В «Дублинцах» Джойс передал тягостную и давящую атмосферу, в которой пребывают ирландцы. «Моим намерением, - пишет Джойс, - было написать главу из духовной истории моей страны, и я выбрал местом действия Дублин, поскольку, с моей точки зрения, именно этот город является центром паралича». Он пишет о том, как гибнут надежды людей, как проходит их жизнь, лишенная будущего, в ситуации бездуховности и косности, столь благоприятной для процветания пошлости и лицемерия. Сострадание к человеку, униженному самой безысходностью существования, к его боли и страданию Джойс скрывает за внешней бесстрастностью тона повествования. Но неизбежно наступает момент, когда оно прорывается наружу, когда самого героя охватывает чувство прозрения. Это далеко не всегда возвышенные и значительные мгновения его жизни. Отец избивает тростью своего ни в чем неповинного сына (рассказ «Личины»). Его толкает на это пережитая им самим боль унижения. И финал рассказа, вылившийся в вопль отчаяния беззащитного ребенка, внезапно совсем по-новому освещает все предшествующие события. Духовное озарение нисходит на героя рассказа «Мертвые» (The Dead) в момент, когда он слышит старинную ирландскую песню и внезапно понимает всю глубину своего эгоизма, скрывавшего от него мир подлинных чувств. Светом этого озаряется прошлое героев -Габриэля Конроя и его жены Греты. В несложных, казалось бы, жизненных ситуациях Джойс раскрывает многое: одиночество людей, их отчужденность друг от друга, их духовную деградацию, превращение в живых мертвецов («Мертвые» - ключевой рассказ сборника).

Поток живых чувств, мыслей, страстей поднимается из глубин. Расплывчатость и неуловимость образов в стихах Джойса сочетается с проникновенным лиризмом, искренностью чувства. В рассказах сборника «Дублинцы» епифании - это моменты, в которых, как в фокусе, концентрируются чувства, помыслы, желания героев, это мгновения постижения самого себя, своей судьбы.

«Дублинцам» свойственна особая музыкальность, строго продуманная тематическая, интонационно-стилистическая связь рассказов между собой. Рассказ Джойса часто остается в восприятии как единый, чаще всего печальный или трагичный музыкальный тон. Ритм и интонация демонстрируют развитие переживаний повествователя, что самое главное, выступают средствами выражения авторской позиции. Сюжет рассказов Джойса организуется так, что большая нагрузка выпадает на долю ритма, тона.

«Цельность» или «полнота» в рассказах воплощается через изображение жизни человека, показанной с разных точек зрения. Детство, юность, зрелость, общественная жизнь — вот те ракурсы, которые дают «многоплановое изображение жизни человека», «обилие социальных и психологических деталей».

Эпифании имеют прямое отношение к принципу отражения жизни в «Дублинцах»: выявление в действительности некоего глубинного смысла. По сути дела, эпифании для Джойса — это попытка дать форму, художественно сконцентрированный образ аморфному ходу жизни, дать через символ суть явления, показать жизнь, как она есть, «сейчас и здесь», но в эстетически преображенном виде. Эпифании — термин религиозный. Об эпифаниях говорят применительно к празднику рождества Христова. Смысл состоит в следующем: пришедшие на поклонение волхвы сумели увидеть в ребенке, лежащем в яслях для овец, не просто младенца, а Царя Иудейского, обещанного мессию еврейского народа. Так они постигли божественную сущность в облике человека. Проявление божественной сущности стало у Джойса проявлением некой сущности жизни, человека вообще. Эпифании имеют ключевое значение для «Дублинцев». Каждый рассказ сборника есть проявление сущности характера человека или какого-либо явления. Эпифании — это категория эстетики и творчестве Джойса и вместе с тем особый жанр его творчества.

Финалы рассказов Джойса написаны подчас в ином ритмическом и эмоциональном ключе, нежели весь рассказ. Они заставляют пристально вглядеться в повествование, вернуться к началу рассказа, переосмыслить его содержание. Джойс как бы соединяет финал рассказа с его началом, возвращает событие к исходной ситуации. В этом есть свой смысл. Эпифании соотносимы с неким символом, каким в цикле о духовной смерти стал «паралич».