ХХ съезд дал мощный импульс стремлению общества, прежде всего интеллигенции, к духовному освобождению. В стране, где все средства массовой информации находились в руках государства, выразителем общественного мнения стала литература. В июне 1956 г. О. Берггольц, выступая в Доме литераторов, заявила: «Считаю, что одной из основных причин, которые давят нас и мешают нашему движению вперед, являются те догматические постановления, которые были приняты в 1946–48 гг. по вопросам искусства…». Вслед за тем К. Симонов высказался против постановления ЦК «О кинофильме “Большая жизнь”».

· Почему именно постановления 1946–1948 гг. оказались в фокусе общественного внимания после ХХ съезда?

Однако вскоре «Правда» решительно одернула писателей: «Нашлись отдельные литераторы, которые пытались представить как утратившие силу известные решения ЦК по вопросам литературы и искусства. Решения партии направлены против отрыва от жизни народа, от политических задач современности… Это принципиальное содержание партийных документов мы будем отстаивать в интересах развития литературы»

События 1956 г. в Восточной Европе еще более усилили консерватизм партийного руководства. Необходимо было положить конец идейным «шатаниям», призвать к порядку слишком осмелевшую интеллигенцию. В декабре 1956 г. ЦК КПСС направил на места закрытое письмо с характерным названием «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов».

ИЗ ПИСЬМА ЦК КПСС

«За последнее время среди отдельных работников литературы и искусства, сползающих с партийных позиций, политически незрелых и настроенных обывательски, появились попытки подвергнуть сомнению правильность линии партии в развитии советской литературы и искусства, отойти от принципов социалистического реализма на позиции безыдейного искусства, стали выдвигаться требования «освободить» литературу и искусство от партийного руководства, обеспечить «свободу творчества», понимаемую в буржуазно-анархистском, индивидуалистическом духе».

Постановления 1946–1948 гг. были объявлены правильными и сохраняющими свое значение. Подверглись критике журналы «Вопросы истории» и «Вопросы философии», многие публикации которых раздражали идеологов из ЦК[431].

В 1957 г. грубым нападкам подвергся писатель В. Дудинцев, которого обвинили в «нигилистическом перечеркивании советской действительности» в романе «Не хлебом единым».

На тех, кто рисковал не соглашаться с официальной политикой, обрушились и откровенно карательные меры: исключение из партии и комсомола, изгнание из ВУЗов, увольнения, даже аресты. Так, в Ленинграде в конце 1956 г. были арестованы члены молодежного кружка Р. Пименова и «Союза коммунистов», а в Москве в 1957 г. — члены «Союза революционного ленинизма» и студенческая группа Л. Краснопевцева. Все они считали сталинизм искажением социалистического строя и мечтали о возрождении настоящего ленинизма. Группа Пименова выступала также против советского вторжения в Венгрию.

В январе 1957 г. на приеме в посольстве Китая Хрущев заявил, что Сталин может служить примером для коммунистов. Репрессии Хрущев назвал «личной трагедией» Сталина, порожденной особенностями его характера и остротой классовой борьбы.

Явная непоследовательность Хрущева, метания между разоблачениями и восхвалениями Сталина объяснялись, по-видимому, и давлением партийных консерваторов, и собственной боязнью утратить идеологический контроль над обществом. Однако джинн был уже выпущен из бутылки. Новое выступление Хрущева возмутило тех самых людей, которые горячо поддержали его после ХХ съезда, о чем свидетельствуют многочисленные письма в ЦК и выступления на партийных собраниях.

Но даже теперь многие представители интеллигенции продолжали надеяться на продолжение курса ХХ съезда. Основания к тому имелись: постепенно стали возникать новые литературные журналы («Москва», «Нева», «Юность», «Иностранная литература» и другие), вновь начали публиковать И. Бунина, М. Зощенко, С. Есенина[432]. В Союзе писателей были посмертно восстановлены погибшие в заключении И. Бабель, Ю. Домбровский, И. Катаев, Б. Корнилов, Б. Пильняк и другие.

Состоялись два выпуска альманаха «Литературная Москва», в котором впервые были опубликованы стихи репрессированного Н. Заболоцкого, М. Цветаевой, главы из поэмы А. Твардовского «За далью — даль», рассказ А. Яшина «Рычаги»[433] Редакция, в которую входили Э. Казакевич, М. Алигер, В. Каверин, К. Паустовский и другие, с увлечением готовила третий выпуск. Однако ему не суждено было выйти в свет. Весной 1957 г. несколько газет одновременно обрушились на «Литературную Москву». Тон задавала «Литературная газета», которую тогда возглавлял фанатичный сталинист В. Кочетов.

В мае 1957 г. в ЦК состоялась встреча руководителей партии и правительства с участниками Пленума правления Союза советских писателей. Накануне еще сохранялась надежда, что Хрущев поддержит либеральное направление в литературе. Случившееся превзошло самые худшие ожидания.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПИСАТЕЛЯ В. КАВЕРИНА

«Когда все речи были произнесены, выступил Хрущев. Он говорил два часа. Я слышал его впервые. Пересказать его речь невозможно. Она была похожа на обваливающееся здание.. Между бесформенными кусками, летящими куда придется, не было никакой связи. Начал он с заявления, что нас много, а он один. Мы написали много книг, но он их не читал, потому что, «если бы он стал их читать, его бы выгнали из Центрального Комитета». Потом… последовал главный выпад против Венгрии… Вот здесь, кажется, он и перешел к «кружку Петефи», подражая которому некоторые писатели попытались «подбить ноги» советской литературе. Кажется, он не назвал «Литературную Москву», но совершенно ясно было, что речь идет именно о ней. Тут же досталось и всему Союзу писателей в целом…

Как ни бессвязна была речь Хрущева, смысл ее был совершенно ясен. «Они хотели устроить у нас «кружок Петефи», и совершенно правильно, по-государственному поступили те, кто ударил их по рукам». Это было подхвачено, эòî передавалось из уст в уста… Пахло арестами, тем более, что Хрущев в своей речи сказал, что «мятежа в Венгрии не было бы, если бы своевременно посадили двух-трех горлопанов».

Между тем, «оттепель», как это ни странно, продолжалась.

Движение маятника общественной атмосферы — направо — налево — все еще было тесно связано с Двадцатым съездом, с очевидной невозможностью возврата к сталинизму и берианству».

Арестов не последовало, но писательские организации постарались как можно резче осудить «Литературную Москву», чтобы продемонстрировать собственную благонадежность. Членов редколлегии альманаха обвинили в том, что у них «было единство политических позиций, не совпадавших с тем, к чему обязывали нас решения ХХ съезда».

Выпуск альманаха был прекращен. Его авторов и редакторов принуждали к публичному покаянию. Сломить удалось не всех. Так, отказались каяться В. Дудинцев, В. Каверин, К. Паустовский.

· Почему, несмотря на начавшуюся «оттепель», партийное руководство столь резко отреагировало на издание художественного альманаха?

В печати появились обвинения интеллигенции в нигилизме, очернительстве советской действительности и ревизионизме. Позднее писатель и переводчик Л.З. Копелев писал: «Мы были совершенно искренними, когда отвергали обвинения в ревизионизме, ведь мы не хотели ничего ревизовать, а напротив отстаивали дух и букву законов и уставов, которые давно существовали. Мы думали, что нам нужно только сломить сопротивление арьергардов сталинщины. Однако в действительности мы противостояли советской системе, сами того не сознавая». [Курсив мой — Л. К.].

· Проанализируйте высказывание Л.З. Копелева

Антипартийная группа»

Если для интеллигенции политический и идеологический курс Хрущева был слишком консервативным, то в глазах значительной части партийного руководства он выглядел чрезмерно либеральным. После ХХ съезда бывшие соратники Сталина понимали, что критика «вождя» становится все более опасной для них самих. К тому же Хрущев действовал все более авторитарно, нередко не считаясь с мнением членов Президиума ЦК. В июне 1957 г. 7 из 11 членов Президиума ЦК (Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Молотов, Первухин, Сабуров) и поддержавший их кандидат в члены Президиума Шепилов потребовали смещения Хрущева. Они обвиняли Хрущева в формировании собственного культа личности, популистских обещаниях и ошибочной внешней политике. Хрущева поддерживали лишь три члена Президиума (Микоян, Кириченко, Суслов), но на его стороне было большинство кандидатов в члены Президиума и секретарей ЦК. Опираясь на их поддержку, Хрущев сумел в кратчайшие сроки созвать Пленум ЦК и добиться осуждения своих противников. Особенно решительно встали на сторону Хрущева военные во главе с маршалом Жуковым.

Действия противников Хрущева были охарактеризованы Пленумом как создание фракционной антипартийной группы. Каганович, Маленков и Молотов были выведены из членов Президиума, Шепилов — из кандидатов. Позднее, в 1961 г., Каганович, Маленков и Молотов были исключены из партии. В новом составе Президиума ЦК, расширенном до 15 человек, преобладали сторонники Хрущева. Булганин был удален из состава Президиума в 1958 г., Ворошилов — в 1960 г. С 1958 г. Хрущев сменил Булганина на посту председателя Совета Министров, совместив, таким образом, посты главы правительство и лидера партии.

На июньском Пленуме стало очевидно, что в политике значительно возросла роль военных, прежде всего Жукова. Опасаясь политического влияния маршала, Хрущев в октябре 1957 г. обвинил его в недооценке роли партийных организаций в армии, преувеличении собственных заслуг, бонапартизме. 60-летний Жуков был исключен из Президиума ЦК, лишен поста министра обороны и уволен в отставку.

· Сравните методы политической борьбы, применявшиеся Сталиным и Хрущевым.