Общество и власть после войны
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Время надежд

Послевоенные годы были трудными, голодными, нищими. Почему же многие люди вспоминают их со светлым чувством? Только ли потому, что тогда они были молоды? Или в самом том времени было что-то особое?

По-видимому, общественная атмосфера тех лет характеризуется, прежде всего, одним словом: надежда. По словам К.М. Симонова, на фронте «жизнь после войны казалась праздником, для начала которого нужно было только одно — последний выстрел». И вот страшная война с ее неисчислимыми жертвами осталась позади. Выжившие и победившие были уверены: если уæ немцев разбили, то счастливая жизнь придет обязательно. Бедны были почти все, а потому отношения между людьми складывались искренние, без завистливости. Любые послевоенные трудности воспринимались как временные и преодолимые. Даже самая тяжкая нужда не казалась безысходной. Официальная пропаганда всячески поддерживала эти оптимистические настроения. Десятилетия спустя жители самых разных районов страны вспоминали о том, что при виде картин изобилия и веселья в кинокомедии «Кубанские казаки» они искренне полагали, что это только в их краях пока живется тяжело и бедно, но скоро и к ним придет та радостная жизнь, которая, судя по фильму, уже настала в остальной стране. Да, фильм был лжив, но он отвечал той потребности изголодавшихся и настрадавшихся людей, о которой говорила участница съемок: «Мы верили, что так и будет, и что всего много будет… И нам так нужно было, чтобы все было нарядно и чтобы песни пели».

Послевоенное детство

Городские дети послевоенных лет росли в спартанских условиях. Матери, зачастую поднимавшие детей в одиночку, работали от зари до зари. Главным воспитателем становился двор.

 

Вот тельняшка — от стирки бела,

Вот сапог — он гармонью надраен.

Вот такая в те годы была

Униформа московских окраин.

 

Много знали мы, дети войны,

Дружно били врагов-спекулянтов.

И неслись по дворам проходным

По короткому крику: «Атанда!»

Ю. Визбор

 

Самыми популярными развлечениями мальчишек тех лет наряду с кино были футбол и разведение голубей. «Турманы», «сизари», «почтовые» становились для многих настоящей страстью. Подманивая и перепродавая чужих голубей, можно было и заработать. Правда, не без риска: нравы среди послевоенной безотцовщины царили суровые. Двор уважал силу, смелость, презирал просившего пощады. Обычным делом были драки «до первой крови», «двор на двор», а то и «район на район». Случалась и поножовщина. Но существовал и особый кодекс чести: не нападать вдвоем или втроем на одного, не бить упавшего…

Нередко романтическими героями в глазах подростков становились уголовники. Преступность в послевоенные годы выросла: сказывалось большое количество неучтенного оружия, воспитанное войной равнодушие к чужой боли и смерти, а главное — всеобщая бедность, массовая беспризорность. Банды, подобные знаменитой московской «черной кошке», терроризировали целые города. Особый бандитский «шик», легенда о блатной «красивой жизни» притягивали тех, кто по возрасту опоздал на фронт.

 

 

Все — от нас до почти годовалых —

Толковищу вели до кровянки,

А в подвалах и полуподвалах

Ребятишкам хотелось под танки.

 

Не досталось им даже по пуле

В ремеслухе живи да тужи:

Ни дерзнуть, ни рискнуть, — но рискнули

Из напильников делать ножи.

В. Высоцкий

Правда, такой же романтический ореол окружал и сыщиков. А московский уголовный розыск (МУР) превратился просто в легенду. По-видимому, подростков привлекали сила и бесстрашие, которые они видели и в страже закона, и в его нарушителе.

Поколение победителей

После войны на городских улицах было очень много мужчин в военной форме, в том числе без знаков различия. Демобилизованные донашивали обмундирование — одни потому, что просто не имели гражданской одежды, другие — потому что отвыкли от нее и как-то неуверенно чувствовали себя в штатском. Послевоенные годы породили особый феномен: фронтовое поколение. К нему относились люди, прожившие разное количество лет, но объединенные опытом войны и окопным братством. Они и после войны продолжали тянуться друг к другу, тем более, что у вчерашних солдат возникало немало проблем, прежде всего психологических. Особенно трудной была адаптация к послевоенной жизни для самых молодых фронтовиков, ушедших воевать прямо со школьной скамьи, еще не имевших ни профессии, ни образования, ни семьи.

· Как вы понимаете слова «адаптация фронтовиков к мирной жизни»?

 

Лишь постепенно фронтовое единство стало неизбежно размываться. Одни фронтовики поñòóïàëи â ÂÓÇû, возвращались к оставленной на время войны работе, продвигались по службе. Перед ними открывались перспективы полноценной мирной жизни. Другие, особенно многие инвалиды, остро ощущали свою ненужность. Государство относилось к солдатам, получившим увечья, как к отработанному материалу. Ежегодно они были обязаны проходить медкомиссию для подтверждения инвалидности. Исключения не делалось даже для потерявших руки или ноги. Прожить на инвалидную пенсию было практически невозможно, поэтому в поездах, у вокзалов, на рынках постоянно встречались калеки, просящие подаяния.

Прибежищем фронтовиков, нелегко входящих в жизнь без войны, стали многочисленные пивные, закусочные, небольшие кафе — в просторечии шалманы. Нередко их называли «Голубыми Дунаями» — по часто звучавшему в те годы вальсу. Здесь не просто выпивали — здесь общались, тем более, что в тесноте перенаселенных коммуналок для этого не было условий. Общение в «голубых дунаях» отличалось привычной на фронте откровенностью, а потому они стали своеобразными «островками свободы», надежды на которую в реальной жизни остались, увы, неосуществленными.

Судьба военнопленных

Уже в 1945–1946 гг. репрессиям подверглись репатриированные из Германии военнопленные и «остарбайтеры». Люди, пострадавшие от фашистов, рассчитывавшие на доброе отношение и помощь Родины, подвергались унизительным проверкам, отправке в фильтрационные лагеря СМЕРШ и НКГБ[376]. Для этой цели уже в мае 1945 г. было сформировано 100 лагерей, готовых принять 1 млн. чел. Большинство прошедших «фильтрацию» оказались в ГУЛАГе. Писатель-фронтовик Г.Я. Бакланов вспоминал: «Из немецких лагерей прямым ходом в наши каторжные лагеря гнали пленных наших солдат домучивать до смерти: почему, мол в плен сдался, почему не покончил с собой? И на полстраны черной тенью легло клеймо: кто в окружении был, кто сам или родственники его остались на оккупированной территории… Все, все отныне были там под подозрением, как под прицелом. Волнами покатилась по стране разжигаемая ненависть… И тот, кто с фронта возвращался победителем, в своей стране становился побежденным».

Лишь в 1956 г. к военнопленным был применен изданный годом ранее Указ «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». Даже через 11 лет после войны государство не реабилитировало бывших военнопленных — оно лишь простило их, приравняв заодно к предателям и полицаям! О льготах бывшим узникам концлагерей не приходилось даже мечтать вплоть до конца 80-х гг.

· О чем свидетельствует такое отношение властей к своим гражданам, оказавшимся в плену и на оккупированной территории?

5. Разгром сопротивления
на Западной Украине и в Прибалтике

Настоящая война развернулась после Победы на территории Западной Украины, где против Советской власти упорно и жестоко боролась Украинская повстанческая армия (УПА). Многие среди ее бойцов — члены организации украинских националистов (ОУН) — в годы войны сотрудничали с нацистами, а потому не ждали от властей пощады. Продержаться до 1950 г. оуновцы смогли благодаря широкой поддержке местного населения, прежде всего крестьян, недовольных возобновившимся раскулачиванием. Подавить партизанское движение западных украинцев удалось только ценой массовых арестов и депортаций, которым подверглось свыше 300 тыс. чел.

Стремясь покончить с антисоветским подпольем на Западной Украине, Советская власть разгромила униатскую церковь, обвинив ее в пособничестве гитлеризму. Униатское духовенство подверглось массовым репрессиям. В феврале 1946 г. собранный под контролем властей собор униатской церкви принял решение о ее упразднении и объединении с православием. Однако полностью уничтожить униатство не удалось, оно сохранилось в подполье.

Ненамного меньшим был размах сопротивления в Прибалтике. Основные силы местных партизан — «лесных братьев» — были разгромлены к 1948 г., но отдельные группы продолжали действовать даже в начале 50-х гг. Правда, как на Украине, так и в Прибалтике антисоветское вооруженное подполье, загнанное в леса, постепенно все более вырождалось в откровенный бандитизм.

Важным средством борьбы с повстанческим движением на Западной Украине, и особенно в Прибалтике, стало широкое перемещение туда, в связи с проведением индустриализации, русскоязычного населения. Этнический состав населения резко изменился, что значительно укрепило социальную опору режима. Переселенцы, за редким исключением, не умели, да и не хотели по-настоящему сблизиться с коренными жителями, не стремились овладеть местными языками. Отношения между ними и большинством прибалтийского населения, нередко видевшего в них оккупантов, оставались напряженными.

· Известно, что после распада СССР многие на Западной Украине и в Прибалтике считают бойцов ОУН и «лесных братьев» борцами против советской оккупации. А как вы оцениваете их деятельность?


Послевоенный ГУЛАГ

После войны в советских лагерях по-прежнему царили изнурительный 10–12-часовой труд, голод и произвол конвоя, надзирателей и уголовников. Заключенному, выполняющему производственную норму на тяжелой физической работе, полагалось в день 800 г хлеба, 120 г крупы, 20 г жиров, 30 г мяса или 75 г рыбы, 27 г сахара. Однако в виде пайки заключенным выдавали только хлеб, остальное составляло приварок (горячую пищу) и нещадно разворовывалось. К тому же большинство заключенных, среди которых многие прошли гитлеровские концлагеря, были физически не в состоянии выполнить установленные нормы, а потому получали лишь 300–400 г хлеба и жидкую баланду.

В 1948 г. были созданы Особые лагеря, неофициально именовавшиеся каторжными. Режим в них был гораздо тяжелее, чем в обычных исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ). Впрочем и ИТЛ зэки переименовали в истребительно-трудовые.

Если до войны по 58-й статье или по «указу о пяти колосках», как правило, приговаривали к восьми—пятнадцати годам заключения, то в послевоенные годы типичными стали 25-летние приговоры.

Значительно изменился состав заключенных, особенно в Особых лагерях. Теперь среди них было много бывших военнопленных, бандеровцев, власовцев. Эти люди, прошедшие фронт и привыкшие к оружию, не питали никаких иллюзий по отношению к режиму, бросившему их за колючую проволоку. Многие из них на своем опыте убедились, что советские лагеря ничуть не лучше немецких, и ненавидели лагерное начальство как фашистов. Сумасшедшие сроки не оставляли им надежды когда-либо выйти на свободу. Все это привело к немыслимым в довоенном ГУЛАГе вооруженным бунтам. Лагерные восстания происходили в 1946–1952 гг. на Колыме и в Воркуте, в Джезказгане, Экибастузе и Салехарде, на Тайшете, Печоре и Сахалине… Восстание под Воркутой в 1948 г. было подавлено с применением боевой авиации. В большинстве случаев восставшие не имели никаких далеко идущих планов и поднимались на борьбу просто из желания умереть в бою, а не на коленях.

· Почему после Победы репрессивная политика не только не смягчилась, но приобрела еще более жестокие формы?

· О чем свидетельствуют вооруженные восстания в ГУЛАГе?

Расправа с военачальниками

Едва закончилась война, как в разряд политически неблагонадежных попали не только вчерашние коллаборационисты, военнопленные, жители оккупированных территорий, но и те, кто совсем недавно командовал армиями и фронтами. Во время войны Сталину приходилось зачастую мириться с известной самостоятельностью военачальников. Некоторые из них, особенно Жуков, Василевский, Рокоссовский, не боялись спорить с Верховным, отстаивать свою точку зрения. Укрепившееся чувство собственного достоинства полководцев, рост их популярности, по-видимому, показались Сталину опасными. Уже в конце 1945 г. СМЕРШ и органы госбезопасности начали собирать компрометирующий материал на маршала Жукова и других видных генералов. В 1946 г. последовали аресты среди военных авиаторов во главе с главкомом ВВС маршалом авиации А.А. Новиковым и наркомом авиационной промышленности А.И. Шахуриным. Все они были обвинены в том, что сознательно «протаскивали на вооружение ВВС заведомо бракованные самолеты и моторы…, что приводило к большому числу аварий и катастроф в строевых частях ВВС» и осуждены к длительным срокам заключения.

Из подсудимых выбили показания против Жукова. Особенно много в протоколах допросов сведений о критических высказываниях маршала в адрес Сталина. Однако арестовать исключительно популярного в то время Жукова Сталин все же поостерегся. Полководца лишь обвинили в непомерных амбициях и преувеличении своей роли в прошедшей войне. Жуков был отстранен от должности заместителя министра Вооруженных Сил СССР и других занимаемых постов и назначен командующим Одесским, а в 1947 г. — тыловым Уральским военным округом. Многие близкие к Жукову люди были арестованы, от них под пытками добивались показаний о предательстве маршала. Обвиняли Жукова и в присвоении ценностей на территории Германии.

Если Жуков отделался понижением в должности, то другие, не столь известные генералы В.Н. Гордов, Г.И. Кулик, Ф.Т. Рыбальченко, арестованные за подслушанные органами МГБ критические высказывания по адресу существующей власти, были расстреляны. Уголовные дела на генералов фабриковались и позднее. Однако репрессии 1937–1941 гг. в армии, к счастью, не повторились. Сталин, по-видимому, все же учел печальный опыт первых военных лет.

Но если подвергать новому разгрому армию было опасно, то интеллигенцию просто необходимо казалось приструнить.

Дата: 2019-03-05, просмотров: 263.