Писатель родился на Украине в польской дворянской семье, его настоящее имя – Теодор Юзеф Конрад Казимеж Коженевский. Вскоре отец за участие в подготовке к восстанию был сослан в Вологду. Юзеф учился в Кракове и в Швейцарии, в 17 лет стал моряком, плавал на французских и английских судах. В 1886 году получил британское гражданство с именем Джозеф Конрад. В английском торговом флоте стал капитаном дальнего плавания (Вест-Индия, Юго-Восточная Азия). Во время тяжелого плавания по Конго заболел малярией. Вышел в отставку в 1894-м.

Английский язык Конрад начал изучать поздно, говорил с акцентом, французский язык знал лучше, манеры выдавали в нем иностранца. Однако он сознательно и принципиально решил быть англичанином и английским писателем.

Первый роман («Каприз Олмейера») был опубликован в 1895. Самые известные его произведения – «Негр с «Нарцисса»», «Ностромо», «Лорд Джим», «Теневая черта», «Тайный сообщник» и др. Материал книг экзотический, морской или приморский. Герои – моряки, путешественники. Они поставлены на опасную грань между цивилизацией и природой, между европейским и туземным миром. Но героизм не в борьбе с дикарями и не в приключениях. Конрад писал, что содержанием книги должно быть нравственное открытие. Вокруг нравственного открытия строится действие большинства его книг. Герой «Лорда Джима», сильный мужественный человек, узнает про себя, что он трус. Вся его жизнь превращается в самонаказание, в попытку искупления одной–единственной ошибки. Теневую сторону своей души открывает в себе герой повести «Теневая черта». В повести «Тайный сообщник» молодой капитан, стоя на вахте, обнаруживает за бортом человека, спасает его: скорее всего, это преступник, беглый матрос. По непонятной для самого себя причине капитан прячет его от команды и потом дает сбежать. Он узнает в нем своего двойника.

Произведения Конрада – это сложно построенные тексты. Писатель использует прием смены точки зрения, рассказ ведет то один, то другой герой, ни один не знает всей правды. Тщательно продуманная структура, полностью контролируемая автором, выстраивается вокруг тайны, вокруг того, что не может быть высказано и структурировано.

Конрад – автор большого количества произведений. Сначала его книги получили признание знатоков, затем – и широкой публики. Нередко в нем видят антипода Стивенсона. Стивенсон часто писал о том, чего не знал, и ничем, кроме литературы, в своей жизни не занимался. Конрад прошел большую жизненную школу, всегда основывался на личном опыте. Он точнее в деталях, но сюжеты у него все же менее увлекательные. Если Стивенсон стал в итоге писателем для подростков, то Конрад, скорее, – писателем для писателей. Его влияние ощутимо в произведениях Джека Лондона, Грэма Грина, Хемингуэя, Фолкнера. Владимир Набоков отзывался о Конраде с обычным своим высокомерием, что, скорее всего, косвенно свидетельствует о том, что опыт Конрада, как писателя, реализовавшего себя в чужом языке, для него был важен. Критики отмечают и смысловые, и тематические переклички между Конрадом и Набоковым. Вероятно, в отличие от Набокова, Конрад, выбирая язык, в большей степени исходил из идейных, а не эстетических или коммерческих соображений.

Капсула: Выбор Конрада.

Постколониальная критика обвиняет Конрада в том, что он изображает туземцев в соответствии с империалистическими стереотипами: как зверей в человеческом облике. Выступление на эту тему нигерийского англоязычного писателя Чинуа Ачебе, лауреата Нобелевской премии, вызвало широкую дискуссию. Защитники Конрада отмечают, что фрагменты, которые используют его критики, вырваны из контекста, что в других произведениях, например, в «Лорде Джиме», Конрад пишет о туземцах с несомненной симпатией; подчеркивают, что писатель без всяких иллюзий видит колониальные порядки и жестко их критикует. Трудно не согласиться с этим, читая «Сердце тьмы». Марлоу говорит:

За моей спиной послышалось тихое позвякиванье, заставившее меня оглянуться. Шестеро чернокожих гуськом поднимались по тропинке. Они шли медленно, каждый нес на голове небольшую корзинку с землей, а тихий звон совпадал с ритмом их шагов. Черные тряпки были обмотаны вокруг их бедер, а короткий конец тряпки болтался сзади, словно хвостик. Я мог разглядеть все ребра и суставы, выдававшиеся, как узлы на веревке. У каждого был надет на шее железный ошейник, и все они были соединены цепью, звенья которой висели между ними и ритмично позвякивали. Новый взрыв и гул, донесшийся с утеса, напомнили мне военное судно, обстреливавшее берег. То был такой же зловещий шум, но при самой пылкой фантазии нельзя было назвать этих людей врагами. Их называли преступниками, и оскорбленный закон, подобно разрывающимся снарядам, явился к ним, словно необъяснимая тайна, с моря. Тяжело дышали эти худые груди, трепетали раздутые ноздри, глаза тупо смотрели вверх. Они прошли на расстоянии нескольких дюймов от меня, не глядя в мою сторону, с невозмутимым, мрачным равнодушием, свойственным несчастным дикарям. За этими первобытными созданиями уныло шествовал один из обращенных – продукт, созданный новыми силами. Он нес ружье, которое держал за середину ствола. На форменном его кителе не хватало одной пуговицы. Заметив на тропинке белого человека, он торопливо вскинул ружье на плечо. То была мера предосторожности: издали все белые похожи друг на друга, и он не мог решить, кто я такой. Вскоре он успокоился, лукаво ухмыльнулся, показывая большие белые зубы, и бросил взгляд на вверенное ему стадо, словно обращая мое внимание на свою высокую миссию. В конце концов, я тоже участвовал в этом великом деле, требовавшем проведения столь благородных и справедливых мер.

Вместо того чтобы подняться на холм, я свернул налево и стал спускаться. Мне хотелось, чтобы скрылись из виду эти люди, которых вели на цепи.

Как вам известно, меня нельзя назвать особенно мягкосердечным: мне случалось наносить удары и защищаться. Я отражал нападение, а иногда сам нападал - что является одним из способов защиты, - не особенно размышляя о ценности той жизни, на которую я посягал. Я видел демона насилия и демона алчности, но, клянусь небом, то были сильные, дюжие, красноглазые демоны, а распоряжались и командовали они людьми – людьми, говорю вам! Теперь же, стоя на склоне холма, я понял, что в этой стране, залитой ослепительными лучами солнца, мне предстоит познакомиться с вялым, лицемерным, подслеповатым демоном хищничества и холодного безумия. Каким он мог быть коварным, я узнал лишь несколько месяцев спустя на расстоянии тысячи миль от этого холма. Секунду я стоял устрашенный, словно мне дано было предостережение. Наконец я стал спускаться с холма, направляясь к группе деревьев.

Наконец, защитники Конрада утверждают, что он был и оставался поляком, представителем нации, угнетаемой Российской империей, и уже поэтому не мог сочувствовать угнетателям.

Исходить, кажется, нужно из того, что проблематика Конрада не сводится к вопросам политики и колониального гнета. Туземная и европейская культуры включены у него в контекст противопоставления культуры и природы. Орда дикарей, как морская стихия или лесная чаща, – такое же воплощение бытийного хаоса, отвратительного и чарующего. Тот же бытийный хаос поднимается им навстречу из глубины человеческого сердца. Противопоставить ему можно только дисциплину, совместный труд моряков, повседневное исполнение обязанностей. Будничное несение службы приобретает особый – возвышенный – смысл, оно ассоциируется с долгом перед культурой. Вершиной западной цивилизации, воплощением культуры, утонченности, возвышенности, идеализма казалась ему Англия. Этим была обусловлена его лояльность по отношению к Британской империи. Заглянув в сердце тьмы, капитан Марлоу разлучает Курца с его чащей и возвращается в Англию. И, по-видимому, важно, что действие «Сердца тьмы» разворачивается все же не в английской, а в бельгийской колонии, и эксплуататорами и насильниками оказываются не англичане, а пестрый многонациональный сброд.

« Дары волхвов » (The Gift of the Magi, 1905) О . Генри .

Lead - in : подарки

Что вы думаете по поводу обычая дарить подарки и обмениваться подарками по случаю праздников?