Совершенно особая вещь – театр Стоппарда. Изменения, привнесенные им в сферу театра, подобны тем поистине революционным новшествам, которые в свое время подарили миру Генрик Ибсен и Бертольд Брехт. Каждый период истории нуждается в нонконформистах, способных нарушить привычный ход вещей, поколебать устои, не просто удивить, но шокировать общественность. Отмечу, что Стоппарду это удалось в полной мере. Стоппард видит недостатки современного театра, поэтому в своих пьесах успешно избавляет от них зрителя.

Часть этих недостатков он вынес на рассмотрение в пьесе, введя в нее в качестве персонажей труппу актеров. Актеры так характеризуют свою специальность:

«Трагедии, сэр. Убийства и разоблачения, общие и частные, развязки как внезапные, так и неумолимые, мелодрамы с переодеванием на всех уровнях, включая философский. Мы вводим вас в мир интриги и иллюзии… клоуны, если угодно, убийцы – мы можем вам представить духов и битвы, поединки, героев и негодяев, страдающих любовников – можно в стихах; рапиры, вампиры, или то и другое вместе, во всех смыслах, неверных жен и насилуемых девственниц – за натурализм надбавка, - впрочем, это уже относится к реализму, для которого существуют свои расценки»[74, с. 15].

Это ли не пародия на традиционный театр, который служил лишь развлечением, но не давал пищу для разума? Зритель был подобен беззубому младенцу, а актеры – заботливым нянькам, приготавливающим теплую удобоваримую кашицу зрелища. Стоппард утверждает, что традиционный театр уже не интересует зрителя, не отвечает духу времени. Глядя на костюмированную драму XVII века, зритель никак не может соотнести себя с ее героями, даже если чувствует вовлеченность в действие. И потому понимает суть пьесы как нечто отвлеченное, не имеющее отношения к действительности.

Стоппард же, выражаясь фигурально, впустил на сцену свежий ветер, избавив театр от нагромождений ненужного зрителю «хлама». Театр Стоппарда подразумевает интеллектуальную игру, а не декорированный бал вычурных фраз. В пьесе актер подавленно говорит о невостребованности своей труппы:

«И вот, как несмышленые дети, приплясывая, в одежде, которую никто не носит, твердя слова, которых никто не говорит, в дурацких париках, клянясь в любви, распевая куплеты, убивая друг друга деревянными мечами, впустую вопя о потерянной вере после пустых клятв отмщенья – и каждый жест, каждая поза растворялись в прозрачном, необитаемом воздухе, - мы разбазаривали свой талант и распинались под пустым небом, и только неразумные птицы внимали нам»[74, с. 19].

Тот старый традиционный театр потерял своих зрителей, и должен уйти в прошлое, а актеры обязаны свыкнуться с реалиями современного мира.

Стоппард предъявляет как к театру, так и к себе особые требования, выполнение которых обязательно для любого современного художника.

В первую очередь, пьесы Стоппарда обладают собственным образным художественным языком. Изменяя классическим канонам, он использует просторечные слова, вульгаризмы, которые на удивление органично вливаются в поток философских высказываний, достойных быть девизами поколения постмодерна, при этом не соскальзывая в пропасть пошлости. Розенкранц, увлеченно играющий в орлянку, неожиданно рассыпается огромным монологом о теории игры, начиная его словами: «Научный подход есть форма защиты от чистого чувства страха».

Разве не соответствует эта фраза целому умонастроению нашей эпохи, когда человечество прячется за достижениями научного прогресса, как за каменными стенами средневекового бастиона? Именно обилие цитатных фраз является второй чертой драматургии Стоппарда. Их концентрация на страницу текста намного превышает привычную. Естественно, какой бы то ни было нормы здесь нет и быть не может, но именно эта интеллектуальная игра поражает читателя/зрителя больше всего. Пьесы Стоппарда сложно представить вне театра, существующими вне родной стихии.

Завеса театральности необходима, потому что вопросы, которые Стоппард поднимает в своем произведении, слишком важны и болезненны, чтобы говорить о них серьезно. Использовав ироничный тон, ему удалось избежать напыщенности и, что немаловажно, скуки зрителей. Но, следует заметить, что и при обычном чтении пьеса ничего не теряет.