Криминальное поведение С-ва с психологической точки зрения распадается на две группы деликтов– деяния против собственности и деяния против личности и половой неприкосновенности, каждая из которых обнаруживает собственную динамику.

1. изменения соотношения внутренних (мотивационных) и в не ш них (ситуативных) факторов в инициации сексуально агрес- сивн о г о по в едения. Основным и первичным видом преступной дея-

тельности С-ва были кражи чужого имущества. Стремление к воров- ству, начавшееся в детском возрасте, изначально имело свойственную детям психологическую мотивацию гедонического типа (получения удовольствий) и являлось делинквентным способом получения до- ступа к удовольствиям и инфантильного самоутверждения. Эпизоды, связанные с кражами, являются самыми яркими психологическими переживаниями того периода, поскольку они давали возможность С-ву почувствовать на какое-то время себя сильным, неуязвимым, возвыситься над теми, кого он обкрадывал. Постепенно по мере развития и нарастания неблагоприятных факторов формирования личности этот тип поведения менял свои мотивационные харак- теристики: гедоническая мотивация утратила смыслообразующую функцию. Кражи становятся практически единственным доступ- ным ему средством эмоциональной разрядки накапливающегося напряжения, вызванного эмоциональным отвержением в семье и жестким стилем семейного воспитания, хронической фрустрацией, психосоциальной дезадаптацией, отвержением сверстниками, труд- ностями в коммуникации с ними и т.д., а основным становится мотив самоутверждения.

Первую квартирную кражу, которую можно расценить как им- принтинговый эпизод, С-в совершил в 13 лет. Она произошла без специальной подготовки: мысль пришла внезапно, хотелось испытать риск, сделать что-то необычное. Хотя деталей не помнит, отмечает, что испытал чувство подъема, необыкновенного возбуждения, удо- вольствия и даже появилась эрекция, «когда попал в чужую квартиру, ходил по ней, брал без спроса чужие вещи». После этого случая был пойман и сильно наказан отцом. Почти год ничего не воровал: оста- навливал страх перед наказанием.

Но в 14 лет опять начал обворовывать квартиры, отмечая, что стал испытывать практически непреодолимое желание залезать в чужой дом, брать чужие вещи. Во время кражи было ощущение риска, собственной значимости. Когда осуществлял свое желание, то испытывал чувство подъема, удовольствие, возбуждение, нередко при этом повторно возникала эрекция. Кражи снились по ночам, если долгое время их не совершал, то испытывал дискомфорт, «чего-то не хватало», становился раздражительным.

Таким образом, по мере развития криминального почерка под- экспертного происходит снижение роли ситуативных факторов в инициации его криминальных действий.

Фактически мотивация его корыстного поведения к моменту за- держания приобрела характер компульсивного влечения, имеющего непреодолимый характер. В качестве признаков, характерных для компульсивного криминального деяния, можно выделить домини- рование в сознании патосексуальных устремлений к совершению краж с вытеснением оттуда всего иного, в том числе, полноценного восприятия, оценки и прогнозирования развития ситуации, исчезно- вение «борьбы мотивов», спонтанную актуализацию криминального поведения, происходящую без видимых внешних причин, отчетли- вую выраженность поискового поведения, хотя оно еще и не носит сознательного характера (в раздражении становится неусидчивым, начинает вроде бы бесцельно бродить по улицам). Все эти признаки свидетельствуют о переходе С-ва к третьей, уже собственно патоло- гической стадии развития.

Иное дело, мотивация сексуально агрессивных действий подэк- спертного. Первая попытка изнасилования (гетеросексуальная) имела место еще перед службой в армии и произошла ситуационно. Взломав дверь в чужую квартиру, неожиданно обнаружил там девочку лет 9-10. Первой реакцией было удивление, т.к. первый раз застал кого- либо из хозяев дома. Быстро сориентировавшись в ситуации, схватил девочку за волосы и, припугнув убийством, заставил показать, где лежат ценности и деньги. Когда увидел страх в глазах ребенка, то почувствовал сильное половое возбуждение сопровождавшееся эректильной реакцией. Он раздел девочку, уложил на кровать, по- пытался совершить половой акт, но она начала кричать, и интроекция не получалась. В этот момент в зеркале увидел, что в квартиру вошел отец девочки и, схватив лопату, бросился на насильника. Мгновенно сориентировавшись С-в вышел на балкон, затем спрыгнул на балкон нижнего этажа и убежал. Во время бегства он уронил кошелек. При этом, не смотря на тот факт, что остался без награбленного все равно испытывал удовлетворение (хотя и не полное), уверенность в себе, превосходство над другими, спало напряжение.

После данного случая, перед уходом в армию совершил еще не менее 10 краж. Как отмечал сам подэкспертный, сексуальное возбуж- дение практически всегда возникало в ходе криминальных действий, причем нередко и после кражи на фоне состояния общего подъема и возбуждения появлялась повторная эрекция. Однако в дальнейшем (ни до, ни после службы в армии) специально подобной ситуации он не искал, сексуальные действия реализовались им ситуационно, не

в каждом эпизоде, даже тогда, когда в квартире находится малолетний ребенок. Причем во всех случаях сексуальные действия сохраняли признаки произвольной регулируемости: он мог побороть свое же- лание и не трогал детей, запирая их в ванне или туалете.

2. из менение из бирательности при вы боре ж ер тв. Аналогичные различия в динамике мотивации корыстного и сексуального пове- дения С-ва обнаруживаются и при анализе этой характеристики его криминальной почерка.

Анализ корыстного преступного поведения подэкспертного сви- детельствует о достаточно жестком выборе объекта (возраст, преоб- ладающий пол, ситуация). Изначально использование ребенка (обман, психическое или физическое принуждение) облегчало для него проникновение в квартиру и выполняло чисто инструментальную функцию. Однако постепенно вид ключей от квартиры в руках мало- летних детей (преимущественно девочек) приобрел специфический психологический смысл, став запускающим механизмом психопато- логического феномена – компульсивной клептомании.

Однако аналогичное мотивирующее и пусковое значение для него имели и другие стимулы (вид дорогих занавесей и штор, открытых окон и пр.). Из тридцати двух инкриминируемых ему эпизодов в семи он проникал в пустые квартиры в отсутствие хозяев.

По мере роста патологической толерантности факт наличия ребенка в квартире приобрел для С-ва самостоятельное мотиви- рующее значение как средство дополнительной стимуляции своего состояния. Причем надо отметить, что по сути дела, дети являлись замещающим объектом.

Главным для подэкспертного было острое переживание чувства риска, азарта, превосходства над жертвами, вседозволенности и пр. Отсюда в момент краж и ограблений появилось желание, во- шедшее впоследствии и в фабулу фантазий, чтобы в момент кражи и насилия вернулись взрослые хозяева и увидели, кто именно все это делает. Так, он рассказал, что часто возвращался на место пре- ступления. Однажды, засунув спички в замочную скважину изнутри, дождался прихода хозяйки, затем вылез через балкон, вернулся в подъезд и наблюдал за ее попытками открыть дверь. Однако специ- ально создать такую ситуацию так и не решился, предпочитая убегать при появлении взрослых, хотя убегал на их глазах.

В этом плане выбор детей – малолетних девочек и мальчиков – в качестве объекта насилия, с одной стороны, отражает основную

мотивацию инкриминируемых ему действий – потребность в доми- нировании, власти над жертвой.. А с другой стороны, здесь нашли отражение такие особенности его личности, как робость, боязливость, трусость, поскольку именно дети являются наиболее легкодоступны- ми и безответными жертвами.

Что касается совершения сексуального насилия, то прежде всего надо отметить, что С-в имеет гетеросексуальную половую ориента- цию. Малолетние девочки являются лишь психологически предпо- читаемыми объектами. Наличие среди его жертв мальчиков, в зна- чительной степени связано с его ранним гомосексуальным опытом.

Актуализация сексуального влечения на фоне мощного эмоцио- нального состояния подъема, экзальтации и активности происходит только в контексте развития криминальной ситуации. При этом жертва в восприятии преступника не полностью деперсонифи- цируется. Во-первых, его сексуальные действия в значительной степени определяются особенностями поведения самих жертв, и в этом смысле он в их выборе сохраняет избирательность. Как показал подэкспертный, половое возбуждение пропадало при ин- тенсивном сопротивлении жертв, в то время как незначительное сопротивление, беспомощность, страх и крики о помощи только раззадоривали и еще более возбуждали его. Так, в качестве примера привел случай, когда одна из девочек сильно его укусила, а затем бросилась на него с ножом. В тот же момент половое возбуждение пропало, он «понял, что такая за себя может постоять, лучше с ней не связываться» и ушел.

О сохранении персонифицированного отношения к ребенку говорит и тот факт, что при совершении сексуально агрессивных действий он сознательно и активно избегает взгляда ребенка, либо укладывая его на живот, либо накрывая лицо (одеялом, пеленкой и т.д.). По словам самого С-ва, не хотел, чтобы «появилось сочувствие», поскольку в таком случае агрессия в отношении жертв становится психологически затруднительной.

Таким образом, в основе выбора детей в качестве объекта наси- лия, в том числе сексуального, лежит несексуальная мотивация С-ва в инкриминируемых ему деяниях. Причем, если в рамках корыстного поведения вид ребенка с ключами в руках, выполняет роль пусковой афферентации, является стимулом, запускающим его поведение, то при совершении собственно сексуальных действий у него сохраняется персонифицированное отношение к жертве.

3. Сп ецифические особенности динамики вы бора мест и способов зна ком с т в а с жертвами и способов нападения на них.Психологический анализ этой характеристики криминального почерка С-ва также выяв- ляет различия в уровне сформированности мотивации его корыстного и сексуально агрессивного поведения.

Как уже отмечалось, в криминальном поведении С-ва отчетливо обнаруживается этап поискового поведения: он как бы бесцельно кружит по городу, заходит в подъезды домов, причем эти «прогулки» сопровождаются фантазиями на тему краж или воспоминаниями о про- шлых преступлениях. Это указывает на завершенность второй стадии развития его мотивации. Кроме того, корыстное преступное поведение С-ва характеризуется отчетливыми признаками стереотипизации и ритуализации действий: стереотипные способы проникновения в жилища, характерный «осмотр» квартиры – ходил по комнатам («как хозяин»), рассматривал вещи, мог «трогать, то, что нравилось», – и хищение оттуда чужой собственности (вещей, ценностей и денег).

Причем по мере развития преступной «карьеры» (примерно с середины 1994 года) у С-ва обнаруживается рост патологической толерантности: яркость ощущений от «простых краж» исчезла, вы- раженности переживаний не стало хватать, для получения желаемого эффекта не доставало той «остроты», которая ранее приводила к удо- влетворению, чувству приятного внутреннего комфорта. С этого времени стал целенаправленно создавать дополнительные условия, придававшие ситуации кражи и переживаниям, ей сопутствовавшим, особую остроту, азарт (например, вторично проникает в одну и ту же квартиру, стремится быть замеченным хозяевами, ворует громоздкие,

«большие, тяжелые» вещи, которые трудно вынести из квартиры и пронести незамеченными и т.п.).

Все это позволяет утверждать, что мотивация корыстного пре- ступного поведения С-ва достигла стадии спонтанной актуализации и по сути дела является уже собственно патологической.

В то же время собственно сексуальные действия совершаются им только в контексте криминальной ситуации, связанной с квар- тирными кражами. Этот тип поведение не ритуализирован: половые акты он совершает как в естественной, так и в анально- и орально- генитальной форме.

Психологический анализ его сексуально агрессивного поведения не обнаруживает признаков специального психотропного эффекта сексуальных манипуляций. Субъективно принципиальной разницы

между грабежом, сопряженным с запугиванием и, реже, избиением жертвы, и сексуальным насилием для него не существовало. Основное заключалось в том, чтобы эта ситуация свидетельствовала о его превосходстве, власти, могуществе. По сути дела, сексуально агрес- сивные действия не имеют для С-ва самостоятельного значения и направлены на разрядку мощно актуализировавшегося состояния психоэмоциональной активации, провокационно стимулирующего и сексуальную систему подэкспертного.

Все это указывает на то, что к моменту задержания особенности криминального сексуально агрессивного поведения С-ва соответству- ют начальной – специфической – стадии развития его мотивации.

4. эскалация насилия и формирование сексуального садиз- ма. Надо отметить, что физическое насилие как способ самоутверж- дения является наиболее простым, а потому психологически привле- кательным для личности типа подэкспертного. В то же время, будучи по характеру трусливым он обычно склонен избегать открытого противостояния другим людям, предпочитая скрытые формы агрес- сии, в качестве которых выступают, например, кражи.

Однако психологический смысл для подэкспертного ценности физического насилия раскрывается, например, в его рассказах о службе в действующей военной части, расположенной в зоне недавних военных действий, где действовал режим комендантского часа. По причине слабой дисциплины в части С-в имел возможность уходить в ночные «самоволки», во время которых совершал квартирные кражи и ограбления. Будучи вооруженным автоматом, он испытывал удо- вольствие оттого, что нагонял на хозяев страх, они явно его боялись, невзирая ни на возраст, ни на пол, ни на физическую силу, и никто не решался ему помешать, получал удовлетворение от чувства власти над людьми и от своей безнаказанности. На этот период факты из- насилований категорически отрицает. Впоследствии был переведен в другую часть: «Там нечего было грабить кроме танков, поэтому постоянно находился в плохом настроении, ругался с начальством и срывался на сослуживцах, что хоть как-то разряжало».

Аналогичным образом, он легко применяет физическое и психиче- ское насилие в отношении малолетних и несовершеннолетних детей, не способных оказать ему достаточное сопротивление.

Однако по мере патологического развития личности, эти действия, исходно выполнявшие инструментальную функции в поведении С-ва, постепенно приобретают для него самостоятельное значе-

ние. С этого времени он не просто использует детей для проник- новения в квартиру, но и принуждает их показывать, где находятся деньги и ценные вещи. Ситуация беспрекословного подчинения его воле человека, пусть даже ребенка, факт того, что краже из квартиры

«помогал» один из членов семьи, показывая, где находятся ценности, сопровождалось особо интенсивными приятными психическими переживаниями. В эти моменты он испытывал ощущение необык- новенного воодушевления, подъема, удовольствия, чувствовал себя хозяином положения, наслаждался этим.

Однако по мере роста патологической толерантности факт нали- чия ребенка в квартире и сексуальные действия начинают выступать для С-ва как дополнительное средство стимуляции переживаемого возбуждения. Потребность в полноте ощущения власти над жерт- вой, в переживании роли хозяина, пьянящего чувства свободы и господства – возможности совершить «практически все желаемое...» становится одним из главных компонентов насилия.

Если жертва явно испытывала страх, была деморализована, начинала кричать, просить о пощаде или сопротивлялась только пассивно, то «возникало острое желание бить ее и издеваться до тех пор, пока не замолчит», «иногда возникало желание просто убить», но старался сдержать себя. Если же жертва оказывала интенсивное сопротивление, как бы не признавая его власти, то сексуальное вле- чение быстро исчезало.

В то же время сексуальное насилие выступает только как один из видов физического насилия. В ряде случаев удовлетворение то того, что он видел страх на лице ребенка, ощущал свою власть над ним, оказывалось достаточным, чтобы снять и сексуальное воз- буждение: по словам самого подэкспертного, «хватило того, что сделал». Возбуждение постепенно сменялось спокойствием, удо- влетворенностью, исчезало половое влечение.

Причем обнаруживаются отчетливые признаки дальнейшей эска- лации насилия. С конца 1995г. – начала 1996г. в момент совершения на- сильственных сексуальных действий стал слегка придушивать жертвы, бить их. Причину этого объяснить не может – «я делал это неосознанно»,

«как будто что-то находило». Иногда душил детей до потери сознания для того, чтобы «усыпить, успокоить», «убивать никого не хотел».

Таким образом, выраженность этой характеристики криминально- го почерка подэкспертного указывает на неблагоприятное развитие его личности и мотивации.