ЧТО ХОЧЕТ УСЛЫШАТЬ ЛАПШИНА: тексты, важно показать, что у них общего, причины голода и что их отличает
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Из лекций: Тема голода в публицистике Короленко, Толстого и Ленина

Раньше тоже бывали голодные времена. Но сколько помещик ни брал, он должен был обеспечить крестьянина запасами семян и едой.

До реформы 1861 года крестьянам на прокорм отдавали большие земли. После реформы крестьянам спихнули самые худшие земли, отделили его от леса и воды (так что он должен был гнать скот на водопой через земли дворянина и платить ему штраф). Либералы говорят: дали мало земли. Демократы говорят: много отрезали земли. И разница есть! Ведь до реформ у крестьян в распоряжении было на 40% земли больше. Отсюда произошла программа социал-демократов 1905 года, требующая вернуть "отрезки".

1867-1868 гг. – первый голод. Становится ясно: если бы крестьянам дали что положено, такого голода не было бы, только этим объясняется такая катастрофа.

1891 г. – второй голод, ещё страшнее; порядочные люди пытаются накормить. Запрещено писать о голоде, о тех, кто пытается накормить людей. Толстой открывает 165 столовых на свои деньги и кормит ежедневно 10 000 человек. Короленко, у которого денег нет, использует фонды.

Толстой пишет: народ голодает, потому что мы слишком сытые; чтобы он не голодал, надо его не объедать. Статья была запрещена к печати, но её напечатали за рубежом, а в России вышел маленький кусочек; в 1905 статья была напечатана целиком, в том числе у Михайловского. Толстой смотрит на происходящее с моральной точки зрения.

Короленко: одна из причин голода – ещё и конкуренция в деревне. Ведь есть крестьяне, а есть матерившей вопрос расслоения общества, то есть это социальная точка зрения.

Ленин, статья "Борьба с голодающими": русское правительство вместо того, чтобы бороться с голодом, борется с голодающими. Правда, он пишет о голоде 1901-1902 гг., но суть остаётся той же.

Из ответов:

«В голодный год» опубликована в «Русском богатстве» в 1892. 9 февраля 1892 года Короленко прибыл в Лукоянов. То, что писатель увидел в голодающем уезде, превзошло своим драматизмом самые мрачные рассказы из услышанных им. "Сколько тут неописуемого горя, - писал он в своей записной книжке, - там трёхлетняя девочка просит зарыть её в земельку. В другом месте мать, доведённая до исступления неустанным криком голодного ребёнка, бросила его с печки. В селе Шутилове мальчик искусал от голода мать. Да ведь это капля того народного горя, которым томится каждая избушка каждый вечер, когда на палатях плачут голодные, не могущие заснуть дети, каждое утро, когда они просыпаются".

Короленко разворачивает в Лукояновском уезде большую работу по организации помощи голодающим. При его непосредственном участии создаются народные столовые для голодающих. Первая из них была открыта 1 марта 1892 г. при доме городского головы. Короленко напряжённо работал всю весну 1892. Он побывал в Болдине, Починках, Наруксове, Мерлоновке, Васильев Майдане, Новой деревне, Бутском, Салдамановом Майдане, Печах и многих других сёлах и деревнях Лукояновского уезда. К середине мая 1892 в уезде было открыто уже сорок три народные столовые, а в июне и начале июля при содействии Короленко начали работать ещё 17 столовых. Новый урожай сулил долгожданное облегчение лукояновцам. «Голод подкрадывается к нам среди этого зноя и дыма, среди этой засухи; он был у нас, ходил по деревням уже два года, но мы его не замечали, потому что еще ни одна мать не съела своих детей».

«Голод в деревне и борьба уезда с губернией – такова основная канва, на которой располагаются мои впечатления от этого тяжелого года», - это, пожалуй, самая главная мысль. Чиновникам было не до голодающих, главное – решить все свои проблемы. «Гармония интересов в среде крестьянского мира оказалась фикцией! Помощь попадает не туда, куда надо, получают не те, кому, по нашему мнению, следует получать». «Деревня жертвует не мало, - по-своему и добровольно. Но принудительные пожертвования, хотя бы и в пользу своих односельчан, она избегает. Деревенский мужик похож на городского: он хочет платить только за себя». В уезде начинают твориться странные вещи: «С одной стороны – первоначальные очень мрачные сведения предводителя и земских начальств, подтвержденные многочисленными свидетелями, а также цифрами урожая, заставляли предполагать, что дело плохо. Но все «исследователи», проезжающие через уезд на почтовых и пользующиеся сообщаемыми сведениями полиции, свидетельствуют, что вместо голода замечаются разгул и развитие роскоши. На бумаге, даже и в первоначальных рапортах той же полиции – нужда. В натуре – благоприятная обстановка. Дело доходило до курьезов».

Автором была также описана ситуация, когда оглашались списки тех, кто особо остро нуждался. И вот как реагировал на них народ: «Бедный! – иронически кричат со всех сторон. – Пособие получает на всех! Или вот еще Кирдянов, тоже бедный. У него есть сын в Елабуге первый приказчик, другой получает двести рублей, без чаю не садится». «Неси сюда почтовую книгу, мы тебе покажем, кто у тебя получает. А бедному не нужно! Бедный вином не поит, бедному не даете по нападке». «Ссуды получают богатые и состоятельные, а сокращения ложатся на бедноту». Короленко в статье «О свободе печати» пишет: «В нашем отечестве в то время царствовало «полное спокойствие». Правда, Россия за это время пережила два страшных голода, стоившего народу сотен тысяч лишних смертей. Но голод приказано было называть «недородом хлебов», а лишняя смертность отнесена к «естественным причинам». «Вся мудрость и все силы правительства направлялись к тому, чтобы факты не оглашались и не комментировались в печати и обществе». Такова была политика государства. «Бедность его происходит от нашего богатства и голод его - от нашей сытости».

Толстой «О голоде». Частично в январском номере «Книжек Недели» за 1892 год под названием «Помощь голодным». Полностью — на английском в «The Daily Telegraph» 14 января 1892 г. под заглавием «Почему голодают русские крестьяне».

«До сих пор могли быть сделаны два дела: выдача семян на обсеменение и заготовление из казенных лесов дров на отопление. Оба эти дела сделаны, судя по газетам и по тому, что мне известно непосредственно в нашей местности и по другим губерниям, не совсем удачно. В нашей губернии крестьяне обсеменились почти везде своими семенами. Выдано же было отчасти мало, отчасти поздно, в некоторых же и многих местах семена выданы были без надобности людям, которые не нуждались в них, так что во многих уездах выданные семена продавались и пропивались. Странно сказать, вопрос о том: есть ли то бедствие, которое вызывает деятельность, т. е. есть ли голод или нет его, и если он есть, то в каких размерах,- есть вопрос нерешенный между администрацией и земством. Повсюду земства требуют больших сумм, администрация же считает их преувеличенными и излишними и или отказывает, или сбавляет их. "Необходимо, чтобы народ узнал нужду и сам бы сократил свои расходы,- говорят представители администрации,- а то теперь все, что требуется земствами, все, что говорится в собраниях, передается в искаженном виде народу, и крестьяне надеются на такую помощь, которую они не могут получить».

Далее Толстой описывает четыре уезда, в которых он побывал. Где сам все видел своими глазами. Первый уезд – Крапивенский. «Бедствие несомненное: хлеб нездоровый, с лебедой, и топиться нечем.Но смотришь на народ, на его внешний вид - лица здоровые, веселые, довольные. Все в работе, никого дома. Кто молотит, кто возит. Помещики жалуются, что не могут дозваться людей на работу. Когда я там был, шла копка картофеля и молотьба». «Так что оказывалось, что хлеб с лебедой был в этом случае не признаком бедствия, а приемом строгого мужика для того, чтоб меньше ели хлеба,- так же, как для этой же цели и в изобильные года хозяйственный мужик никогда не даст теплого и даже мягкого хлеба, а все сухой. "Мука дорогая, а на этих пострелят разве наготовишься! Едят люди с лебедой, а мы что ж за господа такие!"».

Далее Толстой посещает Богородицкий уезд. «Здесь процент богатых, т. е. таких, которые могут просуществовать на своем хлебе, тот же, но процент плохих еще больше. Из 60-ти дворов 17 средних, 32 совсем плохих, таких же плохих, как те 15 плохих в первой деревне Крапивенского уезда». Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремовскому, тем положение хуже и хуже. В последнем уезде неурожай картофеля. «Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она не съедобна. Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют. Здесь бедные дворы, опустившиеся в прежние годы, доедали уже последнее в сентябре».

Но и это не худшие деревни. Худшие - в Ефремовском и Епифанском уездах. «Вот большая деревня Ефремовского уезда. Из 70-ти дворов есть 10, которые кормятся еще своим. Остальные сейчас, через двор, уехали на лошадях побираться. Те, которые остались, едят хлеб с лебедой и с отрубями, который им продают из склада земства по 60 копеек с пуда». Помимо этого, у многих крестьян есть долги, которые они пытаются отдать, продавая овес: «У бывшего старосты беда та, что ему надо под угрозой суда уплатить 50 рублей по третям, и он продает весь овес на этот долг». Толстой описывает отношение Администрации к данной проблеме: «Администрация и земство представляют себе задачу прокормления голодного народа точно так же, как представляют себе такую же задачу прокормления данного количества скотины. Для определения степени нужды, которой бы можно было руководствоваться при раздаче пособий, во всех земствах составлены по волостям подробные подворные списки о количестве душ, едоков, работников, наделов…Списки составлены с необыкновенною роскошью граф и подробностей. Но тот, кто знает обиход крестьянина, знает, что списки эти говорят очень мало. Думать то, что крестьянский двор наживает только то, что он получает с своей надельной земли, и проживает только то, что он проест, большая ошибка». «Чтобы правильно определить степень нужды крестьянина, нужны не списки. Надо призвать прорицателя, который предскажет, кто из мужиков и его домашних будет жив, здоров, будет жить в согласии с семьей, работать и найдет работу, кто будет воздержан и аккуратен, а кто будет болеть, ссориться и не найдет работы, поддастся соблазнам и увлечениям. Нельзя заранее узнать нуждающихся и потому правильно распределить даровое пособие народу не то что трудно, но прямо невозможно».

Для помощи голодающим создавались различные комитеты, однако Толстой настроен отрицательно против их работы, на народ клевещут: «бессовестно делают одни, говоря, что народ беден оттого, что он ленив и пьяница; или обманывать самого себя, как делают другие, говоря, что народ беден только оттого, что мы не успели еще передать ему всей мудрости нашей культуры, а что мы с завтрашнего дня начнем, не утаивая ничего, передавать ему всю эту нашу мудрость, и тогда уж он перестанет быть беден; и потому нам нечего стыдиться того, что мы теперь живем на его шее,- все это для его блага?». Пожалуй, самое точное определение такое: «Народ всегда держится нами впроголодь. Это наше средство, чтобы заставлять его на нас работать». Народ нужен вышестоящим чинам как орудие. И выгоды их противоположны выгодам народа. «Чем больше мне дадут жалования и пенсии, говорит чиновник, т. е. чем больше возьмут с народа, тем мне лучше. Чем меньше я дам работы народу, заменив ее машинами, и чем дороже продам ему свой товар, тем я больше наживу,- говорит фабрикант. Чем дешевле будет работа, т. е. чем беднее будет народ, тем мне лучше,- говорят все люди богатых классов».

Толстой считает, что людей от голода спасает любовь, которая должна выражаться в делах. Нужно разрушить преграды, которые отделяют бедняков от более состоятельных людей. Он также считает, что правительственная деятельность встречает на своем пути помощи нуждающимся следующие преграды: «

1) Определить степень предстоящей нужды для населения, могущего проявить в этом поддержании себя наибольшую энергию и совершенную апатию, нет никакой возможности.

2) Если определение это возможно, то количество требуемых сумм так велико, что нет никакого вероятия приобрести их.

3) Если допустить, что суммы эти будут найдены, то даровая раздача денег и хлеба населению ослабит энергию и самодеятельность народа, более всего другого могущую поддержать в нынешнее тяжелое время его благосостояние.

4) Если и допустить, что раздача будет производиться так, что не ослабит самодеятельности народа, то нет возможности правильно распределить пособия, и ненуждающиеся захватят долю нуждающихся, из которых большинство все-таки останется без помощи и погибнет».

Толстой считает, что меры правительства (раздача хлеба и денег по спискам) вызывает самые дурные чувства: жадность, зависть, притворство, но деятельность личная вызывает как раз положительные чувства. С не меньшей злобой говорит бедняк про богача, требующего равную долю. «Мы и бедны-то от них - от богачей. Они нас сосут, а им еще давай нашу долю». Толстой считает, что оптимальная форма взаимоотношений крестьян и богачей – создание столовых. «У крестьянской бедноты урожаи ниже, и определение «среднего» сбора именно нуждающимся-то и невыгодно».

Ленин в своей статье «Борьба с голодающими» также затрагивает столь значимую для тех лет тему. В ней он ополчается на правительство и пишет следующие строки: «Циркуляр министерства внутренних дел действительно производит впечатление не только своей величиной, но также и своим содержанием. Откровенное изложение правительственной программы дает всегда в руки лучшее орудие для агитации против царского правительства, и, принося свою почтительную благодарность Сипягину, мы осмеливаемся рекомендовать остальным министрам почаще говорить о своей программе в циркулярах».

«Сипягин проявляет удивительную настойчивость и изобретательность в изыскании мер сокращения пособия голодающим. Этот же господин требует , чтобы губернаторы обсудили, какие уезды являются «неблагополучными по урожаю». Не следует признавать уезд неблагополучным, если не более трети волостей пострадало, недостаток хлеба обычен и покупается из года в год путем заработка, а также когда не достает местных средств для выдачи пособий. Все тот же вышеупомянутый министр считает, что «голод и безработица – все это одни «преувеличения».

«Считаются ненуждающимися те, у кого приходится не менее 48 пудов хлеба в год на семью, хотя в обыкновенный год даже беднейшие крестьяне потребляют хлеба не по 48 пуд., а по 80 в год на семью в 5-6 человек; средний же крестьянин потребляет в обыкновенный год 110 пудов хлеба на семью в 5 человек». Получается, что правительство наполовину снижает количество хлеба, реально необходимое для выживания крестьян. Все по тому же циркуляру «это количество уменьшается наполовину, ввиду того, что рабочий элемент составляет около 50% населения». Между тем, все то же правительство считает, что рабочее население не должно получать ссуду.

Далее получается, что уже вдвое уменьшенное пособие уменьшается еще на 1/3 - 1/5 – 1/10 «во внимание к приблизительному числу состоятельных хозяев, имеющих запас от прошедшего года или же какой-либо материальный достаток»! обо всей этой ситуации Ленин пишет очень гневно. Правительство почему-то не учитывает еще несколько факторов: крестьянину помимо хлеба требуется еще и топливо, деньги на ремонт дома и одежду. Министерство же определяет размер помощи в четыре-пять раз меньше, чем реально требуется крестьянам. Эта помощь – капля в море. Как правильно заметил Ленин: «Это не борьба с голодом, а борьба с теми, кто хочет помочь голодающим». Ленина возмущает тот факт, что циркуляр в открытую против того, чтобы частные благотворители помогали нуждающимся. Правительство обосновывает это тем, что благотворители ведут революционную агитацию, прикрываясь добрыми делами. Думает, что «одна уже забота о действительном (а не мнимом) удовлетворении нужды будет равносильна агитации против правительства, ибо народ видит, что частные благотворители искренне хотят ему помочь, а чиновники царя мешают этому».

В. С. Соловьев – публицист

ЧТО ХОЧЕТ УСЛЫШАТЬ ЛАПШИНА: прошел долгий путь от нигилиста, не был привязан к одному изданию

Соловьев Владимир Сергеевич (1853—1900) — российский религиозный философ, поэт, публицист, переводчик и литературный критик. Создал учение об объединении «Востока» и «Запада» через воссоединение церквей, в котором союз римского папы и русского царя станет правовой гарантией «богочеловеческого дела» (простите, но лол). Отвергал материализм представителей революционно-демократической мысли и противополагал ему интуитивно-образное постижение мира, основанное на нравственном усилии личности. С 1883 г. сотрудничал с либеральным журналом «Вестник Европы». Выступал против смертной казни и национально-религиозного гнета, за свободу совести. Своими философскими трудами и поэзией оказал большое влияние на русскую религиозную философию Булгакова и русский символизм - Блока, Белого и др.

Как философ, В.С. Соловьев прошел несколько периодов развития. Еще в отрочестве он неожиданно разочаровался в религии и увлекся материализмом. Во время учебы в университете он окончательно понял философскую беспомощность материализма и вернулся к религиозной философии. В 70-е гг. XIX века В.С. Соловьев стал известен как православный мыслитель, был близок славянофилам и почвенникам (книги — "Критика отвлеченных начал", "Чтения о Богочеловечестве"). Но в 1880-е гг. происходит его разрыв со славянофилами. В этот период В.С. Соловьев увлечен идеей создания единой христианской церкви, сближается с католицизмом. Эти воззрения философа вызвали негативную реакцию в России, в 1891 году ему даже запретили читать лекции на церковные темы, его работы подвергались цензуре и запрету к изданию. Впрочем, и католические богословы критиковали церковные воззрения русского философа. В 90-е гг. XIX в., особенно с 1895 года, В.С. Соловьев вернулся к теоретической философии. Именно в этот период Соловьев полностью разрабатывает свою философскую систему, основанную на философии "всеединства" — "религии Святого Духа", которая, по мнению русского мыслителя, шире и содержательнее всех отдельных религий.

«Три силы» 1877. Публичная лекция, прочитанная Вл. Соловьевым на заседании Общества любителей русской словесности. Впервые опубликована отдельным изданием в Москве в 1877 г.

От начала истории три силы управляли человеческим развитием. Первая стремится подчинить человечество во всех сферах одному началу, стремится смешать и слить все многообразие частных форм, подавить самостоятельность лица. Один господин и мертвая масса рабов. Вместе с этой силой действует другая, противоположная, она стремится дать везде свободу частным формам жизни, свободу лицу и его деятельности. Всеобщий эгоизм и анархия - вот крайнее выражение этой силы. Если бы она получила и преобладание, жизненная связь порвалась бы и история окончилась самоистреблением человечества.

Обе силы имеют отрицательный характер: первая исключает свободную множественность частных форм, прогресс, вторая разрывает солидарность целого. Если бы только эти две силы управляли историей человечества, то в ней не было бы никакого положительного содержания. Необходимо присутствие третьей силы, которая дает положительное содержание двум первым, созидает целость общечеловеческого организма. В истории всегда совместное действие трех сил, и различие между историческими эпохами и культурами заключается только в преобладании той или другой силы.

Дата: 2019-11-01, просмотров: 266.