Романтизм впервые ставит проблему языка искусства. “Искусство – язык совсем иного рода, нежели природа; но и в нем заключена та же чудесная сила, которая столь же тайно и непонятно воздействует на душу человека”
Художник – толкователь языка природы, посредник между миром духа и людьми. “Благодаря художникам человечество возникает как цельная индивидуальность. Художники через современность объединяют мир прошедший с миром будущим. Они являются высочайшим духовным органом, в котором встречаются друг с другом жизненные силы своего внешнего человечества а где внутреннее человечества проявляется прежде всего» (Ф.Шлегель).
АНГЛИЯ.
Байрон (1778-1824). «Каин», «Паломничество Ч.Гарольда». Бунтарь - одиночка
И в жажде новых мест
Гарольд 
умчался, Покинув свой почтенный старый дом, Что сумрачной громадой возвышался, Весь почерневший и покрытый мхом. Назад лет сто он был монастырем, И ныне там плясали, пели, пили, Совсем как в оны дни, когда тайком, Как повествуют нам седые были, Святые пастыри с красотками кутили. 8
Но часто в блеске, в шуме людных зал Лицо Гарольда муку выражало. Отвергнутую страсть он вспоминал Иль чувствовал вражды смертельной жало - Ничье живое сердце не узнало. Ни с кем не вел он дружеских бесед. Когда смятенье душу омрачало, В часы раздумий, в дни сердечных бед Презреньем он встречал сочувственный совет. И в мире был он одинок. Хоть многих Поил он щедро за столом своим, Он знал их, прихлебателей убогих, Друзей на час - он ведал цену им. И женщинами не был он любим. Но боже мой, какая не сдается, Когда мы блеск и роскошь ей сулим! Так мотылек на яркий свет несется, И плачет ангел там, где сатана смеется. 10
Ночь. Море спит. О, как в подобный час Мы ждем любви, как верим, что любили, Что друг далекий ждет и любит нас, Хоть друга нет, хоть все о нас забыли. Нет, лучше сон в безвременной могиле, Чем юность без любимой, без друзей! А если сердце мы похоронили, Тогда на что и жизнь, что толку в ней? Кто может возвратить блаженство детских дней!24
Глядишь за борт, следишь, как в глуби водной Дианы рог мерцающий плывет, И сны забыты гордости бесплодной, И в памяти встает за годом год, И сердце в каждом что-нибудь найдет, Что было жизни для тебя дороже, И ты грустишь, и боль в душе растет, Глухая боль... Что тягостней, о боже, Чем годы вспоминать, когда ты был моложе! Прощай, о Рейн! В далекий путь без цели От милых стран пришельца гонит рок. И те, кто вместе, жить бы здесь хотели, И тот, кто в целом мире одинок. И если бы оставить жертву мог Ужасный коршун самоугрызений - Так только здесь, где каждый уголок И дик и чуден, мил труду и лени, Обилен и богат, и щедр, как день осенний. Перси Биш Шелли. (1792-1822) Атеист, даже из Оксфорда выгнали. Идеал общества – «Освобожденный Прометей»Я позволил себе подобную же вольность. Освобожденный Прометей Эсхила предполагал примирение Юпитера с его жертвой, как оплату за разоблачение опасности, угрожавшей его власти от вступления в брак с Фетидой. Согласно с таким рассмотрением замысла, Фетида была дана в супруги Пелею, а Прометей , с соизволения Юпитера, был освобожден от пленничества Геркулесом. Если бы я построил мой рассказ по этому плану, я не сделал бы ничего иного, кроме попытки восстановить утраченную драму Эсхила, и если бы даже мое предпочтение к этой форме разработки сюжета побудило меня лелеять такой честолюбивый замысел, одна мысль о дерзком сравнении, которую вызвала бы подобная попытка, могла пресечь ее. Но, говоря правду, я испытывал отвращение к такой слабой развязке, как примирение Поборника человечества с его Утеснителем. Моральный интерес вымысла, столь мощным образом поддерживаемый страданием и непреклонностью Прометея, исчез бы, если бы мы могли себе представить, что он отказался от своего гордого языка и робко преклонился перед торжествующим и коварным противником. Единственное создание воображения, сколько-нибудь похожее на Прометея, это Сатана, и, на мой взгляд, Прометей представляет из себя более поэтический характер, чем Сатана, так как - не говоря уже о храбрости, величии и твердом сопротивлении всемогущей силе - его можно представить себе лишенным тех недостатков честолюбия, зависти, мстительности и жажды возвеличения, которые в Герое Потерянного Рая вступают во вражду с интересом. Характер Сатаны порождает в уме вредную казуистику, заставляющую нас сравнивать его ошибки с его несчастьями и извинять первые потому, что вторые превышают всякую меру. В умах тех, кто рассматривает этот величественный замысел с религиозным чувством, он порождает нечто еще худшее.
… Особенный стиль, отличающий современную английскую литературу - напряженная и выразительная фантастичность, - если его рассматривать как силу общую, не был результатом подражания какому-нибудь отдельному писателю. Масса способностей во всякий период остается, в сущности, одной и той же; обстоятельства, пробуждающие ее к деятельности, беспрерывно меняются.
…Если бы Англия была разделена на сорок республик, причем каждая по размерам и населению равнялась бы Афинам, нет никакого основания сомневаться, что, при учреждениях не более совершенных, чем учреждения афинские, каждая из этих республик создала бы философов и поэтов равных тем, которые никогда не были превзойдены, если только мы исключим Шекспира. Великим писателям золотого века нашей литературы мы обязаны пламенным пробуждением общественного мнения, низвергнувшим наиболее старые и наиболее притеснительные формы ортодоксальных предрассудков. Мильтону мы обязаны ростом и развитием того же самого духа: пусть вечно помнят, что священный Мильтон был республиканцем и смелым исследователем в области морали и религии. Великие писатели нашей собственной эпохи, как мы имеем основание предполагать, являются созидателями и предшественниками какой-то неожиданной перемены в условиях нашей общественной жизни или в мнениях, являющихся для них цементом.
По мере развития
сцены медленно занимается рассвет.
Прометей
Монарх Богов и Демонов могучих,
Монарх всех Духов, кроме Одного!
Перед тобой - блестящие светила,
Несчетные летучие миры;
Из всех, кто жив, кто дышит, только двое
На них глядят бессонными очами:
Лишь ты и я! Взгляни с высот на Землю,
Смотри, там нет числа твоим рабам.
Но что ж ты им даешь за их молитвы,
За все хвалы, коленопреклоненья,
За гекатомбы гибнущих сердец?
Презренье, страх, бесплодную надежду.
И в ярости слепой ты мне, врагу,
Дал царствовать в триумфе бесконечном
Над собственным моим несчастьем горьким,
Над местью неудавшейся твоей.
Три тысячи как будто вечных лет,
Исполненных бессонными часами,
Мгновеньями таких жестоких пыток,
Что каждый миг казался дольше года, -
Сознание, что нет нигде приюта,
И боль тоски, отчаянье, презренье -
Вот царство, где царить досталось мне.
В нем больше славы, вечной и лучистой,
Чем там, где ты царишь на пышном троне,
Которого я не взял бы себе.
Могучий Бог, ты был бы Всемогущим,
Когда бы я с тобою стал делить
Позор твоей жестокой тирании,
Когда бы здесь теперь я не висел,
Прикованный к стене горы гигантской,
Смеющейся над дерзостью орла,
Безмерной, мрачной, мертвенно-холодной,
Лишенной трав, животных, насекомых,
И форм, и звуков жизни. Горе мне!
Тоска! Тоска всегда! Тоска навеки!
«ЧЕНЧИ» – тираноборческие и богоборческие идеи.
Граф Ченчи, богатый римский вельможа, глава большого семейства, прославился своим беспутством и гнусными злодеяниями, которые он даже не считает нужным скрывать. Он уверен в своей безнаказанности, потому что даже папа, осуждая его грехи, готов простить их графу за щедрые подношения. В ответ на увещевания и укоры окружающих Ченчи без тени смущения заявляет: «Мне сладок вид агонии и чувство, / Что кто-то там умрет, а я живу. / Во мне нет ни раскаянья, ни страха, / Которые так мучают других».
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Комната в палаццо Ченчи. Входят граф Ченчи и кардинал Камилло.
Камилло
Мы можем это дело об убийстве
Замять совсем, но только вам придется
Отдать его Святейшеству поместье,
Которое за Пинчио лежит.
Чтоб в этом пункте вынудить у Папы
Согласие, я должен был прибегнуть
К последнему ресурсу - опереться
На все мое влияние в конклаве,
И вот его Святейшества слова:
"Граф Ченчи покупает за богатства
Такую безнаказанность, что в ней
Великая скрывается опасность;
Уладить два-три раза преступленья.
Свершаемые вами, - это значит
Весьма обогатить святую Церковь
И дать возможность гибнущей душе
Раскаяться и жить, избегнув Ада:
Но честь его высокого престола
Не может допустить, чтоб этот торг
Был вещью ежедневной, прикрывая
Обширный сонм чудовищных грехов,
Которых и скрывать вы не хотите
От возмущенных взоров глаз людских".
Ченчи
Треть всех моих владений, - что ж, недурно!
Идет! Как слышал я, племянник Папы
Однажды архитектора послал,
Чтоб выстроить недурненькую виллу
Средь пышных виноградников моих,
В ближайший раз, как только я улажу
Свои дела с его почтенным дядей.
Не думал я, что так я попадусь!
Отныне ни свидетель, ни лампада
Не будут угрожать разоблачить
Все, что увидел этот раб негодный,
Грозивший мне. Он щедро награжден, -
Набил ему я глотку цепкой пылью.
И кстати, все, что видел он, лишь стоит
Того, что стоит жизнь его. Печально. -
"Избегнуть Ада!" - Пусть же Сатана
Поможет душам их избегнуть Неба!
Сомненья нет, что с Папою Климентом
Любезные племянники его,
Склонив колена, молятся усердно
Апостолу Петру и всем святым,
Чтоб ради их он дал мне долгой жизни,
Чтоб дал мне силы, гордости, богатства
И чувственных желаний, - чтобы мог я
Творить поступки, служащие им
Чудесным казначеем. Пусть же знают
Мои доброжелатели, что много
Еще владений есть у графа Ченчи,
К которым прикоснуться им нельзя.
Романтизм и реализм сочетался у В.Скотта. (1771-1832)
Германия.
Шиллер, Гельдерлинг, Гофман,
Дата: 2019-04-23, просмотров: 224.
