Приведенная в приложении конформационная теория правопонимания Приложения\Прил.2.doc имеет в своей основе закон соответствия уровня допустимой свободы достигнутому уровню культуры. Совершенная в России социалистическая революция предполагала совершить значительный скачек по шкале свободы сразу на три ступени вверх. В части формы правления от ограниченной монархии, минуя ступени конституционной монархии, президентской республики и парламентарной республики – сразу к форме республики советов, которую В.И. Ленин называл переходной формой от представительной к непосредственной демократии.

По формационной теории от первобытнообщинной формы организации основного (сельскохозяйственного) производства совершался скачек, минуя феодальный и буржуазный этапы – сразу в социализм (В.Нерсесянц считает, что перед социалистическим должен стоять еще цивилитарный строй).

Когда в 1917 году Плеханов и некоторые деятели II Интернационала говорили о недопустимости такого искусственного завышения права, В.И.Ленин им отвечал: «Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры, то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы»[9].

Реализация идей Октября означает по существу перескакивание через все стадии витка спирали исторического материализма К.Маркса. И потому наш социализм оказался с первобытнообщинным лицом, т.к. у страны не доставало для такого перехода «через гиперпространство» ни качественных кадровых, ни материальных ресурсов.

Такой итог имеет свою объективную логику и внутреннюю необходимость. Иначе по существу и быть не могло. Несостоятельны попытки объяснить отрицательный результат социальных преобразований в России субъективистскими «деформациями» и «искажениями» в силу неблагоприятного стечения привходящих внешних обстоятельств.

 Позитивная деятельность коммунистических лидеров, не смотря на их диалектическую риторику, в действительности осуществлялась не в соответствии, а вопреки всеобщим законам развития – законам диалектики, закону соответствия. Справедливы были слова В.Ленина о том, что диалектическое учение всесильно потому что оно верно. Именно всесилие данного учения и проявилось в закономерном итоге – естественной голодной смерти реального социализма.

Подмена партийным аппаратом власти советов – объективный и необходимый итог авантюры ускоренного построения коммунизма. Партийное руководство реализовало по существу избирательный ценз, через многие ступени которого прошли традиционные цивилизации, а Россия из абсолютной монархии попыталась и эту лестницу миновать, реализуя сразу всеобщее, равное, прямое бесцензовое избирательное право. В то время как страны англо-саксонской и романо-германской правовых семей переходили к демократическим формам законодательства на протяжении полутора, а то и двух-трех веков, СССР обрел всеобщее (в том числе для женщин) избирательное право почти мгновенно – в ходе революции 1917 г. Однако правосознание основной части населения оказалось абсолютно неподготовленным к реальному народовластию. Идеи о революционном скачке в народоправство разбились сразу, как только столкнулись с подлинными правоотношениями. Не желая отказываться от прежних лозунгов и программных установок, КПСС, однако, силой обстоятельств стала выполнять функцию дореволюционной аристократии (конечно без ее культуры, традиций, образования и на совершенно иной идеологической базе).

Беда наша заключалась в том, что восстановление эффективности общества из реальной охлократии через партийное руководство к системе тоталитарного политического режима было реализовано по факту не легитимно вне системы права. Партийное руководство вне правовой системы обладало абсолютной властью, а такая власть, как известно, развращает абсолютно.

В советской юридической науке утверждалось, что в СССР реализуется принцип верховенства закона в системе источников права. На самом деле иерархия юридических актов выглядела иначе.

1. В пирамиде системы правовых норм находились правила, исходившие от Центрального Комитета ВКП(б) – КПСС либо от их подразделений – Политбюро (Президиума), Оргбюро, Секретариата, отделов. В силу сложившегося политического обычая эти нормы имели приоритет перед любыми другими правовыми актами.

Хотя правотворческая задача «пролетарской аристократии» была предопределена историей, реализация этой миссии проводилась с прямолинейной напористостью, свойственной, впрочем, всякой новой политической элите. Партийные комитеты, начиная с Центрального, издавали постановления, адресованные «непосредственно государственным» учреждениям, тогда как с точки зрения формальной юриспруденции они могли обращаться только к членам своей партии в этих учреждениях.

Выпячивание командной роли парткомов противоречило пропаганде преимуществ социалистического строя. Поэтому с середины 30-х годов получила широкое распространение практика издания совместных постановлений ЦК ВКП(б) - КПСС и Совета Министров (СНК) СССР. Она стала формой легализации государственного нормотворчества партийных комитетов. На практике совместные партийно-государственные решения нередко рассматривались правоприменительными органами как надзаконные, что приводило к подрыву принципа верховенства законов.

2. Значительную конкуренцию законам составляло ведомственное правотворчество. Чтобы замаскировать вопиющие факты попрания авторитета закона, «верхи» стали расширительно толковать понятие «законодательство».

Огромная масса циркуляров, правил, регламентов, инструкций сопровождала каждый шаг руководителя предприятия, цеха, вообще любого специалиста. К концу 70-х – началу 80-х годов только в сфере управления народным хозяйством накопилось до 200 000 различных приказов, инструкций и иных подзаконных актов. Многочисленные предписания подавляли количеством, противоречили друг другу и законам. Установился порядок, когда даже законы СССР действовали в системе данного ведомства только после издания министром соответствующего приказа.

3. Самих актов законодательства было принято очень мало: за полвека, прошедшие от опубликования Конституции 1936 г. до преобразования советского парламента в 1988 г. Верховный Совет СССР принял всего 81 закон. В то время, как западноевропейские парламенты ежегодно готовят по несколько сотен законов.

4. Законодательные акты в СССР страдали отсутствием механизма реализации закрепленных в них норм. Большая часть законов брежневской эпохи не предусматривала реальных санкций за их нарушение.

5. Советское законодательство было недостаточно систематизировано и труднодоступно для граждан, учреждений, предприятий и организаций. Подобная ситуация стала отголоском сталинизма в юриспруденции: в 30-50-х годах засекречивались даже кодексы законов о труде и Положение о товарищеских судах. Большая часть общесоюзных нормативных правовых актов не подлежала широкой публикации, а рассылалась в полузакрытом порядке по административным каналам.

Господство партийного и ведомственного законодательства затрудняло проведение кодификационных работ. Наиболее удачным был опыт нэпа, когда кодификация охватила все сферы общественной жизни. За полтора года в 1922-1923 гг. Было подготовлено семь кодексов: Уголовный, Кодекс о труде, Земельный, Гражданский, Уголовно-процессуальный, Гражданский процессуальный и Лесной. А в 1927 г. вышло в свет «Систематическое собрание законов РСФСР».

С образованием СССР были приняты Основы судоустройства Союза ССР и союзных республик, Общие начала землепользования и землеустройства, Основы уголовного законодательства, Воздушный, Таможенный кодексы и ряд других В 1927 г. появилось неофициальное «Систематическое собрание действующих законов СССР», состоявшее из шести томов.

На протяжении последующей четверти века в СССР не проводилось никакой систематизации и кодификации законодательства. Во второй половине 50-х годов возобновилась кодификация, она ознаменовалась принятием новых Основ законодательства Союза ССР и союзных республик: уголовного, гражданского, земельного, о браке и семье, исправительно-трудового, о труде и др. Произошла гуманизация публичного права.

В 1985 г. завершилось издание десятитомного свода законов СССР, включавшего 1367 нормативных актов.

6. Особняком в системе источников советского права стояли судебная практика и обычаи. Следуя традициям романо-германской правовой семьи, советские юристы допускали существование обычного и судейского нормотворчества только в порядке исключения и при сохранении формального верховенства закона.

Суды, как и вся система юстиции, составляли важный элемент командной системы партийного руководства страной. Органы правосудия не могли быть гарантами прав человека, особенно когда речь шла о необходимости защитить от могущественной государственной машины. Разделение властей – законодательной, исполнительной и судебной – отрицалось и в теории и на практике. Суды выступали как органы расправы, репрессии, а не как органы правосудия. Судьи состояли - практически поголовно – членами «правящей партии». Институт партийной ответственности стал еще одним орудием подрыва конституционной нормы независимости суда.

К 80-м годам советская правовая система оказалась в состоянии хронического кризиса.. Требовалась комплексная правовая реформа, но руководители СССР не смогли ее провести, а в конце 80 – начале 90-х годов пошли по пути десоветизации права, демонтажа социалистической правовой системы. Впрочем, умения не хватило и на это. Процесс преобразований вырвался из-под контроля и в ходе революционных событий 1991 г. советская правовая система распалась на разрозненные элементы, сохраняющиеся в законодательствах бывших республик Советского Союза и в правосознании их граждан.