Представляется целесообразным начать <наш анализ> с деления экономической науки на статику и динамику. Использование термина теория статики по отношению к одной, определенной части экономической теории, давно стало привычным. В меньшей степени это можно сказать о понятии теория динамики[31]. Это понятие (теория динамики) часто используется в таком смысле [in a way], который не соответствует дихотомии этих понятий в механике.

Обе части <экономической теории> должны иметь свои исходные аксиомы, которые могли бы служить в качестве основы эмпирических исследований. Исходные аксиомы статики были давно и хорошо установлены. Мы можем рассматривать их как «законы спроса и предложения» в широком смысле. Однако теории динамики до сих пор недостает исходных аксиом, что порождает путаницу. Неполнота исходных аксиом остается помехой в развитии теории динамики [This remains a handicap].

Можно предположить, что тот вид эмпирических исследований, который требуется для построения здания <теории> на основе аксиом, в случае статики представляет собой непосредственный сбор данных [fieldwork], а в случае динамики – работу в области эконометрики. Это – очень грубое и приблизительное деление, и не следует заходить в нем слишком далеко. Несомненно, что в обоих подразделениях экономической теории есть место, как для сбора данных, так и для эконометрической работы, и, конечно, для сочетания той и другой работы.

В последние годы выражение «теория роста» все больше входит в моду. Я полагаю, что выражение теория роста относится к более широкому кругу явлений, чем выражение теория экономической динамики. Термин теория роста может быть правомерно использован для обозначения того круга исследований, в которых важную роль играют принципы социологии. Действительно, использование этих принципов существенно важно. В настоящее время существует школа экономической мысли, которой я сильно симпатизирую, которая утверждает, что университетские экономисты – теоретики [academic economist] придают слишком большое значение преумножению материальных благ. Эта тенденция, возможно, даже усиливается в результате развития статистических методов измерения роста валового национального продукта, и построения сводных таблиц, включающих данные по разным странам. Важно, чтобы в этой области работали экономисты, которые понимают не только исходные экономические аксиомы в узком смысле, но также достаточно квалифицированы, чтобы использовать широкие социологические обобщения. При рассмотрении экономического роста, следует принимать во внимание более широкий ряд факторов благосостояния людей, чем это возможно с помощью статистического измерения количества товаров и услуг. Элементы благосостояния, которые лежат вне валового национального продукта, как он обычно определяется, могут даже выходить за рамки экономической теории в широком смысле. Так, экономическая теория, сама по себе, не может ответить на вопрос, какую именно часть доступных ресурсов следует посвятить созданию элементов благосостояния, не включаемых в национальный доход при существующих методах его статистического измерения. Такое использование ресурсов не ведет к созданию благ, которые являются предметом обмена или могут быть, тем или иным образом, распределены между отдельными индивидами. Примером может служить перепланировка городов или сохранение ландшафтов. Однако если мы увлекаемся этой стороной дела, возникает некоторая опасность, что эти более широкие интересы могут отвлечь внимание от того факта, что теория экономической динамики в узком смысле настоятельно требует установления набора исходных аксиом, которых, до сих пор, ей, по-видимому, не хватало.

Существует другая дихотомия, все более модная, которая может вызвать путаницу в мышлении. Во многих университетах существует учебный курс, называемый макроэкономика. Это курс противопоставляется микро – экономике. Это – другое деление, потому что часть макроэкономики относится к области экономической статики, и только часть – к области экономической динамики. Как статика, так и динамика, может подразделяться на микро – экономику и макроэкономику. Вклад Кейнса, который содержится в его наиболее изучаемой работе, лежит в области макроэкономики. Но этот вклад, по крайней мере, в его строго теоретической части, ограничивается, главным образом, сферой статики.

Существует еще другая дихотомия, часто используемая авторами – экономистами, которая противопоставляет неоклассическую и кейнсианскую теорию. Эта дихотомия лишена смысла, потому что в области макроэкономики, главной сфере Кейнса, неоклассическая школа вряд ли может что-либо добавить. В данном случае вопрос заключается не в принадлежности к той или иной школе. Две дисциплины (микро – и макроэкономика) имеют дело с разными областями явлений. Как представляется, в последние несколько десятилетий слово «неоклассический» стало использоваться в несколько ином смысле. В дни моей молодости выражение «классическая теория» относилось к экономистам от Адама Смита до Джона Стюарта Милля и его последователей. Напротив, понятие «неоклассическая теория» относилось к более сложной системе, которая выросла на основе идеи предельной полезности, сформулированной Джевонсом и Карлом Менгером, и соединение [interweaving, дословно: переплетение] этой идеи с рядом принципов экономической науки. С недавнего времени, как представляется, термин «неоклассическая теория» стал употребляться для обозначения более поздней фазы экономического мышления. <При этом собственный>, отличительный вклад этих более поздних неоклассиков не был столь же ясно определен, <как вклад их предшественников>.

Если задан полный набор доступных производственных ресурсов, задано состояние технологии, заданы желания и предпочтения индивидов – как в этих условиях будут распределяться ресурсы между альтернативными возможностями их использования? <В качестве ответа на этот вопрос> принимается постулат, согласно которому равновесие будет устанавливаться рынком. В определенных случаях может быть не одно, а несколько состояний равновесия, совместимых с заданными условиями, названными выше. Желание каждого индивида приобрести данный товар не может быть выражено одной величиной, но должно быть представлено шкалой, показывающей различную интенсивность желания для различных, возможных количеств данного товара. Аналогично, производительность каждого ресурса также должна быть представлена шкалой. Если происходят изменения [inflections] этих кривых, это ведет к установлению другого возможного состояния равновесия.

«Состояние покоя» – это, возможно, слишком узкое определение явлений, охватываемых микро – статикой. Целесообразно включить в эту дисциплину возможные изменения в предпочтениях, в доступности ресурсов и т.д., предполагая, что это одноразовые, быстро уловимые [once- over] изменения. Благодаря взаимозависимости в общей системе цен и количеств товаров, как это устанавливает система одновременно решаемых уравнений, каждое изменение одного из членов уравнения должно повлечь за собой изменения всех цен и количеств во всей экономике [throughout the field]. До того, как произошло это изменение <цены или количества отдельного товара>, все цены и производимые количества товаров можно было определить с помощью уравнений, описывающих состояние дел в это время. Затем, после данного изменения, чтобы учесть его последствия, следует проделать эти вычисления снова, чтобы определить новые количества всех видов выпуска и новый спектр цен.

Представляет интерес не только новое состояние взаимосвязей в системе, но также процесс приспособления, посредством которого экономика перестраивается и переходит от старого состояния к новому. Какие силы при этом приходят в действие? Изучение процесса, посредством которого экономика переходит от одного статического равновесия к другому, иногда предлагали рассматривать как часть теории динамики. Это запутало бы проблему.

Мы можем уже сейчас приблизительно обрисовать базисные аксиомы теории динамики, достаточные, чтобы утверждать, что эти аксиомы не относятся к такому исследованию, в основе которого должно лежать использование «законов спроса и предложения» в самом широком смысле. Область динамики представляет собой нечто совершенно иное. Возможность приспособления экономики по принципу «паутины» [cobweb action] в период перехода от одного состояния равновесия к другому, и возможность многократного достижения состояния равновесия, или даже ряда неопределенных состояний [indeterminateness] все еще лежит в пределах микро – статики.

Следует рассмотреть еще одну дихотомию, а именно, дихотомия между двумя вопросами: во-первых, как в действительности устанавливается равновесие, и, во-вторых, будет ли установившаяся система взаимосвязей представлять экономический оптимум. Эта система взаимосвязей обозначается выражением «Парето-оптимум», в котором мы обращаемся к имени одного из великих мастеров микро – статики. Согласно традиционному представлению классической экономической теории, начиная с Адама Смита, не смотря на действие фрикционных помех, монополий и т.п., существует счастливое совпадение между тем, что, по-видимому, действительно происходит, и тем, что должно обеспечить максимум общественного благосостояния.

Мы должны также сделать оговорку касательно того, как сказывается распределение дохода между различными участниками экономики. Нам должно быть ясно, что задача теории экономической динамики, отчасти, заключается в том, чтобы установить, как действительно происходящее соотносится с максимумом общественного благосостояния. Именно в решении этого вопроса, как отмечалось выше, должны играть важную роль социологические исследования. [Дословно: именно в этой точке… должны вводиться в дело социологические исследования.]

Прежде, чем Кейнс положил начало макро – статике, существовала некоторая прореха, которую можно считать большой или малой, в гармоничном строении микро – статики. Здесь может быть полезным сделать краткое отступление, поскольку рассматриваемый вопрос связан с теорией экономической динамики. В целом, традиционная микро – статика, особенно, в своих наиболее точных формах, основывается на том, что может быть названо допущением «атомистического» строения экономики. Согласно этому допущению каждый производитель составляет столь малую часть от экономики в целом, что изменения его собственного выпуска не влияют на цену его продукта. Отсюда следует, что, коль скоро рассматривается отдельный производитель, он имеет дело с кривой спроса бесконечной эластичности. В этом заключается определенное противоречие. Это противоречие раскрыл Пьеро Сраффа в своей знаменитой статье в Economic Journal[32]. Он доказывал, что в случае, когда рассматривается отдельный производитель, достижение точки равновесия невозможно в условиях снижающихся издержек производства. В этих условиях для установления равновесия необходима некоторая степень монополии. Это не согласуется с тем, что прежде представлялось на классных досках. Лекторы объясняли, конечно, с помощью графиков, что производство должно подчиняться предельным издержкам, как при возрастающих, так и при снижающихся издержках. Каждый лектор мог распространяться об условиях, в которых может достигаться то или другое. Однако согласно доктрине Сраффа, снижение издержек не может быть достигнуто, пока производитель обладает некоторой долей монополии; и рыночная кривая спроса, с которой он сталкивается, будет вследствие этого, иметь понижающий наклон.

Мимоходом нужно сделать краткое замечание о побочном выводе из этой доктрины. До сих пор принималось допущение, согласно которому увеличение спроса на продукт должно вызывать повышение или (по крайней мере, непосредственно после того, как будут преодолены узкие места) понижение его цены – в зависимости от того, подчиняется ли рост производства данного продукта закону возрастающих или понижающихся издержек. Новая доктрина подразумевала, что повышение спроса должно, как правило, приводить к росту цены. Я думаю, что это совершенно неверно. Как следует из этой идеи, в период общей инфляции цен подходящим способом ограничить инфляцию может быть сжатие спроса в экономике в целом [damp down demand all around]. Такая политика вызвала сильный неблагоприятный эффект в Англии и США, и, возможно, в других странах в 1970 и 1971 году.

В 1920-х годах я провел ряд эмпирических исследований и обнаружил, что большинство производителей, как они утверждали, подчиняется закону снижающихся издержек, и в случае повышения спроса на их продукцию, они предпочли бы снизить свои цены. Некоторые из этих предпринимателей, по-видимому, находились в состоянии острой конкуренции с другими производителями тех же видов товаров. Этот результат в дальнейшем был подтвержден в ряде интервью, проведенных в 1930-х годах Оксфордской группой экономических исследований.

Исследование этих проблем привело к развитию системы экономической мысли, известной как «теория несовершенной конкуренции». Она отходит от классической доктрины атомистического строения экономики, согласно которой каждый производитель может продать столько своего товара, сколько желает по текущим внутренним (или мировым) ценах.

Несовершенная конкуренция не подразумевает, что производитель находится в положении монополии или хотя бы олигополии. Как мне представляется, профессор Чемберлин весьма неудачно назвал свой труд, посвященный этому кругу проблем, «Теорией монополистической конкуренции». Следует ли рассматривать фирму как монополию или участника олигополии, – это зависит от ее размеров относительно всей совокупности производителей сходных продуктов.

Несовершенная конкуренция включает олигополию и монополию, но она не сводится к ним. Она всегда возникает в тех случаях, когда продукт не является абсолютно однородным, и это относится к большинству продуктов, за исключением первичных ресурсов. В этом случае производитель может расширить свой рынок, только создавая репутации качества своей продукции среди широкого круга потребителей. А это требует времени и дополнительных издержек. Иногда говорят, что в случае, когда продукт не является полностью стандартизированным и однородным, и, вследствие этого, существуют различия в качестве и деталях между выпусками различных производителей, каждый производитель должен рассматриваться как «монополист» своего собственного, особого продукта. В действительности, это не более чем игра слов [quibble], которая отвлекает внимание от более фундаментальных вопросов. Для большинства целей, когда продукты, в обычном смысле, в достаточной мере схожи, и имеют одинаковое наименование, например, школьные доски, джемпера и т.д., можно считать, что их производители впускают один и тот же продукт, хотя, конечно, существуют некоторые различия в качестве и в деталях товаров, выпускаемых различными производителями. При этом монополия или олигополия возможна, но не обязательна. Тем не менее, в этих случаях существует несовершенная конкуренция, потому что каждый производитель не может продать столько, сколько он хочет при цене, задаваемой ему извне – на внутреннем или мировом рынке. Он не сталкивается с бесконечно эластичной кривой спроса.

В условиях несовершенной конкуренции кривая спроса имеет понижающий наклон, даже в том случае, если отсутствует монополия или олигополия, в принятом смысле этих слов. Если кривая спроса имеет понижающий наклон, равновесие может достигаться в точке, в которой издержки производства снижаются для каждой фирмы, производящей рассматриваемый продукт. Это относится также к услугам, важность которых все возрастает в экономике передовых стран.

В любом случае, в условиях снижающихся издержек производства, можно ожидать, что повышение спроса приведет к снижению цены, за исключением (иногда, но не всегда) коротких периодов времени, необходимых для преодоления узких мест. Итак, за исключением случая, когда экономика более или менее приближается к полной загрузке производственных мощностей, общее повышение спроса, как можно ожидать, приведет к снижению среднего уровня цен.

Последнее утверждение противоречит доктрине, вошедшей в моду с недавних пор. Согласно этой доктрине, в случае роста цен основным средством является сокращение совокупного спроса. Это утверждение отвлекает внимание от спирали заработная плата – цены, которая является совершенно иным феноменом, и если ситуация должна быть исправлена, ее исправление требует совершенно других методов, отличных от сокращения агрегированного эффективного спроса в экономике.

Мы можем теперь перейти к макро – статике, в область, в которую мы уже вторгались. Именно в этой области Кейнс был общепризнанным мастером. Классическая схема наиболее преуспела в определении того, как производственные ресурсы распределяются между производством различного рода товаров и услуг, и как устанавливаются цены этих товаров и услуг и самих факторов производства. Но она не многое могла добавить к решению вопроса о том, в какой степени используются имеющиеся факторы производства. Если мы спросим индивида, как он будет распределять свой доход между различными продуктами, он ответит, что чем большее количество того или иного продукта он покупает, тем меньше будет для него «предельная полезность» этого продукта. Поэтому он увеличивает покупку каждого товара, пока предельная полезность каждого из товаров не будет пропорциональна относительным ценам, которую приходится за них платить. Это верно не только с точки зрения чистой теории, но, в значительной степени, отражает жизненную реальность.

По аналогии с этим, когда мы сталкиваемся с вопросом о том, до какой степени могут использоваться производственные ресурсы, можно было бы привести доводы, что каждый человек будет работать именно столько, чтобы предельная отрицательная полезность [disutility] его работы стала равна полезности того, что дает ему эта работа. Но здесь мы удаляемся от жизненной реальности в большинстве сфер приложения труда. Эта доктрина хорошо приложима к ситуации Робинзона Крузе. Она применима также к случаю, когда речь идет о крестьянах – собственниках, которые полностью распоряжаются своим временем, и работают в условиях совершенной конкуренции, т.е. способны продать по заданным, не зависящим от них ценам столько, сколько они могут произвести. Можно полагать, что эти заданные цены пропорциональны предельной полезности продукта в мировой экономике в целом. Короче говоря, такой крестьянин – собственник должен обладать некоторым приблизительным пониманием того, какую выгоду, выраженную в деньгах, приносит ежедневный дополнительный час работы в поле. Тогда он сможет соизмерить эту выгоду с утомительностью дополнительного часа труда. Возможно, есть определенные сферы, особенно в примитивных общинах, где этот принцип реально действует, но для большинства рабочих продолжительность работы определяется другими факторами. Таким образом, в этом пункте классическая теория представляет собой одну из бесплодных идей.

Есть люди, у которых вообще нет работы, но они хотели бы работать за ту плату, которая в настоящее время предлагается за такую работу. Это – безработные. Они согласились бы работать за несколько более низкую «реальную» заработную плату, а именно, за ту <денежную> заработную плату, которая в данное время предлагается, но при растущих ценах. Кейнс называл такой вид безработицы «вынужденной» безработицей, в отличие от фрикционной безработицы, которая связана с интервалом времени, в течение которого рабочие ищут работу у другого нанимателя или в другой отрасли. Вынужденную безработицу он отличал также от добровольной безработицы, когда люди предпочитают оставаться в праздности, и живут на государственные пособия (которые ниже заработной платы), даже тогда, когда они могут получить работу, соответствующую их квалификации.

Рассмотрим теперь поведение работодателей. Чем определяется объем занятости, который они желают и способны предложить? В области микро – статики можно, конечно, рассматривать повышение или снижение спроса на производимые ими продукты <в качестве фактора их спроса на труд>. Но уже более ста лет, как стало очевидно, что временами средний уровень спроса на все продукты бывает вялым. Это становится очевидным в связи с деловыми циклами. Теоретические построения Кейнса применимы к анализу делового цикла; но, вместе с тем, они имеют более широкое применение. Для многих поколений исследователей анализ делового цикла, предпринимавшийся специалистами в этой области, был чем-то отдельным от общей экономической теории, как рассмотренные выше примеры несовершенной конкуренции – от общей теории стоимости.

Возможно, будет полезно очертить в нескольких выражениях сердцевину развитой Кейнсом теории агрегированного спроса, достигаемого в то или иное время, который, в свою очередь, определяет уровень занятости. Отметим, что эта теория представляет собой, в конечном счете, самый важный, но не единственный вклад, в длинном ряду новшеств, внесенных Кейнсом в экономическую теорию. Вклад Кейнса можно изучать по его избранным работам, которые начали выходить в то время, когда писалась эта книга.

Агрегированный спрос включает в себя два главных компонента: спрос на постоянный или оборотный капитал и спрос на продукты, предназначенные для конечного потребления. Обе категории спроса включают некоторый спрос правительства и местных властей. Существует также спрос на товары для экспорта, уравновешенный или не уравновешенный предложением импортных товаров. Этот предмет Кейнс не разрабатывал столь тщательно, как специальную теорию агрегированного спроса, которую мы сейчас рассматриваем.

Спрос на капитальные блага зависит от того, как их покупатели оценивают наиболее вероятную потребность в этих благах в связи с намечаемым объемом выпуска товаров, которые, конечно, также могут представлять собой капитальные блага. В большинстве случаев, особенно, если речь идет о постоянном капитале, на который они предъявляют спрос, их прогнозы распространяются на значительный период времени. В некоторых случаях точные оценки будущего возможны, в других случаях они могут зависеть от изменяющихся «ожиданий», в значительной мере, включающих психологический элемент. Кейнс проделал очень интересную работу по вопросу об ожиданиях.

Начнем с арифметического примера. Если мы сложим вместе все оценки, которые делают различные покупатели капитальных благ, мы обнаружим, что удовлетворение спроса на капитальные блага потребует использовать 15% от производственных возможностей экономики, предполагая, что эти возможности используются полностью. Допустим, что индивиды и корпорации желают потребить 84% от их чистого дохода[33]. Чистый совокупный доход с необходимостью равен текущему совокупному выпуску продукции. Спрос на капитальные и потребительские блага составляет в сумме 99 процентов от чистого дохода. В этом случае агрегированный спрос на капитальные и потребительские блага будет меньше того, что экономика способна произвести. Если фирмы и индивиды желают потратить на потребление 90% своего чистого дохода, агрегированный спрос будет несколько больше производственных возможностей экономики. В первом случае недостающий агрегированный спрос будет несколько больше одного процента, потому что 15% (составляющие спрос на капитальные блага) представляют собой часть совокупного выпуска в условиях полной занятости, тогда как 84% (составляющие спрос на потребительские блага) относятся к действительному доходу. В этих условиях сумма спроса на капитальные блага и доля чистого дохода, которую индивиды и корпорации не желают сберегать, составит около 94 процентов того, что экономика способна произвести.

В этом случае уровень безработицы должен составить 6 процентов. Число тех, кто «гуляет по улице» не обязательно должно быть так велико, поскольку внутри предприятий может существовать неполная занятость (скрытая безработица). Но эта «неполная занятость» не имеет отношения к желанию рабочих получить работу. Это, так сказать, институциональная фрикционная безработица [institutional friction].

Следует особо подчеркнуть, что в приведенных выше расчетах мы не принимали во внимание деньги. Мы рассматривали определенную величину <накопления> постоянного и оборотного капитала как часть того, что экономика способна произвести, и мы рассматривали сбережения индивидов и корпораций как часть их чистого дохода. И то, и другое (накопление капитала и сбережения) рассматривалось в реальном выражении.

Такой подход полезен в двух отношениях. [This has bearing in two directions.] Согласно так называемой классической теории, средством против безработицы может служить снижение заработной платы. Некоторые (авторы) полагают, что суть доктрины Кейнса заключается в сопротивлении снижению заработной платы. Такое сопротивление, действительно, является фактом современной жизни, но оно не имеет никакого отношения к существу кейнсианской доктрины. Эта доктрина не связана с уровнем заработной платы, и, разумеется, она не связана с уровнем цен.

Эта доктрина также не связана с деньгами, и в этом вторая причина <приемлемости представления всех величин в реальном выражении>. Здесь мы можем отметить еще одну, часто упоминаемую дихотомию! Это дихотомия между кейнсианцами и монетаристами. Нужно подчеркнуть, что Кейнс придавал чрезвычайно большое значение влиянию денег и монетарной политики, но он не утверждал, что увеличение денежного предложения оказывает какое-либо прямое воздействие на цены. Мой арифметический пример нужно несколько модифицировать, чтобы он стал совместимым с кейнсианской доктриной: нужно внести некоторые изменения в определение первой из рассмотренных нами величин (в определение спроса на капитальные блага в процентах от производственной мощности экономики), а именно, в оценку будущего производителями, включая их ожидания. Мы не должны включать в эту часть агрегированного спроса планы расширения капитала, которые предприниматели хотели бы, но не могут осуществить из-за недостатка фондов. Увеличение предложения денег создает избыточный запас денег и, поэтому, становится легче достать деньги для расширения капитала. Это будет увеличивать первую из двух частей агрегированного спроса. Но возможно, что никакое осуществимое увеличение предложения денег не сможет увеличить первую часть агрегированного спроса до такой степени, чтобы сделать сумму обеих частей равной 100% производственной мощности экономики. Как доказывают некоторые экономисты, работающие в области денежной теории, некоторая часть возросшего денежного предложения будет израсходована на потребление. Это может быть верным в исключительных случаях, но, по-видимому, не всегда. Деньги будут поступать в экономику в качестве побочного продукта банковских операций и получатели денег, как правило, будут стремиться их реинвестировать. Крайне маловероятно, чтобы увеличение денежного предложения привело к изменению их обычных представлений относительно того, как следует делить их доход между сбережением и расходами на потребление.

Существует другой путь, по которому увеличение денежного предложения может воздействовать на потребление, а именно, большая доступность потребительского кредита. Но если с помощью увеличения предложения денег не удается достичь полной занятости, тогда, действительно, мы должны, по возможности, без промедления, привести в действие главное средство, рекомендованное Кейнсом, которое теперь обычно называют «финансовой политикой». Правительство должно прибегнуть к бюджетному дефициту, т.е. к отрицательным сбережениям. В результате увеличится доля национального дохода, предназначенная для потребления. Таким образом, правительство может сократить сбережения (с помощью бюджетного дефицита) в достаточной мере, чтобы доля потребления и доля ресурсов, необходимых для осуществления планов накопления капитала, в сумме составляли единицу. Напротив, если сумма двух этих частей агрегированного спроса превышает единицу, правительство должно прибегнуть к бюджетному излишку, достаточному для того, чтобы свести эту сумму к единице. Микро – динамика должна изучать силы, управляющие темпом повышения (или понижения) спроса на отдельные товары, другими словами, силы, определяющие перспективы отдельных фирм или индивидов. Она входит в теорию решений, принимаемых фирмами, на основе которой фирмы оценивают перспективы своей работы.

Макро–динамика, которой посвящена эта книга, рассматривает факторы, детерминирующие темпы роста основных категорий спроса – спроса на капитальные блага, спроса для экспорта и т.д. Область макро – динамики – это определенный пробел в теории Кейнса. Он не выдвинул систематической теории макро – динамики. Вследствие неизбежной неопределенности, связанной с предвидением будущего, сумма совокупных оценок (будущего спроса и т.д.), делаемых фирмами, может быть слишком высокой или слишком низкой. Эта проблема полностью отлична от возможности того, что сумма двух частей агрегированного спроса, о которых речь шла выше, может больше или меньше единицы. Конечно, ожидания, возможно, повышаются или понижаются под воздействием поветрия оптимизма или пессимизма. Кейнс мог сказать много интересного об изменчивости ожиданий. Но он не принимал во внимание те силы, которые определяют, каковы должны быть эти ожидания.

Д.Х. Робертсон и сэр Джон Хикс несправедливо обвиняли Кейнса том, что он, будто бы принес ставку процента в жертву «процентной ловушке». У Кейнса присутствует «нейтральная» ставка процента (которая, между прочим, является понятием статики), определяемая как такая ставка процента, в ряду всех ставок процента, которая совместима с полной занятостью. Какие силы определяют уровень нейтральной ставки? Правильный ответ на этот вопрос заключается в том, что этими силами являются, как в классической теории, склонность к сбережению и склонность к инвестированию[34]. Но возможно, что правильно будет сказать о Кейнсе, что он принес ожидания в жертву их собственной ловушке.

Следует подчеркнуть, что старая классическая экономическая теория включала в примерно равных пропорциях элементы, определяемые мною как статика и динамика. <Однако> элементы динамики оказались пропущены в том, что мы теперь рассматриваем как свод экономических принципов. Если статический анализ разрабатывался и совершенствовался с помощью понятий предельного анализа и математического выражения, анализ динамики выпал из поля зрения. Возможно, это связано с тем, что теория динамики не дает такой широкой сферы для предельного анализа. Падение интереса к динамической теории можно наиболее наглядно проиллюстрировать на примере Маршалла. Мы хорошо знаем, с какой любовью он собирал все фрагменты и отрывки традиционной теории. Он категорически не принимал точки зрения, согласно которой земельная рента не входит в состав издержек производства. У него вновь появляется даже железный закон заработной платы. Этот закон у Маршалла смягчается и становится более благоприятным, но он постоянно присутствует в его системе. Чтобы быть уверенным в своей правоте, я перечитал «Принципы экономики» Маршалла, прежде чем сформулировать это утверждение, и я обнаружил лишь слабые следы той динамической теории, которая занимала, по крайней мере, половину внимания старой классической школы[35]. В качестве иллюстрации мы можем сослаться на самого Рикардо. В его предисловии (в предисловии к труду Д. Рикардо «Основы политической экономии и налогообложения» – переводчик.) мы можем найти знаменитые слова: «Определение законов, которые регулируют распределение, есть основная проблема политической экономии». Современный читатель грамматически вправе принимать эти слова как обращение к тому, что теперь известно как статическая теория распределения. Но мы должны рассматривать их в свете предшествующих слов Рикардо: «На различных стадиях развития общества доля совокупного продукта, которая достается данным классам под именем ренты, прибыли и заработной платы, существенно различна». Если вернуться к Предисловию Рикардо после прочтения всей его книги, тогда мы определенно приходим к интерпретации первого отрывка в свете второго, что означает, к интерпретации распределения в динамическом смысле: Первой задачей экономистов является не определение того, как продукт будет распределяться между факторами в данный момент времени, но как в ходе прогрессивного развития общества изменяется распределение продукта между факторами производства.

Могу ли я дать схематическое представление о динамической теории Рикардо? Экономическая динамика составляет большую часть его теории в целом. Главным движущим мотивом для него была тенденция накопления капитала. Этот мотив может быть идентифицирован с тем, что мы рассматриваем как сбережения, и справедливо трактовался Рикардо как динамическое понятие. Он не совершал ошибки (которая закрадывается в учебники и в наши дни), заключающейся в том, что сбережения включаются в статическую систему уравнений. До тех пор, пока существуют какие-либо положительные сбережения, очертания экономики прогрессивно изменяются. Эта тенденция к накоплению капитала вызывает определенное последствие в виде растущего уровня рыночной заработной платы. Стремление к накоплению капитала, в соответствии с теорией фонда заработной платы, которую Рикардо, в основном, сохранил в своей работе, хотя и не использовал ее названия, имеет своим результатом повышение рыночной ставки заработной платы. Повышение уровня заработной платы, в соответствии с мальтузианской доктриной, должно вызывать рост населения. Согласно закону снижающейся отдачи, предельный продукт капитала и труда должен, вследствие роста населения, в целом, с течением времени, снижаться. Но, поскольку рост населения должно приводить к установлению заработной платы жестко на уровне минимума средств существования, или на уровне равновесия (так мы можем назвать уровень заработной платы, обеспечивающей полуголодное существование, оставаясь справедливыми к Рикардо), доля труда в предельном продукте будет расти, величина реальной заработной платы будет оставаться постоянной. Следовательно, реальная прибыль на единицу капитала будет снижаться. Это утверждение остается верным, не зависимо от того, будем ли мы, вслед за Рикардо, использовать трудовое измерение стоимости или измерение в выпуске продукции. Рента, тем временем, будет расти. Это – законченная, хотя и незрелая теория экономической динамики. До тех пор, пока существует какое-либо сбережение, распределение богатства продолжает изменяться в соответствии с определенным принципом – рента растет, прибыль снижается.

Вопрос, который встает в связи с этим, заключается в следующем: что должно произойти, когда прибыль снизится до нуля? Задолго до этого, говорит Рикардо, исчезнет стимул для накопления капитала. Таким образом, он предполагает, что наступит стационарное состояние, хотя ставка процента все еще будет оставаться положительной.

Нужно с особой силой подчеркнуть, как важна была эта динамическая теория в составе доктрины, которая теперь обычно называют политической экономией. Практический принцип Свободной Торговли был выведен из статической теории. Вряд ли менее важными в умах современников были два других практических принципа: (1) что сбережения принесут больше длительной выгоды рабочим беднякам, чем благотворительность, и (2) главный метод, доступный беднякам для улучшения своего положения, это повышение в их представлении необходимого стандарта жизни, и, вследствие этого, снижение рождаемости. Это, конечно, сопровождалось ошибочной доктриной о бесполезности борьбы за повышение заработной платы с помощью договоров или законодательства. Согласно этой доктрине, на реальную заработную плату может воздействовать только сокращение предложения труда, что подразумевает сдерживание роста населения.

Трудно оценить важность для последующей истории этих двух практических принципов, выводимых из старой динамической теории. Сторонники исторической школы, следовавшие за Вебером, обнаружили много древних и глубоко укоренившихся примеров в пуританстве, чья высокая оценка сбережения сохранялась во времена расцвета капитализма. Но конечно, вряд ли можно всерьез полагать, что хорошо образованный человек в девятнадцатом столетии, знакомый с политической экономией, находил в ней сильнейшее из возможных подтверждений точки зрения, согласно которой сбережение было добродетелью. Сбережение, согласно этой доктрине, было не просто добродетелью, уважаемой сама по себе, но гуманной добродетелью, ведущей, более чем любая другая форма активности к улучшению жизни человечества.

Если рассматривать второй принцип, история определенно шла курсом, предписанным экономистами. Рабочие бедняки начали ограничивать число членов своего класса. Они вряд ли добились бы больших успехов, отмеченных во второй половине столетия, если бы не поступали именно так. Трудно определить, существовала ли какая-либо связь между строгими поучениями экономистов, продолжавшимися в течение нескольких десятилетий, и растущим контролем над рождаемостью.

Эти практические доктрины впоследствии были преданы забвению вместе с теорией экономической динамики, на которой они были основаны. Теория экономической динамики была незрелой. Отчасти, она была неубедительна как универсальный закон, и отчасти – неубедительна в целом. Но ничего не было предложено взамен этой теории (или вытекающих из нее принципов). И состав теоретических дисциплин, которые мы преподаем до сих пор, включая кейнсианскую доктрину, остается почти исключительно в области статики. Идея, будто бы Кейнс ближе к теории динамики, чем Рикардо, прямо противоположна истине.

Маршалл не дожил до того, чтобы увидеть в действии свои идеи относительно прогресса и написать свой проектируемый четвертый том. Но Джон Стюарт Милль включил в свои «Принципы политической экономии» книгу 4, названную «Влияние прогресса общества на производительность и распределение»[36]. Первая глава этой книги начиналась такими словами: «Три предшествующие части включали подробный обзор (насколько позволяли наши ограничения) того, что, благодаря удачному обобщению математического понятия, называют статическим состоянием». И два последних предложения из первого абзаца этой главы в книге Милля гласят: «До сих пор мы рассматривали экономические условия человечества как способные изменяться, и действительно (у наиболее передовых народов, и во всех регионах, куда простирается их влияние), во все времена, происходят прогрессивные изменения. Мы рассматриваем, что собой представляют эти изменения, каковы их законы, и каковы их необходимые тенденции. В результате мы прибавляем теорию движения к нашей теории равновесия теорию движения, другими словами, теорию экономической динамики мы добавляем к теории статики». Вряд ли эту мысль можно выразить лучше.

Книга 4 сочинения Милля заключает в себе важную часть английской классической литературы. Там Милль высказывает предположение, согласно которому правительство должно обильно расходовать деньги на общественные работы. Здесь Милль отходит от традиционного для классической школы опасения, что сбережения могут оказаться недостаточными. В этой книге есть отрывки, напоминающие профессора Кеннета Гэлбрейта. Но, в отличие от своих предшественников, Милль не слишком углублялся в чистую теорию. Он был сильно обеспокоен ростом населения.  

К концу XIX столетия теория экономической динамики исчезла из поля зрения экономистов. Причина, возможно, заключалась в интеллектуальном увлечении, вызванном теориями предельной полезности и предельной производительности, усовершенствованными в трудах Вальраса, Парето и Альфреда Маршалла. И только в сравнительно недавнее время экономисты снова обратились к теории экономической динамики.