

Морфин откинул спутанные патлы с грязного лица, чтобы получше рассмотреть Реддля, и Гарри заметил на правой руке кольцо Ярволо с черным камнем.

– Я думал, ты тот мугл, – прошептал Морфин. – Ты прям копия.

– Какой мугл? – рявкнул Реддль.

– Который охмурил мою сестрицу и живет там, в большом доме. – Морфин неожиданно плюнул гостю под ноги. – Ты на рожу совсем как он. Реддль. Но он же ведь небось постарел? Он, как подумаешь, старше тебя…

Морфин стоял и оторопело покачивался, цепляясь за стол.

– Возвернулся он, ясно? – глупо прибавил он.

Вольдеморт не сводил глаз с Морфина, словно оценивая про себя его способности. Сейчас он придвинулся ближе и уточнил:

– Реддль вернулся?

– Ага, бросил ее, и поделом, будет знать, как выходить замуж за мразь! – Морфин опять плюнул на пол. – Да еще и обокрала нас! Где медальон, а? Где медальон Слизерина?

Вольдеморт молчал. Морфин быстро довел себя до исступления; он размахивал ножом и кричал:

– Обесчестила нас, шлюшка! А ты кто такой? Приперся тут и расспрашивает! Все забыто, ясно? Давно забыто все…

Он пошатнулся и случайно отвел глаза. Вольдеморт метнулся вперед. В тот же миг на дом упала очень странная тьма; она загасила лампу Вольдеморта и свечу Морфина, растворила все вокруг…

Пальцы Думбльдора плотно сомкнулись на руке Гарри; они воспарили и быстро возвратились в настоящее. После кромешной темноты мягкий золотой свет в кабинете Думбльдора буквально ослеплял.

– Это все? – сразу спросил Гарри. – Что случилось, почему так потемнело?

– Потому что дальше Морфин ничего не помнил, – ответил Думбльдор, жестом приглашая Гарри сесть. – Утром он очнулся на полу, один. Кольцо Ярволо исчезло… Тем временем по главной улице деревни Малый Висельтон бежала служанка. Она кричала, что в гостиной большого дома лежат три тела: Том Реддль-старший, его мать и отец… Власти муглов были в полном недоумении. Насколько я знаю, им до сих пор неизвестно, как умерли Реддли: Авада Кедавра не оставляет видимых повреждений… за единственным исключением, которое я сейчас вижу перед собой. – Думбльдор кивнул на шрам Гарри. – Зато в министерстве магии сразу поняли, что это колдовское убийство. Кроме того, там знали, что по другую сторону долины живет муглоненавистник – более того, муглоненавистник, отсидевший в тюрьме за нападение на одного из погибших… Министерство навестило Морфина. Его не пришлось допрашивать, не понадобились ни признавалиум, ни легилименция. Он признался в преступлении сразу и сообщил подробности, которые мог знать только убийца. Он заявил, что гордится своим поступком, что много лет ждал подходящего случая. Потом безропотно отдал палочку – как сразу выяснилось, орудие убийства – и безропотно отправился в Азкабан. Его беспокоило только то, что исчезло кольцо отца. «Я его потерял, он убьет меня, – твердил Морфин конвоирам. – Я потерял его кольцо, он меня убьет». И за всю свою жизнь он больше ни слова не говорил. Остаток дней он провел в Азкабане, оплакивая потерю наследства Ярволо, и похоронен около тюрьмы рядом с другими несчастными, кто зачах в ее стенах.

– Значит, Вольдеморт украл палочку Морфина и убил ею? – вздрогнул Гарри.

– Именно, – подтвердил Думбльдор. – У нас нет воспоминаний, которые бы это доказывали, но, думаю, можно с уверенностью утверждать, что так и было. Вольдеморт применил против дяди сногсшибатель, забрал его палочку и пошел через долину к «большому дому». Там он убил мугла, бросившего его мать-ведьму, а заодно и бабушку с дедушкой, истребив тем самым недостойный род Реддлей и отомстив отцу, который никогда его не хотел. Затем он вернулся в лачугу Монстеров, с помощью хитроумного волшебства внедрил в дядино сознание ложные воспоминания, положил палочку рядом с его бесчувственным телом, забрал перстень и скрылся.

– А Морфин так и не понял, что никого не убивал?

– Нет, – покачал головой Думбльдор. – Как я сказал, он дал полное признание и очень гордился собой.

– Но у него оставалось и это воспоминание, настоящее!

– Да, но, чтобы его выудить, понадобилась довольно сложная легилименция, – сказал Думбльдор. – А зачем проникать в глубины Морфинова сознания, если тот уже признался? Однако мне удалось добиться свидания с Морфином в последние недели его жизни; к тому времени я уже собирал сведения о прошлом Вольдеморта. Я насилу извлек настоящее воспоминание и, увидев, что оно содержит, попытался вызволить Морфина из Азкабана. Увы, он умер раньше, чем министерство успело принять решение.

– Но почему министерство не догадалось, что это дело рук Вольдеморта?! – гневно воскликнул Гарри. – Он же был несовершеннолетним! Они же вроде умеют обнаруживать такие случаи!

– Ты абсолютно прав, умеют, но только колдовство, а не исполнителя: ты же помнишь, как тебя обвиняли в наложении невесомой чары, в котором на самом деле был виноват…

– Добби, – проворчал Гарри; несправедливость обвинения до сих пор жгла душу. – Значит, если ты несовершеннолетний и колдуешь в доме взрослого колдуна или ведьмы, министерство ничего не узнает?

– Там, безусловно, не смогут сказать, чьих это рук дело. – Думбльдор чуть улыбнулся при виде негодования Гарри. – Они полагаются на родителей, считая, что у себя дома те отвечают за послушание отпрысков.

– Чушь, – отрезал Гарри. – Смотрите, что было с Морфином!

– Согласен, – кивнул Думбльдор. – Каким бы ни был Морфин, он не заслужил смерти в тюрьме, да и обвинения в убийстве, которого не совершал. Однако становится поздно, а я хочу показать тебе второе воспоминание…

Думбльдор извлек из внутреннего кармана еще один хрустальный флакон, и Гарри притих, вспомнив, что это воспоминание – самое важное. Содержимое флакончика словно загустело и не хотело переливаться в дубльдум – неужто воспоминания тоже портятся?

– Это недолго, – сказал Думбльдор, опорожнив наконец флакон. – Не успеешь опомниться, мы уже вернемся. Ну-с, полезли обратно…

Гарри пролетел сквозь серебристую мглу и на этот раз очутился перед хорошо знакомым человеком – молодым Горацием Дивангардом. Гарри настолько привык к его лысине, что прямо оторопел, увидев вместо нее густые и блестящие желтоватые волосы, напоминавшие соломенную крышу; впрочем, на макушке уже светилась проплешина величиной с галлеон. Усы, не такие густые, как сейчас, отливали рыжиной. Этот Дивангард еще только начинал округляться, но золотым пуговицам богато расшитого жилета уже приходилось выдерживать определенный напор. Дивангард сидел, удобно раскинувшись в мягком кресле с широкими подлокотниками, положив короткие ноги на бархатный пуфик, и в одной руке держал маленький кубок вина, а другой рылся в коробке с ананасовыми цукатами.

Гарри огляделся – рядом как раз приземлился Думбльдор – и понял, что они находятся в кабинете Дивангарда. Вокруг на сиденьях пониже и пожестче расположились с полдюжины мальчиков-подростков. Гарри сразу узнал Реддля; тот был самый красивый и спокойный. Его правая рука покоилась на подлокотнике; Гарри, вздрогнув, увидел на пальце золотое кольцо с черным камнем: Реддль уже убил своего отца.

– Сэр, а правда, что профессор Потешанс уходит на пенсию? – спросил Реддль.

– Том, Том, и знал бы, не сказал. – Дивангард укоризненно погрозил Реддлю белым от сахара пальцем, но слегка подпортил впечатление, подмигнув. – Интересно, откуда ты берешь информацию, мой чудный мальчик; зачастую тебе известно больше, чем половине учителей.

Реддль улыбнулся; остальные засмеялись и восхищенно посмотрели на него.

– С твоей поразительной способностью знать то, что не следует, и умением угодить нужным людям – кстати, спасибо за ананасы, ты совершенно прав, это мои любимые…

Кое-кто из мальчиков захихикал, но тут случилось непредвиденное: комнату неожиданно заволокло белым густым туманом; Гарри не видел ничего, кроме лица Думбльдора. Затем из тумана донесся неестественно громкий голос Дивангарда:

– …помяни мое слово, юноша, ты пойдешь по плохой дорожке!

Туман рассеялся столь же внезапно, как и появился, но никто и словом о нем не обмолвился; все сидели, словно ничего особенного не случилось. Гарри изумленно заозирался. Маленькие золотые часы на письменном столе пробили одиннадцать.

– Святое небо, уже так поздно?! – воскликнул Дивангард. – Пора, ребята, иначе нам всем влетит. Лестранж, я жду сочинение завтра утром – или ты получишь взыскание. То же касается Эйвери.

Мальчики потянулись к выходу. Дивангард грузно поднялся с кресла и отнес пустой кубок на письменный стол. Реддль медлил – нарочно, чтобы остаться с преподавателем наедине. Тот обернулся, увидел его и сказал:

– Шевелись, Том, ты же не хочешь, чтобы тебя поймали вне спальни в такое время, ты ведь у нас староста…

– Сэр, я хотел вас кое о чем спросить.

– Тогда спрашивай скорей, мой мальчик, спрашивай…

– Сэр, мне интересно, знаете ли вы что-нибудь об… окаянтах?

Это случилось снова: плотный туман наполнил комнату, скрыв и Дивангарда, и Реддля; только Думбльдор безмятежно улыбался рядом с Гарри. Затем, совсем как в прошлый раз, гулко зазвучал голос Дивангарда:

– Я ничего не знаю об окаянтах, а если б и знал, не сказал бы! А теперь прочь отсюда и чтобы я больше о них не слышал!

– Вот и все, – безмятежно проговорил Думбльдор. – Нам пора.

Ноги Гарри оторвались от пола и пару секунд спустя опустились на коврик перед письменным столом.

– Все? – недоуменно спросил Гарри.

И это – самое важное воспоминание? Что в нем особенного? Туман, конечно, странный, как и то, что его никто не заметил, но больше-то ничего… Подумаешь, Реддль задал вопрос и не получил ответа…

– Ты, возможно, заметил, – сказал Думбльдор, усаживаясь за стол, – что над этим воспоминанием слегка поработали.

– Поработали? – переспросил Гарри и тоже сел.

– Определенно, – кивнул Думбльдор. – Профессор Дивангард замутил свои воспоминания.

– Но зачем?

– Затем, полагаю, что он их стыдится, – ответил Думбльдор. – Он хотел представить себя в лучшем свете и уничтожил те фрагменты, которые не хотел мне показывать. Работа, как ты сам видел, топорная, но оно и к лучшему: значит, под измененной записью по-прежнему находится настоящая… Поэтому, Гарри, я впервые даю тебе домашнее задание. Убеди профессора Дивангарда отдать тебе истинное воспоминание – без сомнения, самое для нас существенное.

Гарри воззрился на него и, насколько мог почтительно, сказал:

– Но, сэр, тут я вам не нужен… можно же воспользоваться легилименцией… или признавалиумом…

– Профессор Дивангард очень опытный колдун и к подобному повороту наверняка готов, – произнес Думбльдор. – Он изощрен в окклуменции куда более, чем несчастный Морфин Монстер, и я был бы потрясен, узнав, что с тех самых пор, как я выманил у него эту пародию на воспоминания, он хоть на миг расстался с противоядием к признавалиуму. Нет, пытаться вырвать правду силой глупо и принесет больше вреда, чем пользы; я не хочу, чтобы профессор Дивангард покинул «Хогварц». Но у него, как у всех нас, есть свои слабости, и я уверен, что ты – единственный, кто способен прорвать оборону. Нам очень важно получить настоящее воспоминание, Гарри… насколько важно – мы узнаем, только увидев его. Ну-с, удачи тебе… и спокойной ночи.

Слегка ошарашенный внезапным прощанием, Гарри вскочил.

– Спокойной ночи, сэр.

Закрывая дверь кабинета, он отчетливо услышал голос Финея Нигеллия:

– Не понимаю, почему мальчишка сделает это лучше вас, Думбльдор.

– Я и не ждал, что вы поймете, Финей, – отозвался Думбльдор. Янгус вновь тихо и мелодично вскрикнул.

Глава восемнадцатая
 Именинные сюрпризы
 

На следующий день Гарри рассказал о задании Думбльдора Рону и Гермионе, правда, по отдельности: Гермиона по-прежнему не желала находиться в обществе Рона дольше, чем требовалось для того, чтобы молча обдать его презрением.

Рон считал, что с Дивангардом не будет решительно никаких трудностей.

– Он тебя обожает, – сказал он за завтраком, небрежно махнув вилкой с большим куском яичницы. – И ни в чем не откажет своему любимому Принцу-зельеделу. Дождись, пока все разойдутся после урока, попроси – и дело в шляпе.

Гермиона была настроена пессимистичнее.

– Судя по всему, Дивангард стоит насмерть, раз даже Думбльдор не сумел ничего выведать, – понизив голос, произнесла она. Была перемена; они стояли посреди пустого заснеженного двора. – Окаянты… окаянты… никогда не слышала…

– Нет?

Гарри расстроился; он надеялся, Гермиона хотя бы приблизительно знает, что это такое.

– Наверное, это из высшей черной магии, иначе зачем они Вольдеморту? Да, Гарри, добыть информацию будет непросто, с Дивангардом надо очень осторожно, продумать стратегию…

– Рон считает, надо просто дождаться, пока все разойдутся после урока, и…

– Прекрасно! Если уж сам Ронюсик так считает, действуй! – моментально вспыхнула Гермиона. – Бывало ли такое, чтоб Ронюсик оказывался неправ?

– Гермиона, неужели ты не можешь…

– Нет! – отрезала она и умчалась.

Гарри остался стоять по щиколотку в снегу.

Уроки зельеделия в последнее время и так были тяжелым испытанием – Гарри, Рону и Гермионе приходилось сидеть за одним столом. Сегодня она передвинула свой котел как можно ближе к Эрни и демонстративно игнорировала не только Рона, но и Гарри.

– Ты-то чем провинился? – почти неслышно поинтересовался Рон, глядя на ее надменный профиль.

Гарри не успел ответить: Дивангард у доски призвал всех к молчанию.

– Сели, сели, друзья! Быстренько, сегодня очень много работы! Итак: третий закон Наглотайса… кто скажет?.. Ну конечно, мисс Грейнджер!

Гермиона с нечеловеческой скоростью отбара-банила:

– Третий-закон-Наглотайса-гласит-что-антидот-к-сложносоставному-яду-равен-более-чем-сумме-антидотов-к-каждому-из-компонентов.

– Совершенно верно! – просиял Дивангард. – Десять баллов «Гриффиндору»! А теперь, если принять третий закон Наглотайса за аксиому…

Гарри ничего другого и не оставалось – он ни слова не понял. Дальнейших объяснений Дивангарда тоже не понимал никто, кроме Гермионы.

– …это конечно же означает следующее – разумеется, при условии, что мы верно идентифицируем ингредиенты зелья с помощью разоблачар Скарпена: нашей первоочередной задачей становится не примитивный сбор антидотов к ингредиентам как таковым, но поиск того добавочного компонента, который почти алхимическим образом трансформирует отдельные элементы…

Рон сидел рядом с Гарри, полуоткрыв рот, и рассеянно что-то калякал в своем новеньком «Высшем зельеделии». Он постоянно забывал, что больше не может рассчитывать на помощь Гермионы.

– …а потому, – закончил Дивангард, – я прошу вас подойти к моему столу, взять по флакону с ядом и к концу урока создать противоядие. Желаю удачи! Да, и не забудьте про защитные перчатки!

Гермиона встала и оказалась на полпути через класс гораздо раньше, чем другие успели опомниться. Когда Гарри, Рон и Эрни вернулись к столу, она уже перелила содержимое своей склянки в котел и разводила огонь.

– Увы, Гарри, на этот раз Принц тебе не поможет, – жизнерадостно сказала она, выпрямившись. – Здесь требуется понимать принципы. Не обжулишь!

Гарри раздраженно выдернул пробку из своего флакона, перелил кричаще-розовую жидкость в котел и развел огонь. Он не представлял, что делать дальше, и покосился на Рона. Тот повторил все действия Гарри и стоял с довольно-таки глупым видом.

– У Принца точно ничего нет? – тихонько спросил он.

Гарри достал верное «Высшее зельеделие», открыл раздел «Антидоты» и сразу увидел третий закон Наглотайса – Гермиона процитировала его слово в слово. Однако никаких замечаний Принца, которые могли бы пролить свет на суть злополучного закона, не было. Очевидно, Принц, как и Гермиона, понимал его без труда.

– Ни шиша, – хмуро констатировал Гарри.

Гермиона бодро размахивала палочкой над своим котлом. К сожалению, повторить ее заклинание было невозможно: она достигла таких успехов в невербальности, что уже ничего не произносила вслух. Эрни Макмиллан, однако, бормотал: «Специалис ревелио!» Это звучало внушительно, и Гарри с Роном поспешили сказать то же самое.

Гарри не понадобилось и пяти минут, чтобы осознать: его репутация великого зельедела трещит по всем швам. При первом обходе подземелья Дивангард с надеждой заглянул в его котел, готовясь, как всегда, восторженно ахнуть, но вместо этого отдернул голову и закашлялся, когда ему в нос ударил запах тухлых яиц. Гермиона чуть не лопалась от ехидства; ее давно возмущало, что на зельеделии она все время оказывается на вторых ролях. Сейчас она уже разделила свое зелье на десять компонентов и разливала их по хрустальным флаконам. Чтобы не видеть этого возмутительного зрелища, Гарри склонился над учебником Принца-полукровки и с ненужной силой стал листать страницы.

Вот оно! Поверх длинного списка противоядий было нацарапано:



Дата: 2019-11-01, просмотров: 283.