Что касается иудейского мира, а точнее ветхозаветной богооткровенной религии, то нам надо отметить значение двух ее институтов, в которых выражаются вся ее сущность и наиболее типические черты, а именно пророчество и священство. Священник руководится буквой закона и другим преподает слово закона; пророк руководится волей Божией, особыми откровениями и другим сообщает слово Божие.

Левитское священство представляло народ в религиозном завете с Богом, очищало народ посредством жертвенного культа от грехов и должно было, научая народ данному закону, сохранять народную жизнь на путях закона. Священство было специально приставлено к исправлению культа, и весь смысл, вся красота ветхозаветного культа и соединилась в сознании ветхозаветного еврея с лицом священника, предстоящего впереди народа и своей личностью выражающего народную религию. И понятно становится умиленно-восторженное описание Симона, сына Онии, великого священника, благочестивым евреем позднейших времен. Как величествен был он (Симон) среди народа, при выходе из завесы храма! Как утренняя звезда среди облаков, как луна полная во днях, как солнце, сияющее над храмом Всевышнего, и как радуга, сияющая в величественных облаках, как цвет роз в весенние дни, как лилии при источниках вод, как ветвь ливана в летние дни, как огонь с ладаном в кадильнице, как кованый золотой сосуд, украшенный всякими драгоценными камнями, как маслина с плодами, и как возвышающийся до облаков кипарис. Когда он принимал великолепную одежду и облекался во все величественное украшение, то, при восхождении к святому жертвеннику, освещал блеском окружность святилища. Также, когда он принимал жертвенные части из рук священников, стоя у огня жертвенника, — вокруг него был венец братьев, как отрасли кедра на Ливане, и они окружали его как финиковые ветви, и все сыны Аарона в славе своей, и приношение Господу в руках их пред всем собранием Израиля (Сир. 50, 5–15).

В приведенных поэтичных словах еврей восхваляет своего религиозного представителя, осуществляющего пред лицом своего народа и от его лица всю красоту ветхозаветного культа. Не сам еврей исполняет культ, а только наблюдает, как исполняет его от лица народа религиозный представитель народа — священник.

В ветхозаветном законе была изложена норма отношений Бога и Израиля. Возвышенные религиозно-нравственные истины в законе даны были в доступной народному пониманию внешней форме. Можно сказать, что в законе был развит чисто внешний формализм. Этому формализму законному служило священство.

Но законный формализм должен был служить только средством для воспитания народа и его внутреннего обновления. Истинный смысл закона не мoг скоро и сразу сделаться достоянием народа. Притом закон, однажды навсегда заключенный в кодекс, не мог отвечать на каждый отдельный случай, на меняющиеся комбинации исторических обстоятельств. Так же и народ израильский, призванный быть хранителем великой идеи монотеизма, идеи спасения и высшего идеала нравственности, не мог этого призвания всецело осуществить в каждом из своих отдельных членов. Поэтому религиозно-нравственный идеал оставался для большинства неясным. Поэтому пророки являлись необходимыми носителями религиозно-нравственного идеала, высшего сознания его и живыми истолкователями его народу. Такое незаменимое значение пророков в истории израильского народа предусмотрено самим Моисеевым законом. Слова Моисея во Второзаконии: « пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой, – его слушайте», основанный на словах Иеговы: «Я воздвигну им пророка из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова Мои в уста его, и он будет говорить им все, что Я повелю ему», – эти слова составляют юридическое определение назначения пророка , его прав и круга деятельности.

Значение и служение пророков раскрывается и в словах Моисея: «народы эти (язычники) слушают гадателей и прорицателей, а тебе не то дал Господь Бог твой». А что́ дал, объясняют слова Валаама: «нет волшебства в Иакове и нет ворожбы в Израиле: в свое время будет сказано им, что́ творит Бог». Если так, то становится понятным положение пророков в истории народа израильского; закон признает себя не законченным, он предполагает дальнейшие откровения или развитие его, когда говорит: «дам слово Мое в уста пророка и возглаголит им» и т. д., и дальнейшим своим представителем, развивателем и выразителем признает пророка. И мы видим в истории, что призвание свое пророки осуществля­ли в совершенстве. Получая новые откровения, они разъясняли различные постановления закона Моисеева, смотря по требованию обстоятельств, так, что на некоторых принципах закона иногда настаивали предпочтительно пред другими принципами. Так во времена упадка живой веры, господства мертвого религиозного формализма пророки настаивали преимущественно на духовной нравственной стороне закона и религии и при этом употребляли иногда такие выражения, которые даже дали повод думать, будто пророки не знали или не признавали других требований закона. «Послушание лучше жертвы и повиновение лучше тука овнов». «Я милости хочу, а не жертвы». «Ненавижу, отвергаю праздники ваши, и не обоняю жертвы во время торжественных собраний ваших. Пусть суд, как вода течет, и правда как сильный поток». «Можно ли угодить Господу тысячами овнов, или несчетными потоками елея? – О человек! сказано тебе, что добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим». «Новомесячные ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя; они бремя для Меня». Но «омойтесь, очиститесь; перестаньте делать зло; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову» и пр.

В тоже время у пророков есть прямые выражения, направленные к сохранности внешнего обрядового Моисеева закона. Так порицается употребление свиного мяса и нечистых животных, осуждается нарушение субботы, порицается принесение в жертву нечистого хлеба и порочных животных и пр. Отсюда ясно, что пророки только истолкователи закона, применяя его к различным обстоятельствам исторической жизни, но отнюдь не представители новой ступени религиозного развития. Но для такого высокого положения они должны были обладать и великими средствами, которые заключались в пророческом вдохновении, которое они достигали не своей собственной силой, но высшей силой сверхъестественного вдохновения, и которое выражалось в видении и предсказании будущего. Святое Писание представляет высказываний и свидетельств действия на пророков сверхъестественной силы. «Я исполнен силы Духа Господня» говорит о себе пророк Михей. «Сошел на меня Дух Господень, и сказал мне», говорит пророк Иезекииль. «Сойдет на тебя Дух Господень и ты будешь пророчествовать». «Дух Божий сошел на слуг Саула и они стали пророчествовать». И вообще повсюду пророчество поставляется в причинную связь с сошествием Духа Святого и слова Иеговы. Поэтому-то почти пред каждой речью пророков мы читаем их заявление: «и было ко мне слово Иеговы», «так говорит Господь Бог» и пр. и пр. О божьей вдохновенности пророков ясно свидетельствуют и апостолы: «никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божьи люди, будучи движимы Духом Святым»; «Бог говорил издревле в пророках ».

Но с признанием в пророчестве сверхъестественного фактора возникает один из труднейших вопросов богословской науки, вопрос о способе вдохновения и способе восприятия этого вдохновения. А именно, в чем заключалось участие человека при изречении пророчеств. Был и он пассивным орудием божественной силы, или вдохновлено и сознательно выражал данный ему свыше и переживаемый им опыт? Или, по-другому, был ли он мантиком, находился ли в экстазе, или переживал озарение свыше?

Ветхозаветное пророчество было величайшим явлением ветхозаветной религии, главнейшим нервом религиозной народной жизни. Еврейская религия — религия пророков. Пророки — самые великие и высокие личности Ветхого Завета. Самый употребительный и наиболее типичный термин, несомненно, «nabi». Nabi поэтому обозначает человека, который, будучи сам научен, передает преподанное ему активно и сознательно другим. Эквивалент nabi в греческом языке — prof»thj. означает говорящего за кого-нибудь. особенный термин для обозначения языческих пророков — kosemim (см.: Втор. 18, 10, 14; 1 Цар. 6, 2 и др.) от глагола kasam — заклинать; еврейские пророки Иеговы никогда не называются kosemim.

Святыми отцами экстатическое состояние было признано верным признаком ложного пророчества: для истинного пророчества это состояние было признано недостойным, унижавшим самое пророчество. Все они признают, что пророчество есть внутреннее озарение, контролируемое разумным сознанием, а потому и может быть переложено на ясное понятие разума. Пророки говорили не в экстазе. Отличие мантики от пророчеств выразилось даже и в их названиях. В понятии мантика заключается понятие человека, находящегося в ненормальном состоянии, лишенного сознания, человека находящаяся в бешено-экстатическом состоянии, отсюда и самое название его – мантик (μάντις от μαόνομαι – беснуюсь, нахожусь в ненормальном, состоянии духа). Напротив προφήτης – по общему и изначальному значению есть оратор, изрекающий истины, и, как таковой, сохраняет здравое сознание и умственное спокойствие. «Поэтому мантику свойственно выходить из себя, подчиняться необходимости, приходить в неестественное движение, судорожно передергиваться, подобно бешеному человеку. Не таков пророк : он говорит с ясным сознанием и спокойствием, зная, что говорит». (блаженный Иероним).

Если нужно сравнить их, то их можно сравнить с гениями, учитывая при этом существенное различие в тех сферах бытия, которых касаются их озарения. Кроме того, Святой Дух, вдохновлявший и просвещавший их, так же и очищал и возрождал их, слабого делал мужественным, юношу взрослым, грешного чистым. Отсюда выдающимися чертами жизни и деятельности пророков являлись нравственная чистота, самоотверженность, полнейшая преданность и пламенная ревность к делу, на которое они были призваны.

Пророческие школы.

При этом пророки не ограничивались только учением и проповедью; они также организовывали вокруг себя жизнь на чисто религиозных началах. Вокруг пророков собирались ревнители веры и пророки руководили их жизнью. Исследователи называют такие собрания ревнителей веры пророческими школами, хотя такого названия нет в Св. Писании..

Деятельность пророков в отношении этих пророческих школ можно представлять так. Люди, благочестиво настроенные, ревнители закона, собирались вокруг пророков, составляли более тесный круг учеников. В этом кружке члены вели особенную религиозную жизнь. Пророк стоял во главе этих сонмов, руководил религиозным образованием и воспитанием, и всегда сам был мудрым наставником в религиозно-нравственной жизни. Пророки собирали вокруг себя лучшую часть народа, и сыны пророческие могли быть наставниками других, религиозно-нравственной опорой своего времени. Собирая вокруг себя религиозных людей и развивая их в религиозно-нравственном направлении, пророки достигали того, что некоторые из сынов пророческих сами удостаивались откровений и могли быть помощниками пророков в деле их служения. Падал народ, падали и священники, но пророки всегда были духовными вождями народа; их голос всегда и неизменно раздавался, как гром, и заставлял людей опомниться и исправиться. Отступавший от Бога народ часто хотел видеть в пророке только забавного певца с приятным голосом (см.: Иез. 33, 32), хотел слышать только то, что усыпляло дремлющую совесть. Если какой пророк предсказывал мир, то тогда только он признаваем был за пророка (Иер. 28, 9).

Священники, как мы отмечали уже, нередко совершенно подчинялись государственной власти, участвовали в политической борьбе династий и партий. Пророчество же участвовало только в борьбе между добром и злом. Ложный пророк не есть пророк, недостоин своего имени и звания, он самозванец, обманщик, имитация. Потому-то в Библии дают ее признаки, по которым имитацию можно отличить от действительного пророчества. Таких признаков два: 1) пророчество ложного пророка не исполняется, и 2) он говорит от имени иных богов. Оба эти признака должны быть налицо вместе: истинный пророк должен и говорить от лица Иеговы, и пророчество его должно исполняться. «Как мы узнаем слово, которое не Господь говорил?» Если пророк скажет именем Господа, но слово то не сбудется и не исполнится, то не Господь говорил сие слово, но говорил сие пророк по дерзости своей, — не бойся его (Втор. 18, 21–22).

Что касается ветхозаветной религии, то она отличается от современного иудаизма. И следует отличать иудаизм, берущий свое начала со времени гонений и разрыва израильского общества с христианской общиной и иудейство бывшее условным обозначением религии, традиции и истории того периода Ветхого Завета, который начался после Плена периода, точнее с эпохи Реставрации при Ездре (5 век до Р. Хр.), и завершился возникновением иудаизма. На протяжении 70 лет вавилонского плена яхвизм претерпел серьёзные изменения. Яхвизм предпленного периода был, по преимуществу, религией массовой и коллективистской. Яхве рассматривался в эту эпоху большинством иудейского общества как Бог, покровительствующий стране и народу, как Бог национальный, неотделимый от Иудеи, Иерусалима, Храма. Прежде народ Божий был народом Божиим лишь постольку, поскольку жил возле своих алтарей; теперь народ Божий начал осознавать себя как носителя и хранителя теофании, а своё единство — как реальность не только психологическую и культурную, но также и духовно-мистическую. Это было реализацией Промысла Божия о еврейском народе. Он хотел обновить его и очистить с тем, чтобы выделился, наконец, остаток, о котором говорили пророки. Богу не нужна была реставрация, Ему нужно было духовное и национальное обновление. Неудивительно, что такая смена способа богообщения воспринималась как кризис: речь в данном случае шла не только о мировоззрении, рушилась также и вся прежняя система религиозных ценностей. Прежде сила Божия связывалась с величием, мощью и торжеством покровительствуемой им общины, а, следовательно, также народа и страны. Теперь приходилось учиться переживать эту силу как нечто, открытое лишь отдельному человеку и никак не проявляющееся вовне, по крайней мере, до времени.

Теофания прежде была неотделима от видимого торжества, притом, как правило, торжества общенационального; теперь она открывалась как реальность, затрагивающая всего лишь одного человека, притом нередко далеко не в самые радостные мгновения его жизни.

Конечно, персоналистический тип религиозности существовал и раньше, достаточно вспомнить поздних пророков, которые, как правило, не склонны были поддаваться коллективной эйфории, даже тогда, когда она приобретала религиозный характер. Но окончательно перестроить религиозность народа-общины на персоналистический лад можно было, лишь полностью выбив почву из-под ног той народной массы, которая иначе никогда не отказалась бы от религиозного коллективизма. Конечно, это было невозможно без потрясений, но в противном случае яхвизму грозило бы полное духовное вырождение.

Когда же говорится «иудейство» обозначало еврейскую религию как антитезу эллинистическому язычеству. В Библии термин «иудейство» впервые появляется в (2 Мак. 2:21) (100 г. до Р. Хр.); его употребляет и ап. Павел (Гал. 1:13). После реставрации ветхозаветная Церковь приобретает характер теократической Общины, всецело подчиненной канонам и уставам Закона. На исходе этого периода, во 2 – 1 вв. до н.э., иудейство еще сохраняло черты универсальной религии и допускало в Общину иноплеменников (прозелитов). После того как христиане Иерусалимской церкви покинули Иудею, а саддукеи, ессеи и зелоты исчезли в результате катастрофы 70 г., единственными вождями иудейства остались законники-фарисеи, под влиянием которых иудейство превратилось в национальную религию – иудаизм.

Иудаизм (современный) – религия, исповедуемая еврейским народом (если не считать средневековых хазар и некоторых групп американских негров). Началом специфического развития иудаизма принято считать рубеж 1 и 2 вв. н.э., когда разрыв между еврейской и христианской общинами стал совершившимся фактом. Иудаизм следует отличать от иудейства, хотя в западноевропейских языках оба эти понятия обозначаются одинаково.